И еще одна деталька, ровненько журчал голос Арефьева. Во время пожара в селе не оказалось ни председателя волисполкома, ни секретаря волостной партячейки, ни комсомольского вожака и, представьте, ни одного милиционера. Каково?
Где вы были? строго спросил Чижиков только что подошедшего Корикова.
Тот скраснел, как от пощечины. В мягком, хорошо поставленном голосе обида:
Чем вызван такой тон, Гор
Где вы были? зрачки Чижикова поймали ускользающий взгляд Корикова.
На совещании у председателя губисполкома това
В каком часу выехали из Челноково?
Это допрос? Кориков совсем оправился от недавней растерянности и теперь не мигая смотрел в цепкие, притягивающие глаза Чижикова.
Алексей Евгеньевич, заворковал Арефьев, когда речь идет о судьбах революции, самолюбие запирают в самый крепкий сейф, а ключикв колодец. В котором часу изволили выехать из Челноково?
У Корикова вспотел затылок.
Точно назвать час, к сожалению, не смогу. Не приметил. Откашлялся. Пустил по круглому розовому лицу улыбку. Мы здесь по петухам да по солнышку живем. Сделав нужное, улыбка юркнула в небольшой аккуратный клинышек бородки. Еще не смеркалось, но близилось
Разве в волисполкоме есть аэроплан? съязвил Чижиков. Вызывали ведь на семь вечера.
Задержался с разверсткой. Хотел порадовать
Что думаете об этом? Чижиков кивнул на пепелище.
Видите ли, я сравнительно недавно в этой волости. Был заместителем председателя уисполкома
Знаю. Что думаете? настаивал Чижиков.
Так, с ходу
Стрелять по врагам надо уметь даже с разбегу. Чижиков повернулся к Карасулину. А вы?
Хоть верть-круть, хоть круть-вертьвражье дело, раздумчиво, слово по слову, будто ворочая языком тяжелые шершавые камни, заговорил Карасулин. Хитро придумали, гады. У меня зарод ополовинили, и я поехал остатки спасать. Комсомолу нашему, Ярославне Нахратовой
Тут из-за спины Карасулина вынырнула хрупкая, невысокая девчонка и звонкоголосо, горячо зачастила:
Прав Онуфрий Лукич. Это тщательно подготовленная диверсия. В Ларихе ограбили дом, милиционеры уехали туда. Мне подсунули телефонограмму, будто в уком комсомола вызывают, да немедленно. Вот полюбуйтесь. И, вынув из кармана, сунула Арефьеву клочок бумаги.
Арефьев оглядел, ощупал бумажный лоскут и, ни на кого не глядя, назидательно изрек:
Беспечность плодит ротозейство, а онопреступность. Потом разберемся с вами, товарищ Нахратова, кажется? Сейчас главноенемедленно найти поджигателей, их пособников и жестоко покарать. Ваши соображения, товарищ Карасулин?
Пока у меня песок в глазах. В таком деле наугад да на ощупь негоже, тут коли бить, то наверняка, чтоб ни в белый свет и ни в абы кого Матерый зверюга, язви его. Следов никаких. Дом подпалилиточно. Этих, кивнул на прикрытые рядном останки продармейцев, зельем каким-нито опоили. Тоже факт. Только с чьих-нибудь рук они бы не стали пить. Вот где ниточка. Здесь орудовал кто-то в красное крашенный, выворотень
Подошел губпродкомиссар Пикинневысокий, худой, с ввалившимися черными глазами. Запавшие, чуть тронутые синевой щеки, под длинным с горбинкой носом две вертикальные полоски усов. Долгополая хромовая куртка, ушанка с хромовым верхом, хромовые наколенники на синих галифе.
Ссыпкапод метлу! с ходу выпалил он. Сволочи! Какой отряд сгубили Расстрелять надо человек десять. Прямо здесь. Сейчас же! Перед всей деревней
Кого? спросил Чижиков.
Отобрать побогаче. Тут куркуль на куркуле. Не ошибемся, жаркой скороговоркой сыпал Пикин. Пусть Карасулин с Кориковым составят список. На всю жизнь запомнят, детям и внукам закажут
Это можно. Если будет такой приказсделаем, покорно склонив голову, вполголоса выговорил Кориков так, что, кроме Пикина, его слов никто не разобрал.
Негоже эдак, жестко и твердо сказал Карасулин. Плюнул в снег. Повернулся к Пикину. Не буравь меня глазами. Расстреливать надо виновных. И так разговариваем с мужиком, как каратели.
