Ветер усиливался, и мне пришлось закрыть окно, чтобы не навредить герани, одиноко стоящей на окне. Даже розы от прохладного летнего бриза дрожали и готовились опасть. Я не мог этого допустить. В руках дрожала лейка, и с каждой минутой чувство тревоги обуревало меня: хотелось поливать цветы дни напролёт, лишь бы они не засохли, но вовремя понимал, что так делать нельзя.
Тот мужчина, что приходил днём он всё ещё всплывал в моей голове размытым пятном. Не знал я, чем он меня так зацепил, но его сверкающая лысина надолго врезалась мне в память, да и дипломат его был довольно неплох. Он купил розу для своей больной жены. Кто-то скажет, что это благородство. Кто-то что любовь. Но я сказал бы, что это всего лишь жалость. Он любил её, да, но только потому, что не хотел, чтобы она умерла, будучи обиженной на него, на его возможные измены и прочие провинности. Эта роза была разменной монетой прощения. И цена этой монете две сотни марок.
Я поставил лейку возле папоротника и подошёл к чуть пыльному окну. За ним, на пустой улице, покрытой нескончаемым пеплом и прахом давно ушедших дней, я видел дорогу, вдоль которой и расположился наш городок, выживающий только лишь на военных продовольственных заказах. Ферма работала круглые сутки, лишь бы о нас не забыли, но взамен, по сути, не получали ничего.
В нескольких сотнях метров от дороги, смотря на запад, можно заметить большой серый амбар и невысокий забор, окружавший курятники и свинарники. А вокруг всего этого различалась тёмная, песчаная гладь колосьев, медленно колыхавшихся на ветру. Скоро они вырастут, и их без зазрения совести срежут работники фермы, которым когда-то был и я. Но вспоминать об этом мне не хотелось. Хотя бы не сейчас, когда мир находился в благоговейном забвении в ожидании грозы, дарящей и жизнь, и смерть.
Выйдя из комнаты, я вновь очутился в пустой кишке коридора, напичканной всяким мусором постояльцев. Всё тот же холодильник, всё те же коробки, всё та же гнетущая пустота и ветер, разгуливающий внутри здания. Шум рефрижератора раздражал меня больше, чем грохот канонады на поле боя. Казалось, этому не будет конца.
Скоро будет ланч. Я должен был спуститься на первый этаж в общую кухню, где в это время собирались такие же, как я униженные, оскорблённые временем. Люди, чьи возможности ограничены. Но я относился к ним лишь наполовину.
Какая сегодня замечательная погода! мечтательно сказала женщина-волонтёр по имени Клара, смотря в окно и перебирая ложки в ящиках. Чую, сегодня будет хороший дождь.
Плохо это, ответил ей старый мужчина, сидевший за обеденным столом с двумя мужчинами-колясочниками и играющий с ними скат. Воды много будет, грунт размоет, посевы погибнут.
Да на кой чёрт тебе эта пшеница? возмутился худенький старичок в коляске. Ну, погибнет и погибнет. Всё равно помирать скоро.
Типун тебе на язык, буркнул второй старичок на коляске. Он выглядел чуть толще, но чуть более устрашающе. Хочешь всех за собой утянуть в могилу?
Мальчики, хватит, к столу подошла Клара. Не умрём. Нам ещё жить да жить. Помните со второго корпуса старичка-то? Морган, кажется. Так он прожил девяносто два года, только потом умер и то, потому что упал с лестницы и сломал спину. Так, глядишь, и больше прожил бы.
Так он на таблетках постоянно сидел, буркнул в ответ самый первый старичок без коляски. Он выглядел сморщенным, словно изюм или курага, отчего становилось немного противно, но скорее это было из-за постоянно хмурого лица.
Полно тебе, Роберт, ласково сказала Клара и вновь повернулась к рабочему столу, где она успела разложить пару помидоров и огурцов. На тарелках рядом красовался омлет для нас четверых.
Я сел на соседнее кресло с Робертом. Заприметив меня, он попытался улыбнуться, но из-за хронической хмурости получилось это неважно. Я оглядел мужчин, сидевших напротив: двое иссохших старичков в застиранных рубашках, с дрожащими пальцами и губами. Они смотрели на меня, как на спасителя, как на ангела, спустившегося с небес. Но я понимал, что ничем не могу помочь, и поэтому чувствовал себя отвратно. Ещё немного и оба они умрут от старости или бросятся с лестницы. У них, к сожалению, никого не осталось, кроме нас да Клары.
