Нет, не хочу. Но это подводит меня к последней просьбе. Я согласна отложить на год вопрос о признании законности нашего сына в Риме. Но в таком случае ты должен кое-что сделать для меня.
Клеопатра знала, о чем он думает: Цезарь никому ничего не должен. Но ему хотелось баловать Клеопатру, словно ребенка, как он баловал бы Юлию и ее малыша, если бы они были живы. Почему бы ему не воспользоваться случаем и не побаловать юную женщину и нерожденное дитя? Он много трудился. Некоторые говорили, будто Цезарь делал все это лишь ради собственного удовольствия. Возможно, это было правдой. Однако же он почти ничего не требовал от других, не считая верности и готовности трудиться. Так почему бы ему не выполнить просьбу этого восхитительного создания, особенно если это поможет упрочить положение его наследника? Цезарь знал: о чем бы Клеопатра сейчас ни попросила, она попросит не для себя, а для семени великого человека, что зреет сейчас в ее теле. Такое случается с незаурядными женщинами, когда они понесут ребенка. С этого момента они навсегда перестают считать себя отдельным человеком, как прежде. Значительная часть их честолюбивых замыслов неизбежно переносится на сыновей. И Клеопатране исключение.
Его размышления прервал мелодичный голос Клеопатры.
Дорогой, просто скажи «да», и все. Я желаю подарить тебе незабываемые впечатления.
Цезарь бросил кусок мяса в разинутую пасть крокодила; животное захлопнуло пасть с таким пылом, что диктатор расхохотался. Клеопатра заметила, что годы словно бы стекли с его лица, когда он заулыбался. Послеполуденное солнце висело над храмом, превращая колонны из песчаника в жидкое золото и делая молодым резкое, словно вырубленное из камня лицо Цезаря. Верховный жрец лично благословил это мясо для жертвоприношения Собеку, богу-крокодилу; сейчас он тоже смотрел, как Цезарь кормит шестерых тварей в священном бассейне.
Я верю, что они божественны, сказал Цезарь Клеопатре. Ты только глянь вон на того, посередине, который дерется с остальными за еду. В нем добрых четырнадцать футов длины! Мне бы следовало назначить его своим офицером.
Клеопатра перевела это жрецу. Тот ответил, что указанное животное и вправду считается особенным.
Как великий Цезарь внушает страх и трепет своему окружению, так и его любимый крокодил властвует над себе подобными.
Клеопатра увидела, что диктатор, заслышав эту откровенную лесть, иронически улыбнулся, но постарался скрыть улыбку.
Цезарь казался значительно моложе, чем в городе; он словно бы сиял изнутри. Конечно, сейчас он не вел войну, но Клеопатра думала, что он не просто позволил себе на время забыть о хлопотах. Перемены носили более глубинный характер. Цезарь не был сейчас ни столь циничным, ни столь всеведущим, как обычно. Казалось, он искренне наслаждается Египтом: экзотической красотой этой земли, обычаями, которые должны были казаться ему странными и загадочными, и в особенности свидетельствами продажности. Он хохотал от души, когда Клеопатра объяснила ему назначение потайных туннелей в храме. В давние времена священники вещали молящимся из стен, делая вид, будто это глас богов. Они требовали для себя особенно щедрых подношений, и в тот день у них был роскошный ужин.
Я рада, что моя страна очаровала того, кто повидал великое множество стран, сказала Цезарю Клеопатра.
Это правда, отозвался он. Но я никогда не встречал ничего, подобного Египту.
Именно об этом и думала Клеопатраи именно затем предприняла это путешествие, что послание следует передать, и передать напрямую, а не через третьи руки. Надлежит продемонстрировать жителям Египта союз их царицы с великим человеком и намекнуть, что именно этот союз может дать им самим и их стране.
Клеопатра не собиралась рассылать воззвания или чеканить новые монеты. Она просто пойдет к людям, как уже делала прежде, и продемонстрирует себя и свои намерения. Этот метод уже дважды доказал свою пригодность.
У Клеопатры и в мыслях не было начинать с Александрии, жители которой были настроены довольно враждебно по отношению к ней и Цезарю. Она начнет с остальной страны, а потом использует благоприятные настроения, дабы повлиять на гордых греко-египтян Александрии. И вскоростиКлеопатра в этом не сомневаласьона получит и их поддержку тоже. Как Нил несет свои воды с юга на север, так и поддержка, которую она обретет в Южном Египте, двинется вниз по течению. Клеопатра была уверена, что добьется успеха.
