Почему ты меня не впустила? спросила Патти.
Не знаю, решила сама спуститься, там такой дурдом, и я решила спуститься, чтобы мы могли поговорить. Глаза Элизы сверкали, она беспокойно ломала пальцы. Там сплошная наркота, может, пойдем куда-нибудь, я так тебя рада видеть, привет! Как ты? Как Чикаго? Как все прошло?
Патти нахмурилась:
Я не могу подняться к своему парню?
М-м, нет, погодипарню? Не слишком сильно сказано? Я думала, это просто Картер. В смысле, я знала, что он тебе нравится, но
Кто там?
Ну, всякие знакомые.
Кто?
Ты никого не знаешь. Пойдем куда-нибудь?
Кто, например?
Он думал, что ты возвращаешься завтра. Вы же завтра ужинаете, так?
Я улетела пораньше, чтобы увидеть его.
О боже, ты же в него не влюблена? Нам надо поговорить о том, как ты себя защищаешь, я-то думала, что вы просто развлекаетесь, ты же никогда не называла его своим парнем, я-то об этом должна была бы знать, так? Если ты мне не будешь всего рассказывать, я не смогу тебя защитить. Ты нарушила правило, так?
Ты мои правила тоже не соблюдала, заметила Патти.
Богом клянусь, все не так, как ты думаешь. Я твой друг. Просто там есть кое-кто, с кем ты вряд ли подружишься.
Девушка?
Слушай, я ее выгоню. Мы от нее избавимся и потусим втроем. Элиза захихикала. У него есть очень, очень, очень крутой кокс.
Погоди. Вас там трое? Это и есть вечеринка?
Так круто, так круто, обязательно попробуй. Сезон ведь закончился, так? Мы от нее избавимся, ты сможешь подняться, и мы затусим. Или можем вдвоем пойти ко мне, если подождешь, я возьму наркоты, и мы пойдем ко мне. Ты должна это попробовать. Пока не попробуешь, не поймешь.
Оставить Картера с кем-то и пойти с тобой пробовать кокаин? Отличная идея.
Боже, Патти, прости. Это не то, что ты думаешь. Он сказал, что устроит вечеринку, но потом достал кокс и немножко поменял свои планы, а потом оказалось, что он позвал меня только потому, что тот человек не пришел бы, если бы оказалось, что они будут вдвоем.
Могла бы уйти, сказала Патти.
Нам уже было весело. Попробуешьпоймешь, почему я не ушла. Я тебе клянусь, я здесь только поэтому.
Вопреки здравому смыслу, эта ночь не привела к охлаждению или прекращению дружбы с Элизой. Вместо этого Патти порвала с Картером и попросила у Элизы прощения за то, что не рассказала ей все об их отношениях, а та попросила прощения у нее за то, что уделяла ей мало внимания, и пообещала в будущем следовать их правилам и не употреблять больше тяжелых наркотиков. Теперь автору ясно, что представления Картера об идеальном именинном подарке явно включали в себя наличие пары доступных девушек и белого муравейничка на прикроватной тумбочке. Но Элиза исступленно корила себя и от беспокойства была весьма убедительна. На следующее утро, прежде чем Патти успела все обдумать и сделать вывод, что ее предполагаемая лучшая подруга делала что-то не то с ее предполагаемым парнем, Элиза уже, запыхавшись, колотилась к ней в дверь с сообщением, что уже три раза пробежала трек в четверть мили и теперь Патти должна научить ее каким-нибудь упражнениям. С ее точки зрения, она была одета как заправский бегун (майка с изображением Лены Лович, боксерские шорты до колен, черные носки, кеды). Она горела идеей совместных занятий по вечерам, пылала любовью к Патти и страшилась ее потерять; и Патти, которой только что открылось истинное лицо Картера, закрыла глаза на то, что представляла из себя Элиза.
Элиза продолжала массированное наступление, пока Патти не согласилась провести с ней лето в Миннеаполисе, после чего снова стала пропадать и потеряла всякий интерес к спорту. Большую часть этого жаркого лета Патти провела одна в снятом через третьи руки клоповнике в Динкитауне, жалея себя и чувствуя, как рушится ее самооценка. Она не понимала, почему Элиза была так одержима идеей совместной жизни: как правило, она возвращалась домой не раньше двух часов ночи или не возвращалась вовсе. Правда, она продолжала уговаривать Патти употребить что-нибудь новенькое, сходить на концерт или найти себе нового любовника, но Патти питала временное отвращение к сексу и постоянноек наркотикам и сигаретному дыму. К тому же зарплаты за летнюю работу на кафедре физвоспитания едва ли хватало на покрытие ренты, а она не хотела, уподобляясь Элизе, просить родителей о денежных вливаниях. Поэтому Патти чувствовала себя все более и более несовершенной и одинокой.
