Вон!закричал государь.Пошёл вон, блядин сын!
Ответ этот не нуждался в переводе. Сохраняя спокойствие, Газский митрополит трижды поклонился государю, поклонился Фёдору Ртищеву и думному дьяку Башмакову, присутствовавшим при разговоре, и с чувством собственного достоинства удалился.
Страшно, ой как страшно было Симеону Полоцкому, но восхищение Лигаридом всё равно было сильнее. Как достойно сумел поставить Газский митрополит невежественных москвичей на место!
И, заметив немое обожание, струящееся от монаха, улыбнулся Паисий Лигарид.
Не бойся...сказал он Полоцкому.Всё будет,как мы и задумывали...
Алым от радостного смущения стало лицо Полоцкого. О, какое счастье служить истинно великим людям! Не важно, если и ошибся Газский митрополит. С ним и за него готов был пойти Симеон на любые лишения.
Благослови, владыко!припадая к его руке, прошептал он.
Но никаких жертв не потребовалось от Полоцкого. Всё произошло, как было задумано.
12 декабря в Благовещенской церкви Чудова монастыря зачитали Соборный приговор по делу Никона.
Государя не было, но зато были отставные патриархи и все митрополиты и епископы. Симон Вологодский пробовал отговориться от участия в этом подлом деле болезнью, но его принесли в церковь на носилках.
Греческий текст приговора прочитал эконом Антиохийского патриарха Иоанн, а русскийархиепископ Иларион.
Между прочим, в приговор было включено и обвинение Никона в гибели шурина Илариона.
Низверг один, без Собора, Коломенского епископа Павла! И, рассвирепев, совлёк с него мантию и предал его тягчайшему наказанию и биению, от чего архиерею тому случилось быть как бы без разума, и никто не видел, как погиб бедный, зверями ли растерзан или впал в реку и утонул...
Иларион читал эти слова приговора, и голос его дрожал, а перед глазами стояло лицо Аввакума, попрекнувшего его предательством. Эти слова приговора и были ответом Аввакуму. Многое можно сделать, если ты в единении со всей Церковью, правду и справедливость можно защитить!
Как только был дочитан приговор, приезжие патриархи вскочили со своих седалищ и, бормоча на ходу молитвы, бросились к Никону. Начали срывать с него панагии, усыпанные бриллиантами, и клобук с вышитым на нём огромными жемчужинами крестом.
Из-за делёжки драгоценностей между Макарием и Паисием возник спор.
Печально смотрел на них Никон.
Возьмите и мантию мою, бедные пришельцы!сказал он.Разделите на ваши нужды.
Нет!со вздохом ответил ему Макарий.Мантию снимать с тебя великий государь не велел.
Отчего не велел?удивился Никон.Это ваша добыча.
Без патриаршего клобука красноватое скуластое лицо Никона выглядело совсем по-мужицки. И не шла, не шла к нему богатая мантия, была она как будто с чужого, к примеру, того же Макария, плеча. Но не осмелился Макарий нарушить повеление великого государя.
Так, в дорогой мантии и простом клобуке, снятом с греческого монаха, и вывели патриарха Никона из церкви.
Садясь в сани, со всех сторон окружённые стрельцами, с трудом сдерживавшими толпу, Никон начал громко разговаривать сам с собою.
Отчего всё это тебе приключилось, Никон?спрашивал он.Дурак ты, Никон. Не говорил бы правды боярам, а богатые обеды бы устраивал им, небось и сейчас тебе другой почёт был!
Молчи, Никон!кричал шагающий следом за санями архимандрит Сергий.Не велено тебе говорить!
Чего кричит он?громко спросил Никон у своего эконома.Скажи ему, если имеет власть, пусть силой зажмёт мне рот!
Сергий!крикнул эконом.Слышал, чего святейший сказал?!
Блядин ты сын!заорал на эконома Сергий.Как ты смеешь простого чернеца патриархом называть?!
А сам чего кричишь?!закричали из толпы на Сергия.Ты ему, что ли, патриаршее имя давал?!
Зашумела толпа.
Пришлось свернуть от беды на Земский двор. Здесь и провёл эту ночь Никон.
Но наутро, когда должны были везти патриарха в Ферапонтов монастырь, ещё большая толпа собралась в Кремле, чтобы проводить хотя и своенравного, носвоего настоящегопатриарха.
