Евгения ИЗЮМОВАДЕТИ РОССИИ
Все меньше и меньше остается в живых тех, кто может рассказать о Великой Отечественной войнеуходят в мир иной ветераны-фронтовики, работники тыла и те, кто был ребенком в то время. Уже сейчас будто дымкой туманной затягивает боевые «сороковые-грозовые», и все дальше они будут отодвигаться в глубь времени, пока не покроет их пыль веков.
Потомки имеют странное обыкновение рассматривать историю со своей точки зрения, нимало не задумываясь о том, что там, в прошлом, жили живые людиони страдали и радовались, они совершали поступки в духе своего времени, которое было дорого им точно также, как намсегодняшнее. Представители старшего поколенияживые свидетели огромного исторического пласта с начала двадцатого века и до его завершения. Уже, пожалуй, нет в живых тех, кто был очевидцем Октябрьской революции, кто мог бы просто рассказать, как жилось до нее, потому и причины революции и ее последствия многие сейчас трактуют по-своему, и не остановить разгул буйной фантазии публицистов, которым иной раз важнее не историческая истина, а возможность прославиться лично. Потому извлекается из массы документального материала иной раз самое грязное, самое неприглядное, а между тем в любом временном периоде есть и хорошее, то, что украшает жизнь человеческую. И мне, представителю младшего поколения страны Советов, не хочется, чтобы в будущем о нашей жизни говорили только плохое, ведь каждый период не просто втиснут в определенные временные рамкиэто судьбы людские. И моя судьбатоже.
В этой книгерассказ о тех, кто пережил грозные сороковые годы ушедшего века, для кого Волжский стал городом их судьбы. Они все из когорты последних очевидцев Великой Отечественной войны. И не отнять у людей старшего поколения их душевной доброты и мужества, с которым они защищали свое Отечество, не отнять любви к нему. Будут меняться цари или президенты, будут низвергаться одни и возводиться на пьедестал другие, но Отечество у нас всех одноРоссия, и какой бы ни была ее историяс ошибками власть имущих, с героизмом и болью народа, этонаша история. И отвергать ее нельзя, надо просто учитывать и не повторять ошибки.
Эта книга посвящена старшему поколению России советских (не надо глумиться над этим словом, поскольку это поколение так звалось, и за рубежом более семидесяти лет считали: советский, значитрусский) людей, которые гордились своим Отечеством и работали, отдавая все силы, на его благо. Они шли туда, куда их вели, и грех обвинять их в том, ибо и мы, сегодняшние россияне, безропотно идем туда, куда нас ведут, и делаем то, что велят те же самые власть имущие без всякого сопротивления. И дай Бог нам выстоять в этой лихой године, как выстояли наши отцы и матери в Великую Отечественную. Выстояли и не утратили любви к своей многострадальной и Великой Родине. Дай Бог и нам так же сильно любить ее, как любили и любят до сих пор сегодняшние старики. Дай Бог нам всем счастья и крепкой памяти, чтобы никогда не забыть имен виновных в наших бедах, и из поколения в поколение передавать правду истории, не приукрашивая ее и не принижая своего достоинства русского человека.
Человек и война. Эта тема неисчерпаема, и вряд ли все будет известно потомкам, даже если о войне прошедшей и о событиях в «горячих точках» будет писать каждый, кто владеет пером. Эта тема важна чрезвычайно, потому что потомки о прошедшем времени судят не только по документам, они судят по воспоминаниям живших тогда людей. Но, думаю, к этой теме надо относиться очень бережно и раскрывать ее всесторонне и объективно. Насколько это удалось мне, пусть судят читатели, современники Великой Отечественной войны, и те, кому в мирное время довелось участвовать в боях, рискуя своей жизнью и жизнью подчиненных. Потомки же пусть поверят на словоэто так и было.
С уважением к вам, читатели, автор
Евгения Изюмова.
июнь, 2001 г.
Черные крылья смерти
В канун сорокалетия Победы советского народа над фашистской Германией я, будучи корреспондентом газеты «Волжский шинник», писала серию очерков о ветеранах Великой Отечественной войны. Тех, с кем предстояло побеседовать, я определила очень простовыбрала несколько фамилий из общезаводского списка бывших фронтовиков, работающих на шинном заводе.
