В узкой щели между сараем и забором все остановились. Петро пошарил в темноте и стащил откуда-то небольшую металлическую лесенку. Приставив ее к забору, он испытующе посмотрел на меня:
Спрыгнуть сверху сможешь?
Да.
Прыгай на меня, я тебя поймаю.
Лестница едва доставала до середины забора. Петро забрался до верху, подтянулся на руках, осторожно встал между заточенными остриями металлических стержней, торчавших по верху забора, и мягко спрыгнул вниз. У меня учащенно забило сердце. Конечно, еще год назад в деревне я лазила и не по таким заборам но сейчас мне стало страшно, что я сделаю что-то не так и провалю всех.
Я легко забралась по лестнице, дотянулась до верхней перекладины забора и попыталась закинуть на нее ногу. Сразу же поняв фразу Петро насчет платья даже в такой темноте мои белые панталоны наверняка были видны как на ладони всем стоящим внизу.
Попытка удалась только с третьего раза. Обдирая руки о прутья и чувствуя боль в мышцах живота, напряжением всего тела я выбралась на верх забора и замерла, с опаской глядя на острия прутьев. Стоило чуть-чуть потерять равновесие и повиснешь на них, зацепившись в лучшем случае одеждой, а в худшем нет, про это нельзя думать.
Далеко внизу была видна земля и голова Петро. Прыгать? Господи, как высоко-то и еще эти босоножки, у них хоть и небольшой, но все-таки каблук, совершенно не предназначенный для десантных операций
Я пошатнулась, охнула и, чтобы не упасть ничком, прыгнула вниз. Не успела испугаться, как оказалась в крепких объятьях Петра. По-моему, он поймал меня на лету, не дав даже коснуться земли. Я замерла. Он тоже. Я висела у него на руках, охваченная непонятным для меня ощущением мужской силы. Мне почему-то не хотелось больше никуда идти
Впрочем, миг сказки быстро кончился. Петро поставил меня на землю, прошептал:
Ты молодец.
Похвала из уст этого вчера еще малознакомого мальчишки оказалась для меня как бальзам. Я даже глупо хихикнула, вызвав ответный негодующий взгляд с его стороны.
Мальчишки попадали рядом с нами один за другим. Петро просунул руки сквозь прутья решетки и убрал лестницу.
Все, расходимся. Не забываем ровно в шесть!
Мальчишки исчезли, как будто их и не было. Я осталась одна в пустынном даже днем переулке.
Ну и что мне теперь делать?
Идти домой? Без ключа? Впрочем, нет, ключ есть у Кристины, мама оставила его ее отцу, когда начались репрессии, чтобы ему было где спрятаться в случае чего, и забыла забрать, когда к нам поселился русский офицер.
Идти к бабушке в деревню? Это был бы лучший вариант, однако я понимала, что меня там найдут, если, конечно, начнут искать. Да и в детдоме начнется переполох наверняка усилят контроль, и походы в город для мальчишек прекратятся. Побег к бабушке нужно было тщательно подготовить, так, чтобы не начали искать, и никого при этом не подвести.
Уйти в леса, к папе? Тоже неплохой вариант у меня даже зачесались руки от воображения, как я стреляю по русским чекистам Но вот где в лесу искать папу? Лес большой, а я голодная и плохо одета
Ладно. Сначала к Але, а там посмотрим.
Я не очень хорошо ориентировалась в этой части Львова, хотя это и было недалеко от центра. Проще всего было выйти на старую рыночную площадь или на Кафедральную, но это самый центр, освещенный, с патрулями и милицией. Бледную девочку с короткой стрижкой и в неказистом платье приметят сразу. Придется идти задворками.
Скажу честно было страшно. В полной тишине ночного города босоножки громко цокали по мостовой. Пару раз встречался милицейский патруль, но я вовремя слышала стук их сапог и пряталась в подворотнях.
Вот и наша улица. Вот и мой дом. В окнах ни огонька, да и откуда им быть в это время. Я с трудом сдержала желание зайти в подъезд и позвонить в дверь.
Вот и дом Али. Я открыла калитку, зашла в знакомый с детства двор. Слава Богу, что родители Али так и не завели собаку. Подошла к окошку, тихонько постучала. Раз, другой господи, хоть бы она была дома, хоть бы ее не арестовали.