Как и Аввакума минувшим летом, пришлось увозить его тайком.
В Ферапонтов монастырь увезли. Так и не удалось больше Никону побывать в своём Новом Иерусалиме. Только после кончины своей вернётся он в Воскресенский монастырь...
А в тот день, 5 декабря, прогнав Лигарида, долго ещё бушевал тишайший государь.
Блядины сыны, а не учителя вселенские!кричал он.Как же так получилось-то? А? Как же так вышло, Феденька?! Ведь это ты мне и советовал насчёт учителей вселенских! Чего молчишь, словно воды в рот набрал?!
А что мне говорить, свет-государь...ответил Ртищев.Моё дело, как говорится, телячье. Обосрался и стой... советовал, конечно. Думано-то было, как лучше сделать, как все церкви под твоей, великого государя, рукой собрать, а видишь, что вышло-то... Чего тут говорить будешь? Казни меня, неклюжего.
И так сокрушённо вздохнул, что не смог государь закричать. Как телёнок стоял сейчас Федя. Чего кричать на него?
А ты что молчишь?повернулся Алексей Михайлович к Башмакову.Не приказывал я вызнать, настоящие ли патриархи?
Да ведь как вызнаешь-то...развёл руками думный дьяк.Личность Макария известная ещё по прошлому приезду, а у Паисия мы подпись стребовали. Сличили потом с той, которая на грамоте патриархов. Сошлось... Он ведь и подписывал ту грамоту. А у людей патриарших чего выпытаешь? Почитай, все племянниками патриаршими записаны, каждый возами товары с собой везёт, торгуют везде, где ни придётся. Дядю, говорят, случайно в Шемахе встретили, больше ничего не ведают. Подозрительно, конечно, но ведь и прежде так же к нам патриархи ездили. Записано, архимандрит или архонт какой-нибудь, а сам по торговой части промышляет. И раньше дурили так, каб на провоз не тратиться...
Смотрел на Башмакова государь и не видел думного дьяка. Мгла стояла в глазах. Вчера верховые нищиеопять говорили, что слух ходит, будто конец света наступает. Может, и правду говорят? Нетто не конец света, если кругом среди митрополитов и патриархов одни мошенники? И у него в России тоже иезуиты кругом. На Печатный двор чернокнижник этот, Арсен, пробравшись был... Господи! Что же делать-то?
А что делать-то?снова по-телячьи вздохнул Ртищев.Нечего делать, государь. Сволочь этот Лигаридий, конечно, а только куда ни погляди, надо поступить так, как он говорит. Не столько уж и денег турки возьмут, чтобы назад патриархами Макария с Паисием поставить. Всё дешевле выйдет, чем заново патриархов созывать. Да и не совсем уж самозванцы патриархи-то наши. Так, маленько только надули, и всё!
А Лигаридий?! За него что, тоже хлопотать, каб назад поставили?!
А куды денешься, свет-государь...заплакал Фёдор.Отстань ты от его, от греха. Пущай там с им разбираются. Нешто у нас своих мошенников да воров мало?
Темно в глазах у государя было. Мыслимое ли делоего же надули, и ему же и платить, каб мошенников покрыли?! Невозможно стерпеть, а и волю гневу не дашьещё хуже позор выйдет. Ничего не понимал государь. Что делать, что предпринять...
Решил, как всегда решал. Оставить решил как есть. Как всегда решал, так и решил.
Когда приговор Никону объявляли, государь и в церковь не пошёл. Бояре-то рассказывали потом, чуть не разодрались патриархи, когда облачение Никоново делили. Велел отобрать клобук и панагии. Никону денег послал, соболей. Но всё вернул друг собинный. И благословения своего не дал. Так и увезли его в заточение...
Пошто не пошёл, государь великий, с другом-то не простился?спросил вечером Никитка-юродивый.
Не ответил юроду Алексей Михайлович. Сам не знал, почему не пошёл проститься.
Молчи, дурак!громким шёпотом заругалась на Никитку карлица.Свет-государь и в Николу-на-Угреше ездивши, тоже к Аввакуму не заходил. А там и дорожка ему песком посыпана была. Постоял, бедной, возле темницы, повздыхал, да и назад на Москву поехал... Бился Аввакумка с Никоном, а государь вон как мудро рассудил: и того и другого в тюрьму запер.
