Цезарь встал и обнял молодого царя за плечи.
Возьми себя в руки, сказал он. Я, то есть Рим, а также твоя страна и царица Клеопатравсе мы зависим от твоей силы и твоего умения вести переговоры.
Ты хочешь сказать, что я должен покинуть дворец и пойти к ней.
Именно так. Меня убьют, так что я не могу сделать это сам. И Клеопатратоже. Кто же тогда остается, государь? Нет, этозадача для царя.
Сочетание лести и перекладывания ответственности не ускользнуло от внимания Клеопатры, но она видела, что ее брат не заметил уловки Цезаря. «Если он вздумает играть в подобные игры со мной, подумала Клеопатра, ему придется придумать что-нибудь другое, не настолько явно бросающееся в глаза». Возможно, чем серьезнее противник, тем более сложную технику манипулирования применяет к нему Цезарь. Клеопатра на это надеялась. Во всяком случае, ему не пришлось больше расточать свои умения на Птолемея. Когда Цезарь приказал Хиртию подготовить для царя проход к александрийской армии, тот тихо заплакал.
Ты можешь относиться ко мне как к отцу, сказал Цезарь. Я знаю, что ваш почтенный царь, Птолемей Авлет, умер, когда ты был совсем еще юным. Ты не имел возможности воспользоваться его мудрыми советами, но помни, что теперь у тебя есть я.
И с этими словами Цезарь, еще раз велев юному царю не впадать в уныние, вынудил его попрощаться с присутствующими. Птолемей взглянул на Клеопатру.
Да пребудут с тобой боги, произнесла она, подумав, что ему наверняка понадобится помощь богов, когда он наконец-то поймет, что на самом деле представляет собой его ненаглядная Арсиноя.
Хорошо сказано, сказал Цезарь, в последний раз похлопав юнца по спине. Теперь ты видишь, что между вами может царить мир?
Когда Птолемей удалился, Цезарь снова вернулся в свое кресло. Клеопатра ждала, что он объяснит ей свой истинный замысел, но он ничего не сказал. Римлянин смотрел на нее, словно на какую-то новую знакомую, с которой он собрался держаться вежливо, но отстраненно.
В конце концов Клеопатра рискнула заговорить:
Прекрасно исполненное представление, диктатор.
Неужто ты не способна отличить театр от дипломатии, моя дорогая? спросил Цезарь. Хотя, полагаю, ты права: это так похоже на спектакль! Но качество представления значения не имеетфинал всегда одинаков.
Ты не знаешь женщин моей семьи, если думаешь, что Арсиноя пойдет на переговоры с нашим братом.
У меня богатый опыт общения с женщинами всех народностей, дорогая. Уж поверь: я знаю, как они думают.
Я вовсе не хочу над тобой насмехаться, диктатор, но моя сестра никогда ради нашего брата не откажется ни от власти, ни от своего нового титула, ни от своих желаний.
Цезарь вздохнул.
Клеопатра, не будь такой нудной. Когда я пожелаю, чтобы ты знала мой замысел, я тебя просвещу. А до тех пор, пожалуйста, будь лапочкой, иди присядь ко мне на колени.
Я тебе не кошка! возмутилась Клеопатра.
Ей вовсе не хотелось сделаться еще одной особой, исполняющей любые распоряжения Цезаря. Она знала от Аммония, осведомителя царей Египта в Риме, что диктатор соблазнил жен множества сенаторовГабиния, Красса, Сульпиция, Брута, Помпея, и что она, Клеопатра, не первая царица, ублажающая Цезаря в постели. Он спал с царицей Мавритании, не говоря уж о царе Вифиниив общем, как докладывал Аммоний, со всеми, кроме своей унылой, бесплодной жены-римлянки.
Что тебя беспокоит?
Цезарь задал этот вопрос таким тоном, словно интересовался, какая в это время года погода в Испании.
Клеопатра почувствовала, как в душе ее нарастает гнев. Наедине с нею Цезарь держался так, словно они были партнерами, равными, царицей и диктатором, совместно действующими ради общей цели. Постепенно Клеопатра уверилась в своей власти над ним; теперь же она усомнилась в этом. А вдруг ему совершенно безразлично, что она носит их ребенка? Вдруг он просто посмеется над этим, как еще над одной глупостью военного времени, и вернется в Рим, выбросив их сына из головы? По дворцу бегало несколько десятков незаконнорожденных царских детей, которых Птолемей Авлет не счел нужным признать. Но, с другой стороны, у Авлета имелось пять законных наследников.
