Говорили, что, пожелай Селия Литтон написать колонку сплетен для своего друга лорда Нортклиффаеще одного частого гостя, она могла бы сделать это, не покидая собственной гостиной. Селия проводила свои собрания с шармом и ловкостью. Гостей она рассаживала неожиданно и интересно: один автор бестселлера сидел бок о бок с другим таким же автором, приверженец старого правопорядка занимал место напротив революционераборца за права профсоюзов, государственные пенсии и, конечно же, равные права для женщин.
Селия, чья красота сияла в блеске свечей, увлеченная спором, провоцирующая его, очаровательная, порой гневная, сидела, вся в черном, по одну сторону стола; Оливервоплощение такта и патриархальной учтивостивосседал напротив. Нерушимым правилом их гостиной было то, что дамы никогда не оставляли мужчин одних за портером и сомнительного толка историями, но постоянно оставались при них, поэтому здесь никогда не возникало резкого деления на мужской и женский разговор. Беседа текла бесконечно, непрерывно, переходя от сплетен и толков к литературным спорам, политическим дебатам и снова возвращаясь по кругу назад. Вечера длились по нескольку часов, а порой затягивались до трех-четырех утра. Как-то раз в августе в честь своего дня рождения Селия устроила прием, который уже на рассвете закончился завтраком с шампанским. Для каждого, кто претендовал на место в социальном и литературном мире, приглашение к Литтонам было бесценно, отказ в таковомпочти катастрофа.
Но больше всего энергии в ту весну поглощала поездка в Нью-Йорк. Селия пребывала в невероятном возбуждении. Хотя плыть предстояло не очень долго, она накупила огромное количество нарядов для вояжа: дневные платья, вечерние платья, спортивные костюмыее завораживала мысль о теннисе на палубе и прочих спортивных развлечениях, доступных на этом волшебном корабле. Селия накупила целую кучу чемоданов, включая дорожный сундукнастоящий маленький портативный гардероб, который даже не требовал специальной распаковки. У них с Оливером была отдельная каюта на второй палубе, прогноз обещал спокойное море и рекордную для путешествия скорость. В порту Нью-Йорка их должен был встречать Роберт, жить предстояло в особняке Эллиоттов на Пятой авеню. Помимо светского общения, Дженетт настаивала на званом обеде в честь их приезда, на экскурсии по Лонг-Айленду и на совместных выходных в Ист-Хэмптонеодним словом, у Селии с Оливером было предостаточно времени, чтобы познакомиться с американскими издателями и владельцами книжных магазинов. А для Селии предусматривались еще и такие нью-йоркские развлечения, как поход в «Сакс» и «Генри Бендель». Она была так возбуждена, что буквально лишилась сна.
Я тут думала начала Дженетт.
Неужели, милая?
Не издевайся, Роберт. Ты знаешь, я этого не люблю. И правда: Дженетт всегда требовала, чтобы ее воспринимали всерьез.
Прости. Ты хочешь мне что-то рассказать?
Да. Потому что тебе это, наверное, будет приятно. Я думала об инвестициях в Литтонов.
Роберт ощутил приступ гнева. Когда он нуждался в средствах, жена отказала ему, теперь же, когда его дела пошли хорошо, она искала способ присоединиться к его успеху. И тем самым лишить его значительной доли личных заслуг.
Полагаю, ты немного опоздала, моя дорогая, сказал он, стараясь казаться беззаботным, дела фирмы «БруерЛиттон» идут превосходно.
Нет, Роберт, ты не понял. Конечно, ваши дела идут хорошо. Я так тобой горжусь. Нет, я имела в виду других Литтонов. Их издательство.
Что? Не понял.
Я под таким впечатлением от них всех! От Селии, Оливера и его умной сестры. Мне кажется, все они чрезвычайно талантливы. Более того, то, чем они занимаются, кажется мне просто замечательным. Меня всегда тянуло к искусству, ты знаешь. А это шанс лично поучаствовать в подобных делах.
И в чем же Как ты себе представляешь это участие?
Я полагаю, что могла бы помочь им основать представительство в Нью-Йорке. Когда мы гостили у них, Оливер как-то обмолвился, что думал об этом, но пока нет денег, а я знаю, что некоторые английские издатели уже обосновались в Нью-Йорке.
