Заслон - Любовь Ивановна Антонова 2 стр.


Мухин тихо и проникновенно спросил:

 Ну а если они на правах командиров прикажут вам следовать за собой, как вы поступите, друзья?

 А камень им на шею да в воду!  крикнул опять Померанец.

Матросы загудели, как растревоженные шмели:

 Верно, верно! Судить будем своим судом и каждому по заслуге!

Мухин встал и повел округ рукой:

 Здесь вам, товарищи, не развернуться. Окружат вас в казармах, перебьют; на худой конец измором возьмут. А сделать нужно так: при первом же сигнале вы забираете оружие и отступаете в Астрахановку. Железнодорожная ветка останется в ваших руках, подойдет по ней и подмога.

Желающих высказаться больше не нашлось, и обладатель отличного баритона Журкин запел «Интернационал». Все встали и пели стоя. Пел и Мухин. Его голос отчетливо выделялся в хоре молодых, слаженных голосов:

«Это есть наш последний и решительный бой»

Извещенный о том, что матросы митингуют, штабс- капитан Бекман, отдуваясь от быстрой ходьбы, узрел под ветвистым вязом лошадь с кошевкой, услышал пение и, потоптавшись у входа в казарму, зашагал к своему начальнику, чтобы доложить «о бесчинстве».

Капитан 2-го ранга Шутов, командовавший Благовещенским отрядом Амурской флотилии, выслушав Бекмана, пожал плотными, обтянутыми стеганой курткой плечами и предложил чашечку кофе. Наблюдая, как Бекман, сосредоточенно думая о чем-то другом, размешивает ложечкой сахар, постарался его успокоить:

 Стоит ли придавать значение; верьте мне, все это от скуки.

Эти слова свидетельствовали о полной неосведомленности Шутова об истинном положении вещей. Бекман знал много больше, но не пожелал делиться своими сведениями. Мужицкий съезд признал правильным роспуск Учредительного собрания, принял решение о роспуске земства, постановил Э, мало ли что они там напостановляли Он потрогал в кармане кителя копию отправленной большевиками в центр телеграммы. Показывать ее Шутову не имело смысла. Что от этого изменится? Допив в молчании кофе, Бекман поспешил откозырять.

Евгений набил кошелку рыбой и вручил младшему брату:

 Дуй домой, Алешка! А то мама заждалась!..

 В политехникум я уже опоздал,  смущенно признался Алеша.

 В город я тебя подкину,  пообещал Мухин, услышав их негромкий разговор. Созданный год назад политехникум был его любимым детищем; представлялась возможность расспросить кое о чем по дороге.

Над горбылевскими домишками поднимались розовые столбы дыма, бесследно растворяясь в безоблачной синеве высокого небаздесь оно всегда высокое и удивительно ясное. Повернувшее уже на весну солнце зажигало в наметенных вдоль белой стены архиерейской дачи сугробах ослепительные искры. Пушистые воробьи прыгали по тонким веткам диких яблонь, склевывая мерзлые ягоды и весело оповещая друг друга своим извечным «жив, жив»

 Ну и шельмецы,  усмехнулся в усы Мухин, жадно вдыхая вкусный морозный воздух. Заприметив матроса, наклеивавшего на воротах дачи им же самим привезенную листовку, он попридержал коня.  Преосвященный-то Евгений прочитает, в обморок упадет!

 Бог того не допустит,  засмеялся Алеша.  Послушники примерзшую бумагу зубами сгрызут! Да и в город ездит он на белых конях, не глядя по сторонам.

Матрос прошагал за угол к чугунной тумбе и стал клеить другую листовку. Лошадь осторожно ступила на зейский лед.

Когда Бекман вышел на улицу, лошади с кошевкой уже не было под вязом. След полозьев, круто срезав угол, заворачивал к Зее. Чтобы не идти мимо казармы, штабс-капитан сделал порядочный крюк, заверяя самого себя, что решил прогуляться.

«До того, скотина, нализался, что спутал тумбу с бабой и полез обниматься»,  вознегодовал он и приостановился, вглядываясь в широкую спину приплясывающего в легких штиблетах матроса. Но когда тот откачнулся в сторону, Бекман узнал Померанца и понял, что ошибся: матрос приклеивал какое-то воззвание. Вот он заправил под шапку выбившиеся на лоб бронзовые кудри, сунул голые руки в карманы бушлата и зашагал через снежный пустырь, ни разу не оглянувшись.