Клеопатре необходимо как следует подумать, прежде чем раскрывать свои новости. Ей следует ждать до тех пор, пока она не убедится, что Цезарь разделяет ее представления о будущем всего мира. А до тех пор она позволит ему заниматься с нею любовью, но сердце свое будет держать свободным. Ибо именно через сердце женщины и попадают в ловушку.
Я беспокоюсь за своего брата. В эту игру могут играть двое.
Цезарь позволил себе улыбнутьсяедва заметно.
Тогда разреши моим старым, уставшим от оружия рукам успокоить твои молодые тревоги.
Клеопатра подошла к нему. Цезарь усадил ее на колени, как мог бы усадить собственную дочь. Клеопатра положила голову ему на грудь и внимательно прислушалась к биению его сердца. И успокоилась, позволив себе расслабиться под этот размеренный ритм.
Цезарь стоял на топком, илистом берегу Нила, в красновато-лиловой грязи. Он запретил Клеопатре сопровождать его в этом чудовищном испытании. И не потому, что считал, будто она окажется не в состоянии выдержать это. Цезарь не хотел, чтобы Клеопатра оказалась связана в людской памяти со смертью юнца-царя. В конце концов, именно ей предстоит остаться на троне и править ими.
«Когда же до них дойдет?»спросил себя Цезарь. Сколько еще раз ему придется смотреть в лицо мертвецам, прежде чем все закончится? И сколько из этих мертвых лиц будут ему знакомы? Он никогда не сдастся, как бы сильно ему иногда ни хотелось спрятать меч в ножны и уснуть надолготак, чтобы сон его не прерывал ни клич, призывающий к битве, ни появление гонца, вваливающегося посреди ночи со сведениями о врагах, ни ползучая дизентерия, ставшая неотъемлемой частью всякой военной кампании.
Цезарь устал от этого всего. Нет, не физически. Физически он оставался все тем же. В юности он не был могуч и энергичен, а потому и впоследствии не слишком горевал об утраченной силе молодости. Цезарь обнаружил свои истинные физические резервы в среднем возрасте, и они, целые и невредимые, оставались с ним и сейчас, когда он разменял шестой десяток. Не далее как на днях он прыгнул за борт корабля, спасаясь от меча, направленного ему в живот, и проплыл две сотни ярдов до другого своего корабляи все это в доспехе. Мало того: он метнулся в воду, по небрежности позабыв, что за пазухой у него до сих пор лежат последние депеши из Рима.
Пора бы ему уже научиться не действовать под влиянием мгновенного импульса, а взывать к Венере Родительнице, до сих пор защищавшей его от серьезных ран. Она остановила бы этого египтянина с мечом, потому что еще не готова принять Цезаря к себе. Он это знал. Он всегда это знал и потому никогда не боялся ни ран, ни смерти. Это было его тайной, которой он ни с кем не намеревался делиться. Всякий раз, когда на него обрушивалась внезапная слабость, Цезарь видел ее лицо, и богиня обращалась к нему, она указывала, что следует сделать.
В последний раз это произошло при Фарсале, в брошенном шатре Помпея. Цезарь почувствовал приближение этой чарующей силы и велел своим людям на несколько минут оставить его одного в шатре своего противника. Солдаты повиновались, не задавая вопросов; они никогда не задавали ему вопросов. Цезарь зашел в шатер, стараясь добраться до складного стула Помпея, прежде чем потеряет сознание. И как только он очутился во тьме, Венера уже находилась там. Глаза ее были синими и прозрачными, словно воды чистого озера. Она велела ему отправляться в погоню за Помпеем, в Египет.
Цезарь был уверен в том, что Венера сообщит ему, когда настанет его время. Она будет рядом в тот миг, когда боги подземного мира потребуют, чтобы он явился к ним. А до тех пор у Цезаря нет никаких причин волноваться.
Потому-то он и устроил себе выволочку за то, что сиганул за борт, словно перепуганный мальчишка, новичок в сражении, когда он, Цезарь, мог бы просто прошептать имя богини. И в результате ему пришлось проплыть немалый путь до другого корабля, загребая одной лишь рукой, потому что в другой он держал письма, подняв их повыше над водой. Хуже того: он оставил свой пурпурный плащ врагам. Цезарю неприятно было думать, что теперь часть его одежды находится в руках какого-то заносчивого египтянина. Очень неприятно.