И вот к нам в редакцию пришел представительный, осанистый мужчина, который смущенно сказал: «Мне сообщили, что вы хотели меня видеть. ЯЖидков» Когда Иван Васильевич узнал, для чего я хотела его видеть, он смутился еще больше: «Знаете, я, наверное, ничего не смогу вам рассказать интересного, потому что»он замолчал на минуту и сообщил: «Я почти всю войну в концлагерях провел. Стоит ли об этом рассказывать, да, наверное, это и неинтересно?».
Я, каюсь, лицемерно (в то время как-то мало говорили о бывших военнопленных) ответила, что это мне интересно, и он начал рассказывать.
Повесть этане только результат многочасовых разговоров с ним, споров, обсуждения событий и тех далеких лет, и сегодняшних, но еще и моя попытка понять наше старшее поколение, постичь его неиссякаемый энтузиазм и веру в то, что строит новое общество, счастливое будущее. И не вина старшего поколения, что общество счастливое оказалось мифом, что идеалы, в которые верилось, отошли на второй план, что не в цене, к сожалению, сейчас такие, ставшие, казалось бы, смешными слова«нравственность, любовь, мужество,человечность»
« Здравствуй, ТосяИван написал первую строку и задумался. Как написать девушке, что он ее любит, какими словами ей это объяснить и предложить стать его женой? Иван потрогал пальцами два прохладных эмалевых кубика на петлицах. Здравствуй, Тося! Вот я и прибыл к месту моей службы, Иван больше не задумывался, о чем писать, понял: уж если сам ей ничего не сказал в Астрахани, где оба учились в педагогическом училище, то в письме и вовсе ничего не получится. Потому слова ложились на бумагу быстрые и бесстрастные. Напиши, как у тебя идут дела в школе, как работается, какие у тебя учебники. Про свои дела мне пока говорить нечего»
Иван вложил исписанный лист в конверт, заклеил его. Взглянул на село, которое пряталось в густых садах. Близился вечер, и вершины в лучах заходящего солнца отливали розоватым золотом. Там, где-то в середине села, есть почта. Если удастся, перед ужином можно будет сходить туда и отправить Тосе письмо. И пусть оно летит к любимой, а о своих чувствах он ей расскажет при встрече. «Только встреча эта будет нескоро»вздохнул Иван и улыбнулся, представив, как девушка получит письмо, начнет читать его, подперев рукой правую щеку, и, может быть, улыбнется своей милой открытой ласковой улыбкой, появятся на пухлых щеках ямочки.
С Тосей Иван знаком давно, но очень уж робок был парень, не только в любви не смел признаться, пригласить на танец и то стеснялся, и девушка, лукаво поглядывая на своего воздыхателя, на школьных вечерах шла танцевать с другими и чаще всего с закадычным Ивановым дружкомСашкой Громовым.* И в педагогическое училище Иван поступил ради Тоси, чтобы видеть ее ежедневно, быть рядом. Учился неплохо, а все же чувствовал, что учительствоне его дело. И лишь будучи курсантом Гомельского военного училища понял, что его призваниеслужба в армии.
И вот мечта сбылась. Онлейтенант. Согласится ли Тося выйти замуж за военного, ведь, наверное, надо обладать своеобразным талантом, чтобы стать женой командира?
Иван вновь вздохнул, неуверенный, что его мечта сбудется, хотя письма девушки к нему в военное училище были очень теплыми, но ведь ни словечка в них про любовь к нему.
Иван вновь взглянул на село. Красиво здесь, а вот в Эльтоне лучше. И закаты там такие, каких, наверное, нигде нетсолнце медленно скатывалось за горизонт, и соленое озеро начинало сверкать разноцветными искорками, словно чаша, наполненная драгоценными камнями. Конечно, Иван и в глаза не видел такие камни, но сравнивал озеро в закатном свете именно с ними. В Эльтон-озеро впадало шесть маленьких речонок, и все-таки оно было таким соленым, что утки, привлеченные серебристым блеском, приводнившись, уже не могли взлететьрапа, полуметровый соляной раствор, разъедал птичьи лапки и портил крылья.
Иван встрепенулся, услышав свое имя, и увидел подходившего к нему лейтенанта Алексея Журавлева. Он улыбнулся и сообщил:
Вань, командир отпустил нас до двадцати двух ноль-ноль в село. Пойдешь?
Журавлев был высок и строен, в нем чувствовалась немалая сила и ловкость. Он расправил плечи, разгладил складки на гимнастерке, приосанился ни дать ни взятьДон Жуан.
