Но стоило только появиться свояченице, как хозяин дома умолк, куда девалась непринужденность, с которой он держался в отсутствии этой деспотичной особы! Впрочем, Крус с величайшим тактом скрывала при посторонних свою власть над зятем; невольно смутив его своим приходом, она удачно исправила положение, «Теперь вы видите, какую работу задал нам милый дон Франсиско. Внизубильярд и гостиные, наверхуконтора. Целая перестройка, да еще какая! Но все было закончено в кратчайший срок. Затея принадлежит дону Франсиско, и он лично руководил всеми работами. Как видите, дон Франсиско человек предприимчивый и обладает благородным стремлением занять подобающее место в обществе. «Невозможно, говорит он, работать крупно, а жить мелко». Дон Франсиско человек с размахом. Да пошлет ему бог здоровья, чтобы он мог осуществить все свои замыслы. Мы ему помогаем в меру наших сил Но увы! что мы в сравнении с ним?.. Привыкнув к стесненным обстоятельствам, мы желали бы жить и умереть, в тиши. Он же насильно увлекает нас в высокие сферы своих ослепительных идей. Не отрицайте, мой друг, мы все отлично знаем, что вы воплощение скромности Дон Франсиско охотно притворяется маленьким человеком. А те, что выдают себя за исключительных людей и надменно третируют дона Франсиско, как ничтожество, не стоят его мизинца. Разве не верно? Высшие умы всегда отличаются необыкновенной скромностью».
Слова эти были встречены гулом одобрения и хором похвал великому человеку, обладавшему бесчисленными достоинствами, Дон Франсиско расточал в ответ улыбки, прикидываясь простаком, маленькая хитрость, припасенная для подобных случаев, но в душе проклинал своего тирана, оплакивая солидный убыток от потерянной квартирной платы, расходы на плотников, каменщиков, декораторов и прочих пиявок, высасывающих деньги из кошелька. И пока друзья, спустившись после осмотра произведенных переделок в нижние апартаменты, наперебой расхваливали в обществе сестер все новшества, ростовщик топал ногами и отводил душу в одиночестве, бормоча вполголоса проклятья; «Так поработить меня! На потеху своему тщеславию!., Брожу как шалый и не в силах ее ослушаться. Бесконечными затеями она сводит меня с ума и лишает единственной радостикопить деньжата. Вот несчастье свалилось на мою голову! Ведь зарабатываю уйму денег, их бы целиком в оборот пускать, пока не вырастет большущая куча, такая высокая, что, Но с этим домом, с этими важными сеньорами мои сундуки что решето: в одну дыру входит, через тысячу выходит Пришла же им блажь сделать из меня персону. Ну, какая из меня персона может выйти? Вчера как насели на меня вместе со своим приятелем Доносо: стань, мол, velis nolis сенатором! Я, Франсиско Торквемада, и вдруг сенатор да вдобавок кавалер невесть какого почетного креста. Остается только потешаться над ними и спасать кошелек. Что ж, предоставим Крус свободу действий, раз уж ей так загорелось возвысить меня на потеху своему тщеславию».
Голос Фиделы оторвал скрягу от размышлений: она предложила ему на выбор образцы портьер, обоев и ковров. Однако дон Франсиско отказался выбирать, предоставляя все на усмотрение сеньор, лишь бы не забывали о бережливости. Наконец он вышел из дому вместе с Хуаном Гуальберто Серрано и направился в министерство, где его так хорошо принимали. Да, он с удовольствием бывал в министерстве! Но его привлекала туда не почтительность швейцаров, которые, завидя его и Доносо, так стремительно бросались к дверям, точно собирались головой пробить стекло, и не льстивая любезность мелких чиновников, жаждавших оказать услугу тому, в ком они чуяли богача. Дон Франсиско не грешил тщеславием и не гонялся за суетными знаками внимания. В этом административном улье его привлекала главным образом пчелиная матка, в просторечииминистр; простой в обращении, практичный, не слишком красноречивый, но весьма опытный в финансовых делах, министр по своим воззрениям и характеру недалеко ушел от нашего героя; ведь он был таким же скрягой в министерстве и видел в налогоплательщиках своих исконных врагов, которых надлежит беспощадно преследовать и добивать. Свою политическую карьеру министр сделал не только с помощью ораторского искусства; он был прежде всего человеком дела, если под делом понимать бюрократические формальности. Между Доносо и министром существовали приятельские отношения, как между старыми товарищами; они были на ты, признак дружбы со школьной скамьи. После трех-четырех неофициальных встреч в министерстве Тор-квемаде удалось завоевать доверие министра и стать с ним на такую короткую ногу, что вскоре в кабинете его превосходительства он чувствовал себя лучше, чем дома. Тщательно следя за своей речьюне сорвалось бы с языка привычное словцо, Торквемада убедился, что в результате этой разумной осторожности он говорит не хуже прочих собеседников, в том числе и самого министра. Так обстояли дела при разговоре на общие темы. Но однажды речь зашла о финансах, и ростовщик перещеголял всех, формулируя вопросы ясным и четким языком цифр и рассуждая с неумолимой логикой, которую никто не в состоянии был опровергнуть. Обычно скряга старался говорить меньше, избегал высказывать свои суждения по вопросам, не входившим в круг его компетенции; когда же разговор переходил на тему скряжничества, в незначительных ли делах, или в крупных финансовых операциях, Торквемада преображался, и все слушали его, разинув рты.
