Так-то оно так, поддакнул Григорий, подливая ему еще водки. И все равно ты не свободен.
Свободен в чем?
Свободен идти куда хочешь и когда хочешь.
Ясвободен, как ветер, ответил Иван.
Бахвал ты! бросил Григорий.
Говорю тебе, я свободен, как ветер. У меня добрые господа, особенно барышня, продолжал Иван с какой-то странной улыбкой. Она исполняет любое мое желание.
Неужто? Выходит, напьешься у меня сегодня, а завтра захочешь прийти сюда снова и получишь разрешение? с вызовом спросил Григорий, никогда не забывая о собственных интересах.
Получу, отрезал Иван.
Значит, придешь завтра снова? спросил Григорий.
Завтра, послезавтра, каждый день, коли захочу.
Известно, Иван в любимчиках у барышни ходит, вставил один из крепостных графа, находившийся здесь же и выпивавший за счет своего товарища.
Допустим, он и получит дозволение, но ведь ему скоро не хватать денег начнет, усомнился Григорий.
Такого никогда не будет, заявил Иван, опрокидывая очередной стакан водки. Пока будут деньги у барышни, будут и у Ивана.
Не знал я, что она так щедра, язвительно заметил Григорий.
Память у тебя отшибло, приятель. Тебе ведь известно: она с друзьями не считаетсямой кнут тому свидетель.
Об этом не говорю, сказал Григорий. На плети она щедра, спору нет. А вот деньгидругое дело. Их я у нее никогда не видел.
Хочешь на мои глянуть? спросил, все больше пьянея, Иван. На, смотривот копейки, вот полтинник, а это синенькие пятирублевки да четвертные розовенькие. А коли захочу, завтра будет и беленькая в пятьдесят целковых. За здоровье барышни!
И Иван протянул стакан, который Григорий наполнил до краев.
Но разве деньги могут восполнить презрение? спросил Григорий, все настойчивее провоцируя Ивана.
Презрение! отпарировал Иван. Это кто же меня презирает? Уж не ты ли, потому что вольный? Толку с твоей свободы! Лучше быть холопом, да сытым, чем вольным с голоду подыхать.
Я говорю о презрении к нам наших господ, повторил Григорий.
Презрение господ! Ты лучше спроси у Алексея и Данилы, презирает ли меня барышня.
Он верно говорит, подтвердили оба названных крепостных.
Видно, Иван слово знает, коли с ним всегда так уважительно разговаривают.
Это потому, что он брат Аннушки, а тамолочная сестра барышни, возразил Григорий.
Само собой, согласились оба крепостных.
По той или другой причине, но все именно так, заявил Иван.
А что с тобой станет, ежели твоя сестра помрет? спросил Григорий.
Ежели она помрет, мне будет ее очень жалко, потому как она девка хорошая. За здоровье моей сестры! Но и тогда ничего не изменится. Меня уважают за то, что я такой, какой есть, а еще потому, что боятся. Вот!
Боятся господина Ивана! усмехнулся Григорий. Уж не хочешь ли ты сказать, что, ежели господину Ивану надоест получать приказания, он сам станет их отдавать, и все будут его слушаться?
Может быть, сказал Иван.
Он сказал «может быть», заливаясь смехом, повторил Григорий. Все слыхали?
Да, подтвердили крепостные, которые уже еле ворочали языком.
Тогда не говорю больше «может быть». Так будет.
Хотел бы я на это посмотреть, съязвил Григорий. Я за это деньжат не пожалел бы.
Выставь вон этих пьянчугони уже напились, как свиньи, и тогда все задаром увидишь.
Задаром? переспросил Григорий. Шутишь! Может, ты думаешь, я их задаром пою?
Тогда скажи, сколько они твоей поганой сивухи могут выпить до полуночи, когда ты закрываешься?
Рублей на двадцать.
Вот тебе тридцать. Гони их в шею. Я хочу с тобой с глазу на глаз остаться.
Ребята, сказал Григорий, вытаскивая часы, скоро полночь. Вам известно распоряжение губернатора. Пошли-ка вы по домам.
Привыкшие к пассивному послушанию, как все русские, посетители безропотно удалились, и Григорий остался с глазу на глаз с Иваном и двумя крепостными генерала.
Вот мы и в своей компании, сказал он. Что ты собираешься делать?
