Про Илью Муромца Алексей Михайлович из былин только слыхал, другой, должно быть, не богатырь, а угодник Божий, в пещерах почивал киевских. Поближе бы пример, какой патриарх подыскал... Возражать, однако, ему Алексей Михайлович не стал. Греческая церковь вся тремя перстами крестится, это доподлинно известно. И патриархи об этом свидетельствуют, и Андрей Суханов, которого на разведку посылали, то же говорит.
Да и о сложении ли перстов государю думатьсвятительское дело то. Другое православного царя заботило. Страждали единоверцы и на Украине, и в других землях под злым утеснением латинян и басурманов. О них тоже думать надо. О соединении православных Церквей в единой державе православной...
Молод был государь. В политике тоже молод был. И немыслимое возможным совершить казалось. Но мерувсякая вещь без меры бездельна сутьпомнил. Недаром молился столько... Вот и сейчас, не позволяя закружиться голове от великих планов, вспомнил, что не в мечтаниях государева должность есть.
На приходах-то спокойно троеперстие приняли?
Дак ещё в феврале «Следованную псалтирь» по храмам развезли. Спокойно, кажись, всё... В Казанской церкви только протопопы бузят.
И снова царапнуло по сердцу Алексея Михайловича. И протопопа Ивана, и протопопа Аввакума знал и любил он. Жалковато стало. Нотакова доля государевастиснул жалость свою в сердце.
Уйми протопопов!строго сказал он.Раздоры в корне пресекать надо. Не допусти до смуты церковной.
Молод был государь, а слова верные Господь в уста вложил. Тепло на душе у патриарха стало. Тяжесть с плеч сбросил немыслимую.
6
На годовщину своего патриаршества назначил Никон суд над протопопами. Вначале судили муромского протопопа Логгина, потом в Крестовую палату зван был и Неронов. Следовало завершить следствие по поданному Нероновым доносу.
Никон обвинил Неронова в клевете.
Посмотрел Неронов на митрополита Иону Ростовского, но молчал тот, не желая свидетельствовать о хульных словах патриарха.
Гневом обожгло Неронова.
Клеветников и шепотников ты, владыко, любишь, и жалуешь, и слушаешь!необдуманно горячо сказал Неронов.Про Логгина не забывай, владыко. За тыщу вёрст на него наклеветали, и ты поверил. А дела-то через истинных свидетелей проверять надо.
Полно языком молоть, протопоп!подал голос протодьякон Григорий.Ведомо уже, что у самого тебя жёнка неистова. Да и сын твой у Чудотворного образа Казанской Божией Матери серьги украл, которые царица пожертвовала. Ты, протопоп, сперва в дому у себя порядок наведи, а потом уже нас правилам наставлять приходи!
Всё было ложью в словах протодьякона. Но тем и страшна ложь, что, вырядившись в одежды правды, ещё более уязвляет. Все знали, что украдены царицыны серьги от Чудотворного образа, и протопопица, бедная, тоже безумствовала, когда её во время крестного хода на Светлое воскресение с паперти нечаянно столкнули. Пала в грязюку самую, не убилась едва...
Потемнело в глазах у Неронова.
Владыко!вскричал он.Вспомни, как ты протодьякона этого ещё год назад разорителем Закона Божьего называл! Ты с нами тогда совет держал, владыко! Со Стефаном да протопопами, которые близки ему... А теперь, как патриархом стал, недостойны тебе они сделались?! Теперь у тебя на Соборе враги Божии добрыми людьми стали?! За что тебе протопоп Стефан врагом стал? Чего ты его везде поносишь?! Друзей его чего разоряешь?!
Неронов побледнел. Глаза полыхали огнём, а возвысившийся голос гулял под сводом Крестовой палаты. И уже не властен был в этом голосе Неронов. Уже не думал о словах. Выкрикивал всё, что думал.
Соловецкого старца ты, владыко, в Крестовой палате, здесь, нещадно бил! А книгу ту, новоуложенную, чего теперь хулишь?! Ты и сам ведь руки приложил к ней, когда её составляли!
Никон словно окаменел весь от этого крика. Потом ударил посохом об пол.
Безумен ты суть, протопоп!прерывая обличения, выкрикнул он.Молчи и слушай. Бесчинства твои я давно терплю. На тебя уже попы и причетники казанские жалобы подали за твои бесчиния!
Обличать пришёл Неронов в Крестовую палату, но правды тут не доискивались. Со всех сторон колошматили, стараясь побольнее достать, чтобы забылся он, чтобы накричал того, чего говорить не следовало.