Таким образом, министр познакомился с его исключительными финансовыми способностями и, хотя сам не склонен был давать поблажку льстецам, засыпал скрягу похвалами и любезностями, причем зачастую прибегал к тем же выражениям, что и Крус, которая всячески лебезила перед зятем, когда предстояло нарушить установленный бюджет семьи. И министр и Крус, словно сговорившись, мелким бесом рассыпались перед скрятой, но если свояченица делала это с коварной целью растрясти его доходы для удовлетворения своего суетного тщеславия, то министр готов был всячески способствовать умножению его богатств, разумеется без ущерба для государственных интересов.
Скажем коротко и ясно: министр, чье имя не имеет значения для читателя, был весьма честен, и в число его недостаткова их не лишен ни один человекне входили ни жадность, ни стремление к собственной выгоде. Никто не мог упрекнуть министра в том, что он пользуется своим служебным положением для личного обогащения. Никто в министерстве не занимался мошенническими проделками с его ведома; те, кому перепадало больше положенного, устраивали свои делишки на стороне, подальше от кабинета или семейного круга королевского министра. Что касается Доносо, то, как нам уже известно, он мог похвастать незапятнанной честностью, но сколько людей пало жертвой высокой щепетильности этого ревностного буквоеда и приверженца ортодоксального бюрократизма! Он не наживался, нет, но, оберегая доходы казначейства, способен был предать огню и мечу половину Испании. Нельзя сказать того же о доне Хуане Гуальберто, обладавшем на редкость гибкой совестью; о нем ходили забавные слухи, иные из которых следует поставить под сомнение, настолько они неправдоподобны и чудовищны. Его мало беспокоили интересы страны, плевать он на нее хотел, но весьма занимали вопросы частного порядка, как свои собственные, так и чужие: из альтруистических, гуманных побуждений он всегда был готов пристроить дружка и взять под свою опеку любое предприятие, компанию, учреждение. В общем, за пять лет власти пресловутого Либерального союза дон Хуан Гуальберто порядком разбогател, а в дальнейшем зловредная революция и карлистские войны помогли ему еще потуже набить мошну. Если верить недоброжелательным заявлениям в устной и письменной форме, Серрано мог, не поморщившись, в один присест проглотить целую сосновую рощу или лес протяженностью в несколько лиг. А чтобы избежать несварения желудка от таких солидных кусков, он взялся «на досуге», попросту «от нечего делать» обувать солдат в сапоги на картонной подметке и кормить их гнилой фасолью с тухлой треской. Его проделка вызвала шум в некоторых газетах; но по чистой случайности газеты эти не пользовались доверием, ибо помещали на своих столбцах немало лжи; вот почему никто не подумал дать законный ход делу и довести его до сведения правосудия, которое, впрочем, не внушало особого страха дону Хуану Гуальберто, ведь он приходился двоюродным братом генеральному прокурору, зятем судье, племянником магистру и состоял в более или менее близком родстве с бесконечным множеством генералов, сенаторов, советников и прочих сильных мира сего.
