Бедность и грубость этого города земледельцев, ростовщиков и солдат отражалась и на внешности его жителей. Высокомерные матроны пряли шерсть и коноплю у дверей своих домов, одетые только в тунику из грубой ткани, сдерживаемую на груди бронзовыми застежками, и с такими же серьгами в ушах. Первые серебряные монеты появились после войны с самнитами; грубый тяжелый медный ас был ходячей монетой, а богатые греческие украшения, привезенные легионерами с Сицилийской войны, считались чуть ли не священными в домах богатых патрициев, и на них смотрели как на амулеты, способные нарушить добродетель суровых римских обычаев. Сенаторы, владевшие большими территориями и сотнями рабов, проходили по Форуму с гражданской важностью в своих заплатанных тогах. Во всем Риме существовала одна только серебряная столовая посуда, собственность республики, переходившая из одного дома патриция в дом другого, когда прибывал греческий или сицилийский посол или какой-нибудь богатый карфагенский купец, привыкший к азиатской утонченности, и приходилось устраивать пиры в их честь.
Актеон, привыкший к философии спора афинской Агоры, к разговорам о поэзии или тайнах души, непременно завязывавшихся, как только сходились два ничем не занятых грека, бродя по Форуму, прислушивался к разговорам на грубом, негибком латинском языке, неприятно поражавшим слух афинянина. В иной группе разговор шел о состоянии стад и ценах на шерсть; в другойдоговаривались о продаже быка в присутствии пяти совершеннолетних граждан, служивших свидетелями. Покупатель, положив на одну чашу весов бронзуцену покупки и тронув рукой быка, сказал торжественно, как бы произнося проповедь:
Он мой, по гражданским законам: я заплатил за него этим хорошо взвешенным металлом.
Дальшелегионер с исхудалым лицом заключал залог у старейшины города, предлагая ему в залог шлем и сапоги и произнося законную для таких случаев формулу.
Dаri spondes? (Обещаешь дать?) спрашивал солдат.
Spondeo (Обещаю), подтвердил кредитор.
И договор был заключен этими торжественными словами, перемена одного слога в которых могла уничтожить все дело, так как римляне питали суеверное почтение к букве и форме своих законов.
В третьей группе обсуждались качества, которые должен иметь раб, чтобы быть полезным своему господину и чтобы он дорожил им; и на всем Форуме у этого серьезного сурового народа, не знавшего идеала, только и было разговора о богатстве и способах его приобретения.
Грек поравнялся с юношей, несмотря на свои двадцать лет имевшим вид серьезного старика. Его подстриженные до корня волосы были рыжие, а в холодном взгляде виделся ум и хитрость. Он шел медленно рядом с мальчиком, слушавшим его с вниманием, как учителя.
Хотя твой отец и консул, говорил рыжий, но ты не должен забывать, Сципион, что для того, чтобы быть хорошим гражданином и служить республике, недостаточно умения владеть копьем и конем, не умея обрабатывать землю и не зная секретов земледелия. Придет день, когда наши войска призовут к делу, и тогда недостаточно будет завоевывать земли для Рима, но надо будет их обрабатывать, чтобы они давали доход. Ты этого не понимаешь?
Нет, Катон, отвечал мальчик.
Ты ежедневно должен выучивать статью, на каждый месяц из календаря, составленного нашими предками. Когда все запечатлеется в твоей памяти, тебе будет легче быстро и хорошо распоряжаться своими рабами в их полевых работах. Вчера я объяснил тебе май месяц. Повтори, Сципион.
Май месяц, начал мальчик, нахмурив брови, как бы для того, чтобы лучше собраться с мыслями. Тридцать один день. Ноны падают на седьмой день. День продолжается четырнадцать с половиной часов, ночьдевять с половиной. Солнце вступает в диск Тельца; покровитель месяцаАпполон. Полют хлеб. Стригут овец. Моют шерсть. Ставят под ярмо молодых бычков. Собирают бобы на полях. Чистят оросительные каналы. Приносят жертвы Меркурию и Флоре.
