Роза любила именно Кору.
Кора жила с бабушкой и дедушкой. Бабушка ходила каждый день по мосту в Хэнрэтти, где убиралась и гладила чужое белье. Дедушка был золотарем. Это значит, что он ходил по городу и чистил выгребные ямы. Такая у него была работа.
Прежде чем накопить денег на оборудование настоящей уборной, Фло купила туалет с химической стерилизацией и поставила его в угол дровяного чулана. Лучше, чем бегать в отхожее место на улицу, особенно зимой. Корин дедушка этого не одобрил. Он сказал Фло:
Многие обзавелись этой химикалией, и многие потом об этом пожалели.
Он произносил это слово «кимикалия».
Кора была незаконнорожденной. Ее мать то ли работала, то ли была замужем где-то в другом городе. Возможно, что она работала горничной, потому что все время присылала домой обноски. У Коры было много нарядов. Она приходила в школу в желтовато-коричневом атласном платье, переливающемся на бедрах; в ярко-синем бархатном, с болтающейся на плече розой из той же материи; в тускло-розовом креповом с бахромой. Эти платья были рассчитаны на женщину намного старше (хотя Роза так не думала), но подходили Коре по размеру. Она была высокая, плотная, со зрелой фигурой. Иногда она укладывала волосы валиком на макушке, опуская его с одной стороны на лоб. Кора, Донна и Бернис часто делали себе одну и ту же, взрослую, прическу, густо красили губы, пудрились толстым слоем, так что пудра спекалась, как слой муки. У Коры были крупные черты лица. Сальный лоб, ленивые веки брюнетки, зрелое и праздное самодовольство, что скоро зачерствеет и оформится во взрослый нрав. Но сейчас, вышагивая по школьному двору под ручку со спутницами, шепчась с ними о чем-то серьезном, Кора была великолепна. На самом деле из них троих ближе всех к миловидности подходила Донна, с ее бледным овальным личиком и кудрявыми светлыми волосами. Кора, как и две ее подруги, не тратила времени на мальчишек-соучеников. Девушки ждали, пока у них не появятся настоящие кавалерыа может, уже старались этими кавалерами обзавестись. Мальчишки иногда вопили им что-то от двери подвала, выкрикивали мечтательные непристойности, и Кора тогда поворачивалась и кричала в ответ:
Для люльки стар, для кроватки мал!
Роза понятия не имела, что это означает, но ее переполняло восхищениеразворотом бедер Коры, ее жестоким и дразнящим и в то же время ленивым и безмятежным голосом, шикарным видом. Оставшись одна, Роза разыгрывала всю сцену в лицахкрики мальчишек и прочее. Сама она изображала Коруповорачивалась, как тогда Кора, к воображаемым преследователям и бросала реплику с таким же вызывающим презрением:
Для люльки стар, для кроватки мал!
Роза расхаживала по заднему двору, воображая, что это у нее на бедрах переливается плотный атлас, ее собственные волосы закручены валиком, ее губы ярко накрашены. Она хотела, когда вырастет, стать точно такой, как Кора. Она не хотела ждать, пока вырастет. Она желала быть Корой прямо сейчас.
Кора носила в школу туфли на высоком каблуке. Она не отличалась легкой походкой. Когда она проходила по классу в очередном роскошном наряде, заметно дрожал пол и отчетливо дребезжали окна. Запах Коры тоже был слышен издалека. Запах талька и косметики, теплой смуглой кожи и волос.
"* * *
Три девушки сидели на самом верху пожарной лестницы в первый теплый весенний день. Они красили ногти. У лака был запах бананов с острой и странной химической ноткой. Роза хотела подняться по пожарной лестнице в школу, как обычно делала, чтобы избежать опасностей, ежедневно подстерегающих у главного входа. Но, увидев трех девушек, она повернула назадона не смела ожидать, что они потеснятся и пропустят ее.
Кора окликнула ее сверху:
Можешь подняться, если хочешь. Поднимайся!
Кора дразнила ее, манила, как подманивают щенка.
Хочешь, мы тебе ногти накрасим?
Тогда они все захотят, сказала другая девушка, Бернис, которой, как выяснилось, принадлежал лак.
А мы всем не будем красить, сказала Кора. Мы только ей. Как тебя зовут? Роза? Мы только Розе накрасим. Давай поднимайся, миленькая.
Она заставила Розу вытянуть руку. Роза с ужасом поняла, до чего пятнистая у нее рука, до чего загрубелая и грязная. И еще холодная и дрожащая. Маленький омерзительный предмет. Отбрось Кора эту руку с отвращением, Роза не удивилась бы.