Штабс-капитан приблизился к тумбе и стал вчитываться в маслянисто-блестящие строки на продолговатом прямоугольнике оберточной бумаги:

«IV крестьянский съезд Амурской области, открывший заседание 25 февраля по текущему моменту, шлет горячий привет Совету Народных Комиссаров, Исполнительному Комитету Всероссийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, восхищаясь их работой, шлет крепкое рукопожатие мужика-переселенца далекой окраины вождю всемирного пролетариата Владимиру Ильичу Ленину и всем истинным борцам на благо крестьян и рабочих. Знайте, дорогие наши защитники, выразители наших чаяний и надежд, что возврата к прошлому нет»

Внутренне холодея, Бекман перечитывал уже знакомый ему текст. Бритые губы его непроизвольно кривились.

Сколько же нашлепали таких вот листочков, если клеят их даже в таком пустынном месте? Но дело не в этом! Выставлена на всеобщее обозрение та самая телеграмма, копию которой он с неимоверным трудом раздобыл накануне и поопасался показать даже инертному Шутову. А эти большевики, оказывается, ни из чего не делают тайны. А может быть, в этом и есть их сила?

Он достал аккуратно исписанный и безжалостно измятый листок, сложил вдвое, разорвал на узкие полоски, потом на более мелкие клочья, швырнул их в снег, припечатал каблуком и злобно выругался. Прогулка была безнадежно испорчена. Штабс-капитан поспешил домой.

Открывая на звонок дверь, кокетливая горничная весело сообщила Бекману, что за ним прислали от Гамова. Запряженная лошадь стояла во дворе. Завидев штабс-капитана, из кухни выбежал коренастый казачок и поспешно откинул волчью, крытую синим сукном полость. Бекман сел в кошеву и укутал ноги.

Выехав за ворота, штабс-капитан скользнул взглядом по фасаду дома и увидел в окне гостиной улыбающееся лицо жены. Он ответно улыбнулся и помахал ей рукой. Женская рука перекрестила его и медленно опустила штору.

2

Гамов ехал по пустынной Большой, пристально вглядываясь в ее новый облик: наглухо закрытые ставнями окна особняков, запертые изнутри массивные подъезды и высокие резные ворота.

Вначале все складывалось как нельзя лучше: Первый Амурский казачий полк, вернувшийся с германского фронта в полном боевом снаряжении, сомкнул вокруг атамана свои сотни; верные люди доносили, о чем толкуют на Четвертом съезде хлеборобов. Но когда съезд, признав правильным роспуск Учредительного собрания и высказавшись за власть Советов как единственную власть в центре и на местах, принял ряд важных постановлений, в том числе о Красной Армии и об организации Красной гвардии, стало ясно, что медлить больше нельзя. Вечером, после заседаний съезда, руководители амурских большевиков собрались в помещении Совета депутатов, чтобы наметить план будущей работы. Тогда он лично сам повел преданный ему Первый Амурский казачий полк. Окружив здание бывшей Земской управы, он захватил всех участников совещания. Пешими их погнали в тюрьму, а он во главе «групп самообороны» и отборной казачьей сотни отправился разоружать военный городок. Проснувшись утром, городские обыватели с удивлением узнали, что советская власть в области низложена и главой нового «войскового правительства» является Иван Михайлович Гамов.

Гамовский мятеж Черта с два! Это войдет в историю как восстание его имени. Вызов судьбе брошен. История повторяется: не так ли дерзнул в свое время маленький корсиканец Буонапарте?!

Однако вскоре обнаружилось, что матросы и рабочие организованно отступили в Астрахановку и стали формировать там вооруженные роты. Пришлось обратиться за подмогой в японское консульство. «Войсковому правительству» горячо посочувствовали. Японские резиденты, члены общества «Черного Дракона»,  парикмахеры, владельцы прачечных и домов терпимостивстали под ружье. Но положение нового правительства все еще оставалось шатким.

Скользнув рассеянным взглядом по белому фасаду резиденции золотопромышленника Ларина, Гамов вытянул нагайкой своего Звездочета и поскакал обратно.

Свежий мартовский ветер свистел в ушах и обжигал щеки. Нужно вернуть город к жизни! Нужно поднимать молодежь и вышвырнуть вон тех, кто засел в Астрахановке и кому нет и не может быть возврата в город.

Гамов резко осадил коня возле здания реального училища. Бросив поводья и нагайку ординарцу, он взбежал по ступеням невысокого крыльца и, скосив глаза, проследил, как спешивается его личная охрана.

