И замечательно, сказала я. Посмотрим на реакцию этого Шахова.
Реакции не будет, заметил Заместитель.
Совет директоров Заместитель провел за полчаса. Когда совет закончился, в кабинет вошла Настя и сказала:
Я обо всем договорилась.
Перед советом я ей сказала, что я иду на презентацию и мне нужно вечернее платье.
Тогда вызывай Колю и поехали, сказала я.
Поедем вдвоем, ответила Настя. Это интимный процесс и обойдемся без свидетелей.
Настя привезла меня на Арбат в один из самых дорогих салонов. Нас уже ждала женщина лет тридцати, тонкая, гибкая, в легком простеньком шелковом платье, с сумкой-портфелем. Я такие видела в журнале «Космополитен». Портфельчик стоил пятьсот долларов.
Мила, представилась женщина.
Вера, сказала я.
К нам вышел мастер-парикмахер, молодой человек лет двадцати пяти. Я его определенно видела. Значит, он мелькал в телевизоре не один раз. Мила достала из портфеля «Полароид» и сделала несколько снимков. Мне хотелось посмотреть, но Мила уже рассматривала снимки месте с мастером, что-то помечая цветными фломастерами.
Она кто? спросила я Настю шепотом.
Имиджмейкер.
Могла бы предупредить, упрекнула я Настю.
Не понравитсязаменим, ответила Настя.
Обсудив с мастером фотографии, имиджмейкер передала их мне.
На одной из фотографий волосы оказались взбитыми, такие прически я видела в фильмах шестидесятых годов. Я их называла «домиками».
На другой фотографии волосы локонами спадали до плеч. Я выглядела очень романтичной.
На третьей волосы были косо срезаны, челка прикрывала мой довольно высокий лоб. Это была я и не я, такой себя я не видела и даже не представляла.
Первую прическу я отвергла сразу, сама я с ней вряд ли справлюсь, а зависеть от парикмахера каждую неделю не хотелось.
Мне очень нравилась вторая, романтическая прическа, но в третьей была энергия и простота, которая притягивала.
Мой советэта. Имиджмейкер показала на третью прическу. Деловой стиль, минимум времени; и есть эффект неожиданности. Что ты скажешь? обратилась она к мастеру.
Есть только два варианта, ответил мастер, или оставить как есть, или эта. Он показал на фотографию с челкой.
Я готова попробовать, решилась я.
Пока мастер мыл мне голову, я слышала, что имиджмейкер давала кому-то указания по мобильному телефону.
Настя ошиблась. Замени тридцать восьмой размер на сороковой. Это не срочно. Да, комплект.
Я сидела в кресле, распущенные волосы прикрывали мне глаза. Я услышала несколько щелчков ножницами и увидела в зеркале другую женщину. То, что я отращивала последние пять лет, ровными прядями лежало на приставном столике. И я закрыла глаза.
Потом мы проехали в Шмитовский проезд и вошли, как мне сначала показалось, в небольшой магазин. Дверь за нами автоматически защелкнулась.
Здесь, как в магазине, висели костюмы, блузки, платья, стояли коробки с обувью. Стены были зеркальными, на длинном столе были разложены платья, костюмы, блузки, шарфы, на отдельном лакированном столике лежали часы, авторучки, кошельки, калькуляторы, записные книжки в кожаных переплетах, на специальном стеллаже с крючками висели сумки, такие же как у имиджмейкера, и небольшие, по-видимому вечерние, обычные ридикюли, все только из хорошей кожи.
Сначала я померила светло-зеленую шелковую блузку из весенне-летней коллекции Кензо и клетчатый деловой костюм от Шанель. Такие костюмы носили деловые женщины сорок лет назад и сейчас охотно носят тоже. Брючный светлый, в полоску костюм, который удлинял фигуру, оказался фирмы Луи Ферро.
Когда я померила маленькое черное с желтым коротенькое платье на узких плечиках от Нины Риччи, я подумала о том, сколько же это будет стоить, но ни на одной из этикеток не было цены. Я понимала, что все это очень дорого, а ведь нужно было еще подобрать туфли, сумочку, часы, украшения.