Конечно, Жидков сунул письмо в полевую сумку, которую купил в «Военторге» перед отъездом в часть, поднялся с пенька, на котором сидел.
Ого! сверкнул вновь улыбкой Журавлев. Вижу, ты уже и письмо успел настрочить! Кому? Жене? Девушке? не отставал Журавлев.
Девушке
Счастливый тыпогрустнел вдруг товарищ. Тебе есть кому писать. А я вот детдомовский. И девушки нет.
Иван недоверчиво посмотрел на ладного и красивого Журавлева. Чтоб у такого, и девушки не было?
Правда, ответил Журавлев на вопросительный взгляд Ивана. Меня-то любили, да я вот никого по сердцу не нашел. Мне ведь высокую надо, вишь, какой я долгота! и он опять засмеялся озорно и весело, сбил фуражку на затылок, словно и не грустил минуту назад.
Ох, и плакали, наверное, от тебя девчонки! засмеялся и Жидков.
Нет, Ваня, тут ты ошибаешься. Я не могу женщин обижать, Алексей вновь посерьезнелудивительно, как быстро менялось выражение его лица! Пойдем, что ли. Болтаем, а время идет, золотое время. А знаешь, мне почему-то грустно очень, вдруг признался Журавлев, что-то сердце ноет. Я ругаю себя за это, ведь не красная девицакомандир, а сердце все равно ноет, будто беду чует
Был вечер двадцать первого июня 1941 года.
Лейтенанты в лагерь вернулись вовремя. Раздевшись, легли на кровати и потек разговор. Все у них получалось как-то само собой. Так, видимо, и зарождается мужская дружба. Алексей рассказывал о себе, Ивано себе. Неожиданно для себя он спросил:
Леш, как ты думаешь, война будет? У нас, вроде, с Германией мир, а вот когда мы к Минску подъезжалинад эшелоном немец пролетел. Нагло, почти на бреющем. Странно, почему его не сбили наши? Может, не хотели поддаваться на провокацию?
Алексей долго молчал, думал о чем-то. Потом произнес:
Мне кажется, будет. Но когда? Лишь бы врасплох не застали. Граница рядом, а часть наша только формируется, Алексей словно рассуждал сам с собой. Вдруг заваруха какая? А у нас бойцы-новобранцы, не обучены, не обстреляны. Да и мы сами! он насмешливо фыркнул в темноте. Птенцы мы, а не командиры. Чтобы стать настоящим командиром надо не один год прослужить. Да ладно тебе! Спи!
Алексей поворочался, устраиваясь удобнее, и скоро засопел.
Иван долго не мог заснуть, вспоминая последние дни в училище, спешную отправку на границу. «Неужели все-таки будет война?»подумал он, однако мысль тотчас же перенесла его в страну иных воспоминаний.
Свидетельства об окончании седьмого класса выпускникам вручал директор школы. Левой рукой он подал Ване Жидкову документ, а правой крепко пожал пареньку руку.
Ну, Ваня, поздравляю тебя! Желаю тебе дальнейших успехов в учебе. Тыспособный парень.
Ваня смущенно глянул на директора и каким-то сдавленным голосомв горле комок воздуха, от которого ни вздохнуть, ни выдохнутьпоблагодарил директора и вернулся на свое место. Душа ликовала: «Наконец-то! Школа окончена! Если бы папа жив был, как бы он радовался: он так хотел, чтобы в нашем роду были грамотные люди!»
Однако мечтать хорошо, да жизнь совсем на другое нацеливает, и Ваня понимал, что не время идти учиться дальше, а надо работать, приобретать специальность, чтобы можно было забрать к себе младших братьев, с которыми судьба разлучила его несколько лет назад. Не по своей воле оказались они в далеком краю. И неизвестно, что было бы с мальчишками, если бы не старший брат Михаил. Да беда приключилась с Мишейон упал со строительных лесов и разбился насмерть, а младших братьев Сашу и Лешу, которые жили с ним, определили в Карагандинский детский дом.
Получив страшное известие о смерти Миши, Ваня с сестрой Надей, которая жила по-прежнему в их родном хуторе Смирновка, долго сидели, обнявшись, плача, снова и снова перечитывали письмо.
Ванечка, братишечка, причитала Надя, двое мы на свете остались.