Ты что, спятил?! звенящим от бешенства голосом выкрикнул Пикин, наступая на Карасулина.
Сами ополоумели. Разве так с крестьянами говорят? Чуть что«изъять, расстрелять». Да вы что, очумели? Надо же хоть чуть постукал согнутым пальцем себя по лбу. Если бы Ленин узнал, он бы вас
Ты кто, секретарь ячейки или провокатор! За такие слова тебя первого надо рука Пикина нырнула в карман куртки.
Думаешь, в хром оболокся, так я перед тобой на брюхе поползу? Двум свиньям щей не разольет, а туда же, губернский комиссар! Не вынимай свою пукалку, соплей перешибу.
Не спуская сузившихся злых глаз с Карасулина, продкомиссар слегка пригнулся, попятился. Чижиков схватил его за руку, выдернул ее из кармана. Их обступили кольцом красноармейцы и доселе топтавшиеся поодаль крестьяне.
Чижиков чувствовал: необходимо что-то сказать, но не мог подыскать нужных слов. Видимо, поняв это, Арефьев придвинулся к Карасулину.
Теперь нам многое прояснилось, проговорил негромко, прикрыв набрякшими веками желтоватые глаза. О вы- воротне вы точно изволили сказать
Ишо ты, канцелярская крыса, в мужичьи дела нос суешь. Только ведь и умеешь протоколы строчить. Ты перышком поскрипишь, а людям с твоей писанины голову напрочь. И при царе, поди, пописывал Меня не затемнишь. Я у своей власти весь на виду. Сам ее на ноги ставил. Зимний брал. Колчаковские тылы громил. И не пугай меня, гражданин следователь! Повернулся и саженными шажищами зашагал к Народному дому, куда со всех концов села тянулись люди.
Вы не смеете, не смеете! Ярославна Нахратова подскочила к Арефьеву, тыча тому под нос маленький покрасневший кулачок. Ваши глупые, провокационные намеки на руку классовым врагам! Повернула к Пикину пылающее лицоИ вы со своим Ваши слова ничего, кроме вреда!.. сорвалась, засеменила за Карасулиным.
Теперь мне вдвойне ясней, почему именно в Челноково случилась беда, ошеломленно моргая, выдавил многозначительно Арефьев.
Завтра же договорюсь в губкоме о замене Карасулнна и этой Проэсеровский холуй, а не секретарь волпартячейки. В ревтрибунал его Ленин каждый день шлет телеграммы о хлебе. «Срочно», «В порядке боевого приказа», «Приложить все силы» Петроград пухнет с голоду. А этот прохвост Пикин так дернул головой, словно горло захлестнуло петлей. Открытым ртом жадно втянул морозный воздух. Этот
Хватит о Карасулине, негромко, но твердо приказал Чижиков. Он пока представляет здесь нашу партию.
Еще неизвестно, кого он тут представляет. Не прощу себе, что до сих пор тер
Осекся на полуслове Пикин, наткнувшись на что-то взглядом. Обеспокоенный Арефьев проследил взгляд губпродкомиссара и ничего не увидел, кроме замухрышистого красноносого мальчишки в огромном, с чужой головы, лохматом малахае, потертой шубейке, тоже с чужого плеча, и грубо подшитых, непомерно больших валенках. Полураскрыв белозубый влажный рот, с каким-то восторженным изумлением мальчишка вглядывался в Пикина. А тот необъяснимо преображался: светлел, добрел лицом и глазами, и даже улыбка затеплилась на его тонких, нервных губах. Не спуская с мальчишки потеплевших глаз, Пикин торопливо и слепо обшаривал карманы. Довольно хмыкнув, извлек из внутреннего кармана куртки облепленный табачными крошками угловатый кусок сахару. Обдул его, порывисто шагнул к пугливо отшатнувшемуся мальчонке, сунул ему лакомство и не оглядываясь пошел от толпы
Чижиков удивленно поглядел в сутулую, покачивающуюся спину губпродкомиссара и непрошеная, непонятная жалость щипнула сердце.
2
Чуть приотстав от приезжих, кучно шагали встревоженные крестьяненевольные свидетели стычки губпродкомиссара с Карасулиным. Мужики подавленно молчали, стараясь не встречаться взглядами.
Шествие замыкал Ромка Кузнечик с берданкой на плече. Широко взмахивая костылями, он делал саженные скачки, за которые его когда-то в детстве и прозвали сверстники Кузнечиком. У Ромкиного отца, Евдокима Силантьевича, тоже было прозвищеПолторы Руки, и мало кто в Челноково помнил их подлинную фамилию, хотя и была она добрая, исконно сибирскаяЗоркальцевы.