Уже торопясь, я померила туфли от Гуччи, черные с золотой пряжкой, на низеньком квадратном каблуке, взяла маленькую черную сумочку от Шанель, посмотрела на груду коробок и пакетов, которые откладывались, и сказала имиджмейкеру:
Извините, где у вас можно покурить? И когда меня повели в комнату рядом, сделала знак Насте следовать за мной.
Нас усадили за столик в удобные кресла, девушка, которая помогала имиджмейкеру, принесла кофе и ушла, закрыв дверь. По-видимому, не я первая придумывала предлог, чтобы обсудить, что надо брать, а без чего можно обойтись.
Настя, сказала я, остановимся на платье и туфлях.
Имиджмейкер берет деньги за проект, поэтому ее надо использовать на всю катушку, ответила Настя.
А сколько стоит эта катушка?
То, что ты отобрала, тысяч девять долларов, но ты, как дочь своего отца, имеешь право на эти крохи от компании, пока она не разорилась.
Я беру одно вечернее платье. Я старалась быть твердой.
А костюмчик в клетку? не согласилась Настя. Он очень тебе идет.
Ладно, согласилась я, и синий костюмчик.
А блузка к нему, туфли, к туфлям сумочка. И тебе пора сменить часы.
Про часы я понимала. Моим ученицам уже в двенадцать лет покупали такую российскую электронику в пластмассовом корпусе на пластиковом ремешке.
И записную книжку, сказала Настя. Все обращают внимание на твой школьный дневничок с морковкой на обложке.
Обойдусь пока морковкой.
Уже не обойдешься, раздраженно ответила Настя, потому что, когда бизнесмен пользуется дневничком с морковкой, это настораживает. Значит, оригиналка. С оригиналами трудно иметь дело, неизвестно, что они выкинут. Есть корпоративные правила. Если человек пользуется китайской авторучкой, купленной в киоске, он не уважает дело, которым занимается. Если он одет в турецкие туфли с рынка в Лужниках, ему и цена такаясо скидкой. Мы долго смеялись, что там, на Западе, престиж человека определяется по марке автомобиля, на котором он ездит. Да, определяется. Человек, который приезжает на переговоры на «Жигулях» шестой модели
А если он миллиардер. Я напомнила Насте ее слова.
Ты не миллиардер. Сегодня ты будешь на тусовке впервые как глава компании, и тебя осмотрят, оценят и вынесут первый вердикт. У тебя ничего не должно быть от учительницы математики средней школы.
Но то, что отложено, это очень большие деньги.
Считай, что эти деньги потрачены не на тебя, а на рекламу компании. Все. Пошли.
Пакеты и коробки, сложенные в два огромных пластиковых мешка, Настя завезла ко мне домой. Я надела привезенное вечернее платье, часы, украшения, туфли и чуть затемненные модные очки.
Настя довезла меня до здания банка, отреставрированного трехэтажного особняка восемнадцатого века.
Заместитель уже ждал меня у входа. Я прошла мимо него, он меня не узнал. Я не удивилась этому. Я сама, глядя в зеркало, не узнавала себя. Я стала другой женщиной. Я и ощущала себя другой. Спокойной, уверенной, у меня исчезла даже агрессия, с которой я жила последние недели, потому что постоянно ждала подвоха, насмешки, оскорбления.
К зданию банка подъезжали машины. Никто не подъезжал на «Жигулях» и «Москвичах». Здесь как будто стеснялись всего советского и российского. Некоторые из приглашенных выходили из такси.
Заместитель посмотрел на часы, я подошла к нему и сказала:
Добрый вечер.
Добрый вечер, ответил Заместитель и улыбнулся открыто и радостно. Но эта открытость была явно не для меня, потому что он так же улыбнулся паре, которая с ним поздоровалась, по-видимому, супругам, потому что и ей, и ему было за пятьдесят, а на женщине были украшения, какие вряд ли покупают даже самым любимым любовницам.
Я стояла рядом, но Заместитель не смотрел в мою сторону. Почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне, еще раз улыбнулся, так улыбаются хорошо воспитанные мальчики мало знакомым. И вдруг я поняла, что Заместитель до сих пор меня не узнает. Я не выдержала и поперхнулась, сдерживая смех.
Заместитель обернулся снова, улыбнулся, и я ему улыбнуласьпусть знает. Он начал узнавать меня, но, вероятно, еще не мог идентифицировать женщину, которая ему улыбается, и меня.
