Ещё минуту назад Андреа хотела объявить Маравану, что не планирует у него засиживаться. Однако вдохнув исходящий от чапати экзотический и в то же время какой-то родной аромат, вмиг забыла о своём намерении.
Что это? только и спросила она.
Листья карри с корицей, поджаренные на кокосовом масле, ответил Мараван. Это запах моей юности.
И как тебе такое удалось?
Это мой секрет.
Побрызгав эссенцией остальные лепёшки, Мараван сел напротив гостьи.
Наверное, у тебя была счастливая молодость, если тебе так дорог её запах, предположила Андреа.
Мараван ответил не сразу, как будто размышлял о том, насколько она права.
Нет, покачал он, наконец, головой. Но всё хорошее в ней связано с этим ароматом.
И он рассказал Андреа обо всех кухняхбольших, фешенебельных, и простых, тесных, на которых работал вместе с Нангай. Где-то посредине рассказа тамилец извинился, быстро поднялся со своей подушки и исчез за дверью, появившись через некоторое время с первым блюдом в руках.
Это были две переплетённые ленты коричневого цвета, одна хрустящая, другая мягкая и упругая. Обе состояли как будто из одного сладковатого на вкус вещества и в то же время качественно отличались друг от друга как день и ночь. Андреа не могла вспомнить, когда она последний раз пробовала что-нибудь столь же необычное и приятное на вкус.
Как это называется? спросила она.
«Мужчина и женщина», ответил Мараван.
И какая из них женщина?
Обе.
Он подлил гостье шампанского«Боллинджер спесиаль кюве», сто тридцать франков за бутылку по винной карте «Хувилера», собрал со стола тарелки и снова вышел на кухню.
Андреа сделала глоток и посмотрела на свой бокал, со дна которого всё ещё поднимались редкие пузырьки, наполненные мерцающим светом.
А это что такое? спросила она Маравана, когда он поставил перед ней следующее блюдо.
«Север и юг», отвечал тот.
На тарелке лежали три ярко-жёлтые фигуры неправильной формы, похожие на кусочки серы. Прикоснувшись к ним, Андреа ощутила холодную и твёрдую поверхность, однако когда, следуя примеру Маравана, надкусила одну, её содержимое оказалось тёплым и нежным и таяло во рту, превращаясь во что-то вязкое, сладкое и необыкновенно приятное, похожее на экзотическую конфету.
Между этими ледяными на ощупь шариками на тарелке находились рулеты, тоже прозрачно-жёлтые. Сквозь верхний желеобразный слой просвечивали шафрановые волокна оранжевого оттенка. Нужно было решиться взять в рот эти странные цилиндры, как и те, похожие на серу шарики, но когда Андреа всё-таки сделала это, их вкус оказался достойной наградой за её мужество.
Это ты сам придумал? поинтересовалась она.
Ингредиенты я взял из одного древнего рецепта, моя здесь только технология.
И название, конечно, тоже, предположила Андреа.
Я назвал бы это блюдо, как и предыдущее, «Мужчина и женщина», ответил Мараван.
В последней фразе Андреа послышался непристойный намёк. Или это просто её воображение так разыгралось? Она решила, что ей всё равно.
До сих пор ей было нетрудно есть руками: Мараван подавал закуски. Теперь же настала очередь карри.
И вот перед Андреа стоят три тарелки, на каждой горстка риса особого сорта, на которой, словно на помосте, покоится порция карри со свисающими хлопьями пенки, украшенная глазированной веточкой.
Карри «Дамские пальчики» с рисом сали и чесночной пенкой, объявлял Мараван. Карри с цыплёнком, рисом саштика и кориандровой пенкой. А это, он показал на третью тарелку, чураа варай с рисом нивара и мятной пенкой.
Чураа варай? переспросила Андреа.
Это акулье мясо, пояснил Мараван.
Ой!
Он ждал, пока гостья начнёт есть, однако Андреа медлила.
Сначала ты, потребовала она, а потом смотрела, как Мараван, слепив пальцами шарик из риса с карри, отправляет его в рот.
Первая попытка Андреа подражать ему выглядела довольно неуклюже. Однако, проглотив первый шарик, девушка больше ни о чём не думала, кроме карри. Ей казалось, она чувствует каждую специю. То одна, то другая будто возникала, выделяясь из общего букета, и заново формировала вкус, который менял оттенки, подобно огням фейерверка.
Блюдо оказалось в меру острым. Оно не жгло язык, это был намёк на остроту, вот-вот готовый исчезнуть. Он воспринимался как ещё одна специя, придающая интенсивность вкусовым ощущениям, и оставлял во рту приятное тепло, которое незаметно рассеивалось, когда Андреа была готова взять следующий кусочек.