Так вот, на дружеских встречах, о которых идет речь, один Серрано разглагольствовал о нравственности. Другим и в голову не приходило вспоминать о трескучем слове, не сходившем с языка ревнителя чести. «Не забывайте, говаривал он, что мы олицетворяем новый высокий принцип. Мы призваны исполнить миссию, мы призваны заполнить пустоту, а именноввести принцип нравственности в договор на поставку табака. Тир и Троя знают, что до сего дня (далее следовала устрашающая картина положения с табачными поставками за истекший исторический отрезок времени). Отныне, если наши планы заслужат одобрение правительства его величества, то, принимая во внимание честность и достоинство лиц, отдающих свои таланты и капиталы на службу родине, табачная рента будет базироваться на основах на основах» Тут оратор однажды запутался, и закончить за него речь взялся дон Франсиско, сделав это в следующих выражениях: «На чисто деловых основаниях и, как говорится, с поднятым забралом, ибо мы стремимся возможно больше заработать, конечно в пределах законности, дав государству несколько большую прибыль, чем это делали до сих пор Тир и Троя, независимо от того, зовутся ли они Хуан, Педро или Дьего; не допуская со своей стороны макиавеллизма, но и не признавая этого права за государством, умело маневрируя и ставя конечной целью устранение трудностей, мы займемся разрешением наших дел под знаком сугубой прибыльности и не менее сугубой честности словом, все, как говорится, в сугубых размерах, ибо я придерживаюсь того взгляда, что точка зрения честности не является несовместимой с точкой зрения дельца».
Глава 2
Проникнув в сферу крупных дел, coratn populo, непосредственно с самим государством, дон Франснско не отказался от своих темных подпольных сделок, с которых он при тайном содействии доньи Лупе начал в первые годы «ученичества», давая деньги в рост из такого высокого процента, что будь его должники аккуратными плательщиками, вся существующая в мире наличность вскоре перешла бы в карманы процентщика. Вступив в новую жизнь, он сбагрил кое-какие делишки на сторону, понимая, что не пристало кабальеро с высоким положением заниматься грязными махинациями; но часть старых предприятий он сохранил, не решаясь расстаться с золотоносной жилой. Однако он вел свои делишки втихомолку, с осторожностью, скрывая от людских глаз, как постыдный недуг, как отвратительную язву. Даже со своим другом Доносо он не пускался в откровенность по данному вопросу, не без основания полагая, что старый кабальеро скорчит гримасу, услышав то, о чем сейчас узнает читатель: дон Франсиско оставил за собой шесть ссудных касс, расположенных в центре Мадрида и наилучшим образом аккредитованных в том смысле, что обслуживание клиента происходило быстро и с известной щедростью, из расчета реал за каждое дуро в месяц, другими словамииз шестидесяти процентов годовых. Четыре кассы находились в его полном владении, причем дела вел письмоводитель, участвующий в барышах; а в двух других Торквемада состоял компаньоном на половинных началах. Денежки из всех шести касс шли ему в карман, пустяковый доход в тысячу дуро ежемесячно, а труд его в каждой кассе ограничивался проверкой истрепанных и засаленных счетных книг.
Для проверки прочих счетов и более близкого ознакомления с делами ростовщик закрывался в своем кабинете два-три раза в месяц по утрам вместе с верными соратниками и придумывал тысячу историй, чтобы замести следы. Это помогло некоторое время держать в неведении всю семью. Но в конце концов проницательная и одаренная тонким чутьем Крус, сопоставив подозрительный облик утренних посетителей с подслушанными ненароком обрывками разговора, раскрыла тайну. Скряга, также не лишенный в некоторых случаях чутья и способностей ищейки, быстро смекнул, что его дорогая свояченица все разнюхала, и, полумертвый от страха, приготовился отразить натиск благородной дамы со всеми ее доводами в пользу морали, приличий и прочей чертовщины в том же духе.
Действительно, улучив как-то утром подходящий момент, Крус повела наступление на зятя с глазу на глаз в его новом кабинете. Всякий раз при появлении свояченицы дон Франсиско трепетал, ведь несносная женщина только затем и приходила, чтобы досадить ему новой блажью и довести его до белого каления. Она возникала перед ним, как привидение, в ту минуту, когда, наслаждаясь покоем, он менее всего ждал подобной напасти; как из-под земли вырастала она, повергая его в смятение своей многозначительной улыбкой, парализуя рассудок и волю: неодолимая сила таилась в чертах ее лица, в ее убедительном красноречии.