Их барка имела триста футов в длину; ее сопровождала целая флотилия лодок, несших легионеров Цезаря. Хотя они выиграли войну и хотя Клеопатра пользовалась широкой поддержкой коренных жителей этой землиповсюду, за исключением греческой Александрии, они не были уверены в том, что путешествие обойдется без сложностей. Кроме того, Клеопатра сочла неплохой идеей продемонстрировать мощь Рима, объединенную с великолепием, богатством и очарованием царицы. По настоянию Клеопатры половина судов шла под римскими знаменами, а половинапод египетскими, закрепляя тем самым союз.
Когда они прибывали в какой-нибудь город или селение, Цезарь и Клеопатра стояли на верхней палубе, рядом со статуями Афродиты и Аполлона, дабы люди могли посмотреть на них. Иногда же они являли себя зрителям на нижней палубе; эта палуба была увита зеленью и превращена в сад, и там тоже стояли два изваянияАфродиты с младенцем Эросом и Исиды, кормящей грудью Гора. А на тот случай, если вдруг кто из зрителей еще не понял, в каком положении пребывает Клеопатра, над рулем было установлено изваяние младенца Гора, восседающего на цветке лотоса, так, чтобы его видели те, кто будет смотреть вслед барке.
На небольшой церемонии, прошедшей в древних Фивах, Цезарь снял лавровый венок, который обычно носил на всех подобных мероприятиях, и заменил его гирляндой из цветов, как было в обычае у царей из династии Птолемеев. Египтянам это сказало именно то, что и предполагала Клеопатра: что Цезарь выказывает уважение к обычаям их страны и что он с радостью станет консортом их царицы, являющейся подданным во всем великолепии семимесячной беременности.
По утрам владыки частным образом завтракали у себя в каюте, укрывшись от палящего солнца. Разомлев от жары, они вкушали финики, манго, бананы и запивали охлажденным козьим молоком. Они читали друг другу стихи, а когда появлялось настроениелениво, неспешно занимались любовью. По вечерам они ужинали в обеденном зале вместе с гостямистаршими офицерами Цезаря, греческими и египетскими сановниками из тех городов, мимо которых они проплывали, и талантливыми александрийцами, которых Клеопатра пригласила с собою, дабы они развлекали Цезаря.
Из них Цезарь больше всего любил беседовать с астрономом Сосигеном. Царица удалялась для сна, а Цезарь все сидел с бородатым ученым и глядел в ночное небо. По утрам он просыпался, все еще переполненный впечатлениями от разговоров о местоположении звезд, о расчете продолжительности дней, недель, месяцев и лет. Сосиген трудился над созданием более совершенного календаря, в котором не требовалось бы для урегулирования считать в конце года дополнительные дни, и Цезарь решил выделить средства на эти изыскания.
Ты только представь себе все выгоды календаря, который соответствует истинной продолжительности года! сказал Клеопатре Цезарь, приподнявшись на локте.
Он возлежал на прохладных, белоснежных льняных простынях, а Клеопатра кормила его нарезанной дольками папайей. Она думала о дочери Цезаря, Юлии, и о том, что та часто вот так вот кормила Помпея с рук, и о том, каким отвратительным это казалось Клеопатретогда, в ранней юности, когда в ней еще не проснулась женская страстность. Теперь она сожалела о том, что была резка в своих суждениях о дочери Цезаря, которая, наверное, была так же влюблена в Помпея, намного превосходившего ее годами, как Клеопатрав Цезаря.
Цезарь смотрел на проплывающие мимо пейзажи; это занятие никогда ему не надоедало. На одном берегу рекиновые всходы пшеницы, на другомпесок, целое море песка. Монотонность зелени нарушали хижины из кирпича-сырца, крытые соломой. Берега заросли молодым сахарным тростником и прочей растительностью, перемежаемой побегами бамбука и купами пальм. На плодородной земле лениво паслось небольшое стадо, не обращая внимания на клонящееся к закату солнце. Днем сильный сухой ветер лишь усугублял жару: казалось, будто он припечатывает ее к коже, словно в наказание. Но Цезаря это не волновало.