Какую жалобу, владыко?
Ведома нам жалоба эта! Теперь отвечать будешь, протопоп.
Неправое дело в Крестовой палате вершилось. Больно били Неронова, но опамятовал протопоп. По голосу Никона понял вдруг, что нечисто дело и с жалобой.
Пусть чтут жалобу!потребовал твёрдо.Если правда написана там, признаю правду. А если клевета опятьоправдаюсь!
Это моё дело решать, чего честь в Соборе, а чего не оглашать!ответил Никон.
Да полно!в упор глядя на него, сказал Неронов.Если ли грамота-то?
Не выдержал взгляда Никона, отвёл глаза. Но тут опять выскочил протодьякон Григорий.
Ты что, протопоп?!не своим голосом закричал он.Ты владыку во лжи укоряешь разве?! Как ты, безумец, великого святителя блядословить смеешь?!
Это ты блядословишь тут на Закон Божий!вскипел Неронов.Патриарх попустил говорить перед собой всякие нелепые слова, так не знаю теперь, как и назвать ваш Собор!
И, перекрывая возмущённые выкрики, возвысил голос:
Не кричите! Я не похулил, не погрешил против Святой Троицы! Я Собор ваш хулю! Такие Соборы и против Иоанна Златоуста бывали, и против Стефана Сурожского!
Но напрасно возвышал голос. Уже не слушали его. Чаемое вырвано было. На основании пятьдесят пятого правила Святых апостолов«аще кто из клира досадит епископу, да будет извержен»Собор определил протопопа Казанской церкви Ивана Неронова на смирение в монастырь.
Прямо из Крестовой палаты и увели протопопа в Новоспасский монастырь, а к вечеру перевели в Симонов, где и заключили под строгим арестом, не выпуская даже в церковь.
Через неделю привезли Неронова на двор недавно пожалованного Никону дворца царя Бориса Годунова. Специально задумано было или дьявольским коварством подстроилось, но его, священника церкви, которая была основана освободителем Руси от Смуты князем Пожарским, казнили на дворе дворца царя, от которого и началась Смута. Пока батогами били, об этом совпадении страшном мыслил Неронов и не чуял боли.
Сняли с избитого Неронова скуфью в соборной церкви и, простоволосого, снова увезли в Симонов монастырь, где надели на шею цепь и так, как медведя дикого, и держали до четвёртого августа, пока не повезли в Спасокаменный монастырь на Кубенском озере.
«За великое бесчиние» велено было Ивана Мироновича в чёрных службах держать.
Далеко за Москву провожал Аввакум отца своего духовного. Расставаться надо было, возвращаться назад, уже к вечеру день клонился, длинными стали тени, а не мог, не мог Аввакум проститься. Шёл рядом с телегой, слушая скрип колёс. Чуяло сердцене свидеться уже, хотя и долгие ещё впереди жизни у каждого...
Не угадал Никон. Не запугал никого расправой с Нероновым. Скорее, напротив. Думал задуть огонёк, а раздул пламя. Грозный огонь вставал. Уже не только в Казанской церкви, а по всей Москве толковали, что в ересь совращён патриарх жид овином Арсеном и православных под проклятие Стоглавого собора вовлекает.
Как крестились досель, мало задумывались. Теперь, прежде чем осенить себя крестным знамением, каждый о перстах думал. Так сложишь пальцыот патриарха проклятие. Этакпод проклятие Стоглава пошёл.
Страшно жить стало. Что-то нехорошее в летней жаре встало. По окрестным сёлам мор на скот пошёл. Умирая, кричали дико животные. Далеко их предсмертный рёв слышно было...
Аввакум этим летом вместе с костромским протопопом Данилой челобитную государю подал.
«О, благочестивый царю!писали протопопы.Откуда се привнедоша в твою державу?»
Алексей Михайлович челобитную Никону передал.
Долго Никон в раздумье над челобитной сидел. Понятно было: коли начался огонь, коли вырвался из рук, побежал по сухой траве, затаптывать надо скорее... Глупо и думать было, что испугаются протопопы, притихнут. Сам бы Никон не забоялся. Значит, всех вытаптывать придётся. Это понятно теперь патриарху было. О другом думал Никон. Сверлил в голове вопрос: откуда се привнедоша в твою державу? Не мог найти на него патриарх ответа.
Смял челобитную своими короткими пальцами Никон. Поздно думать. Пути назад нет.
Григорий!крикнул.