Почему мы дружим? спросила она наконец, пока Элиза наводила марафет перед очередным выходом.
Потому что ты потрясающая, ты красавица и мой самый любимый человек в мире, ответила Элиза.
Я спортсменка. Со мной скучно.
Нет! Ты Патти Эмерсон, мы живем вместе, и это круто.
Ее слова переданы дословноавтору они врезались в память.
Но мы ничего не делаем, сказала Патти.
А что бы ты хотела делать?
Я думаю поехать к родителям на некоторое время.
Что? Ты шутишь? Ты их не любишь! Ты должна остаться со мной.
Но ты каждый вечер уходишь.
Тогда давай займемся чем-нибудь вместе.
Но ты же знаешь, что я не хочу заниматься такими вещами.
Хорошо, тогда пойдем в кино. Можем пойти прямо сейчас. Что ты хочешь посмотреть? Хочешь посмотреть Дни жатвы?
Так началось очередное массированное наступление, продолжавшееся достаточно долго, чтобы перетянуть Патти через перевал лета и не дать ей сбежать. Во время этоготретьего по счетумедового месяца, изобиловавшего двойными сеансами в кино, вином с содовой и заезженными до дыр альбомами Blondie, Патти впервые услышала о музыканте Ричарде Каце.
О боже, стонала Элиза. Кажется, я влюбилась. Кажется, я теперь буду хорошей девочкой. Он такой большой. Как будто на тебя падает нейтронная звезда. Как будто тебя стирают гигантским ластиком.
Гигантский ластик только что закончил Макалистер-колледж, устроился на работу в компанию, сносящую дома, и организовал панк-группу под названием Травмы, в успехе которой Элиза не сомневалась. Единственным, что не вписывалось в ее идеальный образ Каца, был его выбор друзей.
Он живет с каким-то зацикленным придурком, Уолтером, рассказывала она. Такой, знаешь, безумный фанат, но при этом весь из себя пуританин. Очень странно. Я сначала решила, что это менеджер Каца, но он оказался каким-то лузером. Я утром выхожу из комнаты Каца, а Уолтер сидит на кухне, ест фруктовый салат и читает Нью-Йорк таймс. Знаешь, о чем он меня спросил? Видела ли я какие-нибудь хорошие пьесы в последнее время. Пьесыэто типа театр. Очень Странная Парочка. Познакомишься с Кацемсама поймешь.
В конечном итоге некоторые обстоятельства оказались для автора более болезненными, чем дружба Уолтера и Ричарда. На первый взгляд они казались еще более странной парой, чем даже Патти с Элизой. Неизвестный гений из отдела расселения Макалистер-колледжа поселил душераздирающе ответственного провинциала из Миннесоты в одной комнате с замкнутым и ненадежным городским гитаристом из Йонкерса, склонным к различного рода зависимостям. Единственным их сходством, в котором мог быть уверен гений из отдела расселения, было то, что они оба получали пособие для малоимущих. Тонкий светлокожий Уолтер был выше, чем Патти, но гораздо меньше смуглого широкоплечего Ричарда, в котором было шесть футов четыре дюйма роста. Ричард обладал сильным сходством (которое впоследствии отмечали многие, не только Патти) с ливийским диктатором Муаммаром эль-Каддафи. Те же черные волосы, те же смуглые рябые щеки, та же удовлетворенная улыбка властителя, осматривающего войска и пусковые установки. Он выглядел на пятнадцать лет старше своего друга. Уолтер напоминал назойливого помощника тренера, какие иногда встречаются в школьных спортивных командах, хилый мальчик, который во время игр стоит с папкой у края поля в пиджаке и галстуке. Игроки терпят его, потому что он хорошо разбирается в правилах. Это казалось одной из составляющих отношений между Ричардом и Уолтером: Ричард, во многих отношениях раздражительный и ненадежный человек, бесконечно серьезно относился к своей музыке, а Уолтер обладал необходимыми познаниями для того, чтобы ценить подобную музыку. Позже, когда Патти узнала их лучше, она поняла, что на самом деле они не так уж и различалисьоба изо всех сил старались, пусть и по-разному, быть хорошими людьми.
