К нескорому возвращению мужчин косточки московским светским львам со львицами уже были перемыты, и даже сплетни посвежее заканчивались.
Во что здесь нынче играют? между прочим осведомился Фёдор Иванович. Он уже вернул своему туалету прежний вид; образ святого Спиридона и таинственный овальный медальон снова покоились на груди под рубашкой.
Играли в вист, который давным-давно числился унылым развлечением степенных и солидных людей; играли в ломбер Граф скривился. С тех давних пор, как он впервые сел за карточный стол, выигрывать и проигрывать ему доводилось немалые суммы. Из проигрышей выпутывался; когда же были деньгине считал, а тратил на новую игру и кутёж. Притом игры предпочитал не солидные, коммерческиевроде тех же виста с ломбером, но азартные, где характер Фёдора Ивановича давал ему преимущество над любым противником. Своим напором граф побеждал порой даже чужое игрецкое счастье.
Толстой отдавал предпочтение гальбе-цвельфе, квинтичу, фараонулюбой игре, где надо прикупать карты. Ещё в кадетском корпусе картёжные совместники заметили стратегмы Фёдора Ивановича. Недолго поиграв с человеком, Толстой разгадывал его характер и игру. Он узнавал по лицу, к каким мастям или картам противник прикупает, а сам оставался загадкой, поскольку физиономией владел по произволу.
Граф ещё раздумывал, сто́ит ли ему играть у NN, когда за его спиною спокойный голос произнёс несколько рифмованных строк.
Здесь обиталище для тех определенно,
Кто может в ломбере с воздержностью играть;
И если так себя кто может воздержать,
Что без четырех игр и карт не покупает,
А без пяти в свой век санпра́ндер не играет
Матушка Фёдора Ивановича происходила из рода Майковых, так что стихи предка своего, Василия Майкова, граф знал не худо. Он обернулся и окинул взглядом того, кто цитировал из комического «Игрока ломбера», господина немногим старше себя, лет тридцати. Тот сразу расположил к себе Фёдора Ивановича приятной наружностью, одеждой без вычурности и военной выправкой.
Князь NN поспешил представить обоим Толстым польского помещика Василия Семёновича Огонь-Догановского, а через несколько минут молодые люди уже разговаривали, как давние знакомые, рассевшись по турецким диванам и раскурив сигары. От поэзии галантного века возвратились к картам.
Чем хорош фараон? рассуждал Фёдор Петрович Толстой о любимой игре своего кузена. Объясните, чем? Случайный выбор в системе с двоичным кодом! Глупо выдумано. На что нужны карты и все труды, которые в игре употребляются, когда в фараон и без карт играть можно?
Как же, скажи на милость? поинтересовался Фёдор Иванович.
А так. Пишешь на листках, например, на одних«колокол», на других«язык». Потом банкёр листки перемешивает и спрашивает у понтёра: «колокол» или «язык»? Допустим, понтёр сказал «колокол». Если угадал, что у банкёра на листке тоже «колокол», вот тебе и выигрыш!
Рассуждения Фёдора Петровича весьма логичны, согласился Василий Семёнович, пуская клубами сизый дым. Не зря говорят, что ум человеческийне пророк, а угадчик. Умозаключения, сделанные из общего хода вещей, могут оправдаться или нет. Но ум не может предвидеть случая. А случай, господа, это мощное и мгновенное орудие провидения!
Вот именно, с улыбкой согласился Фёдор Иванович, как раз про кузена дедушка наш сказал:
А если станешь впредь воздержнее играть,
То можешь быть в игре счастливей, нежель прежде.
Фёдор Петрович насупился, а Фёдор Иванович продолжил:
Случай и ещё раз случай! Онцарь и господин в настоящей игре. Что карты? Красивые листки, ничего больше. Но в том и штука, чтобы с ними в руках испытать свою удачу. Чтобы сразиться с неизвестностью и победить!
Раззадоренный граф продолжил. Знавшие его близко замечали: когда он хотелумён был, как демон, и удивительно красноречив. В курительную пришли ещё несколько мужчин и с интересом слушали Фёдора Ивановича.