Вы Ирина? не очень уверенно сказал он.
Я сняла очки.
Вера! Я вас такой никогда не видел
И я впервые видела всегда уверенного Заместителя в явном замешательстве.
Я тоже, ответила я, но уже привыкаю. Вам не нравится? Ночью я ему говорила «ты», сейчас«вы».
Наоборот, ответил Заместитель.
Значит, я вам не нравилась та, прежняя? спросила я. А ведь ничего не изменилось, кроме прически.
Изменилось, сказал Заместитель. Я не знаю что, но изменилось.
Вы ждете меня? Или другую женщину?
Вас, конечно. Прошу!
Мы вошли в банк. В просторном вестибюле уже складывались группки, рассыпались, соединялись снова в большем или меньшем составе. Официанты разносили шампанское.
С Заместителем здоровались, или он здоровался первым. Когда к нему кто-то подходил, он меня представлял:
Вера Ивановна Бурцева.
Мужчины представлялись сами или их представлял Заместитель. Больше всего было вице-президентов, но были и президенты, представители правлений.
К Заместителю подошел мужчина лет шестидесяти, одетый в мятый серый костюм из льна, но при галстуке-бабочке и в черных ботинках.
Здорово. Дочь Ивана? спросил он Заместителя.
Да, Вера Ивановна.
Я протянула руку. Вице-президенты, президенты и председатели правлений я бы не сказала, что целовали, но касались губами моей руки, мужчина пожал мне руку. Его ладонь оказалась сильной и мозолистой.
Келлерман, представился он и добавил:Директор. Меня все знают как директора. Сейчас я директор ликероводочного завода. Не «Кристалла». По качествуне хуже, по известностименьше. Вашего отца я знаю с детства. Он был пионервожатым в нашей школе.
Отец, сколько я его помнила, ходил на сухогрузах в море и работал в министерстве. Я никогда не задумывалась о том, что он тоже учился в школе, а то, что он был пионервожатым, я сегодня услышала впервые.
У нас в отряде была симпатичная блондиночка. Она провалилась в Медицинский институт, поступила в медицинское училище, стала медсестрой. Очень она мне нравилась. Я ее встретил через несколько лет. Я уже отслужил в армии и закончил институт. Школьником я был робким, а тут решил поухаживать. Но увы! Она сообщила, что вышла замуж за нашего бывшего пионервожатого Бурцева. Кстати, вы очень похожи на мать, и поэтому тоже мне очень нравитесь. Директор Келлерман протянул мне визитную карточку. Если будут проблемы, обращайтесь. С директорами ликероводочных заводов многие дружат, почемусам не знаю. Ведь нормальному человеку не надо больше одной бутылки водки за присест. Атавизм. Тянется со времен дефицита. Тогда дружили с буфетчицами, заведующими магазинов.
А сейчас с кем дружат? спросила я.
Ни с кем, ответил Келлерман. Сейчас все можно купить за деньги. Дружба требует времени. Раньше я дружил с врачами, делал подарки, поздравлял с праздниками. Сейчас у каждого врача твердая такса по курсу доллара. Заплатилполучил. Времени стало больше, остается даже на эти дурацкие тусовки.
И тут движение в вестибюле замерло. Все смотрели в сторону небольшого возвышения, на котором стоял председатель правления нового банка, худощавый мужчина лет тридцати, в очках.
Раньше такие были младшими научными сотрудниками или завлабами, сказала я Заместителю. Большинство приятелей бывшего моего мужа Милёхина были похожи на этого банкира.
А онбывший, но только старший научный сотрудник.
Председатель правления банка произнес краткую речь о преимуществах своего банка, призвал к сотрудничеству и обещал льготы.
И снова толпа начала двигаться. Я не обедала, поэтому два бокала шампанского привели меня в состояние легкости и даже легкомыслия. Я радостно поздоровалась с известным телекомментатором и только потом сообразила, что не знакома с ним, а просто много раз видела по телевизору. Были и другие незнакомые знакомые: киноартисты, очень известная певица, я только не помнила ее фамилии.
Один из киноактеров с того же возвышения, что и банкир, исполнил под гитару песню. Ему бурно аплодировали.
Триста долларов, прокомментировал Заместитель.
Потом пела певица.