Ты запомнил хорошо, Сципион. Наши предки не имели и не желали иметь другой науки: с них было достаточно знать, что они должны делать в каждый месяц года, с помощью этого знания, вместе со смелостью в защите своих полей и захвате соседних земель, они основали наш город, который все растетскоро сделается первым во всем мире. Мы не болтуны, как греки, в восторге преклоняющие колена перед кусками мрамора и спорящие, как шуты, о том, что будет после смерти. Мы не так честолюбивы, как карфагеняне, основывающие свою жизнь на торговле и извлекающие из моря все его богатства. Наша жизнь вся в земле; мы выносливее других народов, хотя и слабее их; мы идем медленнее, но зато пойдем дальше. На земле, на которую мы вступаем в первый раз, мы не ставим палаток, как другие, мы пускаем по ней плуг, и вот почему Рим уже никогда не расстается с. занятой землей. Не забывай этого, Сципион.
Афинянин не отставал от этой пары. Из слов этого двадцатилетнего старика он научился большему, чем из своих наблюдений. Казалось, сам Рим говорил в этом уроке, преподаваемом сыну одного из его консулов.
Ты также должен знать правила семейной жизни каждого доброго гражданина, продолжал Катон. Когда наши отцы хотели похвалить человека, они называли его «хорошим работником». И это была лучшая награда. Жили они на этой земле в сельских общинах, считавшихся самыми почтенными, а в Рим приходили только в базарные дни да в дни Народного собрания. И хорошими гражданами оставались те, кто вел жизнь Цинцинната и Камилла, являясь только на собрания сената, потому что война, с ее походами на новые страны, испортила многих. И эти люди пожелали жить в городе, заменив старинные римские хижины с деревянными крышами и их простыми пенатами большими домами с колоннами, как у храмов, украшенными богами и богинями, вывезенными из Греции.
Энергичный жест Катона показал все его презрение к подобным иноземным утонченностям, начинавшим прорываться в суровые нравы страны.
Хороший гражданин не должен терять в деревне ни одного дня. Если погода заставляет его оставаться дома, он должен заниматься чисткой хлевов и загонов, починкой старых изгородей и присмотреть за женщинами, чтобы они чинили платье. Даже в праздничные дни надо вставать рано: полить изгороди, выкупать стадо и затем уже отправиться в город продавать масло и плоды. Не следует терять время в советах с предсказателями и авгурами, не служить богам, заставляющим уходить из дома. Довольно с нас богов нашего домашнего очага и ближайших окрестностей. Лары, Маны и Сильвалы в достаточной степени охраняют доброго гражданина. Наши отцы не искали других богов и, тем не менее, были велики.
Маленький Сципион слушал внимательно, но глаза его были обращены на двух молодцов с капюшонами, спустившимися на плечи, дравшихся на кулаках возле продавца горячего вина. Щеки мальчика разгорелись от возбуждения при виде тумаков, которыми угощали друг друга атлеты, напрягая все свои крепкие мускулы.
Если гражданин живет в Риме, продолжал Катон, не обращая внимания на эту борьбу, не нарушавшую общей серьезности Форума, он должен с утра открывать двери своего дома, чтобы объяснить законы своим клиентам и благоразумно собирать с них деньги, а юношей обучать искусству увеличивать сбережения и избегать разорительных увлечений. Отец семьи должен извлекать деньги из всего и не терять ничего. Давая новую одежду рабам, он должен продавать старую для другого употребления. Он должен продавать масло и сколько ему нужно вина и хлеба в конце года. Продавать также старых волов, телят, ягнят, шерсть, кожи, лишние повозки, заржавевшие орудия, болезненных и старых рабов. Отец семьи должен быть продавцом, а не покупателем. Заметь это себе хорошенько, Сципион.
Но Сципион волновался и слушал невнимательно. Борцы перестали драться, но юноша все еще смотрел на них от реки, к которой направлялся с учителем.
Катон, теперь час борьбы. Я думаю, что пойду прежде на берег Тибра упражняться в беге и борьбе, а потом час буду учиться плаванию.
Иди куда хочешь, и помни мои советы. После урока полезны борьба и купание, укрепляющее тело. Гражданин, намеревающийся служить своему отечеству, должен быть не только благоразумен, но и силен.
Мальчик ушел, а Катон, повернувшись, встретился лицом к лицу с Актеоном, шедшим за ним. Наружность Актеона заинтересовала римлянина, и он остановился.
Как тебе нравится наш город, грек? спросил он.
Город большой, только скучный. Я в Риме всего три дня.
Ты, может быть, тот самый посол из Сагунта, который должен сегодня представиться сенату?
Актеон ответил утвердительно, и римлянин оперся на его руку с серьезной кротостью, будто они были старинными друзьями.