Жара лучше, чем холод, сказал он. Тот, кто хоть раз зимовал в альпийских снегах, да еще сам добывал себе там пропитание, вряд ли когда-нибудь станет жаловаться на жару.
Из Луксора они поплыли в Эдфу, известное как место убийства, где Горбог-сокол, сын Осириса, бога боговубил Сета, чтобы отомстить за убийство своего отца. Там же он разрезал своего злокозненного дядю на шестнадцать частей.
Безжалостный, только и сказал по этому поводу Цезарь.
Они остановились в храме Гора в Эдфу; Клеопатра была особенно дружна с жрецами этого храма, и когда ей попытались преподнести огромный сосуд со знаменитыми, нежнейшими жасминовыми духами, изготовленными храмовыми работниками для супруги Цезаря, Клеопатра настояла на своем и заплатила за них.
Цезарю понравилась черная гранитная статуя Гора, у которой один глаз был сделан в виде солнца, а второйв виде луны.
Бог всегда спит с открытым глазом, сказал жрец, и Цезарь заявил в ответ, что прекрасно его понимает: он, дескать, тоже вынужден был обзавестись такой же привычкой.
В конце их визита верховный жрец остановился на возвышении у храма, с которого он традиционно произносил свои предсказания. Мерцая серебристыми одеяниями в лучах заходящего солнца, жрец провозгласил, что ребенок, рожденный от римского военачальника и царицы Египта, станет великим человеком. Человеком, который объединит старое и священноеЕгипетс новым и могущественнымс Римом. А затем напомнил своим слушателям, что могущество священного всегда выше могущества военного.
Это он на тот случай, если я вдруг не в курсе, прошептал Цезарь царице.
В завершение жрец вознес молитву богам о мире между народами, «дабы сапоги чужеземных солдат не вытаптывали урожай, дарованный народу Египта Божеством». Услышав такое, Цезарь едва не расхохотался во всеуслышание.
Когда они поплыли из Эдфу на юг, зелень на восточном берегу Нила уступила место пустыне. Жара усилилась. Горы врезались в пустыню, словно когти зверя. Клеопатра хотела забраться на самый юг, чтобы показать Цезарю крайние пределы своей страны. Она и сама никогда еще не бывала так далеко, почти рядом с границами Нубии, где обитали темнокожие люди; ее отец очень любил их музыку. Царица Египта хотела показать Цезарю двойной храм в Ком-Омбо, возведенный ее предками в честь Гора Старшего и Собека, бога-крокодила. Отец Клеопатры восхищался этим храмом и внес немалый вклад в его украшение, возведя для него огромные врата, ведущие во внутренний двор.
Колонны высились во внутреннем дворе, подобно древним каменным деревьям, такие же высокие и торжественные, как и во всем Египте, но увенчанные изящными коринфскими капителями. Клеопатра попросила разрешения взглянуть на хранящиеся там дары ее отца, те, которыми он гордился больше всего.
Они с Цезарем прошли по сдвоенным коридорам и очутились в огромном зале. На потолке раскинули крылья могучие хищные птицы, нарисованные яркими красками. На одной из стен был изображен царь Птолемей Авлет, преподносящий дары Собеку, богу с телом человека и головой крокодила; на другой Гор производил над царем обряд очищения. Но величественнее всего смотрелась та стена, где царь был нарисован в окружении египетских божеств: Собека, богини-львицы Сехмет, Гора, Исиды и Тота, бога мудрости и письменности, которого изображали с головой ибиса.
Эти портреты похожи на твоего отца? поинтересовался Цезарь.
Быть может, на того, каким он был в молодости, пока он еще не располнел, как в пожилые годы, насмешливо отозвалась Клеопатра. Но я подозреваю, что в те дни, когда рисовались эти картины, он уже был лет на сорок старше и фунтов на сто тяжелее.
А чем старший Гор отличается от младшего? спросил Цезарь.
Старшийсокол, бог целителей. К нему приходит множество верующих в поисках исцеления от болезней. А младший Горсын Исиды и Осириса. Но на самом деле это один и тот же бог. Возможно, нужно быть греком или египтянином, чтобы разобраться в подобных сложностях.
За прошедшие дни они часто вместе смеялись над пренебрежением, которое внушал Клеопатре римский рационализм.