Громко шептала карлица, всё Алексею Михайловичу слыхать было. Но остановил рукою боярина, двинувшегося было прогнать из царских покоев убогих. Пусть говорят... Может, про конец света чего слышали?
Ну как же не слыхать. Говорят, вовсю на Москве говорят про конец света. В этом году и должен конец света наступить, такое творится дак...
Полно врать-то...вздохнул Алексей Михайлович.Лучше бы весёлое что рассказали.
Дак чего же весёлое-то?озаботилась карлица.Разве из лечебника на иноземцев что? Вот слухай, свет-государь, какой новый порошок от поноса я знаю. Взять надо воловово рыку пять золотников, чистого, самого ненастного свинова визга шестнадцать золотников, вешняго ветру наметать да вежливаго журавлиного ступанья добавить. Ещё денные светлости два золотника да ещё добавить набитого от жернового камени янтарного масла пять золотников... А коли не понос, а просто сердце заболело, так надо тележного скрипу взять да намешать туда мостового белаго стуку... Принимать эту микстуру три дни, а потом потеть на морозе нагому, а выпотев, как следует обтереть себя сухим дубовым платком, и до той поры обтирать, пока не отпадёт от сердца болезнь...
Ну, довольно, довольно...замахал длинными руками боярин.Пошли, убогие. Государь опочивать будет.
И верно, задрёмывал государь.
Тяжелел сном.
Иногда глаза открывал испуганночто, не наступил конец света?снова задрёмывал... Сны тоже тяжёлые были... Вроде по рецепту составленные, а совсем не смешные...
Глава восьмая
1
Конец света в 1666 году так и не наступил. Московские считальщики на 1669 год его перенесли. Но до тех пор ещё дожить надобнонапасти-то одна за другой валятся...
И вот ведь уже и своего нового патриарха поставили, а приезжие сидели в Москве, никуда не съезжали. И уже и с туркамислава Богу, хоть тут Лигаридий не обманул!договорились. Не столько и денег отдали, а добыт фирман от султана, позволяющий Макарию и Паисию возвратиться на свои кафедры. Не дорожились турки этими кафедрами. Только теперь не турки, а православные заартачились. Торговаться стали, дескать, и тем Паисий плох, и этим не хорош, если не приплатите к нему, никак невозможно принять... С Константинопольским и Иерусалимским патриархами переписка завязалась. Христом Богом умолял Алексей Михайлович выманить Макария да Паисия из России, своих мошенников да воров полно.
Вон на Волге Стенька Разин этакую дерзость учинил! Караван пограбил разбойник! Начальных людей поубивал, колодников расковал, все припасы и деньги среди казаков своих разделил. Оно, конечно, озорство казачьедело привычное, но чтоб на царский караван, на патриаршие стяги руку поднять? Нет... Такого ещё не было. Слава Богу, с Волги оттеснили воров. Ушли разинские отряды на Яик...
Надо поскорее и Макария с Паисием сбыть с рук. Уже указано было корабль строить, чтобы без задержки, прямо из Астрахани, патриархов в Персию отвезти, откуда и прибыли они. Дальше пускай сами на кафедры свои возвращаются. Летом 1667 года и заложили корабль. «Орлом» корабль решили назвать...
Видели Паисий и Макарий, что нервничает государь. Жалко государя было... А что поделаешь? Что сейчас не получишь, потом ведь не стребуешь. Уедешь из Москвы, назад-то небось не пустят. Господи, Господи! Хоть бы уж Константинопольский да Иерусалимский патриархи пособили маленько, невозможно ведь жить без кафедров-то...
Спаси Господи, митрополит Газский надоумил, что прошение Константинопольского патриарха заслужить надобно. Шибко большую волю Русская Церковь взяла, у греческих иерархов учиться не хочет. Это дело никак остановить нельзя. Коли уж Никона осудили, надо и её осудить.
Ну, в Русской Церкви порядки навестидело хорошее. На это Паисий с Макарием согласны были. Сами виделислишком уж вознеслись москвичи со своим православием. Это ж надо! До того дожили, что греков унией попрекают!
Всю весну не покладая рук патриархи трудились. Газский митрополит составлял определение Собора, а патриархи архиереев здешних подписывать эти бумаги примучивали.
Пошто хлопочете-то, святители?пытался утишить вошедших в азарт учителей патриарх Иоасаф.Осудили уже мы обряды церковные. Всё ладно устроено. Тремя перстами велено крестное знамение творить.