Патти познакомилась с гигантским ластиком душным августовским воскресеньем: она вернулась с пробежки и обнаружила его на диване, словно бы съежившемся под огромным Ричардом. Элиза тем временем принимала душ в их неописуемой ванной. Ричард, одетый в черную футболку, читал книгу, на мягкой обложке которой была большая буква V. Только после того как обливающаяся потом Патти налила себе стакан холодного чая, он обратился к ней:
А ты что?
Прошу прощения?
А ты что тут делаешь?
Я тут живу.
Понял.
Ричард медленно и тщательно оглядел ее. Ей показалось, что, по мере того как его взгляд скользил по ее телу, она постепенно впечатывалась в стену, и когда он отвернулся, она, абсолютно плоская, оказалась пришпилена к обоям.
Ты видела альбом? спросил он.
Э-э. Альбом?
Я тебе покажу, сказал он. Тебе, должно быть, интересно.
Он сходил в комнату Элизы и протянул Патти папку на трех кольцах, после чего вновь уткнулся в книгу и как будто забыл о ней. Это была старомодная папка, обитая бледно-голубой тканью, на которой крупными буквами было написано ее имя: ПАТТИ. В нем были, как показалось Патти, все ее фотографии, когда-либо печатавшиеся в спортивном разделе газеты Миннесота дейли, все открытки, которые она когда-либо посылала Элизе, все полоски фотографий из фотобудок, где они снимались вдвоем, и все фотографии с тех выходных, когда они наелись кексов с марихуаной. Патти сочла альбом странным и чересчур подробным, но главным образом она почувствовала жалость к Элизежалость и стыд, что спрашивала у подруги, любит ли та ее.
Странная она девочка, заметил Ричард с дивана.
Где ты это взял? Ты всегда копаешься в вещах людей, с которыми спишь?
Он рассмеялся.
Jaccuse!
Всегда?
Остынь. Он лежал за кроватью. На самом виду, как говорят копы.
Шум воды в ванной оборвался.
Верни на место, сказала Патти. Пожалуйста.
Я подумал, что тебя это заинтересует, сказал Ричард, не двигаясь с места.
Пожалуйста, положи его туда, откуда взял.
Начинаю подозревать, что у тебя такого альбома нет.
Пожалуйста.
Очень странная девочка, повторил Ричард, забирая у нее альбом. Потому я и заинтересовался.
Фальшь, сквозившая в обращении Элизы с мужчинами, она непрестанно хихикала, сюсюкала и ерошила волосымогла настроить против нее даже друзей. В сознании Патти переплелись ее постоянное стремление угодить Ричарду, ее странный альбом и неуверенность в себе, которую он символизировал. Она впервые начала стесняться своей подруги. Это было странно, учитывая, что Ричард не стеснялся спать с Элизой, а у Патти вроде как не было причин интересоваться его мнением об их дружбе.
В следующий раз она увидела Ричарда чуть ли не в последний день житья в клоповнике. Он снова сидел на диване, сложив руки и тяжело притопывая правым сапогом, и наблюдал за Элизой, которая играла на гитаре именно так, как привыкла слышать Патти: крайне неуверенно.
Ты не попадаешь, сказал он. Отстукивай ритм.
Но Элиза, вспотевшая от сосредоточенности, остановилась, как только заметила Патти.
Я не могу играть при ней.
Можешь, почему нет, сказал Ричард.
Вообще-то не может, запротестовала Патти. Я ее нервирую.
Интересно. С чего вдруг?
Понятия не имею, ответила Патти.
Она слишком меня поддерживает, сказала Элиза. Я прямо чувствую, как она хочет, чтобы у меня все получилось.
Какой ужас, обратился Ричард к Патти. Ты должна хотеть, чтобы она слажала.
Окей, согласилась Патти. Я хочу, чтобы ты слажала. Можешь? У тебя вроде неплохо это получается.
Элиза изумленно на нее посмотрела. Патти сама удивилась своим словам.
Извините, я пойду к себе, сказала она.
Сначала послушаем, как она налажает, предложил Ричард. Но Элиза уже отключала провода.
Тебе надо играть с метрономом, сказал ей Ричард. У тебя есть метроном?
Это была плохая идея.
Может, ты сам что-нибудь сыграешь? спросила Патти.
В другой раз, ответил он.
Но Патти вспомнила смущение, охватившее ее, когда он вручил ей альбом.
Одну песню, взмолилась она. Один аккорд. Сыграй один аккорд. Элиза говорит, что ты круто играешь.
Он покачал головой.
Приходи как-нибудь на концерт.
Патти не ходит на концерты, вмешалась Элиза. Ей не нравится дым.