Ты немногого достигнешь, сказал он. Наш сенат теперь болен чрезмерной осторожностью. Я не люблю увлечений; не думаю, чтобы Ганнибал был великим полководцем только потому, что он бросается на такие смелые предприятия, как осада Сагунта; но тем не менее я не могу молчать, видя опасливое отношение Рима к его союзникам. Я желаю употребить все средства для сохранения мира: я боюсь войны, а между тем война с Карфагеном неминуема. Карфаген и наш город не могут уместиться в одном мешке. Мир тесен для них двоих. Я постоянно повторяю: «Мы должны разрушить Карфаген», а надо мной смеются. Несколько лет тому назад, во время восстания наемников, мы бы легко могли сокрушить его. Если бы мы послали в Африку несколько легионов, то с помощью восставших нумидийцев и возмутившихся наемников нам ничего бы не стоило разрушить Карфаген. Но нам стало страшно; Рим, после победы, занялся залечиванием своих ран. Мы боялись поддержать торжествующих солдат, собранных со всех земель, и спасли Карфагенпомогли ему справиться с восставшими.
Теперь другое дело, сказал Актеон с убеждением. Сагунт ваш союзник, и если Ганнибал враждует с ним, то из-за приверженности города Риму.
Да, поэтому мы, римляне, и принимаем участие в его судьбе; но все же от сената я не ожидаю многого. Его гораздо больше заботят пираты Адриатики, грабящие наши берега, и восстание Деметрия Фаросского в Империи, куда мы собираемся послать войско под начальством консула Люция Эмилия.
А Сагунт? Если вы оставите его, как он справится с дерзостью Ганнибала, собравшего под своим начальством самые воинственные племена Иберии? Что скажут эти несчастные о верности Рима своим обещаниям?
Постарайся убедить сенат всеми этими доводами. Я вижу в Карфагене единственного врага Рима Но если бы все были как я!.. Мы поняли бы дерзость сына Гамилькара, объявили бы войну Карфагену и прогнали его в его владение Пусть будет что будет, мы непобедимы Италияплотная масса, и пограничные земли, как часовые, стоящие на страже нашего лагеря, на востокеИмперия, в части, обращенной к Африке, Сицилия, а на западеСардиния образуют пояс в девятьсот миль, захватывающий большую часть африканских берегов и всю Иберию. Однако он настолько длинен и состоит из стольких различных племен, что разорваться ему нетрудно. Конечно, если бы Рим проиграл даже сто сражений, он все равно остался бы Римом. И одной победы Карфагена недостаточно, чтобы уничтожить его как народ, но все же
Если бы все думали как ты, Катон!
Если бы сенат думал как я, он оставил бы Деметрия Фаросского и отправил бы свои легионы в Сагунт. Таким образом, избежали бы на этот раз одной опасности: кто знает, куда зайдет этот африканский юнец и на что осмелится, если беспрепятственно овладеет городомсоюзником Рима? Но мнение мое, свободного гражданина, педагога, имеет мало значения. Мальчик этотсын консула Публия Корнелия Сципиона, и в нем с новой силой возрождаются все добродетели его семьи. Кто знает, может быть, ему суждено остановить движение Ганнибала, положить конец дерзкому могуществу Карфагена, с которым мы вечно враждуем.
Они немного побродили по Форуму, разговаривая о римских обычаях и горячо споря при сравнении их с афинскими. Строгий римлянин простился с греком, сказав, что ему надо повидаться с несколькими патрициями по своим личным делам, к которым он относился с чрезвычайной добросовестностью.
Оставшись один, Актеон почувствовал, что он голоден. До часа, когда собирался сенат, было еще долго, и, утомленный шумным движением на Форуме, Актеон пошел вдоль подножия Капитолия по улице менее широкой, чем другие, с каменными зданиями, через отворенные двери которых можно было видеть относительное благосостояние патрицианских семей, живших в этих домах.
Грек вошел в булочную и постучал палкой о каменную конторку, за которой никого не было. Из подобия подвала раздался жалобный голос, и Актеон увидел в темной яме жернова для размалывания пшеницы и запряженного в него человека, раба, приводившего его в движение с чрезвычайным усилием.
Раб вышел, почти голый, отирая пот, катившийся с лица, и, взяв деньги у грека, подал ему хлеб. Затем он продолжал стоять, с любопытством рассматривая Актеона.
Ты булочник? спросил последний.