В таком случае я просто закрою глаза на эту путаницу, сказал Цезарь. Ради твоего отца и той красоты, которую он создал. Здесь обитает дух двух великих цивилизаций.
Именно потому мой отец сумел вновь заручиться поддержкой своего народа, объяснила Клеопатра. Отец всегда говорил, что боги добры к тем, кто чтит их, а люди уважают тех, кто чтит их богов. Отец был прав. И именно так я и поступлю, как только снова окажусь в Александрии. Когда ты вернешься ко мне, то поразишься тому, что я возведу в твою честь.
Ты слишком умна для столь юной девушки, сказал Цезарь.
Я позволяю тебе относиться ко мне покровительственно лишь потому, что тывеличайший человек на свете, прошептала Клеопатра, поднялась на цыпочки и прижалась губами к его щеке. А потом вспыхнула, усомнившись: стоит ли выказывать такие теплые чувства по отношению к чужеземцу здесь, в сдержанной и торжественной атмосфере храма?
Если твое величество будет купаться в ослином молоке, то никогда не постареет и не утратит красоты.
Голос супруги жреца из одного храма, расположенного в окрестностях Асуана, звучал серьезно и искренне.
Это твой собственный секрет вечной красоты? спросила царица; она попыталась найти хоть одну морщину у этой женщины, годящейся ей в бабушки, и не преуспела. Темные брови изгибались над глазами, словно полумесяцы в полуночном небе, а губы женщины по-прежнему оставались яркими и сочными.
О да, Матерь Египет. Я приготовлю для тебя большой кувшин с молоком, чтобы ты взяла его с собой в свой дворец, на север. Я уверена, что там, у вас, ослы пасутся не на таких тучных пастбищах, как здесь.
«Матерь Египет». Клеопатру никогда прежде не величали так, но ей понравилось, как это звучит. Этот титул неразрывно связывал ее со всей страной, с ее землей и народом. Она готова стать матерью для Египта, заботиться о нем и кормить его, вместе с их всеобщим благодетелем, Нилом.
Я буду чрезвычайно признательна тебе, сказала Клеопатра и отпустила жену жреца.
Повсюду, где они ни проплывали, Клеопатра приглашала местных знатных дам навестить ее после обеда, для дружеских бесед за прохладительными напитками, проходивших на палубе, превращенной в сад. Но сейчас царица устала от всех разговоров и вернулась к себе в каюту. Цезарь был там; он расхаживал по комнате, словно запертый в клетку дикий кот, без цели и смысла.
Цезаря терзало настоятельное стремление вернуться в Александрию. Не далее как сегодня утром он потребовал, чтобы они как можно быстрее плыли обратно. Он получил тревожное сообщение о событиях в Риме. Неблагоприятная погода на несколько месяцев прервала все сообщения морем, и вот теперь на коленях у Цезаря лежала груда запоздалых писем с катастрофическими вестями; их прислали из Александрии с быстроходным судном, легко нагнавшим их прогулочную барку. Прошлой ночью Цезарь метался по каюте, вместо того чтобы сидеть на палубе и беседовать, по своему обыкновению, с Сосигеном о звездах.
Сегодня же диктатор пребывал в прескверном расположении духа. Его снова настиг привычный цинизм, и Цезаря более не радовали ни Клеопатра, ни все удовольствия, которыми она обставила их путешествие. Еда отсылалась обратно нетронутойЦезарь лишь выпил немного вина, чтобы успокоить нервы. На его лице вновь прорезались морщины. Цезарь выглядел худым и напряженным.
Смею надеяться, я все же узнаю, что вызвало этот внезапный ужас.
Клеопатра не могла больше выносить столь жуткого преображения. Цезарь не выпускал депеши из рук и не делился с нею их содержимым. Клеопатре хотелось знать, нет ли среди них писем от его жены, Кальпурнии, дочери его друга Пизона. А может, сам Пизон услышал о романе между Цезарем и царицей и написал ему суровое послание?
Я слишком надолго задержался в твоем обществе, госпожа, и мои враги воспользовались этим.
Но со времени последнего проигранного сражения прошло всего десять дней, попыталась возразить Клеопатра.
Как он смеет?! Почему он дозволяет миру мешать их удовольствиям? И особенно сейчас, когда Клеопатра чувствовала себя живой, как никогда.