Плавание не было приятным, но оно не утомило его. Однако его люди подняли гвалт, когда сообразили, что он сделал, и принялись твердить, что Цезарь подобен богам, ибо, как и бессмертные боги, диктатор не стареет. Нет, он старелно в одном его люди были правы: тело Цезаря на самом деле не становилось слабее.
Вот разумдело другое. Он устал от однообразия человеческого опыта. Цезарь заметил: когда он ест, то устает от еды, устает ее пережевывать, устает от самой этой монотонности. Едаэто просто еда. Опыт, неизменно повторяющийся каждый день, во время каждой трапезы. Почему разумные люди придают такое значение поглощению хорошо приготовленной пищи, словно она первая или последняя в их жизни? На самом деле они пировали не рази не раз проделают это впредь. Цезарь утомлен монотонностью и размеренностью необходимых человеческих функцийеды, сна, переваривания и удаления отходов, купания и вражды, и более всего однообразием человеческой натуры. Жадность, ложь, мелочные страхи, похоть В особенности же он устал от прозрачности тех качеств, которые встречаются почти в каждом человеке.
Интересно, все люди так же устают от жизни, или это его личное свойство? Надо будет обсудить это с Цицероном, если ему удастся когда-нибудь снова привлечь старого дурня на свою сторону. Это, как осознал Цезарь, еще одна из тех самых вещей, от которых он устал, склонять Цицерона на свою сторону. О, он ведь проделывал все это прежде, не так ли? Что может ожидать его теперь? Будут ли предстоящие десятилетия такими же скучными, как и последнее?
Сколько народов ему нужно покорить, прежде чем они поймут?
Как ему распространить весть о своих желаниях среди всех жителей земли, избавившись при этом от нынешней его однообразной задачизахвата и уничтожения? Быть может, стоит нанять какого-нибудь сказителя, вроде легендарного слепца Гомера, чтобы тот сочинял истории о его завоеваниях? А потом разослать легион поэтов по всему светуи пусть повествуют о победах великого Цезаря над его врагами, об ужасной судьбе тех, кто вздумал бросить ему вызов. Он учредит для странствующих сказителей специальную стипендию, чтобы занести все эти истории в те края, которые он желает завоевать, навести ужас на местных жителей, и они примутся молить своих правителей сложить оружие и пойти на переговоры. Это определенно обойдется куда дешевле, чем отправлять туда легионы солдат.
«Что за прекрасная идея!»подумал Цезарь и поздравил себя с удачной выдумкой. Нужно будет сегодня же вечером поделиться ею с Клеопатрой. Она хорошо разбирается в поэзии, и еще лучшев создании благоприятного общественного мнения.
Вот от Клеопатры он не уставал, ни от ее гибкого, податливого тела, ни от менее гибкого, но все же бесконечно интересного разума. Ему будет нелегко оставить ее. Цезарь уже не один десяток лет не испытывал такого чувства, как сожаление. Может, увезти ее прочь от египетских берегов? Цезарь не знал, как ему поступить, и уже одно это доставляло ему удовольствие. Его будущие эмоции, связанные с юной царицей, не предрешены заранее. Как это отрадно! Клеопатра оказалась последней неожиданностью, оставшейся у него. Тем, что он мог предвкушать с нетерпением. Единственным приключением, которое ему еще предстояло, за исключением Клеопатры, была смерть. Возможно, это будет интересно. Возможно, смертьскорее награда, чем проклятие. Но для того, чтобы узнать это, придется умереть.
Его солдаты хотели домой, но Цезарь понимал, что для них, как и для него самого, домэто некое воображаемое место. Они так долго пробыли вдали от родины, прошли через такое множество военных кампаний, что байки у костра под открытым небом, где-нибудь в чужедальних краях стали для них более сходны с понятием дома, нежели сам Рим.
Что такое ныне Рим, как не идея, за которую они сражаются? Идея Цезаря, идея Помпея, идея Цицерона, идея Сената. Всеразные, но в конечном итоге все они суть одна идея. Место, где власть может быть преобразована в деньги, и наоборот. И какая разница, кто стоит у власти, если желудки набиты и кошельки наполнены?
