Надеюсь, ты не серьезно.
Более чем, уж поверь!
Тогда прекрати и попытайся сменить тему.
Эй, эй, не указывай мне, а не то получишь оплеуху!
Думаешь, после свадьбы начнутся драки?
Нет, после свадьбы мы заживем, как два воркующих голубка. А если и драка... Будем любить, драться, есть, пить, глубоко дышать и жить полной жизнью, как живет народ, да? Жизнь коротка, а уж юность еще короче. Я даже не могу долго спать, потому что боюсь что-нибудь пропустить!
Согласна,заявила Клоуэнс, переводя дух.Хотя бы в этом мы согласны!
Чья-то рука коснулась ее рукава.
Если позволите, мисс. Э-э-э, миледи. Купите ожерелье. Красивые камешки, смотрите сами. Прекрасные. Прям как вы. Очень дешево. Очень красиво. И веревочка крепкая, никогда не порвется. Вовек не порвется, миледи.
Изможденный ребенок неопределенного возрастадесяти или четырнадцати летвероятно, девочка, держала в худых грязных руках два ожерелья из синего грубо отполированного камня, явно подобранного на берегу. На ожерелье было с полдюжины камней, и сквозь каждый продета грубая бечевка. Клоуэнс не могла понять, недавно ли девчонка увязалась за ними или выследила их из цыганского лагеря.
Отвяжись!крикнул Стивен.Отвали уже!
И замахнулся на ребенка. Девчонка спряталась за Клоуэнс, но не отступила, замечая признаки слабости молодой леди, но в то же время угрозу нападения со стороны молодого человека.
Около года назад Демельза откровенно рассказала Клоуэнс о своей первой встрече с Россом, о себеголодной, ругающейся, оборванной и необразованной. И хотя в то время юное воображение Клоуэнс с трудом могло представить такую сцену с ее красивой матерью, сейчас, через год, эта картина с болью возникла перед глазами; так, наверное, и былоили могло бытьее мать могла вполне так выглядеть на ярмарке в Редрате тридцать лет назад.
Она неодобрительно взглянула на Стивена, которыйвот ужаспо его словам, двадцать лет назад пережил гораздо худшее и имел полное право на сочувствие.
Сколько ты просишь за ожерелье, дитя?спросила она.
Шесть шиллингов, мисс. Шесть. Или пять, миледи. Самые лучшие камешки всего за пять шиллингов. И особенно крепкая нитка, которая не порвется.
Нескончаемый перечень похвал продолжался, Стивен исходил негодованием, а Клоуэнс раздумывала.
Редкая дрянь,злился Стивен.Такие же можно найти в любой шахте! Пошли отсюда, дорогая, и пусть этот цыганский крысеныш отправляется обратно в свою нору.
Может, три шиллинга?спросила Клоуэнс.
Четыре.
Клоуэнс заколебалась и уже готова была отказаться.
Ладно, три,сказала девочка.Пусть три.
Покупка состоялась.
Не вздумай надевать его на шею,предупредил Стивен,а не то подхватишь золотуху.Всё, отвянь! Сейчас же брысь в свою нору!
Девчушка взяла монеты, попробовала их на зуб, а затем сунула в карман грязной рубахи. Потом она вдруг плюнула на землю и ткнула в этот плевок пальцем, посмотрев на Стивена красными глазками.
Вы никогда не доживете до старости, мистер. Уж поверьте мне. Никогда не доживете до старости.
IV
Они отлично перекусили и выпили в своем экипаже, весело смеясь и болтая, во многом благодаря Огастесу Беттсворту, который казался шумным даже более обыкновенного, и Джереми, на время забыв о мрачных мыслях, блистал перед той, кто эти мысли вызывал, и постоянно ее смешил. Валентин Уорлегган занял второе место на Шпорнике в два сорок пять, и Джереми с Кьюби проиграли пари драгуну из Сент-Остелла, чья лошадь обошла их ставленника на голову. Около четверти четвертого, несмотря на то, что оставалось еще три заезда, на первой площадке начался аукцион, предлагающий к продаже некоторых лошадей из числа победителей гонки, и большая часть общества, не заинтересованная в последующих заездах, переместилась туда, чтобы посмотреть торги.
На западе снова выстроились облака, но солнце всё еще сияло и припекало, будто в середине лета.
Не хочешь ли купить лошадь?спросил Джереми у Кьюби.
Не думаю.
Я тоже. Но они тебя привлекают?
О да, я люблю лошадей.