Я занимаюсь спортом, сказала Патти.
Да, я уже видел, ответил Ричард, взглянув на нее со значением. Звезда баскетбола. Кто тынападающий, защитник? Я не знаю, какой рост у девушек считается высоким.
Я считаюсь невысокой.
Но ты довольно высокая.
Да.
Мы собирались идти, сказала Элиза, вставая.
Ты сам выглядишь как баскетболист, сказала Патти Ричарду.
Неохота ломать пальцы, фыркнул он.
Неправда, запротестовала она. Это редко случается.
Но она мгновенно поняла, что эта реплика не была интересной или продуктивной. Ричарду явно было плевать на ее баскетбол.
Может, я схожу на какой-нибудь твой концерт, сказала она. Когда следующий?
Как ты туда пойдешь, там же накурено? с неудовольствием спросила Элиза.
Это неважно, сказала Патти.
Да? Вот это новости.
Захвати с собой беруши, посоветовал Ричард.
После того как они ушли, Патти поплакала в своей комнатепричины для слез были слишком неутешительны, чтобы формулировать их. В следующий раз она увидела Элизу тридцать шесть часов спустя и извинилась за свою стервозность, но Элиза уже была в отличном настроении и сказала ей, чтобы та ни о чем не беспокоилась, что она продает гитару и с удовольствием сводит Патти на концерт Ричарда. Концерт состоялся субботним сентябрьским вечером в слабо вентилируемом клубе под названием Лонгхорн. Травмы играли на разогреве у Buzzcocks. Первым, кого Патти увидела, был Картер. Он намертво вцепился в гротескно хорошенькую блондинку в блестящем коротком платье.
Вот дерьмо, сказала Элиза.
Патти храбро помахала Картеру, которыйсама учтивостьнаправился к ней, сверкнув своими плохими зубами. Блестки семенили следом. Элиза протащила Патти через сцепление дымящих сигаретами панков к сцене. Там они наткнулись на светловолосого юношу, в котором Патти распознала знаменитого соседа Ричарда раньше, чем Элиза громко и монотонно выпалила: Привет-уолтер-как-дела.
Не будучи знакомой с Уолтером, Патти не осознала, насколько необычным было то, что вместо дружелюбной улыбки ее подруга получила в ответ холодный кивок.
Это моя лучшая подруга, Патти, сказала ему Элиза. Можно она тут с тобой постоит, пока я сбегаю за сцену?
Они сейчас начнут, заметил Уолтер.
Я на секунду, ответила Элиза. Присмотри за ней, хорошо?
Мы можем туда вместе пойти.
Нет, займи нам место. Я сейчас.
Уолтер с неудовольствием проследил за тем, как она ввинтилась в толпу и исчезла. Он выглядел вовсе не таким чудиком, как описывала Элиза, на нем был свитер с V-образным вырезом, а волосы его представляли собой кудрявую рыжеватую копну. Он был похож именно на того, кем являлся, на первокурсника с юридического факультета, но он выделялся в окружении панков с их уродливыми прическами и нарядами, и Патти, внезапно застеснявшаяся своей одежды, которая еще минуту назад полностью ее устраивала, была благодарна ему за его обычность.
Спасибо, что стоишь тут со мной, сказала она.
Я думаю, нам еще долго тут стоять, заметил Уолтер.
Рада познакомиться.
Я тоже рад. Ты же звезда баскетбола?
Да, это я.
Ричард рассказал мне про тебя. Он повернулся к ней. Ты употребляешь много наркотиков?
Нет! Боже. С чего вдруг?
Сужу по твоей подруге.
Патти не знала, как ей справиться со своим выражением лица.
Я не знала.
Ну, за сцену она пошла именно за этим.
Ясно.
Извини. Я знаю, вы дружите.
Да нет, такие вещи стоит знать.
Она, кажется, неплохо обеспечена.
Да, родители дают ей деньги.
Точно, родители.
Уолтер, казалось, был так озабочен отсутствием Элизы, что Патти умолкла. Она вновь ощутила угрюмый дух соперничества. Едва осознавая свой интерес к Ричарду, она находила нечестным, что Элиза использует не только себя, свою наивную полупривлекательную личность, но и родительские возможности, чтобы привлекать Ричарда и покупать доступ к нему. Какой слепой была Патти! Как она отстала от окружающих! И как уродливо выглядела сцена! Голые провода, холодный хром барабанов, невзрачные микрофоны, изолента вроде той, которой залепляют рот похищенным, и прожекторы, похожие на пушки: жесткое и откровенное зрелище.