Бородатый швейцар широко распахнул двери и, низко кланяясь, пропустил атамана в темноватый, тепло натопленный вестибюль.

«Ждали»,  самодовольно подумал Гамов и огляделся. В вестибюле толпились озабоченные учителя. Окружив плотным кольцом атамана и бормоча приветствия, они стали почтительно пожимать его мясистую руку, потом плотный, лысеющий, с Владимиром в петлице господин выступил вперед и, слегка волнуясь, сказал:

 Такая честь Смею вас заверить, дорогой атаман, наши питомцы ждут вас с нетерпением. Позвольте вашу бекешу, дорогой атаман. У нас тепло

Гамов рванул застежки ворота, швырнул ему на руки бекешу и по-юношески легко взбежал на второй этаж.

Солнце било в высокие окна актового зала, золотя легкий пушок на округлых щеках подростков. Юноши в задних рядах глядели независимо и гордо. Щуря глаза, атаман окинул плотные ряды реалистов быстрым оценивающим взглядом и громко, как на смотре, произнес слова приветствия. Ему ответили дружно, непринужденно. Лысеющий господин торжественно провозгласил:

 Дорогие юноши! Нам выпала великая честь приветствовать в этих стенах героя. Наказной атаман Амурского войскового казачества Иван Михайлович Гамов свергнул противозаконную и богопротивную власть большевиков. Их вожаки: Мухин, Шадрин, Сюткин и другиеброшены в тюрьму. Да поможет бог нашему атаману довести начатое дело до победного конца. Будем же радушными хозяевами и выслушаем с благоговейным вниманием слово истины, которое нам скажет высокочтимый гость.  Он сделал легкий полупоклон в сторону Гамова и отступил к сгрудившимся у дверей педагогам.

Гамов шагнул вперед, обласкал светлым взором юные лица и сказал:

 Милые дети и дорогие юноши! Век нашвек мрачного пессимизма. У современного передового человека нет ни счастливых грез, ни веры в высокое. Его оставили идеально-чистые мечты, которые вели великих людей к славе бессмертных подвигов

В задних рядах реалистов прошло легкое движение.

 А между тем,  в глазах Гамова блеснуло пламя искусственного восторга. Как опытный актер, он сделал шаг вперед, и голос его загремел:Именно сейчас, в наши дни, когда взбунтовавшаяся чернь пытается сокрушить многовековые достижения человеческого разума, когда все, во что мы верили и чему поклонялись, предается огню и мечу  Гамов, казалось, задыхался. Он поднял руку и неожиданно чихнул. Подростки звонко расхохотались, сведя на нет торжественность минуты.

 Верьте мне, что нет ничего превыше, как отдать свою жизнь за мать Россию, за торжество разума и света над тьмою, как пойти путем бранного подвига и славы!  Гамов скорбно покачал головой и проникновенно вопросил:Родина-мать, позвала вас, юноши, что ответите вы, избранные ею?

Задние ряды реалистов дрогнули, раздался прерывистый шепот. Невысокий, хорошо ухоженный юноша рванулся вперед и звонко закричал:

 Дорогой наказной атаман! Разве мы можем быть не с вами?! Берите наши жизни, мы бросаем их на алтарь отечества! Так повелевает наш долг и наша совесть, мы

 Дурак! Трепло!  кудрявый реалист с пылающими гневом глазами оттер его плечом и презрительно бросил:Болтаешь тут, запродаешь наши души!

 Вы с ума сошли, Бондаренко!  визгливо крикнул лысеющий господин.  Где вы воспитывались? Я приказываю вам замолчать!

 Я поступил сюда из высшеначального,  усмехнулся юноша,  а там, как вам известно, учатся дети тех, кого здесь только что назвали чернью!

 Замолчите!..

 Нет, отчего же продолжайте,  вкрадчиво поощрил реалиста Гамов.  Мы слушаем очень внимательно.

 Что ж вы, кажется, учитель, атаман Гамов?  спросил Бондаренко, глядя в упор на атамана большими яркими глазами.

 Да, я учитель в прошлом. Я даже был членом Государственной думы. Но что из этого следует, мой юный друг?  сохраняя достоинство, поинтересовался Гамов.

 А то, что вы должны бы знать, что те, кого вы именуете чернью, называются еще как-то и по-другому.

 Я что-то запамятовал, как. Может, вы подскажете?  иронически прищурился новоиспеченный правитель.

 Народом!  ликующе крикнул реалист.  И гнев его бывает ужасен.