Возьмём тот же фараон, говорил граф. Это поединок в чистом виде! За карточным столом, как у барьера на дуэли, сходятся два противника. В жизни редко доводится видеть, чтобы противники были равны, то же и здесь. Понтёр желает всё выиграть, хотя может всё проиграть. Как ляжет карта, он не знает, но строит предположения. И банкёру неизвестно, какая карта выпадет следующей, он просто мечет из колоды одну за одной. Рука банкёрасловно рука судьбы. Играя против него, ты вступаешь в схватку с самой фортуной, с инфернальной неизвестностью
Случай, господа! говорил граф. Понтёр может избрать любую стратегию, а насколько она хорошазависит только от случая. Пан или пропал, как говорят в родных краях господина Огонь-Догановского. Но я скажу иначе. Кто доверяет случаю, тот порой выигрывает. Кто пытается вычислить случай, измерить егонеминуемо проиграет. Потому что измерение подразумевает соблюдение правил. А какие правила могут быть у случайности? Никаких!
Фёдор Иванович припомнил слушателям слова философа Бертрана: случайантитеза любого закона. И если кто утверждает, что исход события определяет случайон просто признаётся, что не имеет представления, как этот исход определён.
Понтёр якобы имеет стратегию, говорил граф, но на деле просто пытается обмануть непостижимую случайностьили переманить её на свою сторону. Кто знает, выходя к барьеру на дуэли, чей нынче случай? Дуэлянты меряются удачей; ты норовишь влепить другому пулю раньше и точнее, чем он влепит тебе. Так и понтёр всегда надеется, что его карта убьёт карту банкёра. Вот почему играчертовски, чертовски и ещё раз чертовски захватывающая штука!
Мужчины помолчали, обдумывая пылкую речь Фёдора Ивановича и смакуя отменные сигары, которыми угощал их князь NN. Тишину нарушил Огонь-Догановский.
Я много наслышан о вас, граф, сказал он и поднялся. Вы, говорят, опасный соперник во всём, за что ни возьмётесь. Из пистолета стреляете превосходно. Фехтуете не хуже короля рапиры Севербека. На саблях рубитесь просто мастерски Неудивительно, что игра так же близка вам, как и поединок. А о хладнокровии графа Толстого и у барьера, и за картами рассказывают совершенные чудеса. Так не угодно ли вам будет сыграть? Не в ломбер, а по-настоящему?
Господа, господа, вы же знаете подал голос князь NN.
Его лучшие годы пришлись на царствование Екатерины Великой, которая запретила азартные игры. Конечно, порою князь тайком шалил в картишки, как и все в свете, однако внешние приличия старался соблюдать. Большая иградело серьёзное. К тому же по заведённому в столице порядку банкёрвсегда хозяин дома. А банковать противу закона в планы князя отнюдь не входило.
Я люблю смотреть, когда играют. Игра занимает меня сильно, признавался он, но я не склонен жертвовать необходимым в надежде приобрести лишнее. Да и возраст
Само собой, князь, я приглашаю графа к себе, учтиво кивнул хозяину Василий Семёнович.
Могу ли я тоже воспользоваться вашим приглашением? спросил Фёдор Петрович, но кузен положил тяжёлую руку на его плечо.
Где уж нам, дуракам, чай пить, начал он с любимой присказки. Оставь, дорогой мой. Для большой игры в тебе маловато истинной веры. Отсюда и предрассудки твои: возвращатьсяплохая примета, и баба плоха с пустым ведром, и чёрная кошка через дорогу Игра не для тебя! Есть люди, которым роковая сила сулит неминуемый проигрыш. А с ней не поспоришь. Ты, брат, обречён. Начни с самим собой в карты игратьи то продуешься дотла!
Гости рассмеялись. Фёдор Петрович сконфузилсятем более что Фёдор Иванович был кругом прав.
Так что же, граф, когда поедем? спросил Огонь-Догановский.
Немедля! решительно потребовал Толстой, и они с Василием Семёновичем откланялись.
Глава IV
Гладь Фонтанки сияла золотом.
За ночь ветер прогнал тучи, и погода выдалась на загляденье. О вчерашнем дожде с утра ещё напоминали лужи, стоявшие на мостовых, но к полудню они высохли. Умытый и залитый ярким солнцем Петербург превратился в редкую картинку и стал походить на Северную Венецию: именно таким сто лет назад задумывал его основатель, государь Пётр Алексеевич.
Проезжая в экипаже по набережной, Фёдор Петрович Толстой довольно жмурился: парад столичных фасадов радовал глаз художника. Время перевалило далеко за полдень, когда граф отправился навестить кузенаему не терпелось узнать о ночной схватке за карточным столом.