Отдернулась штора. Я вдруг поняла, что меня не видно в темноте. И что я сильно изменилась вместо длинных волос короткая стрижка.
Надо было взять спички. Ладно, была не была.
Аля, это я, Оксана, громким шепотом сказала я, в надежде, что она услышит меня через приоткрытую форточку.
Внутри раздался негромкий вскрик. Потом открылось окно, и я отработанным годами движением оказалась у Али в комнате.
Мы обнимались и разговаривали до утра. Новостей было немного, хороших среди них еще меньше.
Когда нас арестовали то в школе сообщили, что мои родители шпионы, что мы все арестованы и посажены в тюрьму. Алю и Кристину тоже допрашивали, но они ничего не сказали. Мама Кристины ходила к нам домой, чтобы забрать вещи, но ее не пустили даже на порог.
В школе арестовали еще нескольких человек, в том числе и тех мальчишек, которые были связаны с ОУН. В городе тоже шли аресты. Появилось много военных, особенно летчиков. Алиного отца тоже забирали в НКВД, но быстро выпустили, правда, так избили, что он чуть не умер.
Аля сказала, что она слышала, что всех арестованных отправляли строить дорогу до Могилева. Возможно, что и моя мама тоже там. Мы с ней обе в этот момент подумали об одном, но не сказали. О том, что мамы уже могло и не быть. Нет, наверное, я бы это почувствовала
Время пролетело мгновенно. Рассвело, мне надо было идти. Уже под утро в комнату тихонько зашла мама Али. Поцеловав меня, она сунула мне сверток и молча вышла. Оказывается, она все слышала.
Аля вылезла в окно со мной. Как она сказала, мне будет безопаснее идти вдвоем. Мы шли медленно-медленно, оттягивая миг расставания. Однако детдом показался слишком быстро
Аля с интересом посмотрела на ожидающих нас мальчишек. Я не спросила у нее самого главного появился ли у нее какой-нибудь парень. Хотя с ее строгими родителями она могла только вздыхать издалека вера не позволяла ей близко общаться с католиками.
Мы крепко обнялись и обе заплакали. Напоследок я попросила Алю забрать ключи от нашей квартиры у Кристины. Крис жила в большом доме, и посреди ночи приходить к ней было бы опасно. Я не знаю, на что я надеялась, но все-таки
Глава 7. 1940
В течение октября Петро еще три раза брал Оксану с собой, постоянно напоминая, что она у него в долгу. Оксана каждый раз подходила к двери своей квартиры, долго стояла перед ней, а потом бежала к Але. Один раз Аля позвала к себе ночевать Кристину, чем несказанно обрадовала Оксану.
Она каждый раз приносила в детдом вкусные булочки, которые ей давала мама Али. Правда, на всех девчонок хватало от силы по половинке, но после скудного детдомовского пайка и это было наслаждением.
В ноябре стало холодно, и Оксана не рисковала уже путешествовать по ночам в тоненьком платье. Впрочем, и она, и все девчонки были озабочены проблемой со Светой, у которой заметно округлился живот. Нужно было что-то делать. Сама Света в отчаянии хотела повеситься, но все девчонки договорились везде ходить за ней, не давая ей оставаться одной.
Самое плохое заключалось в том, что Свете даже некуда было сбежать. Ближайшие ее родственники жили в Москве, и она не видела их с детства. Оставалось единственное сознаваться директору. Удивительно было еще, как директор не рассмотрел Светин живот на своем систематическом осмотре после душа. Впрочем, из душевой Света всегда выходила последней, и, как предполагала Оксана, каким-то образом умудрялась избегать унизительного разглядывания.
Впрочем, в отношении директора у Оксаны вскоре открылись глаза. Вообще-то девчонки, как правило, были друг с другом откровенны, но некоторые вещи рассказывали не всегда. В частности, то, что именно с ними делали в тюрьме. Это была запретная тема, которая обсуждалась только с близкими подругами. Где-то в сентябре Оксана заметила, что красивая и взрослая девочка Стася, приехавшая в детдом еще до них, частенько плачет по вечерам и вообще ведет себя странно. На все расспросы она молчала. Девчонки терялись в догадках. Потом то же самое начало происходить и с другой девочкой, Ксенией. Она была немного старше Оксаны, но выглядела гораздо взрослее.