Евдоким Зоркальцев получил прозвище, когда после русско-японской войны воротился домой инвалидом: ему напрочь отхватило кисть левой руки. Надо было подымать захиревшее хозяйство, лечить занедужившую вдруг жену, растить обезножевшего в его отсутствие пятилетнего сына, а много ли наработаешь одной рукой?
Сердобольное волостное начальство предложило Зоркальцеву место сторожа, но Евдоким вместо благодарности выматерил доброхота-писаря. С месяц после этого Евдоким пропадал в кузнице своего дяди, известного в округе умельца. Вместе и придумали они страшноватую на вид железную клешню, которая крепилась к широкому кожаному ошейнику, одетому на покалеченную руку. С помощью той клешни Евдоким заново научился и пахать, и косить, и пилой с топором орудовать, да так, что о ловкости и мастерстве однорукого солдата скоро загуляли по деревням легенды, а мужики хоть заглазно и прозывали его по-прежнему Полторы Руки, но в глаза почтительно навеличивали по батюшке и ставили в пример неумехам да лодырям.
Нам, сынок, надеяться не на кого, говорил Ромке отец.
Он сам учил Ромку управляться с лошадью, править лодкой, забрасывать сети, стрелять из ружья. Евдоким был беспощаден к сыну. Когда же тот, не выдерживая, плакал от усталости, боли и обиды, Евдоким цедил сквозь стиснутые зубы:
Поплачь. Ишо из тебя не вышел бабий дух.
Один лишь отец знал, чего стоило Ромке Кузнечику одолеть свой недуг. Одноногий мальчишка превосходно плавал, скакал верхом, лихо и безжалостно дрался с обидчиками и скоро стал непререкаемым коноводом целой ватаги сверстников. Лет с четырнадцати Ромка пристрастился к охоте и рыбалке. Относился к этому как к ремеслу, дающему так нужный в дом прибыток. Бывали дни, когда в погоне за подранком или в поисках дичи он отмахивал на костылях верст по пятнадцать. Чтоб легче шагалось по болотинам и прибрежному тонкому суглинку, Ромка приделал к концам костылей специальные «нашлепки»деревянные кружочки, которые не давали увязнуть.
Лицо у Ромкиначисто лишенное юношеских примет, черты его по-мужски законченно четки и строги. Широкие белесые брови всегда чуть-чуть принахмурены, как бы в глубокой задумчивости. Из-под длинных рыжеватых ресниц дерзко высверкивали темные, блестящие глаза. На невысокий лоб то и дело падал огромный пшеничный с рыжинкой чуб, и его приходилось откидывать резким взмахом головы.
Ромка слыл первейшим на селе балалаечником. В его грубых, необыкновенно сильных, задубевших от костылей руках маленькая трехструнная балалайка становилась такой голосистой и звонкой, выводила такие рулады, что под Ромкину игру одинаково легко и плясалось и пелось, оттого и был балалаечник непременным гостем на вечерках да посиделках. К тому же Ромка хорошо пел негромким приятным тенорком. И хотя парней в деревне было предостаточно, девятнадцатилетний Ромка Кузнечик, несмотря на костыли, не был обойден вниманием и лаской челноковских девушек. Баловала его душевным доверием и секретарь комсомольской волостной ячейки Ярославна Нахратова, прозванная Пигалицей за малый рост и нездешнюю, недеревенскую хрупкость, В ячейку Ромка вступил одним из первых.
Парни уважали Ромку за силу и отчаянную храбрость, за то, что от других ни в чем не отставал, хоть и был на деревяшках. А мужикам нравилась Ромкина прямота в суждениях. Никогда он не выжидал, не таился, а все вперед других норовил высказаться. Иногда такое завернет Вот и теперь он всего на два шага шел позади Чижикова, а горланил на всю улицу:
Тут красного петушка со стороны подпустилии сосунку ясно. Я первым на пожар погодился. С улицы огонь-то в дом залез. Куда как точнехонько Так ты сперва найди, кто петуха-то подпустил, опосля, стреляй гада. А так с бухты-барахты разве можно? Ишо чека называется
Будет тебе.
Попадешь тудане воротишься.