Понятно. Роберт был поражен, почти оскорблен.
Жена собиралась осыпать Оливера щедротами, в которых отказала ему, и сама, без подсказки, без всякой просьбы это придумала. Это было чудовищно несправедливо, не говоря уже о высокомерии.
Да. Я решила, что могу выделить кое-какой капитал, разумеется, на строго деловой основе.
Разумеется.
Так, чтобы они смогли арендовать помещение, нанять сотрудников и все такое. Мне это было бы очень приятно.
А собираешься ли ты как-то лично участвовать в предприятии? спросил Роберт.
Ну немного, может быть. Я интересовалась бы, что они публикуют, почему, присутствовала бы на собраниях правления. Я, естественно, тоже буду членом правления.
Естественно.
Но в основном я хочу познакомиться с издательским делом. Из первых рук. Полагаю, это будет очень интересный опыт.
Ну а как же!
Похоже, тебя что-то не устраивает. В чем дело, мой любимый?
Дженетт не хуже его знала, в чем дело. И было бессмысленно говорить об этом вслух.
Роберт взглянул на жену:
А не приходило ли тебе в голову, Дженетт, что Оливеру может не понравиться твое предложение?
Не понравиться? Глупости какие! С какой это стати оно ему не понравится?
Он личность предельно независимая. А издательство «Литтонс»предприятие, по сути, семейное. Сомневаюсь, что ему захочется вмешательства извне.
Все это ерунда, Роберт. Если бы он был столь независимым, то основал бы собственное дело, а не просто принял отцовскую фирму. А теперь у него будет реальный шанс это сделать. И ведь я тоже член семьи, во всяком случае, я так считала. Мне немного обидно, если ты думаешь иначе. Нет, я окончательно все решила. Напишу Оливеру, чтобы у него было время обдумать мое предложение до приезда сюда в апреле. Так что извини, любимый, я сейчас же напишу ему. Ничего не откладывай на потомтак учил меня Джонатан.
«К черту Джонатана, подумал Роберт, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь несколько резче, чем обычно, к черту Джонатана и его деньги. Мало ли чему он ее учил!»
Джаго стоял у входа в зал в доме на Камден-Хай-стритодин из немногих мужчин в бурном море женщин. На мгновение он задумался: что он тут делает? Он устал, и ему надо было бы пораньше лечь спать. Чтобы получить работу в Клэпхеме, завтра нужно встать в пять утра, но короче, Джаго просто чувствовал, что должен быть здесь. То, что женщины лишены права голоса, не просто заботило егобесило. И он не понимал, почему ММнаилучший кандидат для битвы за праваотносилась к этому, как к чему-то, что ниже ее достоинства. Ну, может, не ниже, но, во всяком случае, находится вне сферы ее интересов.
Джаго объяснял этот факт тем, что Мэг просто никогда не приходилось добиваться своих прав. Да и вообще не нужно было ничего добиваться. Совершенно очевидно, что ее отец в своих взглядах на полстолетия опережал время, отправив дочь учиться в университет, а затем предоставив ей достойную должность, равную должности брата, а не чисто символическую работу, например хорошенькой секретарши или машинистки. И ММ приняла это как должное. Но ведь следует поратовать и за других женщин, у которых не было таких возможностей. И дело не в происхождении: многие известные суфражистки происходили из небедных семей. Кристабель Панкхёрст едва ли нужно было бороться за место под солнцем. Но таких, как она, заботила участь других женщин, они хотели распространить и на них свою счастливую судьбу, поделиться ею. И ММ должна бы поступать так же. Они много раз говорили об этом и не то чтобы сердились друг на друга, но раздражались изрядно. Да, скверно все это. Джаго чувствовал, что должен прийти сюда, так он и сказал. И вот он здесь. А теперь не знает, что ему делать, где присесть
Если вы не хотите пропустить начало, лучше сядьте. Места полно, вон там, взгляните, произнес звонкий, немного насмешливый голос, с легким лондонским акцентом. Чудный голос.
Джаго повернулся, чтобы взглянуть на его обладательницу: она была миловиднаямолодая, с белокурыми волосами и большими серыми глазами, и на удивление хорошо одетав бледно-зеленое пальто и шляпку. Джаго порой изрядно надоедала «униформа» ММ. И хотя он никогда ей об этом не говорил, но часто думал, насколько милее она смотрелась бы в более мягкой, более женственной одежде.