Что вы скажете, если, несмотря на поздний час, на холод, несмотря на то, что мы простые холопы, барышня явится сюда, чтобы выпить за наше здоровье?
Я скажу, что ты должен попросить ее принести по этому случаю добрую бутылку водки. В подвалах генерала наверняка есть отменная, почище моей.
Конечно, есть, заявил Иван с пьяной самоуверенностью, и барышня принесет нам бутылку.
Ты спятил! вздохнул Григорий.
Точно, спятил, хором повторили оба крепостных.
Значит, я спятил?.. Тогда побьемся об заклад.
На что?
Коли я проиграю, плачу ассигнациями двести рублей, а коли тыпью у тебя бесплатно целый год, сколько влезет.
По рукам.
А товарищей не забыл? спросили оба мужика.
Не забыл, сказал Иван. В знак уважения к ним сократим срок до полугода. Идет?
И они скрепили пари, ударив друг друга по рукам.
Тогда уверенно, чтобы произвести впечатление на свидетелей этой странной сцены, Иван взял свой тулуп, который сушился на печи, и вышел.
Спустя полчаса он появился снова.
Ну, что? хором воскликнули Григорий и оба крепостных.
Идет следом, отозвался Иван.
Трое пьянчуг озадаченно переглянулись. Иван спокойно занял свое место, налил себе снова и поднял стакан.
За барышню! сказал он. Разве не должны мы поблагодарить ее, что она согласилась прийти выпить с нами в такую холодную и снежную ночь.
Аннушка, послышался на улице чей-то голос, постучи в эту дверь и узнай у Григория, тут ли наши люди.
Григорий и остальные потрясенно переглянулись. Они узнали голос Ванинки. Иван же, развалившись на лавке, поглядывал на них с насмешливым высокомерием.
Аннушка открыла дверь, и все увидели, как метет на улице.
Да, барышня, ответила она. Тут мой брат и еще Алексей с Данилой.
Вошла Ванинка.
Друзья мои, сказала она со странной улыбкой, мне доложили, что вы хотите выпить за мое здоровье. Я принесла вам кое-что. Вот бутылка старой французской водки из подвала моего отца. Придвиньте ваши стаканы.
Григорий и оба крепостных медленно и удивленно подчинились, Иван дерзко протянул свой стакан. Ванинка сама налила им до краев и, видя, что они в нерешительности, добавила:
Выпейте же, друзья, за мое здоровье.
Ура! завопили пьянчуги, успокоенные мягким и дружеским тоном благородной гостьи, и одним махом осушили стаканы.
Ванинка тотчас налила им еще, а затем, оставив бутылку, заключила:
Пейте, друзья мои, и не беспокойтесь обо мне. С позволения хозяина мы с Аннушкой обождем у печи, пока не стихнет метель.
Григорий приподнялся, чтобы подтолкнуть лавку к печи, но, может быть, потому, что уже был вдымину пьяным, либо потому, что в водку был подмешан какой-то дурман, вновь упал на скамью, тщетно пытаясь произнести извинения.
Ладно уж, не тревожьтесь. Пейте, друзья, пейте.
Собутыльники не преминули воспользоваться разрешением и опорожнили стоявшие перед ними стаканы. Едва допив свой, Григорий свалился под стол.
Хорошо. Опий начинает действовать, вполголоса сказала Ванинка спутнице.
Но что вы задумали? спросила Аннушка.
Увидишь.
Оба мужика не замедлили последовать за хозяином дома и свалились друг за другом. Один Иван еще боролся со сном, распевая удалую песню. Но вскоре язык отказался ему повиноваться, глаза непроизвольно закрылись, и, тщетно ловя ртом воздух и что-то бормоча, он улегся рядом с товарищами.
Тогда Ванинка поднялась и устремила на этих людей испепеляющий взор, словно не доверяя себе, окликнула по имени каждого, но никто не ответил. После чего, хлопнув в ладоши, она с радостным видом бросила:
Теперь самое время, пошла в глубь комнаты, взяла солому и разложила ее по углам. Затем, вытащив из печи головешку, подожгла комнату с четырех концов.
Что вы делаете? пытаясь остановить ее, в ужасе закричала Аннушка.
Хочу похоронить нашу тайну под пеплом.
А мой брат, мой бедный брат! воскликнула девушка.