Chi sa il gioco non linsegni, задумчиво сказал Фёдор Иванович вместо приветствия, правы итальянцы: кто знает игру, тот пусть не берётся ей учить.
Он полулежал на диване, спустив одну босую ногу на пол, и курил длинную трубку. Дым вытягивало в распахнутую балконную дверь, но, судя по спёртому воздуху, трубка эта была далеко не первой.
Вид Фёдор Иванович имел неважный: красные глаза, всклокоченные кудри, поникшие бакенбарды После бессонной ночи он явно не отоспался. Меж распахнутыми лацканами халата поблёскивал съехавший набок образ святого, из-под которого виднелась татуированная на груди птица. Граф глядел в потолок и, не ответив на приветствие кузена, спросил:
Ты помнишь, что такое Коцит?
Э-э ледяное озеро в загробном мире.
Озеро или река?
«Божественную комедию» они читали ещё в пору учёбы в кадетском корпусе, но впечатлительный Фёдор Петрович к литературе такого рода относился с бо́льшим вниманием.
Коцит был рекой слёз у Вергилия, а у Данте всё-таки озеро, сказал он и на миг задумался, припоминая. Per chio mi volsi, e vidimi davante e sotto i piedi un lago che per gelo avea di vetro e non dacqua sembianteя огляделся и увидел под собой озеро, застывшее от холода подобно стеклу Говори же, что случилось!
Видишь, подзабыл Фёдор Иванович произносил слова непривычно медленно и раздумчиво, иногда глубоко затягиваясь и выпуская облако ароматного дыма; он по-прежнему глядел в потолок. Точно, Данте. Обманувший доверие окажется в аду и будет вечно стоять, вмёрзший по пояс, в ледяном озере Коцит.
Фёдор Петрович занервничал.
Ради всего святого, что случилось?
Известно, что, с деланным смешком, но без тени улыбки ответил, наконец, Фёдор Иванович и впервые взглянул на кузена. Обчистили меня. Да как! Василий-то Семёнович шулером оказался первостатейным. Я тоже передёрнуть могу, но таких мастеров не видал. Настоящий бульдог!
Фёдор Иванович, верно, знал толк в карточных фокусах и трюках. Побеждал противников за игрой не только характером или знанием физиогномики, но и умениемкак сам он говорилсобственною рукой исправить ошибку фортуны. Такие исправления иной раз приносили солидный куш.
В немногих словах Фёдор Иванович объяснил кузену, как подставные мелкие игроки, называемые шавками, под водительством своего главаря-бульдога устраивают игру таким образом, что попавшему к ним в зубы простачку нипочём не вырваться. И хоть на этот раз их жертвой был далеко не простачок, и хоть использовал Фёдор Иванович всё своё искусство, желая переломить игру, один чёрт, остался в проигрыше.
Фу-ты, облегчённо вздохнул Фёдор Петрович и плюхнулся в кресло, а я уж, было, глупости подумал Проиграл-то много?
Тихий ответ Фёдора Ивановича огорошил кузена, и он переспросил:
Сколько?!
Фёдор Иванович повторил, не повышая голоса, но с интересом глядя в лицо гостю. Фёдор Петрович побледнел.
Погоди, сказал он, погоди! Это же целое состояние! И откуда же?.. И как же теперь ты?..
А вот и посмотрим, Фёдор Иванович отшвырнул погасшую трубку в угол и резко поднялся. Поеду по знакомым. Платить требуют немедленно, до завтрашнего утра надо собрать, сколько записано.
Я чем могу, упавшим голосом произнёс кузен, но ты же знаешь
Знаю, оборвал его Фёдор Иванович, поэтому тебя в расчёт не беру. Чай, найдутся в Петербурге желающие ссудить графа Толстого на первое время. А после поглядим, как повертится господин Огонь-Догановский. Уж я ему так не спущу, пусть не надеется! Будь он хоть сто раз Огонь, а в ледяное озеро Коцит я его ещё на этом свете поставлю Стёпка, щучий сын! Подай умыться!
Фёдор Иванович прихорошился, и вскоре кузены, выпив на дорожку крепкого кофе, отправились объезжать знакомых: Фёдор Петрович вызвался в сопровождающие.
Куда бы они ни явилисьвезде им были рады и встречали с распростёртыми объятиями. Но стоило завести разговор о ссуде, энтузиазм хозяев улетучивался и радость угасала на глазах.
Отказом ответили все до единого, кого Фёдор Иванович и Фёдор Петрович увидели за целый день.