Нет, я только раб, ответил он грустно. Хозяин ушел на Форум, чтобы переговорить с хлеботорговцами Не правда литы грек?
И прежде чем Актеон соблаговолил подтвердить это, раб продолжал с грустной гордостью:
Не всегда я был рабом. Я им стал совсем недавно. А когда я был свободным, моим горячим желанием было поспешить в твою страну. О Афины! Город, где поэтыбоги
И он прочел по-гречески несколько стихов из Прометея Эсхила, изумляя Актеона чистотой своего произношения и выражением, которое умел придать своим словам.
В Риме ваши хозяева дают вам возможность посвящать себя поэзии? спросил афинянин, смеясь.
Я был поэтом прежде, чем стал рабом. Меня зовут Плавтом.
И, озираясь, будто боясь, что его застанет кто-нибудь из семьи хозяина, он продолжал говорить, счастливый, что освободился на несколько минут от мучительной работы верчения жернова.
Я писал комедии. Хотел основать в Риме театр, у вас стоящий почти наравне с религией. Но римляненарод, неотзывчивый к поэзии. Они любят фразы; трагедия, заставляющая вас плакать, оставляет их холодными; комедия Аристофана усыпляет. Им нравятся только этрусские игры, смешные действующие лица фарсов и маски с острыми зубами и безобразными головами, идущие, изрыгая неприличности, в торжественных триумфальных процессиях. Они способны побить камнями героя ваших трагедий и, наоборот, кричать, как ослы, от удовольствия, видя при въезде консула-победителя солдат, наряженных в козлиные шкуры с султанами из щетинистой гривы, и смеются, видя, как они мстят за свое унижение, оскорбляя победителя на его триумфальной колеснице. Я писал комедии для этой публики и пишу их также теперь, когда мой хозяин освобождает меня от верчения жернова. Патриции и свободные граждане не любят стихов на сцене. Здесь презирают Аристофана, осмеявшего с подмостков первых людей Афин. Мои героирабы, чужеземцы и наемникизаставляют смеяться публику. В этой войне я сочинил комедию, где осмеиваю хвастовство воинов. Я бы прочел ее тебе, если бы не боялся, что вот-вот вернется хозяин.
Как же ты попал в такое жалкое положение, после того как забавлял свой народ?
Я имел безумие основать в Риме первый театр, наподобие греческих. Это была круглая сцена в городском предместье. Я истратил занятые деньги, влез в долги: народ приходил смеяться, но платил мало. Я разорился, а мудрые римские законы присудили мне, когда я не мог заплатить, стать рабом моего кредитора. Этот булочник, прежде восхищавшийся моими комедиями и давший мне взаймы несколько мешков меди, теперь мстит мне за прежнее восхищение, заставляя вертеть жернов, как какого-нибудь осла. Каждый взрыв смеха в прошлом возмещается палкой на моей спине. Такова судьба поэтов. Даже вы платили за стихи Эсхила, человека свободного, бросая в него камни.
Плавт замолк и затем с грустной улыбкой прибавил:
Уповаю на будущее. Не всегда мне оставаться рабом. Я встречу когда-нибудь человека, который освободит меня. Римляне, ведущие войну в далеких странах, возвращаются с более мягкими привычками и любят искусство. Я буду свободен, выстрою новый театр, и тогда тогда
Лицо его озарилось надеждой, будто он уже видел осуществление мечты, скрашивавшей темноту подвала, где он вертел огромный каменный круг.
Внутри дома послышался шум, и, прежде чем сыновья хозяина могли увидеть его, Плавт поспешно вернулся к жернову, между тем как грек вышел из булочной, омраченный встречей.
«Что это за народ, который превращает должников в рабов, а поэтовво вьючную скотину?»
Грек съел свой хлеб, гуляя по Форуму. Он ожидал часа собрания сената и, чтобы заполнить время, взошел на вершину Палатинского холмасвященного места, колыбели Рима. Там он увидел волчье логовище, где волчица вскормила Ромула и Рема. При входе в священную пещеру раскинула свои ветви, теперь обнаженная, смоковница Ромула и Ремазнаменитое дерево, в тени которого играли исторические близнецы, основатели города. Рядом с деревом, на гранитном пьедестале возвышалось изображение волчицы из темной блестящей бронзыпроизведение этрусского художникас полуоткрытой пастью и двумя рядами больших сосков на брюхе, к которым присосались, теребя их, два голых мальчика.