Твой братнегодяй, он предал нас, и мы погибнем, если он не исчезнет.
Ох, брат мой, бедный брат!
Если хочешь, можешь умереть вместе с ним, сказала Ванинка, сопровождая свои слова выразительным взглядом, говорившим, что она ничего не имела бы против, решись Аннушка на это из сестринской любви.
Берегитесь, барышня, горим!
Выйдем, сказала Ванинка, увлекая за собой заплаканную девушку, заперла дверь и забросила ключ подальше в снег.
Богом молю, вернемся скорее домой! вскричала Аннушка. Не могу я смотреть на это страшное зрелище!
Напротив, останемся, возразила Ванинка, с почти мужской силой удерживая служанку. Побудем здесь, пока не сгорит дом и мы не убедимся, что никто не спасся.
О Господи! воскликнула Аннушка, падая на колени. Пожалей моего брата. Смерть приведет его к тебе без причастия.
Да, да, молись за него, поощрила Ванинка. Я хочу, чтобы погибли их тела, а не души. Молись, разрешаю тебе.
Пока служанка молилась, Ванинка, освещенная пламенем пожара, продолжала стоять, скрестив на груди руки.
Пожар бушевал недолго. Дом был деревянный, хорошо проконопаченный, как все крестьянские избы. Занявшись в четырех углах, пламя вскорости вырвалось на улицу, и через несколько минут, не встречая сопротивления, превратило здание в огромный костер. Девушка с горящими глазами следила за работой огня, содрогаясь при мысли, что из пламени может вдруг выскочить полуобгорелый призрак. Наконец крыша обвалилась, и Ванинка вернулась в дом генерала, куда девушки проникли, никем не замеченные, так как Аннушка имела право отлучаться в любое время дня и ночи.
На другой день в Санкт-Петербурге только и было разговоров, что о пожаре в «Красном кабачке», из-под развалин которого были извлечены останки четырех обгоревших трупов. А так как трое крепостных генерала не вернулись домой, генерал не сомневался, что останки принадлежали Ивану, Алексею и Даниле. Четвертым, очевидно, был Григорий.
Причины пожара так и остались невыясненными. Дом находился на отшибе, и шел такой сильный снег, что никто не повстречал двух женщин. Ванинка была совершенно уверена в служанке. Ее тайна умерла вместе с Иваном.
Однако вскоре на смену страху пришли угрызения совести. Непреклонной перед лицом событий девушке оказался не под силу груз воспоминаний. В надежде облегчить душу она решила исповедаться, отправилась к попу, известному своим милосердием, и, рассчитывая на тайну исповеди, обо всем ему рассказала.
Священник был потрясен. Милость Господня безгранична, но человеческая имеет свои пределы. И поп отказался отпустить Ванинке ее грех.
Его отказ оглушил Ванинку, он отторгал ее от святого алтаря. Кроме того, когда на это обратят внимание, возникнут неизбежные подозрения в каком-то страшном грехе, невероятном преступлении.
Ванинка рухнула на колени перед священником и стала умолять его смягчиться ради ее отца, на которого падет ее стыд и бесчестье.
Поп глубоко задумался и решил, что ему удастся все уладить: Ванинка подойдет к алтарю вместе с другими девушками, а он остановится перед ней, как перед всеми, но скажет только: «Молись и плачь!» Никто ничего не поймет и все подумают, что она, как все, восприяла тело Христово. Это и все, чего добивалась Ванинка.
Исповедовалась она около семи вечера, и погруженная во мрак пустая церковь еще сильнее подействовала на нее. Поп вернулся домой бледный и дрожащий. Попадья по имени Елизавета дожидалась его одна. Восьмилетнюю дочку Арину она уложила спать в соседней комнате.
Женщина была поражена видом мужа. Поп попробовал ее успокоить, но его дрожащий голос лишь усилил ее страх. Она захотела узнать, в чем причина его волнения. Поп отказался отвечать. Елизавета, узнавшая накануне о болезни матери, решила, что он скрывает печальную новость. Это был понедельник, тяжелый день у русских. Утром, выйдя на улицу, Елизавета повстречала женщину в трауре. Она восприняла это как дурную примету.
Елизавета залилась слезами.
Матушка моя умерла! закричала она.