Скучаешь по родине? спросила она Маравана.
Да, отвечал тот. Но не по той Шри-Ланке, которую я покинул. Я скучаю по той родине, в которую хотел бы вернуться, справедливой и мирной.
И единой? добавила Андреа.
Правая рука Маравана двигалась, словно больше не зависела от его воли и выполняла свою собственную задачу: накормить хозяина. Взгляд Маравана был прикован к Андреа, и, пока рот говорил, рука с очередным рисовым шариком наготове почтительно дожидалась своей очереди.
Всё сразу? переспросил он. И мир, и справедливость, и единство? Об этом можно только мечтать.
И ты не веришь в это, догадалась Андреа.
Мараван пожал плечами, и правая рука, словно усмотрев в этом условный знак, пришла в движение, засунула рисовый шарик в рот и потянулась за следующим.
Я долго верил, ответил, наконец, Мараван. Я даже оставил место повара в штате Керала и вернулся на Шри-Ланку.
И Мараван рассказал Андреа о своей учёбе в Индии и работе в разных оздоровительных учреждениях, практикующих методы аюрведы.
Ещё годи я стал бы шеф-поваром, вздохнул он.
Так зачем же ты вернулся?
Андреа держала в руке кусочек чапати с кориандровой пенкой и сгорала от нетерпения засунуть его в рот. Раньше она и не подозревала, сколько дополнительных ощущений возникает, если есть руками.
В две тысячи втором году Объединённая национальная партия победила на выборах, отвечал Мараван, и все поверили, что настала мирная жизнь. ТОТИ призвали к прекращению огня, начались мирные переговоры в Осло. Всё выглядело так, будто наконец рождается та Шри-Ланка, в которую я хотел бы вернуться и в которой предпочёл бы жить изначально.
Мараван окунул пальцы в таз для ополаскивания рук, вытер их салфеткой и собрал тарелки. Казалось, его действия перетекали одно в другое в едином плавном движении.
Потом он исчез на кухне и вскоре появился снова, держа в руке длинную и узкую пластину, посредине которой Андреа увидела выложенные в ряд блестящие мячики.
Они походили на бильярдные шары из потемневшей от времени слоновой кости и оказались тёплыми, наполненными начинкой, напоминающей засахаренные фрукты, сладкими и пряными, с привкусом сливочного масла, кардамона и корицы.
А потом? спросила Андреа голосом ребёнка, которому рассказывают на ночь сказку.
Потом я получил место конторского служащего в одном из отелей на западном побережье.
Служащего? переспросила Андреа. Но я думала, ты работал чуть ли не шеф-поваром!
Я ведь тамилец, пояснил Мараван. В Керале это не имело большого значения, другое делов сингальской части Шри-Ланки. Я три года трудился в конторе.
«И такой художник работал клерком!»возмутилась про себя Андреа, принимаясь за второй глазированный шар.
В две тысячи четвёртом году у меня появился шанс, продолжал Мараван. Сеть отелей, где я работал, перестроила чайную фабрику в горах в отель с магазином, и меня направили туда поваром.
И почему ты не остался там?
Цунами.
В горах? удивилась Андреа.
Разрушило отель на побережье, пояснил Мараван, и один из выживших поваров, сингал, получил моё место. А мне оставалось только вернуться на север. И там я наблюдал, как ТОТИ и правительство проводили свою политику, пользуясь помощью, которая приходила со всех концов света. Тогда я уже знал, что это не та Шри-Ланка, в которую я хотел бы вернуться. А той ещё долго не будет.
Но ведь цунами было не так давно, неуверенно заметила Андреа.
Около трёх лет назад, уточнил Мараван.
И ты так хорошо говоришь по-немецки! удивилась она.
Мараван пожал плечами:
Жизнь заставляет нас адаптироваться к другим странам, а значит, и учить языки.
А почему именно Швейцария?
В аюрведическом оздоровительном комплексе в Керале и в отеле на Шри-Ланке было много швейцарцев. Они казались мне дружелюбными, ответил Мараван.
Здесь тоже?
Мараван задумался:
В Европе к тамильцам относятся лучше, чем на родине. Нас ведь здесь почти сорок пять тысяч. Хочешь чаю?
Ну, если тебе не трудно пожала плечами Андреа.
Мараван снова собрал со стола грязные тарелки.
А ничего, что я здесь сижу, пока ты меня обслуживаешь? неуверенно поинтересовалась Андреа.
Сегодня у тебя выходной, улыбнулся Мараван и исчез на кухне.
Через некоторое время он снова вошёл в гостиную с подносом, на котором стоял чайный сервиз.
Белый чай, комментировал он, разливая заварку по чашкам. Из верхней части серебристых листочков. Плантации Димбулы.