Растопырь пальцы. Вот так. Расслабься. Гляди, как у тебя рука трясется! Я не кусаюсь. Думаешь, я кусаюсь? Держи руку неподвижно, вот молодец. Ты же не хочешь, чтобы лак лег неровно, а?
Она окунула кисточку во флакончик с лаком. Цвет был насыщенный, красный, как садовая малина. Роза упивалась запахом. У самой Коры пальцы были большие, розовые, теплые. И не дрожали.
Правда, красиво? Смотри, какие у тебя сейчас будут красивые ногти.
Кора накладывала лак по сложной, ныне забытой моде тех временоставляя лунку и свободный край ногтя непокрытыми.
Видишь, он розовый, подходит к твоему имени. Розаочень красивое имя. Оно мне нравится больше, чем Кора. Я просто ненавижу имя Кора. Что это у тебя пальцы замерзли в такой теплый день? Правда, они ужасно холодные по сравнению с моими?
Она кокетничала, повинуясь собственной прихотикак все девушки этого возраста. Они пробуют чары на чем угоднона кошках, на собаках, даже на своем лице в зеркале. Розе не по силам была такая нежданная милость, поэтому ей никак не удавалось насладиться моментом. Она была слаба, ослеплена, в ужасе.
С этого дня Роза впала в одержимость. Она тратила все свое время на попытки ходить и говорить, как Кора, повторяя каждое слово, произнесенное Корой когда-либо. Розу пленял каждый жест Коры, ее манера засовывать карандаш в густые жесткие волосы и то, как она иногда стонала в школе, выражая царственную скуку. То, как она облизывала палец и поправляла форму бровей. Роза облизывала собственный палец и приглаживала брови, мечтая, чтобы они были темными, а не выгоревшими на солнце и почти невидимыми.
Но подражания было недостаточно. Роза пошла дальше. Она воображала, как заболеет и Кору почему-то позовут за ней ухаживать. Ночные объятия, поглаживания, укачивания. Она сочиняла истории об опасности и спасении, катастрофах и благодарности. Иногда она спасала Кору, иногда Кора ее. Потомсплошное тепло, счастье, взаимные откровения.
«Очень красивое имя».
«Давай поднимайся, миленькая».
Любовь начинается, крепнет и наконец льется потоком. Сексуальная любовь, еще не знающая, куда себя направить. Эта любовь должна быть в человеке с самого началакак твердый белый мед в ведерке, ждущий, когда его растопят и он потечет. Ей недоставало определенной остроты, настойчивости; и еще по чистой случайности любимое существо оказалось того же пола. В остальном это была ровно такая же любовь, какую Роза испытывала во взрослом возрасте. Высшая точка прилива; неустранимое безумие; неудержимый потоп.
Когда все кругом зацвелосирень, яблони, боярышник вдоль дороги, началась игра в похороны. Заводилами были старшие. Та, что изображала покойницу, в эту игру играли только девочкилежала, вытянувшись, на верхней площадке пожарной лестницы. Остальные поднимались медленной вереницей, распевая какой-нибудь гимн, и вываливали на тело вороха цветов. Они склонялись над телом, притворно рыдая (у некоторых получалось по-настоящему) и прощаясь с ним. В этом и заключалась вся игра. Предполагалось, что все девочки смогут по очереди побыть покойницами, но вышло по-другому. Старшие, изобразив покойниц, мгновенно потеряли интерес к игре и уже не желали исполнять второстепенные роли на похоронах кого-то из младших. Те продолжали играть одни, но вскоре поняли, что игра утратила всю торжественность, весь блеск, и ушли одна за другойтолько самые упорные отщепенцы остались, чтобы довести дело до конца. Среди них была и Роза. Она цеплялась за игру, надеясь, что Кора пойдет в ее погребальной процессии, но Кора ее игнорировала.
Каждая покойница сама выбирала свой погребальный гимн. Кора выбрала «Как прекрасен, должно быть, рай». Она лежала под грудой цветов, сирени, в розовом креповом платье. Еще на ней были бусы и брошь, на которой зелеными блестками было выложено ее имя. На лицетолстый слой пудры. Крупинки пудры трепетали меж нежных волосков в углах рта. Ресницы дрожали. Лицо было строгое, сосредоточенное, неприступно мертвое. Печально распевая и опуская на тело свою охапку сирени, Роза была готова совершить какой-нибудь акт поклонения, но ничего не придумала. Она могла лишь жадно выхватывать детали, чтобы вспоминать потом. Цвет волос Коры. Сияние нижних прядей, заложенных за уши. Эти пряди были светло-карамельного цвета, светлее верхнего слоя волос. Рукиголые, смуглые, сплющенные под собственной тяжестью, тяжелые руки женщины. На них лежит бахрома. Чем пахнет Кора на самом деле? Что заявляют миру, хмурясь или спокойно разглаживаясь, ее выщипанные брови? Потом, оставшись одна, Роза будет тщательно обдумывать каждую деталь, напрягаясь, чтобы ничего не забыть, все познать, оставить себе навсегда. Какой ей был с этого прок? Когда Роза думала о Коре, ей представлялось темное светящееся пятно, плавящийся центр с запахом и вкусом горелого шоколада, недосягаемый для нее.