Оксана начала кое-что подозревать, когда, выходя вечером из туалета, увидела идущую по коридору Стасю. Стася шла из того угла, где был вход в директорский кабинет. И больше ниоткуда она идти не могла. Оксана дождалась, пока Стася поравняется с ней, и как бы невзначай спросила:
Что, вызывал, что ли?
Реакция Стаси была неожиданной. Она покраснела, кивнула и, быстро отвернувшись, ушла в комнату.
Озадаченная Оксана дождалась, когда в один из вечеров из комнаты незаметно исчезнет Ксения. Затем вышла в туалет. Сняла в туалете тапочки и босиком, тихонько, прошла мимо комнаты в конец коридора, где за поворотом был кабинет директора святая святых, в которую был запрещен вход всем, включая воспитателей. Прислушалась к звукам за дверью. Подошла поближе, прильнула к замочной скважине и едва не ахнула от изумления.
В кабинете были директор и Ксения. И они
Оксана второй раз в жизни наблюдала ЭТО. Кровь бросилась ей в лицо. Господи, так вот зачем он рассматривает их после душа! Он выбирает себе жертву
Оксана, с пылающими щеками, осторожно встала, вернулась за тапочками и вызвала из комнаты Ольгу. Видимо, на лице у нее было написано что-то совершенно необычное, так как Ольга даже не стала ничего спрашивать, а молча побежала за ней в туалет место всех секретных переговоров.
Оля там в кабинете директора
Что там?
Там директор и Ксения ну, это
Что? Это? более простая в воспитании Ольга сделала руками неприличный жест.
Ага. Ты представляешь наверное, и Стася тоже. Я видела, как она от него выходила
Ничего себе. Вот козел-то где
Ужас.
Девчонки замолчали, оценивая ситуацию и невольно примеряя ее к себе.
Оля Оксана попыталась сформулировать мучивший ее вопрос: А если он так всех и нас?
Нет я его просто убью
Может, мальчишкам сказать?
Чтобы они его того? Оля провела рукой по горлу.
Ага.
Не знаю а вдруг их после этого в тюрьму отправят? И нас заодно?
Боже как вот так жить-то? Представляешь, как он девчонок мучает? Тут еще со Светой такое
В туалет заглянула воспитательница. Увидев нас, она с ходу начала орать:
Это что такое! Ну-ка, марш в спальню! Устроили тут переговорный пункт!
Девчонки побежали в спальню.
Они шептались до середины ночи, но так и не придумали, что сделать, чтобы обезопасить себя и других девчонок от домогательств директора.
Наутро невыспавшаяся Ольга в умывалке шепнула Оксане:
Я придумала.
Ну?
Надо, чтобы девчонки пожаловались на директора.
Кому?
Ну, не знаю. Какому-нибудь их начальству.
И что? Он от всего отопрется. Кому поверят-то, ему или бывшим зэчкам?
Но они же Ольга замялась.
Ты о чем?
Ну, невинность там
Ага. Он скажет, что им в тюрьме
Да, точно
Оксана сломала голову над всеми проблемами. Больше всего ей хотелось убить директора и сбежать к отцу. Ей казалось, что все вопросы в этом случае разом снимутся.
Все решилось неожиданно просто и страшно. В один из дней Свету вызвал к себе директор. Ее не было несколько часов. Вернулась в спальню она вся опухшая и заплаканная, и сразу упала без сил на кровать.
Немного придя в себя, она рассказала взволнованным девчонкам, что директор заподозрил неладное, вызвал ее к себе, долго расспрашивал, а потом раздел и осмотрел. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Света беременна. Все оставшееся время директор ругал Свету, хлестал по щекам и говорил, что она подвела и его, и весь детский дом. Из-за ее развратного поведения его теперь уволят, а детдом расформируют.
Света была вне себя и проплакала весь вечер и всю ночь. Утром девушки пошли в мастерскую на работу. Все, кроме Светы, которая лежала в постели как мертвая. Ольга попыталась остаться с ней, однако воспитательница заставила ее идти со всеми.