Потом Мараван ушёл обратно на кухню и принёс оттуда две тарелки со сладостями. На каждой лежало нечто похожее на эскимо зелёного цвета, в окружении стебельков спаржи с ядовито-салатными кончиками и бордовых конфет в форме сердечек.
Не знаю, влезет ли в меня всё это, улыбнулась Андреа.
Конфеты всегда влезут, отвечал Мараван.
Он оказался прав. Откусив от «эскимо», Андреа почувствовала лакрицу, фисташки и мёд, чем-то напоминающий ярмарочные сладости. Спаржа походила на жевательный мармелад и в то же время оставалась спаржей. Сладкие и пряные «сердечки» пахли индийскими специями и вкус имели фривольныйименно так определила его про себя Андреа.
Внезапно она поразилась установившейся вокруг тишине. Даже ветер перестал стучать дождевыми каплями в оконные стёкла.
Расскажи мне о своей семье, попросила Андреа Маравана.
Тот молча встал, взял гостью за руку и повёл её в спальню, где была стена с фотографиями.
Это мои братья и сёстры со своими детьми, объяснял он, показывая на снимки. Мои родители. Они погибли в восемьдесят третьем году, их сожгли в машине.
За что?
За то, что они были тамильцы.
Андреа замолчала, положив руку на плечо Маравану.
А кто эта пожилая женщина? Та самая Нан
Нангай, подсказал Мараван.
Она выглядит мудрой, заметила Андреа.
Она и есть мудрая, кивнул Мараван.
И снова стало тихо. Андреа посмотрела в окно. Там, в темноте, в слабом свете, пробивающемся из спальни, танцевали белые хлопья.
Снег, сказала она.
Мараван тоже взглянул туда, задёрнул занавески, потом повернулся к девушке и как будто смутился.
Андреа была сытой и довольной и всё-таки чувствовала, что до полного счастья ей чего-то недостаёт. Теперь она поняла чего.
Взяв Маравана за голову двумя руками, она привлекла его к себе и поцеловала в губы.
Апрель 2008
6
На следующее утро стало известно, что крупнейший банк страны списал со своих счетов ещё девятнадцать миллиардов при поступлении всего пятнадцати. Его президенту это стоило места.
У Маравана тоже выдался неудачный день.
В шесть утра он выскользнул из спальни, чтобы приготовить яичницу с соусом сати и кокосовым чатни. Покидая кухню с подносом в руках, тамилец чуть было не столкнулся со своей гостьей. Андреа уже оделась и собиралась уходить.
Хочешь яичницы? только и сумел спросить Мараван, обескураженный таким ходом событий.
Спасибо, я обычно не завтракаю.
Вот как, растерянно покачал головой тамилец.
На некоторое время оба замолчали. Первой тишину нарушила Андреа.
Мне пора, сказала она.
Да, кивнул он.
Спасибо за чудесный ужин.
Тебе спасибо, что пришла. Выходишь в утреннюю смену?
Нет, в вечернюю.
Ну, тогда до встречи.
Однако Андреа медлила, как будто собиралась сказать что-то ещё.
Мараван начала она, но потом, словно одумавшись, холодно поцеловала его в обе щёки и исчезла за дверью.
Мараван видел из окна, как она вышла из дома и, глубоко погрузив руки в карманы пальто, не спеша зашагала в сторону трамвайной остановки. Дорога успела высохнуть, несмотря на хмурое утро.
Мараван же вернулся на кухню, чтобы заняться тем, что привык делать в «Хувилере»: чисткой кастрюль, мытьём тарелок и уборкой стола.
Это была его первая ночь с женщиной в Европе, хотя все его подобные свидания можно пересчитать по пальцам: три раза в южной Индии, один раз в Шри-Ланке. Четыре раза с проститутками, одинс сорокалетней туристкой из Англии. Она назвалась Каролиной, хотя на её чемодане Мараван заметил бирку с другим именем: Дженнифер Хилл.
Но лишь этой ночью он чувствовал себя счастливым. И теперь его не мучила совесть и не хотелось тщательно вымыться под душем. Маравана это не удивляло: впервые в его жизни секс был связан с любовью.
Именно поэтому он тяжело переживал холодность Андреа. Или с ним случилось то, о чём предупреждали другие одинокие тамильцы, и он стал для неё не более чем экзотической игрушкой на одну ночь?
Мараван включил свет, чтобы вымыть роторный испаритель: за окном до сих пор стояли сумерки. Закончив, он тщательно упаковал аппарат в сумку, обложив его чистым бельём и обмотав махровым полотенцем.