Что делать с любовью, когда она доходит до этой стадиидо такого бессилия, безнадежности и безумной сосредоточенности? Нужно ее чем-нибудь пришибить.
Вскоре Роза сделала большую ошибку. Она украла у Фло из лавки горсть конфет, чтобы подарить Коре. Дурацкий, нелепый, детский поступок, причем Роза уже тогда это понимала. Ошибка заключалась не только в собственно краже, хотя и это была дурацкая идея, которую оказалось нелегко осуществить. Фло держала конфеты за прилавком, чуть повыше его, на наклонной полке, в открытых ящиках, вне досягаемости, но на виду у детей. Роза выждала удобный момент, залезла на табуретку и напихала в пакет все, что подвернулось под руку, разноцветный кислый мармелад, «желейные бобы», лакричное ассорти, «кленовые почки», «куриные косточки». Сама она не съела ни одной конфетки. Чтобы переправить пакет в школу, она засунула его под юбку, а верх заправила за резинку трусов. На ходу она плотно прижимала руку к животу, чтобы пакет не съехал. «Что такое, у тебя живот болит?»спросила Фло, но, к счастью, была слишком занята, чтобы расследовать подробней.
Роза спрятала пакетик конфет у себя в парте и стала ждать удобного момента, но он никак не подворачивался.
Даже если бы она купила конфеты, приобрела их законным путем, эта затея была бы ошибкой. В самом начале все было бы в порядке, но не сейчас. Сейчас Розе уже нужно было слишком много благодарности, признания, но в то же время она была не способна их принять. У нее колотилось сердце, во рту появлялся странный медный привкус отчаяния и тоски, стоило Коре лишь пройти мимотяжелой походкой, в полном сознании собственной значительности, в облаке духов, согретых теплом кожи. Никакой жест не мог бы адекватно выразить чувства Розы, ей не суждено было получить удовлетворение, и она знала: то, что она задумала, дурацкий, шутовской поступок, который навлечет на нее беду.
Она не смогла просто взять и вручить конфеты, удобный момент никак не наступал, и через несколько дней она решила подбросить пакет Коре в парту. Даже это оказалось трудно. Розе пришлось притвориться, что она забыла что-то в классе, и прибежать обратно в школу уже после четырех, зная, что потом придется снова выбегать на улицу, одной, мимо больших мальчишек, стоящих у двери в подвал.
В классе оказалась учительницаона надевала шляпу. Каждый день учительница надевала эту шляпу, старую, зеленую, с обрывком пера, чтобы перейти в ней через мост. Донна, приятельница Коры, стирала с доски. Роза попыталась засунуть пакетик в парту Коры. Что-то вывалилось. Учительница не обратила внимания, но Донна повернулась и завопила:
Эй, что ты там делаешь в парте Коры?
Роза уронила конфеты на сиденье парты и выбежала вон.
Чего она совсем не ожидала, так это того, что Кора придет в лавку к Фло и вернет конфеты. Но именно так Кора и поступила. Не для того, чтобы доставить Розе неприятности, а просто для собственного удовольствия. Кора наслаждалась чувством собственной значимости и респектабельности, а также тем, что ведет взрослый диалог со взрослым человеком.
Не знаю, зачем она хотела мне это дать, сказала Кора (во всяком случае, так выходило по словам Фло).
Обезьяньи способности Фло ей в кои-то веки изменили: Розе показалось, что у нее вышло совсем не похоже на обычную речь Коры. Получилось какое-то жеманное нытье:
«Я решила, что лучше всего будет поставить вас в известность!»
Конфеты в любом случае уже не годились для еды. Они все растаяли и слиплись, так что Фло их выбросила.
Фло была потрясена до глубины души. Она сама так сказала. Разумеется, она считала кражу преступлением, но, кажется, понимала, что в данном случае кражавторичное зло, менее важное.
Что ты собиралась делать с этими конфетами? Зачем ты их ей дала? Ты что, влюбилась в нее или что?