Протодьякон сразу вошёл. Словно из-под земли вырос.
Что на Москве по церквям?спросил Никон.
В Казанской шумят маленько... отвечал Григорий.Протопоп опять поучение на паперти чел. Лишние слова говорил.
А попы тамошни что? Чего первенство протопопу чужому дают? Пошто скромные такие стали?!
Дак ведь боятся, владыко, что Неронов назад возвернётся... Осторожничают. Прихожане опять же за Неронова сильно стоят. Попробуй-ка отступисьбез паствы останешься. И так уже ругаются некоторые, укоряют священников за высылку Неронова. А Анна Михайловна, к примеру, дак и напрямик сказала: дескать, больше не будет печаловаться о кормах для казанских священников. Молилися, молилися, говорит, да и вымолили отца Ивана вон...
Так и сказала?
Так и сказала, владыко...
Разрастался, разрастался огонь. Вытаптывать нужно было, пока не поздно. Сжал в кулаке челобитную Никон. Отшвырнул прочь.
Не вернётся больше Неронов!сказал он.И с Аввакумом... Унять Аввакума надо. Сделай... Да ты и сам знаешь, чего делать...
Склонился в поклоне, припав к руке патриарха, протодьякон. Чего же, владыко... Сделаем... Сделатьдело нехитрое.
7
13 августа всенощную служили в Казанской церкви. Перед началом службы, когда облачались в алтаре священники, разговор у них состоялся.
Ты, братец, иди сегодня на клирос петь!сказал Пётр Ананьевич.А я тут, в ризах, останусь.
Отец Пётр!ответил ему Иван Данилович.А может, хватит нам скромничать? Уже смеются над нами. Говорят, сами-то, видно, и службу вести не умеете, если чужой протопоп у вас начальствует.
Дак ведь Аввакума Иван Миронович привёл...сказал Пётр Ананьевич.
Дак мы его и не гоним! Я предлагаю, чтобы разговоров не было, ты, отче, сегодня псалом «Благословлю Господа» возглашай и рассуждай у чтеца и первую статью Евангелия чти.
Добро ли будет, отец Иван?
Добро, отец Пётр, добро...
Когда задержавшийся Аввакум вошёл в алтарь, священник Пётр Ананьевич уже готов был заменять на этой службе Неронова.
Вишь ты...обиженно сказал Аввакум.Наладились, значит. А мне теперь и жребия, и чести уже нет...
По очереди службу вести решили...благодушно ответил Пётр Ананьевич.Придёт твой черёд, отче Аввакум, хоть десять листов читай кряду.
Забыл ты, Пётр Ананьевич, любовь батькову...укорил его Аввакум.В прежние его отъезды первенства у меня не отнимал никто. Ведь я, как-никак, протопоп.
Сказывают, не вернутся уже прежние времена...сказал Иван Данилович.И ты, Аввакум, протопоп в Юрьевце, а не у нас. Мы от Ивана Мироновича не слышали наказа, чтобы тебе у нас большему быть. Да хоть бы и говорил Иван Миронович, дак што? Не тым порядком в протопопы поставляют. И так уже архидьяконы ругают за тебя, Аввакум...
Коли в тягость я вам, мешать не буду!вспыхнул Аввакум.
Не слушай Даниловича, протопоп...пытались образумить Аввакума другие священники.И не кручинься шибко. Иван Миронович привёл тебя к нам, и служи, мы батькиной воли не ослушники, хоть и сосланный он теперь. А первенство почто тебе? Нашего клироса чреда будет, тогда и чти первую статью. А сегодня читай свою статью во второй кафизме.
Не послушал благоразумных советов Аввакум. Показалось, будто темно в алтаре стало. Еретическая зима лютая подступала, а ему доброхоты неразумные затихнуть советовали, за хлебное место тишком держаться!
Темно в глазах стало. Не видя никого, шёл по Казанской церкви протопоп. Испуганно расступались перед ним собравшиеся к всенощной прихожане.
Земляк Аввакума, Семён Трофимович из Нижнего Новгорода, который вместе с Аввакумом к службе пришёл в церковь, бросился к нему:
Петрович? Случилось чего?!
Не услышал Семёна Трофимовича Аввакум, не увидел.
Унять вздумали?!сказал.Ради куска хлеба молчал штобы? Нет! Не замогу молчать!
И вышел из церкви.
Что? Что случилось-то с протопопом?обступили Семёна Трофимовича прихожане.