Весь день у Оксаны было тяжело на душе. Да и остальные девчонки переживали сложившуюся ситуацию. Света не пришла и на обед. В спальне, куда кое-кто из девчонок успел заглянуть, ее тоже не было. Не было видно и директора, который в обычный день любил совать свой нос куда надо и не надо. Очевидно, вчерашнее разбирательство продолжалось.
Вечером Света появилась поздно. Она пришла в спальню в блузке, сильно залитой кровью. Ее лицо было еще более опухшим, чем вчера. Кровь, видимо, шла из носа, так как повреждений на ней не было видно.
Света даже не стала ничего говорить. Просто легла и отвернулась к стене.
Утром она исчезла. Сначала девчонки подумали, что она в туалете или в умывалке, однако там ее не оказалось. После этого у всех появилась одна, оставшаяся невысказанной, мысль что Света попросту сбежала. Это, конечно, был не лучший выход, так как у нее не было никого знакомых в городе, однако это было лучше, чем оставаться в этой полу-тюрьме.
Света оказалась в мастерской. Она висела на сплетенном из ткацкой тесьмы шнуре, привязанном к крюку для люстры. Ольга, вошедшая в мастерскую первой, только ахнула и замерла в дверях, не пуская никого дальше. Оксана, шедшая следом за ней, увидела всю картину как на ладони.
Необычайно вытянувшаяся шея Светы была криво перехвачена петлей, оставившей синюшный след на коже. Оксана с ужасом смотрела на высунутый и прикушенный язык, на вытаращенные в смертельной гримасе глаза, на посиневшие пальцы, вцепившиеся в петлю в последней попытке растянуть ее. «Вот она, смерть», подумала она и про себя тут же решила, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не будет вешаться.
Оксану толкнули в спину девчонки, не понявшие, что произошло. Она толкнула Ольгу. И они обе влетели в мастерскую, оказавшись прямо перед трупом повесившейся Светы. Неприятный запах шибанул в нос Оксане. Она увидела под ногами Светы лужицу мочи и судорожно сглотнула, останавливая подступающую тошноту. Затем, подняв глаза, посмотрела на выпирающий живот и перекрестилась, подумав о том, что Света не только покончила с собой, совершив тем самым смертный грех, но и убила своего ребенка.
В дверях бесшумно возник директор. Он скептически посмотрел на труп, живо напомнив Оксане военного, который жил у них на квартире, затем покачал головой:
Так. Этого следовало ожидать. Вот к чему приводит распущенность и разврат.
У Оксаны свело судорогой живот от ненависти к этому толстому и самодовольному типу, который два дня мучил Свету побоями и нравоучениями и из-за которого она, возможно, и повесилась. Ее руки сами собой потянулись к горлу директора. Вероятно, она была не одна такая, так как директор, обведя взглядом окруживших его девочек, быстро повернулся и вышел из мастерской, на ходу скомандовав:
Так, сегодня работы не будет, всем отдыхать!
Однако девчонки не торопились уходить из комнаты, потрясенные произошедшим. Вслед за директором, бросив работу, примчались и мальчишки. Многие из них дружили со Светой, и увиденное произвело на них просто шокирующее впечатление.
Прошло не меньше получаса, однако никто так и не ушел из мастерской. Все стояли, переговаривались, сочувствовали Свете и совершенно убитой горем Марине.
Вдруг Оксану кто-то тронул за рукав. Она обернулась. Петро, стоя у нее за спиной, делал ей глазами знак выйти за дверь.
Он провел ее в спальню к девчонкам, куда обычно мальчишкам был вход запрещен. Но сейчас это была единственная пустующая комната по всему детдому носились воспитательницы.
Ну?
Что? не поняла Оксана.
Из-за чего?
Ну, она не знала, как заговорить на такую тему с мальчишкой.
Она была беременна? напрямую спросил он.
Да.
От кого?
В тюрьме
От русских?
Да. От солдат.
И что дальше?
Директор об этом узнал
Ну?
Он ее вызвал к себе, бил, ругал
Понятно. Как ты думаешь, что с ним сделать?
Я не знаю. Я бы его убила.
Я бы тоже
Еще Петро, Оксана снова замялась. Она знала, что лучше всего сказать ему про это, но не могла подобрать слова.
Ну? Говори, смелее, мы же братья галичане.
Я еще знаю, что директор он с некоторыми девочками ну ты понимаешь