Я б давно туда напросился, с тремя ногами не берут. Буржуазию, мол, на костылях не догонишь. Им, чекистам-то, охотничьей сметки не хватает. Не за всяким зверем угонишься. Иного ловчее скараулить. Сиди да помалкивай. Сам наскочит. А шумнул до порыпоминай как звали
Чижиков с сердитым любопытством глянул через плечо на Ромку.
Между прочим, тоже молодой кандидат РКП, зажурчал подле уха Арефьев. Карасулинское воспитаньице
Сход получился необычно коротким. Говорили только приезжие. Мужики отмалчивалисьодни глядели виновато, другие с угрюмой враждебностью. Бабы, правда, огрызались, нет- нет да и выкрикнет какая-нибудь язвительное словечко, подкинет заковыристый едучий вопросик.
Чаще других слышался голос Маремьяны Глазычевой. Ей и двадцати не было, а остра на язык, горяча и бесшабашно смела. Это она встретила грозное начальство частушкой:
Эх, на блюдечке чай,
И под блюдечком чай,
Ныне всякого Гордея
Навели-чи-вай
Поговаривали, будто бабка Маремьяныцыганка. Оттого, мол, и волосы у молодухи чернехоньки да в кольца витые, а глаза хоть и зеленовато-серые, но такой полыхал в них нездешний, нестерпимо жаркий огонь, что мигом закипала от него кровь в мужичьих жилах и всякий норовил гоголем пройтись перед Маремьяной, привлечь ее, заинтересовать. Завидовали Маремьяне бабы, зато и плели про нее небылицы, выдумывали, будто она мужиков присушивает. И хоть блюла себя Глазычева строго и Прохору своему была верна, все едино частенько попрекали ею бабы своих мужей. Попрекали, а сами льнули к ней, особенно те, кто помоложе, в ком еще не перебродили буйные хмельные соки, не перекипели страсти. Ни одни посиделки не обходились без Маремьяны Глазычевой. Ворчал, дулся Прохор, а как нитка за иголкой ходил на вечерки за бедовой женушкой и глаз не спускал с нее.
Сто раз покаялся Прохор, что пришел на этот сход. То потел, то холодел от страха за свою ненаглядную. Одергивал расходившуюся Маремьяну, просил, грозил, увещевал: уймись, замолкни. Куда там! Еще шибче задиралась. Приплела в свою припевку имя председателя губчека. От одного его звания у многих в глазах темнело, а Маремьяна цеплялась к нему и к губернскому продкомиссару Пикину. И хоть начальство терпело бабьи выкрики (какой с бабы спрос?), а все же Маремьяну Глазычеву приметилоее единственную вписали в список заложников вместе с кулаками Маркелом Зыряновым, Максимом Щукиным, попом Флегонтом и еще шестнадцатью зажиточными мужиками.
Когда под бабьи всхлипы и причет заложников увели, Пикин объявил притихшему сходу:
Если за ночь не возвратите на ссыпку взятые оттуда тысячу двести пудов, заложников расстреляем, весь обнаруженный в деревне хлеб выгребем подчистую. Следствие будет идти своим чередом Подстрекателей к саботажурасстреляем Он распалялся все больше, голос тоньшел, натягивался, того гляди, лопнет. Можете не сомневаться: поджигатели будут найдены и получат по заслугам. Советскую власть не запугать! С потрохами вышибет кулацкие душонки Чижиков дернул продкомиссара за полу куртки. Тот метнул на чекиста злой взгляд, но совладал с собой и закончил с угрюмым спокойствиемЗапрягайте лошадей. Везите хлеб
Не дожидаясь конца пикинской речи, Карасулин вышел из Народного дома. Шел, запинаясь на ровном, ничего не видел перед собой.
Глава третья
1
У северского губпродкомиссара Пикина была заветная, неприкасаемая для других тетрадка, в которую он заносил все чрезвычайное, самое важное о продовольственной политике Советской власти и о разверстке. Открывала тетрадь ленинская фраза: «мы можем погибнуть потому, что народ голодает; как ни вынослив русский рабочий, но есть предел выносливости»
Потом была записана телеграмма:
«Всем губернским Советам и губпродкомам.
Петроград в небывало катастрофическом положении. Хлеба нет. Выдаются населению остатки картофельной муки и сухарей Контрреволюция поднимает голову, направляя недовольство голодающих масс против Советской власти. Наши классовые враги, империалисты всех стран, стремятся сдавить кольцом голодной смерти Социалистическую Республику Именем Советской Социалистической Республики требую немедленной помощи Петрограду Непринятие мерпреступление против Советской Социалистической Республики
Пред. Совнаркома Ленин.
Наркомпрод Цюрупа».