Двоих колясочников звали Герберт и Джордж. Я вспомнил их имена, только лишь вглядевшись в их измученные лица с огромными впавшими глазами. Они были очень похожи между собой, но братьями не были один здесь жил всю жизнь, другой приехал из Англии. И оба пострадали в катастрофах, но в каких, отказывались говорить. Да и не нужно мне это.
А вот и еда! радостно воскликнула Клара, поставив перед нами тарелки с дымящимися ароматными жареными яйцами и хлебом. В центре стояла тарелка с овощами, а женщина уже наливала компот. Налетайте!
Мы принялись есть в полной тишине. Клара мирно пила компот из своей фарфоровой чашки и смотрела в окно на приближающуюся грозу. Роберт то и дело поглядывал на меня, видимо, пытаясь вызвать интерес. Но мне не хотелось разговаривать. Стоило мне очутиться в этой комнате, в этом обществе, как я тут же почувствовал себя его частью. Отчаявшиеся. Брошенные. Безыдейные. Создатели прошлого и кости будущего, на которых будут стоять наши потомки. Мы были четырьмя частями одного механизма страданий, а Клара связующее звено между всеми нами.
Мы ели молча, пока в один миг Роберт не начал рассуждать вслух:
Ох уж эта молодёжь, начал он. Вечно придут, вечно всё испортят и дальше идут. Ничего больше им бог не додумался дать, вот и терпим теперь этих, Роберт кивнул в сторону комнаты, где жили молодые люди, работающие на ферме.
Ты слишком строг с ними, сказал вдруг Джордж. Они хотя бы работают, а мы? Просто прожигаем жизнь на крыльце, да смотрим на поля. Нас кормят, одевают, нам дали кров. Почему ты жалуешься?
Потому что молодёжь хочет от нас избавиться, серьёзно ответил Роберт. А ты как думаешь, Генри? он бросил на меня заинтересованный взгляд.
Во всяком случае мы должны благодарить их за то, что они нас терпят, я откусил кусок чёрного хлеба. Они нас обеспечивают, а Клара вообще золотой человек, я улыбнулся ей, и щёки у неё покраснели.
И ты, Брут! нахмурился Роберт. Никакой поддержки! Что делается с этим миром? Молодые захватывают власть, держат при себе большие деньги, у них есть работа. А мы?
Мы им просто завидуем. Старые дурни, раздражённо буркнул Герберт, будучи особо худым даже в сравнении с Джорджем. Роберт, просто признайся, что ты хочешь такой же лёгкой жизни. Да, нам не со всем повезло. Но тебе даже сейчас лучше, чем всем остальным. На что ты жалуешься?
Я одобрительно кивнул и слегка улыбнулся. Роберта застали врасплох.
И ничего я не завидую, обиженно бросил он и продолжил молча есть овощи из общей тарелки.
А вы знаете вести из большого города? сказал после недолгого молчания Джордж. Сегодня по радио слышал, что на запад идёт буря. Видимо, засуха, жара везде, но только не у нас. Хотя это только затишье перед настоящим штормом.
Буря? сказал я, недоумевая. Я думал, эти времена давно прошли. Думал, что сейчас единственная опасность это солдаты с огнемётами.
И всё равно эти солдаты будут реальнее, чем буря, сказал Роберт. Они всегда нас стороной обходят, никогда не видел, чтобы нас
заметало песком и грязью.
Значит, увидишь, встрял Герберт. Джордж сказал, что буря на запад идёт. Мы как раз на этом пути. А бури, кстати, маленькими не бывают.
К чему ты клонишь? спросил Роберт. Думаешь, нас в любом случае заденет? Вздор!
Ну, вот и посмотрим, ухмыльнулся Герберт. Ставлю двадцать марок, что буря пройдёт по нам.
Тогда я ставлю тридцать марок, что мимо, парировал Робби. Всё равно я выиграю.
Значит, пари, улыбнулся Герберт. Они пожали друг другу руки, а Джордж разбил их.
Так мы и сидели, объедали последние закрома нормальной жизни в ожидании неведомой бури, что мчалась к нам на огромной скорости, сметая всё своём пути. Но только пока угроза кажется призрачной, люди не смогут воспринимать её всерьёз. До тех пока, пока буря не накроет их с головой, они не поверят и будут отрицать всё на свете.