Мало чего понял из слов Аввакума Семён Трофимович. Пока в церковь шли, толковал Аввакум о ереси, которую насаждает в Православной Церкви патриарх. О троеперстии говорил, которое запрещено святыми отцами на Стоглавом Соборе. В книге, которую честь собирался сегодня, написано об этом.
Попы здешние протопопа из церкви выгнали...вздохнув, поведал Семён Данилович обступившим его православным.Спужались, что правду народу о троеперстниках скажет. Книгу у его отняли, а самого прогнали, беднаго.
Зашумела, заволновалась церковь.
Нехорошо в храме Божием свару устраивать, а накипело на душе за последние месяцы. Все недоумения, вся мука душевная разом выплеснула. Потекли прихожане из храма, не дождавшись службы, чтобы на Красной площади о случившемся потолковать. Пропал, затерялся в потоке людском нижегородец Семён Трофимович, только слова, сказанные им, гуляли по торговым рядам.
В непривычно пустой Казанской церкви держал сегодня своё первенство священник Пётр Ананьевич.
А прихожане, побродив по площади, потолковав друг с другом, потянулись к подворью Неронова, где, сказывали, жил со своей семьёй Аввакум.
Столько народу на двор набилось, что не вместиться всем в дом. А на дворе, где лошади стояли, не хотелось толковать протопопу о главном. В сушило повёл народ. Сено ещё не привезли на зимупросторно в сушиле было.
Но без молитвы соборной как разговор начинать? Велел Аввакум Настасье Марковне икону Богородицы из дому принести да Евангелие. Думал помолиться только, но, когда возжёг свечи перед иконой, так на душе светло стало, что не смог удержатьсявсю службу по полному чину повёл.
Не сам придумал. Господь сподобил на такое. И лучше любых слов служба та всю правду народу православному изъяснила.
Будто в чистые первохристианские времена окунулись душою. Ни один человек из сушила не ушёл. До конца службу выстояли, хоть и затянулась она против обычного.
Слова плохого ни про кого не сказал Аввакум. Господь сам просветил умы, никоновской ересью помрачённые.
Слышал Аввакум, как тихо переговаривались, расходясь, богомольцыдескать, в некоторые времена и конюшня лучше церкви...
Слышал слова эти и казанский поп Иван Данилович, который после завершения службы в непривычно пустом храме побежал к Аввакуму мириться и попал прямо в сушило.
Присох, с лица, бедный, спал, пока дождался конца Аввакумовой службы. Слёзы текли по лицу, когда к протопопу с мольбою своей приступил.
Опомнись, Аввакум...заклинал.Христом Богом молю, не разоряй церковь Казанскую. Мыслимо ли дело затеял? Вернись в храм!
Слышал, отец Иван, народ чего толкует?ответил Аввакум.Есть время, Иван Данилович, боголепные храмы воздвигать, а есть время и бежать из храмов, покуда они от злой ереси не очистятся. Ништо... И в сушиле служить можно. Сам видел...
Руками уши зажал Иван Данилович, прочь побежал со двора Ивана Неронова. Страшные слова Аввакум сказал, «слово и дело» кричать впору.
Дома помолиться хотел, но трудно слова молитвы текли, мыслями страшными путались...
Достал бумагу поп Иван, сел к столу. Первым делом протопопу Неронову в Спасокаменный монастырь отписал, что Аввакум «лишние слова говорил, что и не подобает говорить». Про сушило не стал писать. Про сушило поп Иван патриарху написал. Не его, простого священника, дело разбирать, кто прав, а кто виноват. Святители для того имеются...
В ночь на 21 августа, на заутрене первого часа, ворвался в сушило патриарший боярин Борис Нелединский со стрельцами. Служебные книги истоптал ногами, Аввакума за волосы таскал. Потом повёл протопопа на патриарший двор. Вместе с ним и богомольцев, не успевших разбежаться из сушила, тоже взял. Шестьдесят человек пригнал на расправу.
Кому горе, а кому и печали нет. Жена Ивана Неронова совсем злая стала, как мужика её в Спасокаменный монастырь увезли, шипела ходила, а тут сама не своя сделалась.
Говорила я тебе!торжествующе кричала она на Настасью Марковну.Говорила, что не доведёт до добра протопопа твоего чтение книжек! Вот и случилось, как я говорила! Ну и слава Богу! И слава Богу!истово крестилась она двумя перстами перед иконами.Слава Богу, что забрали его государевы люди. Мыслимое ли делосено во дворе свалено. Не дай Бог, омочит дождём!