В то утро Крус подкралась неслышной кошачьей походкой, и когда Торквемада опомнился, она уже стояла перед его письменным столом. Уверенная в своей власти, деспотичная женщина начала без околичностей, прямо перейдя к сути дела, в неизменно изысканных и вежливых выражениях, то с ласковой развязностью, то решительно сбрасывая маску и обнажая лик тирана. Вот и сейчас она стояла перед ним во всей своей трагической красоте, от которой волосы вставали дыбом на голове дона Франсиско.
Вы, конечно, знаете, зачем я пришла Не надо притворяться и наивничать. Вы достаточно хитры и проницательны и, разумеется, догадываетесь, что мне все известно. Я уже по вашему лицу вижу, на нем все так живо отражается.
Провались я на этом месте, Крусита, если я знаю, на что вы намекаете.
А я говорю, знаете Меня не проведете, от меня ничто не скроется. Не пугайтесь. Вы думаете, я пришла бранить вас? Нет, сеньор, я все отлично понимаю: невозможно разом покончить с прошлым, в короткое время отказаться от старых привычек Давайте говорить напрямик: дела такого рода не соответствуют вашему высокому положению. Не станем копаться в вопросах законности подобных предприятий Я склоняюголову перед историей, дорогой сеньор, и отношусь с терпимостью к сомнительным способам наживы, если в свое время невозможно было раздобыть деньги иным путем. Допускаю, что прошлое было неизбежным злом. Но в настоящее время, сеньор дон Франсиско, в настоящее время, когда отпала необходимость поступаться своим достоинством, подвизаясь на столь гнусном поприще, почему бы не передать эти предприятия в те грязные руки, которые для них созданы? Ваши руки сегодня должны быть чисты, вы это отлично понимаете. Доказательство томусугубая таинственность, в которую вы облекаете ваши недостойные махинации. Со времени вашей женитьбы вы непрестанно играете комедию, пытаясь спрятать концы в воду. Но ваши старания оказались тщетными, вы сами видите, что мне все отлично известно, хотя об этом никто и словечком не обмолвился.
Скряга не решился отрицать очевидность и, стукнув кулаком по столу, открыто признался: «Ну, и что ж?.. Что тут особенного? Прикажете выкинуть в окошко мои деньги? Передать дело в другие руки, говорите вы? За бесценок? Никогда! То, что заработано в поте лица, не спускается за бесценок. Так поступают только дураки. И хватит разговоров, сеньора».
Не кипятитесь, Для этого нет причины. Еще никто ничего не пронюхал. Фидела, например, даже не подозревает, и вы можете быть уверены, что я ей не скажу ни слова. Но если бедняжка прозреет, ей будет очень тяжело. Доносо тоже пока не знает.
Так пусть узнает, черт возьми, пусть узнает!
Возможно, что какой-нибудь недоброжелатель и посвятит его в эти дела, но он ни за что не поверит. Он такого высокого мнения о своем друге, что не придаст значения грязным сплетням завистников. Никто, кроме меня, незнаком с вашим темным прошлым, и если вы так крепко за него держитесь, я сберегу вашу тайну и буду всячески помогать вам хранить ее, чтобы спасти себя и семью от позора, который ложится на всех.
Ладно, ладно, нетерпеливо проворчал ростовщик, х трудом сдерживая желание запустить чернильницей в голову своего тирана. Мы уж с вами договорились: я хозяин в своих делах и поступаю так, как мне заблагорассудится.
Я считаю это вполне справедливым и не собираюсь оспаривать ваших прав. Но знайте, что я блюду ваши интересы лучше, чем вы сами. Ладно вы отказываетесь от моего предложения очиститься от язвы гнусного ростовщичества, но я буду по-прежнему с помощью нашего друга Доносо поставлять вам дела чистые, как солнечный свет, приносящие вам не только прибыль, но и почет. За зло я плачу добром. Как ни упирайтесь, как ни отмахивайтесь от меня, когда я силком тащу вас на путь добра, но рано или поздно вам придется пойти по прямой дороге. Да, в конце концов вы все же убедитесь в том, что я вам хороший советчик. И у вас не останется иного выхода, как следовать моим указаниям О, вы кончите тем, что не посмеете дохнуть без моего разрешения