А когда поймут, что ошибались, то будет уже поздно.
Вечером все мы из кухни, где просидели за бессмысленной болтовнёй весь день, перебрались в практически пустую гостиную, обклеенную слегка выцветшими бежевыми обоями. Мы расселись на старых ободранных диванах и трухлявых креслах, со скрипами и стонами мимолётной боли в теле приняли удобное положение и принялись выплёскивать во вселенную пустоту. Её же нам так не хватало.
Герберт и Джордж, похоже, чувствовали себя неуютно, учитывая то, что пересесть на удобное кресло никто из них не мог. Поэтому они встали рядом друг с другом прямо посередине комнаты и тихо о чём-то шептались. Клара читала книгу лёжа на бордовом диване, а Роберт просто смотрел в окно, за которым открывались зияющая пустота раздольных полей и россыпь звёзд в иссиня-чёрном небе, рассекаемым грозой, которая уже сходила на «нет». Небо было готово упасть в любой момент. Казалось, оно трескалось всё больше с каждым днём, и вот уже совсем недалеко до конца.
И всё-таки мне кажется, что бури не будет, пробубнил Роберт, не поворачиваясь. Слишком спокойно на улице стало.
Так и западная сторона немаленькая, сказал Герберт. Глядишь, за пару недель доберётся. Там и посмотрим, как она на нас налетит и снесёт город к чертям собачьим.
Не неси чушь! рыкнул Роберт и бросил злобный взгляд на своего оппонента. Всегда мимо проходили бури, а тут возьмёт одна и проедется по нам. Так что ли?
А как же случай несколько лет назад, Герберт улыбнулся и подъехал чуть ближе. Казалось, напряжение между двумя стариками накалялось, воздух между ними превращался в вязкую липкую жидкость, в которой застывало всё, даже свет и время. Все зрители конфликта отвлеклись от своих дел и теперь вновь наблюдали за этой мизансценой: два человека неистово буравят друг друга взглядами из-за догадок.
Клара отложила книгу в сторону.
Хватит спорить, голова от вас разболелась. Какая вам разница, будет буря или нет? Поживём увидим! она встала с дивана и прошла к маленькой коробке настенной аптечки, из которой достала пару таблеток и, сходив на кухню за водой, проглотила их.
Ах, вот как? воскликнул Герберт и, не обращая больше внимания на Роберта, приблизился к Кларе. Раз можно плюнуть на бурю, то давайте плюнем сразу на всё! На сбор урожая, на обеспечение стабильности, на сегодняшнее убийство розой!
Остынь, резко сказал я, и мой голос неожиданно громко растворился в коридоре и гостиной. Только спустя пару секунд до меня дошёл смысл его слов. Погоди, что ты сказал?
Убийство розой, повторил Герберт немигающим взглядом. Не слыхал? Я, когда вышел прогуляться, услышал разговор. Какие-то две девушки говорили что-то об убийстве розой, об аллергии и прочей ерунде. Я не стал вслушиваться и поехал дальше.
Эта новость взбудоражила мой разум. Теперь перед глазами появлялось это добродушное лицо мужчины, что так уверенно уговаривал продать ему розу. В его глазах больше не было жалости, в них были и жадность, и злоба, и ревность. Можно было бы предположить всё, что угодно, но одно оспаривать я точно не мог я помог убить человека.
Что с тобой, Генри? Клара стояла возле меня и трясла за плечо. Я медленно вышел из странного транса, и взгляд вновь обрёл резкость. Рядом со мной стояли Герберт, Клара и Джордж. Все трое смотрели на меня, как на больного и измученного человека.
Всё в порядке. Просто кажется, я видел сегодня убийцу, я замолчал, ожидая реакции. Клара широко раскрыла глаза, но виду не подала. Он не местный. Проезжал здесь мимолётом, искал розу.
Так что же ты его не задержал? возмутилась Клара.
А кто знал, зачем он ищет розу? встрял в разговор Роберт, повернувшись ко всем. Может, он в вазу хотел её поставить. Ну, кто бы мог подумать, что этим цветком можно убить?
Во всяком случае, это немного настораживает, спокойно ответил Джордж. Впервые за весь вечер его голос оглушил стены гостиной. Кто будет искать в захолустье розы?
Говорил, что для своей жены искал, сказал я и запоздало прикусил язык. Все присутствующие в комнате смотрели на меня вопросительно и, видимо, ждали ответов. Я глубоко вздохнул.