Вы и Никона от патриаршества отрешали,отвечал Макарий.А что вышло? Только верхушку у сорняков удаляете, а их с корнями вырывать надобно. Почитай-ка, святейший, лучше, что мы архимандриту Дионисию написать велели.
Хмурился Иоасаф. Не нравилось ему рвение учителей, но ругаться с ними боялся. Ещё не чувствовал силы. Погодить надо... Вздыхая, листал Дионисиеву книгу.
«Егда согбаем три первыя персты десныя руки, знаменуем, яко веруем и исповедуем во святой Троице едино Божество и едино существо, сиречь: един Бог триипостасный и единосущный, якоже сии трие первии персты десныя руки имеют токмо именование: первый, второй и третий; а который есть болши или менши, не можеши разу мети или сказати... Три перста за Троицу, совокупление перстов ради единицы, сиречь, яко Троица и единица есть Бог... А вы глаголете: совокупити два персты: вторым и третием, а третий наклонен быти мало под вторым... Како дерзаете вы такие хульные слова на Бога глаголати? Како не боитеся, что распадётся земля и поглотит вас, таких еретиков, и пойдёте вы с душою и телом в муку вечную, в негасимый огонь? Ваше знаменование Троицы неподобно и неравно, слепцы вы от беззакония вашего. Ведь один перст болши, а четвёртый менши, а пятый ещё зело менший. Ещё и числа их разны. Первый перст, и четвёртый, и пятый, а непоряду, как у нас,первый, второй и третий. О, мудрецы злобы! Како не зрите свет истины и блядствуете безместная?!»
Мудро Дионисий Грек писал... Понять ничего невозможно, но сразу видновеликой учёности человек, не то что свои невежи, по простоте навыкшие. Куды тут спорить?
И не спорил патриарх Иоасаф с приезжими учителями. Даже когда, выкорчёвывая сорняки, до Стоглавого Собора добрались, промолчал. Покорно склонил голову, когда огласил Дионисий соборное решение:
«А собор иже бысть при благочестивом великом государе, царе и великом князе Иоанне Васильевиче, от Макария, митрополита Московского, и что писаша... еже писано неразсудно, простотою и невежеством...
И мы, Папа и Патриарх Александрийский и судия вселенский, и Патриарх Антиохийский и всего востока и Патриарх Московский и всея России, и весь освящённый Собор, туюнеправедную и безрассуднуюклятву Макариеву разрешаем и разрушаем...»
Страшно было Рязанскому архиепископу Илариону слова эти слушать. Снова возникло перед ним лицо Аввакума. Протопоп ругался на Никона, что всю Русскую Церковь он неправославной нарёк. Выходит, что прав протопоп? Кого в невежестве и безрассудстве попрекают? Ведь это про святителя Макария, создавшего Великие Четьи Минеи, на которых и возрастала Русская Церковь, говорится!
Теперь ты, владыко, подпись клади!прервал его раздумья голос Дионисия.
Встал Иларион.
Святейшие!сказал он, обращаясь к патриархам.Не надобно бы такое про великого святителя писать!
Что-то быстро проговорил по-гречески Дионисий. Александрийский патриарх Паисий нахмурился.
Преслушающие же сию заповедь и правило наказаны да будут запрещением и отлучением!сказал он строго.А кто пребудет в упрямстве своём до скончания своего, да будет и по смерти отлучён, и душа его с Иудою предателем и с распявшими Христа жидовы, и со Арием, и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камения и древеса да разрушатся и растлятся, а той да будет не разрешён и не растлен, и яко тимпан во веки веков, аминь!добавил Макарий.
Отчаянно взглянул Иларион на своего патриарха. Тот отвёл глаза...
Пришлось покориться и Илариону. Уже потом сообразил, что Паисий так и не понял, о чём он говорит. Посчитал, что Иларион защищает двоеперстников.
Вместе со всеми русскими отцами Собора подписался Иларион под обвинением в невежестве и безумии русского чудотворца святителя Макария.
2
Осуждение Стоглавого Соборакульминация в трагедии Русской Православной Церкви.
Полтора века исполнялось в 1667 году, как обрела она самостоятельность. Случилось это, когда Византия, принявшая Унию, потеряла свою государственную независимость. Русские святые и чудотворцы увидели связь между отступлением от догматов православия и утратой государственного суверенитета Византийской империи.