Пятьсот долларов, сказал Заместитель.
Но я помнила, зачем сюда пришла.
А Шахова вы уже видели? спросила я Заместителя.
Еще нет. Но он здесь.
Мы двинулись в одну сторону, потом прошли вдоль стены и у стойки бара увидели трех мужчин лет по пятидесяти, среди них был Шахов. Я его вспомнила. Он был у нас в доме. Мне было лет двенадцать, емуоколо тридцати.
Высокий, чисто выбритый, в темно-синем костюме с малиновым галстуком и, что тогда меня поразило, малиновыми, под цвет галстука, носками. От него пахло незнакомым мне одеколоном. Отец всегда пользовался только «Шипром». Я обращала внимание на таких отмытых с детства мужчин, потому что выросла в микрорайоне, который был заселен рабочими семьями из центра Москвы. Там на месте старых домов строились престижные, улучшенной планировки дома, квартиры в которых получала партийная и советская элита. Мужчины нашего микрорайона были с обветренными и загорелыми лицами, по лицам можно было определить, кто работал на стройках или в цехах. Они пили каждый день понемногу после работы и помногу в воскресенье. Если на праздники они надевали костюмы и галстуки, то чувствовали себя в них неудобно, костюмы им всегда были тесноваты, потому что выходной костюм покупается один на всю жизнь.
Шахов замечательно носил костюм, рассказывал анекдоты, и даже мать, обычно молчаливая, смеялась, а потом расспрашивала отца, откуда такой приятный молодой человек. Отец рассказал, что ему только тридцать. Я тогда быстро прикинула, что он старше меня на восемнадцать лет. После появления Шахова я стала обращать внимание, на сколько мужья старше своих жен, и оказалось, что мужчины всегда женились на женщинах моложе их, и мой отец был старше матери, правда всего на семь лет.
Шахов, окончив институт, остался там секретарем комсомольской организации, написал диссертацию, стал кандидатом наук, и его сразу взяли на работу в Московский горком комсомола, а потом в Центральный Комитет комсомола. Но у него возникли какие-то неприятности, и его перевели работать в Министерство морского флота. Отец говорил, что, если бы не эти неприятности, Шахов стал бы работать в Центральном Комитете партии, а оттуда пришел бы в министерство не заместителем начальника главка, а заместителем министра или даже министром.
Потом, когда я заканчивала школу, у Шахова снова были неприятности, которые касались и отца.
Отец получил выговор, а Шахов ушел из министерства.
Шахов, увидев нас, оставил мужчин у стойки и подошел к нам.
Здравствуйте, Вера, сказал он, улыбнулся и поцеловал мне руку.
Здравствуйте, Арсений, ответила я. Забыла ваше отчество.
Для вас я всегда Арсений. А когда-то я был влюблен в маленькую девочку Веру. У отца больше не было осложнений?
О чем это вы? спросила я.
Я знаю, что Ивану Кирилловичу сделали операцию в Швейцарии. Я слежу за его здоровьем, все-таки он мой бывший шеф и много для меня сделал. Но мне передали, что у него вчера начались осложнения и его снова положили в клинику. Я сразу же позвонил, и меня заверили, что послеоперационные осложненияпочти норма. Вы правильно сделали, что отправили его в Швейцарию. У нас тоже есть хорошие хирурги, но у нас плохо выхаживают после операции.
Мне ничего не оставалось, как сказать:
Я думаю, отец скоро вернется на работу.
Не очень скоро, сказал Шахов. Кстати, Александр Петрович, у меня к вам и к Вере скоро будут интересные предложения.
У вас всегда интересные предложения, ответил Заместитель.
Что вы имеете в виду? спросил Шахов.
То, что сказал.
И я вдруг поняла, где мы проиграли. И наш проигрыш еще надо анализировать, потому что абсолютно безнадежных ситуаций не бывает. Решение еще предстояло найти. А пока их надо развести. Шахов и Заместитель смотрели друг на друга и напоминали двух псов на еще нейтральной территории, они были готовы к схватке по разделу территории, и Заместитель еще не понимал, что уже проиграл матерому и опытному Шахову и проиграет окончательно, если не отступит. Я уже решила отступить, чтобы выиграть время.
Мне очень интересно выслушать ваши предложения. Я улыбнулась Шахову на полную катушку.