Набраться смелости сознаться в таком деле довольно сложно. Кто знает, какой реакции они ожидали и чего ожидал я от них. Они мне практически никто, но даже этот момент стал монетой в копилку только зарождающейся дружбы.
И всё же молчать было уже поздно. Я привлёк слишком много внимания.
Ладно, это я продал ему цветок, выпалил я и закрыл лицо руками. Больная нога неприятно заныла. Я убил человека. Понимаете?
На глаза наворачивались слёзы от страха заключения в нашей единственной тюрьме или самосуд на площади. Люди были очень изобретательны в методах казни, но в методах человечности ума всё ещё не хватало.
Ты сейчас пошутил так? нахмурится Роберт. Если да, то это очень глупая и совсем не смешная шутка.
Наверное, не следовало вообще заикаться об этом, вздохнул я и упёр свой взгляд в пол. Дурак. Какой же я дурак!
Лучше уж рассказать кому-то, чем просто молчать и нести на себе такой камень, тихо ответила Клара и села рядом со мной. Ты поступил правильно. По крайней мере, сейчас.
То есть Герберт встрепенулся и отвернулся к окну, то есть ты понимаешь, на что ты себя обрёк? Ты помог убить кого-то, Генри. Несознательно, но всё же.
Конечно, это позорное пятно на твоей репутации, начал вдруг Роберт. Но мы мы же светские люди всё-таки, он тихо рассмеялся, мы тебя не сдадим. Так ведь?
Клара, Герберт и Джордж резко кивнули будто боялись, что передумают и встанут на сторону справедливости. Но они решили выбрать такую мимолётную дружбу, которая с каждым днём всё больше и больше прерывается пропастью смерти, разделяющей нас навсегда. И не все понимали, что навсегда это действительно вечность. Жизнь не даёт поблажек в таких делах, иначе бы половина умерших давно воскресла.
Спасибо, буркнул я, и чувство вины за содеянное наливалось в сердце чёрной слизью.
Ты не виноват в этом, сказал вдруг Джордж. Ты вообще здесь ни при чём. А знаешь, почему? Потому что ты не мог знать, зачем ему этот цветок на самом деле. Тем более, что его, возможно, уже задержали и твоей вины в этом ничуть нет. Так что просто успокойся. Иди на улицу, подыши. Вот увидишь, всё будет в порядке.
Я молча встал и, взяв трость, вышел из гостиной, чувствуя, как жарко становилось в комнате и как внимательные взгляды упирались мне в спину. Мне хотелось поскорее выйти на улицу и забыть обо всём этом, лишь бы ветер ночи сдул все дурные мысли из головы, оставив лишь пустоту, которую я мог бы заполнить следующим днём, ничем не отличающимся от предыдущего, кроме одного я убил человека, ведь продавать оружие это то же самое, что нажать на курок. Фактически, убийство.
Трудно было принять эту мысль. Она не подходила никуда, паззл не хотел собираться воедино, мысли путались всё больше, и стоило мне выйти на улицу, как прохладный ветер и аромат колосьев тут же выветрил всё из головы. На короткие мгновения мне хотелось забыть обо всём, забыть об этой жизни, о смертях в этих стенах, о больших надеждах и громадных провалах. Это здание, в котором я жил вот уже несколько лет, впитывало в себя всю людскую грязь, спуская излишки по коллекторам, выбрасывая черноту в реки. А мы и рады.
Я закрыл дверь в свою комнату на замок и посмотрел на свой дендрарий. Теперь отсутствие розы казалось для меня чёрным пятном на истории сада, и не хотелось больше видеть ни их, ни герань на окне, ни папоротник со своими длинными листьями-щупальцами. Они в один момент стали мне противны, в голову пришло осознание того, что даже миролюбивые растения могут стать орудием убийства.
Столбы моих ценностей и моральных устоев начали рушиться всё сильнее. Они ещё были крепки, но стоит мне сделать ещё несколько неверных шагов, и всё рухнет, а вместо меня появится дурная сущность, человек, которому чужды чувства.
Этого я боялся больше всего. Поэтому я со злостью взял клумбу и, сдерживая себя, чтобы не разломить её пополам, спрятал розы как можно дальше под кровать, а сам открыл запрятанную там же бутылку водки. Откупорил крышку и налил себе несколько рюмок.