Толпа слишком разгорячилась. Того и гляди толкнут. Можешь помять платье. Да и грязь еще не подсохла.
Тогда зачем нам туда идти?она подняла бровь.
А нам и необязательно. Можем просто прогуляться.
Она обдумывала его слова. Это был вызов.
А куда?
Кажется, здесь есть речка неподалеку.
Точно! Но тут, должно быть, крутой склон, ведь мы на вершине холма.
Вон тот лесок выведет нас вниз. Где-то около мили. Даже если не удастся уйти далеко, мы могли бы прогуляться. Это было бы приятнее.
И грязнее.
О нет.
Не грязнее?
Там наверняка только мягкие тропинки и палая листва. Здешняя грязьиз-за телег и лошадей.
Кьюби взглянула на Огастеса, который кокетничал с Элизабет Боскауэн. Клеменс стояла с Николасом Карветом.
Ладно,сказала она,тогда пойдем гулять.
На краю поля была калитка, ведущая в лес. Джереми открыл ее, и они вошли. Земля была влажная, и Джереми с тревогой взглянул на свою добычу, но Кьюби не стала жаловаться. Сегодняшняя непринужденная попытка сблизиться с ней превзошла все его ожидания. Но он прекрасно понимал, что день сегодня праздничный, и особенно понимал, что оба к тому моменту осушили немало бокалов канарского, поэтому сомневался, что этот очевидный прогресс на самом деле продвигает его к целивсе может исчезнуть в холодном свете дня. Но просто возможность побыть рядом с ней вселила в Джереми новую жизнь и надежду. К тому жеэто было смягчающим обстоятельствомвряд ли она бы согласилась пойти с ним гулять, если бы ей самой это не нравилось.
Когда они спускались вниз по тропе, Кьюби опустила зонтик.
Когда твоя сестра выходит замуж?
В конце месяца. Ты хотела бы посетить церемонию?
Думаю, нет. Это будет слишком явным подтверждением того, что я иду против желаний брата. Джереми...
Знаю. Прости. Я нарушил наш договор. С этой минуты ни одного серьезного слова!
Она остановилась, осматривая свой ботинок, и стряхнула три больших влажных листа с каблука.
Вот бы не слышать никогда ничего серьезного! Как было бы приятно, если бы мы могли общаться с людьми самым несерьезным образом!
Может, у нас получится.
Как?ответила она.Да это невозможно! Удовольствия со временем все равно иссякнут. И это уже началось! Так давай наслаждаться сегодняшним днем!
Они пошли дальше. В лесу было пустынно и тихо, за исключением нежного журчания воды в ручье. Все птицы, казалось, умолкли.
Расскажи мне о своих экспериментах с паровой машиной,попросила она.
Хвастаться особо нечем.
Он рассказал о встрече с Тревитиком и о том, что почти забросил свой проект.
Но так нельзя!возмутилась она.Если каждый изобретатель будет отчаиваться, когда что-то пошло не так, как мало будет тогда открытий!
Я не изобретатель. Я использую и, возможно, немного дорабатываю то, что изобрели другие.
Пусть так.
Хорошо, да, думаю, ты права. Я должен продолжать. Разумеется, в последнее время мне не хватало...
Продолжай.
Ты, наверное, можешь догадаться, чего мне не хватало, что еще раз доказывает, что, как ты верно заметила, удовольствия имеют свойство иссякать.
Вокруг возвышались гигантские стебли борщевика, цветущие и покрытые семенами чаши с множеством изящных стебельков, каждый с замысловатой прической. Она стегнула один из них и сломала стебель с зонтиком.
Позволь, я расскажу тебе о нашей новой шахте. Она уже открылась, и насос, который я спроектировал, работает, и неплохо работает! Я никогда об этом не говорил?
Нет. В прошлом году это было в планах.
Но тебе интересно?
Ну конечно, мне интересно! Просто потому...
И Джереми рассказал. Через какое-то время Кьюби начала весело болтать о своей жизни, о том, как Огастес, работающий в Лондоне, проводит с ними отпуск, о размолвке Клеменс с учителем музыки, о визите тетки со спаниелем, который тяпнул ее за лодыжку. Джереми поведал ей о Клоуэнс и Стивене. Самые простые новости, самый легкий диалог между ними приобретал важное значение.
Небрежно ступая, они спускались всё дальше и дальше. Вдруг Кьюби поскользнулась на упавшей ветке, наполовину торчавшей из земли, влажной и замшелой. Джереми поймал ее за руку, и она устояла. Она посмотрела на косые лучи солнца и сказала:
Боже милостивый, нам пора возвращаться!