Ну же, идемте, сказала девушка, улыбаясь, потому что Джаго по-прежнему продолжал стоять, можете сесть рядом со мной, если хотите.
Джаго последовал за ней. К его замешательству, девушка направилась в первый ряд. Он огляделся: зал был полон. Здесь были и мужчины, человек двадцать или около того. Это подбодрило Джаго. Его спутница заметила, как он высматривает мужчин, и улыбнулась:
Как видите, вы не один. Не надо бояться.
Джаго улыбнулся в ответ.
Спикер, высокая интересная женщина с черными волосами и проницательными темными глазами, подняла руку, призывая к тишине.
Благодарю вас всех за то, что пришли сюда, сказала она. Приятно видеть множество новых лиц, как и те, что уже знакомы. Я призываю всех пришедших впервые присоединиться к нашей организации, мы нуждаемся в поддержке каждого. В конце зала вы можете получить регистрационные листы. Пожалуйста, возьмите себе по одному перед уходом. А теперь я хотела бы в первую очередь поговорить о насилии.
Господи, подумал Джаго, не станут же эти люди прибегать к насильственным мерам. Они должны понимать, что это не пойдет на пользу делу.
Как вы знаете, продолжала спикер, мы в нашем Национальном союзе борьбы за права женщин всегда избегали насилия. Мы приветствовали мирные пути и методы убеждения таких парламентских деятелей, как мистер Ллойд Джордж и мистер Бэлфор, а не воинственные методы некоторых наших сподвижниц. Сегодня лейбористская партия выражает готовность поддержать идею предоставления женщинам избирательных прав. Так вот, я обращаюсь к вам с предложением скорейшего учреждения Фонда предвыборной борьбы. Он будет финансировать кандидатов от лейбористской партии на следующих выборах, которые, вероятно, состоятся в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Если мы добьемся избрания достаточного количества кандидатов, то выиграем и нашу битву.
Джаго внимательно слушал, раздумывая, права ли эта женщина. Будет ли длительная мирная кампания более успешной, чем не в пример более воинственные методы, которым отдают предпочтение суфражистки? Воздействовать изнутри казалось довольно разумным, но в то же время требовало определенной веры в политику и политиков, которой лично он, Джаго, не имел. И все-таки в конце митинга он подписался не только под членством в Национальном союзе борьбы но и в поддержку Фонда предвыборной борьбы.
Хотя я не знаю, что́ смогу вложить в это дело, сказал он хорошенькой девушке, которую, как выяснилось, звали Вайолет Браун, у меня нет ни пенни.
У меня не больше, да и у многих здесь тоже, весело улыбнулась она Джаго, но это не значит, что вы не сможете помочь нам найти тех, у кого есть деньги. Вы знаете кого-нибудь, кто знаком с теми, у кого есть деньги?
Джаго поспешно ответил, что сразу таких не припомнит.
В течение нескольких дней он не рассказывал ММ о собрании. Она, кстати сказать, несколько странно относилась к собственным средствам. Как-то оградительно. Почти скрытно. Отказывалась вообще о них говорить. Джаго никак не мог взять в толк почему. У нее было столько денегпросто неисчерпаемый запас, по его понятиям. Он предполагал, что отчасти это происходило из-за свой ственного ей такта, поскольку она видела в этом сложный момент в их отношениях. Однако дело было еще и в том, что ММ всегда былаи теперь оставаласьличностью, абсолютно независимой во всех отношениях: ее деньги, как и ее жизнь, принадлежали ей одной, и она одна распоряжалась ими по своему усмотрению и ни перед кем не отчитывалась. Однажды ММ проговорилась Джагохотя это было ей совсем не свойственно, что потеряла огромную сумму денег в результате спекуляций на фондовом рынке, не так уж много, но вполне достаточно, чтобы остановиться и призадуматься. Но когда он спросил ее о подробностях, даже посочувствовал ей, она вдруг стала резкой, почти язвительной.
Это мое личное дело, сказала ММ, пожалев, что вообще упомянула о случившемся, и если я сваляла дурака, так то моя забота и никого более не касается.
После этого он никогда не говорил о деньгах.