Эти слова были задуманы как грубая шутка, оскорбление. Роза ответила «нет», потому что любовь у нее ассоциировалась с хеппи-эндом фильма, с поцелуями и свадьбой. Ее чувства пережили встряску и обнажилисьи уже, хоть Роза этого еще и не знала, начали чуточку увядать и отмирать по краям. Фло налетела на них, как иссушающий самум.
Ну ты вообще сказала Фло. Меня от тебя тошнит!
Фло не имела в виду, что у Розы в будущем проявятся склонности к однополой любви. Знай она о таких вещах, вся эта история показалась бы ей еще более смехотворной, нелепой, непостижимой, чем обычные людские поступки. Тошнило ее от мысли о любви. Добровольное порабощение, готовность к унижению, к самообману. Вот это ее поразило. Она прекрасно понимала всю опасность этого; видела изъян. Безрассудные надежды, готовность, потребность.
Что в ней такого распрекрасного? спросила Фло и тут же сама ответила:Ничего! Она даже не хорошенькая. Она превратится в жирное чудовище. По всему видать. И еще у нее будут усы. Уже есть. Откуда она берет одежду? Надо думать, она считает, что эти тряпки ей идут.
Роза ничего не ответила, и Фло продолжала: у Коры нет отца, ее мать занимается бог знает чем, а кто ее дед? Золотарь!
* * *
Еще много лет Фло время от времени вспоминала Кору.
Вон идет твой кумир! говорила она, если Кора шла мимо лавки в школу (она поступила в старшие классы).
Роза притворялась, что понятия не имеет, о чем идет речь.
Да знаешь ты ее! не сдавалась Фло. Ты тогда пыталась дарить ей конфеты! Которые ты для нее украла! Я чуть со смеху не померла!
Розино притворство было отчасти искренним. Она помнила факты, но не чувства. Кора превратилась в крупную смуглую мрачную девицу, сгорбленную под тяжестью учебников для старших классов. Учебники ей не помогли, в школе она недоучилась. Она носила обычные блузки и темно-синюю юбку, которая ее полнила. Может быть, Кора тяжело перенесла потерю любимых платьев. Потом она уехаланашла работу во время войны. Она поступила в авиацию и приходила домой в увольнение, затянутая в ужасную форму воздушных войск. Она вышла замуж за пилота.
Розу не слишком беспокоила эта потеря, это преображение. Жизнь вообще, насколько знала Роза по опыту, была чередой удивительных поворотов. Роза лишь думала о том, насколько Фло отстала от жизни, когда та в очередной раз принималась вспоминать эту историю. От раза к разу образ Коры становился все ужаснейсмуглявая, волосатая, жирная задавака. Лишь много лет спустя Роза поняла, что Флобезуспешнопыталась предостеречь, изменить ее.
* * *
Школа с приходом войны переродилась. Она как-то съежилась, утратила злую силу, анархический дух, прежний стиль. Необузданные мальчишки ушли в армию. Западный Хэнрэтти тоже изменился. Люди уезжали работать на военных заводах, и даже те, кто остался в городе, нашли работу, причем получали за нее столько, сколько никогда и не мечтали. В городе воцарилась респектабельностьвсеобщая, если не считать особо запущенных случаев. Крыши теперь перекрывали полностью, а не латали кое-где. Дома перекрашивали или обкладывали снаружи декоративным кирпичом. Жители города покупали холодильники и хвалились ими. Когда Роза думала о Западном Хэнрэтти до и во время войны, эти две эпохи представлялись ей абсолютно различными, словно в них использовалось совершенно разное освещение или словно эти эпохи были фильмами, снятыми на пленке, и пленку в каждом случае обрабатывали совершенно по-разному, так что в одном случае все выглядело четким, чинным, ограниченным и обычным, а в другомтемным, зернистым, хаотическим и вселяющим страх.
Само школьное здание отремонтировали. Вставили новые окна, привинтили парты к полу, неприличные слова замазали тускло-красной краской. Туалет для мальчиков и туалет для девочек снесли, а ямы засыпали. Правительство и школьный округ сочли необходимым оборудовать смывные туалеты в вычищенном для этого подвале.
К этому шли все. Мистер Бернс умер летом, и люди, которые купили его дом, оборудовали туалет внутри. Еще они поставили высокий забор из железной сетки, так что теперь со школьного двора нельзя было дотянуться до их сирени. Фло тоже собиралась сделать в доме туалетона сказала, что почему бы и нет, сейчас, во время войны, дела у всех идут в гору.
Дедушка Коры ушел на покой, и после него золотарей в городе уже не было.
Половинка грейпфрута
Роза выдержала вступительный экзамен, перешла через мост, попала в старшие классы.