Одни ссылались на то, что из поместий не пришли ещё деньги. На дворе август; урожай покуда не собран, а что собраното не продано. Мол, сами пока на бобах сидим При этом, сидя на бобах, обязательно приглашали в ближайшее время кто на бал, кто на званый обед.
Другие отговаривались тем, что поиздержались за лето. Поездки, наряды, развлечения, столичная светская жизнь с её драгоценной мишурой Теперь уже осень скоро, пора путешествий на воды, куда-нибудь в Баден-Баден. Всё дорожает, а европейские курорты и раньше были недёшевы. Тут каждая копейка на счетуне обессудьте, граф.
Третьи обновляли выезд, заказав новые кареты и орловских рысаков за немыслимые тысячи; четвёртые, как назло, только-только выкупили ложи в петербургских и московских театрах на несколько лет вперёд; пятые выдавали замуж дочерей, шестые обживали и обставляли очередной особняк
Денег в долг ни у кого не было.
Кто посмелей и почестнееспрашивали прямо: с каких доходов намерен Фёдор Иванович возвращать огромный заём? Ни службы у него, ни поместий, ни даже наследства какого-никакого в ближайшей перспективе. Кредитору что, на отыгрыш надеяться, когда снова повезёт графу за карточным столом? Но игрецкая фортунадама капризная. И уж коли отвернулась она, кто знает, когда повернётся снова Да и повернётся ли?
А ты чего ждал? подливал масла в огонь Фёдор Петрович, забираясь в экипаж после очередного неудачного визита. Что все наперебой ассигнации тебе понесут? Что золото в карманы силой пихать станут? Галантный век закончился, и люди поменялись: нынче всяк старается кубышку свою подальше держать.
Похоронили меня, сквозь зубы мрачно говорил Фёдор Иванович. Живым похоронили, три года назад ещё. А как вернулсяза паяца держат. Рубашку им сними, татуировки покажи
Выручить графа Толстого желающих не нашлось, и к ночи кузены возвратились в дом на Фонтанке.
Однако, дела, протянул Фёдор Иванович; завалился на любимый свой диван, как был, одетым, и закурил поданную Стёпкой трубку. Что, Феденька, не будет ссуды грубияну и проказнику? Прокатили меня все до единого!
Видно, так, вынужден был согласиться кузен. И что же теперь?
Известно, что. Пропишут на чёрной доске как подлеца, не заплатившего долг чести, и ославят на всю столицу Бесчестный подлец граф Толстой Фёдор Ивановичкаково звучит?! Чёрт Вот чёрт! На Москве я б денег в сто раз быстрей собрал! Так ведь мы в Петербурге И князь Львов, как назло, в белокаменную съехал. Уж он бы точно не отказал.
Сергей Лаврентьевич сам в долгах как в шелках, напомнил Фёдор Петрович. Даром что герой и генерал. Его на этот счёт разве что ленивый не поддевает.
Фёдор Иванович сердито сосал трубку и бурчал:
А всё одно князьчеловек опытный, придумал бы что-нибудь. Хоть подсказал бы, у кого денег занять можно. Кому что наплести, чтобы не отказали Чёрт! Чёрт! Чёрт! Ну, знать, придётся самому. А ты езжай.
Может, я лучше у тебя останусь? с сомнением переспросил кузен.
Нет уж. Езжай, говорю.
Слова прозвучали холодно и жёстко, их сопровождал столь же холодный жёсткий взгляд. Фёдор Петрович не нашёлся с ответом, обречённо покивал и уехал.
Глава V
Стоило кузену затворить за собой дверь, Фёдор Иванович тут же выбросил его из головы.
Время позднее, утро не за горами, а до тех пор сделать предстояло много. Кто-нибудь другой, проведя больше суток на ногах, для начала решил бы поспать, но деятельный граф о сне даже не думал.
Верный Стёпка дремал за дверью на сундуке в коридоре и по первому зову являлся с трубкой или очередной чашкой кофе: всю ночь Фёдор Иванович дымил без устали и налегал на любимый напиток. Но главноеприводил дела в порядок.
Собственно, дел было не так многоразобрать бумаги да написать письма. И вот ещё: оставшись один, Фёдор Иванович тут же отправил на окраину города порученца. Сказано ему было имя человека, кого надо разыскать хоть на морском дне, хоть на смертном одре, и доставить любым способом, во что бы то ни стало, невзирая на время.