Тщетно пытался успокоить ее поп, уверяя, что его волнение не связано с матерью. Бедная женщина отвечала на уговоры криком: «Моя мать умерла!» Тогда, чтобы избавить ее от этого наваждения, поп признался ей, что причина его волненияпризнание в преступлении, услышанное на исповеди. Елизавета не поверила ему. «Неправда, твердила она, ты хочешь скрыть несчастье». Крики ее возобновились еще пуще, начались судороги. Священник велел жене поклясться, что она сохранит тайну исповеди, и нарушил ее.
Маленькая Арина проснулась при первых же криках матери. Обеспокоенная и любопытствуя, что же происходит между родителями, она соскочила с постели и стала подслушивать под дверью.
Таким образом, тайна греха была замята, а тайна преступления разглашена.
Наступил день причастия. Семеновскую церковь заполнили верующие. Ванинка опустилась на колени перед алтарем. Сзади нее стояли отец, его адъютанты и слуги.
Арина тоже находилась вместе с матерью в храме. Любопытной девочке захотелось увидеть Ванинку, чье имя она услышала той ужасной ночью, когда ее отец изменил своему долгу. Пока мать ее молилась, она слезла со стула, смешалась с верующими и дошла до алтаря. Тут ее остановили слуги генерала. Но Арину было уже не удержать, она попыталась пробиться через них, ее схватили, она заартачилась, кто-то грубо оттолкнул ее, и ребенок ударился головой о лавку. Окровавленная девочка, поднявшись на ноги, закричала:
Мужик, а какой заносчивый! Не потому ли, что принадлежишь даме, спалившей «Красный кабачок»?
Эти слова, произнесенные в тишине, предшествующей святому таинству, были услышаны всеми. Ванинка упала в обморок.
На другой день генерал отправился к императору и рассказал ему, как своему судье, всю эту длинную и страшную историю, которую Ванинка ночью после сцены в церкви, раздавленная долгой борьбой, которую вела сама с собою, поведала отцу.
Выслушав это странное признание, Павел задумался. Затем, встав с кресла, в котором сидел во время долгого рассказа несчастного отца, подошел к письменному столу и начертал:
«Попа, нарушившего нерушимое, то есть тайну исповеди, сослать в Сибирь и расстричь. Жену еготоже, как не проявившую уважения к его священному долгу. Девочку оставить с родителями.
Горничную Аннушку тоже в Сибирь за то, что не рассказала своему хозяину о проступке дочери.
Сохраняю все свое уважение к генералу. Мне жаль его, и я вместе с ним огорчен постигшим его ударом.
Касательно Ванинки, не знаю, какого наказания она заслуживает. Вижу в ней лишь дочь храброго генерала, вся жизнь которого была посвящена служению своей родине. К тому же характер раскрытия преступления освобождает виновную от моей кары. Она сама должна назначить себе наказание. Насколько я понял ее характер, у нее хватит чувства собственного достоинства, чтобы сердце ее и угрызения совести помогли ей найти нужное решение».
Павел I вручил генералу незапечатанным пакет и велел отнести его графу Палену, губернатору Санкт-Петербурга.
Приказ царя был выполнен на следующий день.
Ванинка постриглась в монахини и в конце того же года умерла от стыда и отчаяния.
Генерал был убит под Аустерлицем.
Примечания
1
Имеется в виду предместье Варшавы.
2
Биографии Суворова Дюма не знал. Суворов был сыном не простого офицера, а генерал-аншефа (генерал-полковника), в кадетском корпусе не воспитывался, службу начал не офицером, а рядовым.
3
В битве при Дрездене в 1813 г., находясь на службе у Александра I.
4
Квинт Фабий Максим Кунктатор (ум. 203 до н. э.) римский полководец, чья тактикауклоняться от решительного сражения и постепенно истощать армию противника (отсюда прозвище КунктаторМедлитель) способствовала поражению Ганнибала во 2-й Пунической войне.
5
Все подробности этой трагической истории, равно как и текст царского приказа, мы черпаем из превосходной работы, опубликованной 15 лет назад г-ном Дюпре де Сен-Мором и озаглавленной «Отшельник в России». Выражая ему нашу благодарность, мы не скрываем опасений, что, добавив к его повествованию свое, мы, несомненно, лишь ослабили интерес к его рассказу. (Примеч. автора.)