Не то чтобы ММ была скупа, совсем напротив. Все эти годы она не только постоянно предлагала Джаго деньги на открытие собственного дела, от чего он неизменно отказывался, но всегда покупала ему восхитительные подарки на день рождения и к Рождеству: одежду, книги, картины и что-нибудь, что могло бы украсить его маленький дом, который был ему очень дорог. Вначале, будучи гордым и независимым под стать ММ, Джаго с трудом соглашался принимать эти подарки. Он считал, что это низко, к тому же, позволяя ей делать ему подарки, он должен что-то давать ей взамен. На последний день рождения ММ подарила ему самый щедрый подарок: изумительные карманные серебряные часы на цепочке. Это уж и в самом деле было слишком. Часы, конечно, Джаго очень понравились, но он практически не носил их, только когда бывал у нее. Скорее всего, он услышал бы насмешливые и враждебные реплики приятелей на работе, а то и, чего доброго, кто-нибудь напал бы на него и ограбил, когда поздно вечером он возвращался бы домой по глухим закоулкам Килберна или сидел в питейных заведениях. Однако часы были сильным соблазном. Владеть такой шикарной вещицей, что и говорить, было приятно, и когда, случалось, Джаго сидел без работы, он поглядывал на часы в синей бархатной коробочке и подумывал о том, что, продай он их или даже заложи, проблем не было бы несколько недель: он и еды купил бы, и угля, и пива сколько угодно. Он даже сводил бы ММ в ресторанчиквсе лучше, чем постоянно пользоваться ее гостеприимством. До сих пор Джаго сопротивлялся соблазну, понимая, что это явилось бы ужасным предательством их отношений. Иногда он раздумывал: а приходило ли когда-нибудь в голову ММ, что, заваливая его подарками, она одновременно возлагала на него тяжкое бремя? Наверное, нет, не приходило.
Ну возможно, ответила ММ, когда Джаго наконец предложил ей внести денежное пожертвование. Безусловно, к Национальному союзу борьбы за права женщин я отношусь более одобрительно, чем к суфражисткам. Их подход к делу кажется мне более разумным. Сотрудничество с лейбористской партиейпозиция довольно позитивная для начала. Я что ж, я непременно подумаю об этом.
И он знал, что лучше на нее не давить.
Неделю спустя Джаго отправился на другой митинг, и Вайолет снова стояла в дверях. Она улыбнулась ему, и он тоже улыбнулся, благодарный ей за дружеское, милое кокетство. Вайолет была в том же зеленом пальто, а на головелихая коричневая шляпка с пером, которая ей очень шла.
Привет, сказала она, как мило, что вы снова пришли! Хватит храбрости на этот раз войти самому? Или снова хотите сесть рядом со мной?
Храбрости у меня предостаточно, ответил Джаго, но, думаю, было бы неплохо опять посидеть рядом с вами.
А это, хитро улыбнулась девушка, нужно еще заслужить. Встаньте здесь, отмечайте присутствующих и внимательно проследите, чтобы в список попали и все новые имена. Я вернусь минут через пять, только просмотрю листовки.
Джаго сказал, что с удовольствием все сделает.
После митинга девушка спросила, не будет ли он так любезен помочь ей подсчитать сумму пожертвований, внесенных этим вечером.
Обычно этим занимается Бетти Карстейрз, наш казначей, но ей нездоровится. Вы не против? Это займет не больше пятнадцати минут, ну, от силы двадцать. А потом вам светит пара кружек пива.
Джаго ответил, что он совсем не против, про себя прикидывая, нужна ли ей его помощь на самом деле или это хороший повод его задержать. В любом случае он был вполне доволен. С ним уже так давно никто не заигрывал. Безвредная штукафлирт. Безвредная и приятная.
Надо же, удивился Оливер.
В чем дело?
Письмо. От Дженетт.
Да ну? Придется мне присматривать за своими лаврами, Оливер, если ты начнешь получать неожиданные письма от дам.
Да будет тебе! сказал Оливер. Он всегда с трудом угадывал, когда Селия его дразнит. Она предлагает вложить средства в наше издательство.
Вложить средства в издательство? Не может быть.
Честное слово. Она пишет, что хочет вдохновить меня на открытие офиса в Нью-Йорке и оказать необходимую финансовую помощь.
Боже мой, невероятно! воскликнула Селия. Как гром среди ясного неба. Может быть, ты обмолвился об этом Роберту?