Цезарь глубоко вздохнул и расслабил плечи, перенося вес доспеха на другие мышцы. Он опустил глаза вниз, на илистую воду. Царь-юнец выглядел в точности так же, как и любой другой утопленник. Ни знатное происхождение, ни титул не смогли защитить его от насквозь промокшей судьбы. Смертьвеликий уравнитель. Птолемей и без того был жирным, а от воды его тело раздулось еще сильнее, и выпученные глаза приобрели карикатурный вид. Не подобает царственной особе, чтобы ее вот так вот выволакивали из реки. Царя загребли сетью, словно дневной улов, и его доспех сверкал под косыми лучами заходящего солнца.
Царь сгинул вместе с теми своими сторонниками, которые попытались бежать на речном судне, слишком маленьком для такого количества народа. Цезарь не знал, в какие края они направлялись. Интересно, куда, по их мнению, они могли сбежать от него? От Рима?
Цезарь мог бы оставить тела лежать на илистом дне реки, но ему надоели слухи, ходящие среди суеверных александрийцев и гласящие, что всякий, кто утонул в реке, непременно восстанет вновь. Не надо ему такого. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь возжелал и вправду претворить это в жизнь сразу же после того, как Цезарь покинет Египет. Диктатор хотел свести к минимуму трудности, которые неизбежно будут поджидать Клеопатру после его отъезда.
Ему и в голову не приходило, что Клеопатра поведет себя в точности как его милая Корнелия, когда та начинает подозревать, что забеременела. Тайные улыбки, полная покорность, нежные, неосознаваемые прикосновения к животукогда ей кажется, что за нею никто не наблюдает. Возникшее обыкновение прятаться в его объятиях, словно в поисках защиты. Потупленный взор. Для покорной Корнелии это привычное поведение, но Цезарю никогда бы и в голову не пришло, что он увидит Клеопатру такой. Каждый день, когда он возвращался во дворец, она ждала его в спальне. Вчера она буквально упала к его ногам и прижалась лицом к его бедрам, так, что было не понять: то ли она сейчас начнет ласкать его, то ли взмолится о чем-то.
Боги сохранили тебя! воскликнула Клеопатра, а затем подняла голову и взглянула на него; в уголках ее изумрудных глаз блестели слезы.
Так не похоже на нее! Грозный интеллект, которым привыкла пользоваться Клеопатра, дабы добиться равенства с ним, ныне оставлен, и его место заняла притягательная, обволакивающая мягкость женственности. Цезарь не сомневался, что более едкие стороны ее натуры снова проявят себя, как только Клеопатра утвердится в статусе царицы и не будет более нуждаться в Цезаре для укрепления власти. Но все равно приятно; столь радикальные перемены позволяли ему наслаждаться Клеопатрой без лишних сложностей и постоянных усилий.
Цезарь встал над телом Птолемея.
Снимите доспех и выставьте его на рыночной площади, велел он Хиртию.
Тот отдал приказ солдатам.
А что делать с телом царя?
Похоронить благопристойно, но не устраивая спектакля. Я ясно выразился?
Как всегда, Цезарь.
Цезарь в последний раз взглянул в глаза мертвецу и отвернулся. Наследник. И что же ему с ним делать? Он породит не меньше проблем, чем разрешит, принесет печали не меньше, чем радости. В этом Цезарь не сомневался. Такова жизнь. Но это будет интересно. Возможно, в жизни все-таки еще сохранились какие-то сюрпризы.
Клеопатра наблюдала за войной с собственного балкона, словно зрительза каким-нибудь театральным представлением. У нее возникло ощущение, будто она уже читала текст этой пьесы, ибо Цезарь той ночью раскрыл ей свои планы, а на следующий день разыграл их в жизни во всех подробностях.
За это время Клеопатра поняла, что Цезарь прав: Фортуна на его стороне. Казалось, что и вправду, если Цезарь чего-то пожелает, это непременно произойдет. Словно это он указывает богам, а не наоборот. Клеопатра подумала, что, быть может, Александр обладал тем же самым даромдо самой своей смерти, когда боги решили восстановить свою власть над этим смертным. В какой-то момент они взыщут ту же самую плату и с Цезаря, но до тех пор он совершенно явно отмечен их благоволением.
Выведать сокровенные тайны Александракак он приобрел влияние и на мир богов, и на мир смертныхне было возможности, но Юлий Цезарь находился здесь, в собственной постели Клеопатры, где она могла наблюдать за ним. Она постарается понять, как он получил власть даже над богами.