Отсюда можно увидеть реку.
Я знаю, но всё равно мы должны идти назад. Мне бы не хотелось, чтобы Джон, присоединившись к нашим друзьям, обнаружил мое отсутствие.
Они стали возвращаться по своим следам. Джереми легко и деликатно придерживал ее под руку, не встречая особого сопротивления. Они снова пробирались вдоль ручья, протискиваясь через молодые платаны, чьи огромные влажные листья светились в солнечных лучах.
Немного погодя они остановились перевести дыхание. Кьюби прислонилась спиной к дереву позади нее. Джереми накрыл ее ладонь своей и весело улыбнулся. Они постояли несколько секунд, а затем поцеловались - казалось, губы Кьюби сами потянулись к его губам, чтобы наконец встретиться. Волна чувств, взметнувшаяся от губ к губам, превратила остаток дня в банальный и бессмысленный.
Сделав паузу, чтобы успокоить дыхание, Джереми позволил пальцам погладить ее по щеке.
Это было,сказал он, сбился и начал снова,это было не так и ужасно. Если хорошенько подумать, совсем не ужасно.
Он прервался, увидев в ее глазах вспышку удивления от его легкомысленного настроя.
Знаешь эту песню?спросил он.Полно медлить. Счастье хрупко. Поцелуй меня, голубка; Юностьрвущийся товар.
На лице Кьюби промелькнуло такое выражение, будто ей стало скучно, но после легкого колебания сияние вернулось, как и улыбка, хотя и немного натянутая.
Джереми, я же сказала, нам пора.
Конечно, пора! Так поторопимся. Но согласись, мы ведем себя соответственно установленным сегодня правилам?
Что ж, я не совсем уверена.
Почему не уверена? Мы ведь не стали серьезными? Ничего такого... Разве в детстве ты никогда не играла в игры с поцелуями?
Разумеется. Но это...
Она остановилась. Джереми наклонился, чтобы поцеловать ее снова.
Прекрати!
Но почему?
Сам знаешь!
Нет, не знаю.
Потому что,она попыталась отойти от дерева.Нам пора возвращаться.
Конечно, пора. Разве я не говорил то же самое?
Она не допустила следующего поцелуя в губы, и поэтому Джереми целовал ее лоб, волосы и щеки, лишь чуть-чуть не доходя до губ. Она вздернула голову.
Джереми, я же тебя просила!
О чем ты меня просила? Разве я не веду себя несерьезно?
Ты ведешь себя неприлично!
Но ведь это весело? Разве мы рождены не для этого? Разве мы не должны искать счастья на этом поверхностном уровне, пока еще можем?
Да, да, да, да, да! И всё же пойдем.
Он с нежностью отстранился.
Значит, мы должны вернуться. Я к твоим услугам.
Она отодвинулась от дерева, на бархатном платье осталось несколько зеленых пятен.
Наверное, я вся в листьях?
Нет, всего парочка,он почтительно смахнул их со спины и юбки.
Она глубоко вздохнула.
Ты и вправду смешной.
Конечно,откликнулся он.Но ты же понимаешь, этим я просто сдерживаю свою искренность.
Джереми, мне начинает казаться, что твоя единственная цель в жизнимучить меня!
Моя единственная цель в жизниугодить тебе. Принять твои пожелания и всегда действовать, исходя из них.
Кьюби посмотрела на него. Овал ее лица, хоть и затененного, всё равно четко выделялся на фоне темных волос.
Пойдем.
Они двинулись дальше. Ползучие заросли папоротника-орляка ноготками цеплялись за них. Прервав птичье молчание, заверещали две сороки. Кьюби повернула голову в их сторону.
Однак печали, двек радости,заметил Джереми.
Я бы сказала, одна к печали, двек веселью.
Тоже верно.
Знаешь,сказала Кьюби,я пошла с тобой... Просто ради прогулки.
Таково соглашение.
И то, что ты... И я... Те объятия, в которые ты меня заключил, не больше, чем... Чем просто объятия. Что это может значить? Разве мы не поссорившееся друзья? Разве объятия и поцелуи не уместны для примирения?
Вдали раздались крики детей, но они казались звуками из другого мира. Их по-прежнему окружал тихий, залитый солнцем влажный лес.
Конечно,успокоил ее Джереми,Я рад, что всё позади.
Всё позади?
Я имею в виду ссору. Теперь мы можем встречаться, как любящие друзья.
Да, пожалуй.