Саша и Леша живы. Мы найдем их! твердо сказал Ваня. Он уже справился с горем, да и как иначе, ведь онмужчина. И Ваня, погладив сестру по плечу, повторил:Не плачь, найдем мы их, Надя.
Хорошо быНадя вытерла платком слезы. Мы разыщем их, к себе возьмем, Петя, наверное, не будет против.
Но Ваня имел другое мнениепойти самому работать и взять братьев на свое попечение, чтобы не обременять семью сестры, ведь у нее тоже дети есть.
Они в тот же день написали в детский дом, но оттуда пришел ответ, что такие в списках не значатся. И пошли по свету гулять запросы, разыскивая следы пропавших мальчишек. Два года прошло, а о братьях все нет вестей.
И еще одна причина была у Вани, чтобы не уезжать из Эльтона. Она, эта причина, Тося Финогенова*, сидит сейчас у окна и шушукается с подружкам, обсуждает ребят-выпускников. Девчушка-хохотушка с ямочками на щеках, чуточку раскосенькая, нравилась многим ребятам в школеи одноклассникам-годкам, и нынешним выпускникам. И Ване нравилась, но боялся он к девушке даже подойти, а вот друг Вани Сашка Громов* за Тосей по пятам ходил, свидания ей назначал. Хоть и ныло сердце у Ивана, а он другу дорогу переходить не желал, видел, что девушка охотно встречается с шустрым и разговорчивым Сашкой. Ваня так старательно скрывал свое чувство к Тосе, что Сашка даже об этом не подозревал.
Съездив в Смирновку, чтобы показать родным документ об окончании школы-семилетки, Ваня вернулся в Эльтон и устроился на работу в железнодорожное почтовое отделение. Начальник отделения старичок Акимыч, увидев старание паренька, вскоре переложил на его плечи все заботысортировку почты, ее оформление в почтовый вагон, и многое другое, что полагалось делать в отделении, кроме выдачи почтовых переводов. Жил Ваня у Акимыча. Обоим это было выгодно. Акимыч любил вечерами поговорить, а семьи у него не было, и он рад был квартиранту, даже денег с него не брал за постой. И Ваня был доволен этимбыстрее сможет денег накопить, чтобы продолжить поиски братьевсъездить в Караганду и, если понадобится, в другие места.
Однажды, разбирая почту, Ваня увидел письмо из Караганды на свое имя. Он торопливо распечатал письмо и пустился в плястам было сообщение, что его братья находятся, вероятно, в Петропавловском детском доме. Ваня тут же сел за письмо, в котором просил дать точный адрес детдома, чтобы он смог приехать за ними.
Письмо в тот же день ушло в Петропавловск.
Потянулись дни в ожидании ответа. Через месяц Надя сообщила из Смирновки, чтобы он встретил братьев в Эльтонеей дали телеграмму, что ребята едут к ним из Москвы. Когда Саша и Леша, повзрослевшие, серьезные, сошли с поезда в Эльтоне, Ваня долго стоял на перроне, обнимая братьев, чтобы они не заметили его слез. Потом братья рассказали, что Ваню сочли взрослым человекомтакое рассудительное и обстоятельное письмо он прислал в детдом. Вот и отправили мальчишек в сопровождении воспитателя до Москвы, а там посадили на нужный поезд и дали телеграмму, чтобы их встретили.
Ваня отвез братьев в Смирновку, и на семейном совете было решено не мешать Ване устраиваться самому. Саша будет учиться пока в Смирновке, а Лешав той же самой эльтонской школе, где учился и Ваня. Жить Леша будет с Ванейснимут квартиру.
Как легко было на сердце у Вани, когда он вернулся в Эльтон! Акимыч слушал Ванин рассказ о его детстве, о мытарствах, которые несколько лет назад неожиданно свалились на их семью, смахивал жалостливые слезы, а потом сказал, что ребята могут жить у неговеселее втроем, да и питаться в складчину дешевле.
Ване на месте не сиделось, хотелось еще кому-нибудь поведать о своей неожиданной встрече с братьями, которых уже и не чаял увидеть. И он решил пойти к Тосе. И только собрался выйти из дома, как явился чем-то рассерженный Громовон всегда забегал к другу по дороге к Тосе. Но на этот раз, оказалось, он шел от нее и сразу с порога объявил:
Знаешь, Ванек, я сегодня Тосю поцеловал.