Гамов покосился на распахнутую в коридор дверь, казаков не было видно. «Черт бы их побрал»,  с раздражением подумал он и опять обернулся к юноше. Тот как будто ждал этого взгляда, кинулся к дверям, озорно бросив на ходу:

 До встречи, атаман, на поле бранном!

 Взять!  крикнул Гамов.  Немедленно взять, слышите?!  Он выскочил в коридор, из дальнего конца которого бежали, гася на бегу цигарки, привлеченные шумом казаки, и разразился неистовой бранью. Гремя сапогами по железным ступеням, выхватывая из ножен шашки и остервенело матюкаясь, казаки посыпались вниз. Атаман, ни с кем не прощаясь, спустился вслед за ними и не спеша оделся.

 Где они?  отрывисто спросил он, выйдя на крыльцо, у ординарца.

 Да вон идуть,  с глуповатой ухмылкой ответил тот, кивнув в сторону Торговой улицы, откуда приближались казаки.

 Так что убег,  доложил Гамову старший из охраны.

 Проворонили!  скривил презрительно губы атаман и вскочил на коня.  Столько здоровых болванов и с одним мальчишкой не справились!

 А он, паря-зараза, бравый!  неожиданно восхитился один из казаков.  Добег до чуринского оптовогои через забор! Ну, мы то, ее покеда достучались, покеда сторож открыл

 Остолопы!  Гамов вытянул нагайкой ни в чем не повинного коня.  Спиртоносы! Сволочи!..

Дробный цокот копыт Звездочета заглушил брань взбешенного атамана.

3

Ранним утром Алеша вместе со своим однокурсником Макаром Королевым заскочил в дом Семена Федоровича Рудых и крикнул с порога:

 Собирайся, Шурка, пошли!

Рослый, черноглазый Александр, завтракавший с матерью на кухне, полыхнул румянцем, выскочил из-за стола. Мария Григорьевна обхватила сына обеими руками, закричала отчаянно:

 И не думайте, не сбивайте с толку! Не пущу!

Шура отвел материнские руки, сверкнул глазами:

 Чем я хуже других?! Ростом, что ли, не вышел? Гляди-ка, Лешка мне по плечо!

 Ты несовершеннолетний,  ответила она сердито,  не затем я тебя родила, вскормила-вспоила, чтобы ты голову сложил на семнадцатом году. Сиди дома и не рассуждай!  и выпроводила ребят.  Отцу родному такое в голову не пришло: уходилслова не сказал. А вы Идите, идите, не баламутьте, а то, как возьму скалку, узнаете, почем фунт лиха!

Еще с вечера, минуя казачьи пикеты, трудовое население города в обход по сопкам бежало в Астрахановку: глава войскового правительства объявил мобилизацию. Засвистели казачьи нагайки и шомпола. Тогда кинулись уходить через Зею.

Политехники шли степью, по колено в снегу. «В городе идут массовые аресты. Тюрьма переполнена. Классы реального и подвалы мужской гимназии превращены в казематы». Такова была принесенная ими в Астрахановку горчайшая правда. Однако люди не падали духом. Унтер-офицер Сухоруков установил связь с узловой станцией Бочкарево и просил сообщить по линии:

«Благовещенские рабочие вступили в бой с мятежниками. Силы малы. Находимся в 7 километрах от Благовещенска в деревне Астрахановке. Штаб Красной гвардии».

В это же самое время паровозный машинист Аксенов разослал по поручению штаба экстренное воззвание к населению области, в котором, после краткого сообщения о событиях, говорилось:

«Товарищи крестьяне, помогите рабочим и матросам».

В амурских селах и деревнях загудел набат. На сходах принимались суровые решения:

«Всем без исключения идти в Астрахановку бить буржуев, освободить Ф. И. Мухина и его товарищей, восстановить советскую власть, срочно выслать на фронт 2300 человек и 30 подвод с продуктами».  Таков был ответ трудовых крестьян села Ивановки на контрреволюционный мятеж. Столь же кратки и безоговорочны были решения и других хлеборобов.

Вскоре Астрахановка была не в силах вместить всех бросившихся на подмогу, и тогда жители расположенной на левом берегу Зеи деревни Владимировки широко распахнули для них двери.

В белокаменном домике на краю Астрахановки, где помещался штаб, на простом некрашеном столе росла горка телеграмм. Начальник военно-революционного штаба Моисей Губельман, которого многие называли запросто дядей Володей, знал каждую из них чуть ли не наизусть:

Назад Дальше