Дорогая Кьюби,осторожно сказал он.Не сомневайся, я не претендую ни на что, кроме...
Но ты претендуешь! Ты уже делал это!
Кроме,позволь мне закончить,кроме права быть любящим другом ровно до того момента, как ты выйдешь замуж. И после этого, если разрешит твой муж.
Но пока и в помине нет никакого мужа!
Вот об этом я говорить не стану,откликнулся Джереми, продолжая свои двусмысленные замечания.
На ее лице смех и досада, казалось, боролись друг с другом. Наконец, она перевела взгляд на зонтик, чтобы скрыть остальные эмоции.
Хорошо,тихо произнесла Кьюби.Пусть так и будет.
Глава пятая
I
Росс купил нового пони для Изабеллы-Роуз и положил глаз на лошадь, выигравшую второй заезд, для себя.
Не многие участники гонок могли считаться подлинными скаковыми лошадьми, даже по провинциальным меркам. По большей части, лошади из конюшен местных заводчиков были тяжеловаты для гонок. Но на Росса произвел впечатление Баргрейв (такая уж странная была кличка у коня), который проскакал милю, впечатывая огромные копыта в мягкий и вытоптанный дерн, и опередил соперников. В нем наверняка есть настоящая порода. Коню четыре года, а значит впереди еще целая жизнь. Будет жаль, если его продадут в качестве упряжной лошади, это означало бы еще максимум три года жизни. Росс не имел намерения рассекать по округе утомительным галопом, но он любил и ценил энергию и резвость, а Баргрейв, по его мнению, обладал обоими качествами.
Ставки на аукционе начались с пяти гиней, быстро выросли до пятнадцати, а потом замерли.
Что ж, господа,провозгласил аукционист,этого маловато.Как насчет семнадцати? Кто-нибудь предложит семнадцать?
Росс поднял перчатку.
Семнадцать! Мне дали семнадцать! Могу я сказать двадцать? Предложено двадцать. Всего двадцать за такую прекрасную, сильную лошадь? Посмотрите на ее бабки и щетки! Могу я сказать двадцать две? Могу я сказать...
Росс поднял перчатку.
Двадцать две гинеи. Благодарю, сэр. Двадцать две. Двадцать пять. Двадцать семь? Двадцать семь. Могу я сказать... Тридцать! Тридцатьраз. Тридцатьдва. Тридцать две гинеи. Тридцать двераз. Тридцать пять. Сорок. Могу я сказать сорок пять? Благодарю. Сорок пять. Пятьдесят?
Росс посмотрел на противоположную сторону арены, пытаясь найти того, кто перебивает его ставки. Никого. Кто-то сидел прямо за его спиной, чуть правее. Он повернул голову. Джордж Уорлегган.
Рядом с ним расположилась высокая, темноволосая молодая дама. А еще майор Тревэнион.
Ваша ставка, сэр?спросил аукционист, указывая на Росса.
Росс поднял перчатку.
Пятьдесят,сказал аукционист.Благодарю вас, сэр. Могу я сказать?.. Пятьдесят пять. Пятьдесят пятьраз. Пятьдесят пятьдва. Шестьдесят. Шестьдесят пять. Семьдесят. Ваша ставка, сэр? Нет?
Росс поднял перчатку.
Семьдесят пять. Восемьдесят. Восемьдесят пять. Девяносто. Девяносто пять. Сто, сэр?
Росс покачал головой.
Нет, сэр? Только девяносто пять? Девяносто пять?Стукнул молоток.Уходит вам, сэр. Вам, сэр Джордж,добавил аукционист с подобострастной улыбкой, и клерк отошел к Уорлеггану, чтобы завершить сделку, а мальчишка из конюшни увел Баргрейва.
Нет,покачал головой Джордж,лошадь не моя. Последнюю ставку сделал другой.
На лице аукциониста отразилась тревога.
Сэр?
Джордж повторил свои слова. Аукционист взглянул на Росса. Он тоже покачал головой.
Моя последняя ставка была девяносто.
Нет,сказал Джордж.Это моя ставка была девяносто. Лошадь твоя.
Аукционист спустился с кафедры, а потом, сообразив, что таким образом лишился своей власти, снова взошел на нее.
Сэр Джордж, я уверен в своей правоте. Я тщательно следил. Вы оба были близки, я знаю, но...Он пошептался с клерком.Мистер Холмс говорит то же самое, прошу прощения, но всё же...
Я сделал предпоследнюю ставку,настаивал Джордж.Лошадь купил капитан Полдарк.