Когда он вышел на улицу, дождь зарядил снова. Мараван спешил, он хотел появиться в ресторане первым, сразу после фрау Келлер. Она занимала в «Хувилере» должность администратора и работала с утра, как обыкновенный офисный служащий. В четверть девятого она отпирала вход для поставщиков. Именно в это время Мараван планировал вернуть роторный испаритель на место.
Неприятности начались уже по дороге на работу. Тамилец стоял во втором вагоне, держась за поручень, и думал о прошедшей ночи и странном поведении Андреа, как вдруг трамвай резко затормозил, издав пронзительный звук, и остановился.
Мараван не удержался. Пытаясь сохранить равновесие, он толкнул молодую женщину, которая вцепилась в сиденье, и вместе с ней рухнул на пол.
Закричали пассажиры, потом снаружи послышались нетерпеливые автомобильные гудки.
Мараван поднялся на ноги и помог женщине встать. Сидевший рядом пожилой мужчина недовольно покачал головой: «Ну, вот, как всегда».
На лбу своей спутницы Мараван увидел потту. Она была в ярко-зелёном пенджаби и стёганой куртке с капюшоном.
Всё в порядке? поинтересовался он у женщины по-тамильски.
Как будто да, ответила та, оглядывая себя.
Её пенджаби испачкался пониже правого колена грязью, которую нанесли в салон с улицы пассажиры, лёгкая золотистая ткань шаровар прилипла к ноге чуть пониже бедра, придавая этой женщине что-то вульгарное, что совсем не вязалось с её скромным обликом. Мараван вытащил из кармана куртки упаковку бумажных носовых платков и протянул пострадавшей.
Пока та пыталась придать своей одежде более-менее пристойный вид, он раскрыл «молнию» своей спортивной сумки и проверил мельком, всё ли в порядке. Убедившись, что прибор не пострадал, Мараван вздохнул с облегчением. На радостях он вырвал из блокнота листок, написал на нём свой телефон и адрес и протянул женщине. На случай, если ей негде будет постирать пенджаби.
Та взяла записку и сунула её в сумку.
Сандана, сказала она. Меня зовут Сандана.
Представившись, тамилка замолчала и опустила голову, так что Мараван мог видеть из-под капюшона лишь длинные ресницы и верхнюю границу лба, от которой начинались волосы, разделённые ровным пробором.
Пассажиры заволновались. Какой-то молодой человек в передней части салона открыл узкую форточку и закричал наружу:
Эй! Здесь, между прочим, люди, которым ещё работать!
Вскоре после этого послышался голос из динамика:
Авария на Блехштрассе. Двенадцатый маршрут заблокирован в обоих направлениях. Пассажирам, оказавшимся на месте происшествия, будут поданы автобусы. Просьба подождать.
Двери трамвая оставались закрытыми, даже когда, оглашая улицу сиренами, возле них остановились полицейская машина и «Скорая».
Молодой человек, только что высказавший свой протест в форточку, снова взял инициативу в свои руки. Он с усилием раскрыл одну из дверей и вышел на улицу. Вскорепоначалу осторожно, а потом смелееза ним последовали и остальные пассажиры. Через несколько минут в салоне никого не осталось.
Мараван и Сандана покинули трамвай последними. Сразу у входа Мараван простился с соотечественницей.
Я опаздываю, очень спешу. До встречи!
До встречи! ответила та по-тамильски.
Пассажиры первого вагона оказались более дисциплинированными и теперь озадаченно глядели на беглецов из окон.
Впереди трамвая на рельсах лежал на боку развозочный автомобиль. Мужчина в одежде медика склонился над открытым окном его переднего пассажирского сиденья. Другой стоял рядом с капельницей. Послышалась сирена приближающейся пожарной машины, команда которой должна была помочь вызволить водителя из-под обломков.
На работу Мараван пришёл последним. Ещё немного и опоздал бы. Незаметно поставить аппарат на место теперь не было никаких шансов. Оставалось привести в действие план «Б».
Суть его заключалась в том, что за сложное кухонное оборудование в ресторане отвечал именно Мараван. Поэтому каждый, кому понадобился бы роторный испаритель, обратился бы к нему. И тогда Мараван, якобы направляясь в аппаратную, рассчитывал зайти в гардероб и вытащить прибор из своего шкафчика, дверцу которого он оставил незапертой.
Повара встретили Маравана непристойными намёками: все помнили, что вчера он встречался с Андреа.
Надеюсь, ты приготовил ей не слишком острый карри, ухмыльнулся один.
Настоящий карри должен жечь два раза, добавил другой. Надеюсь, с её задницей всё в порядке.
Мараван прилагал все усилия, чтобы молчать и улыбаться, однако чувствовал, что обстановка накалена до предела. Даже Хувилер, появившийся на кухне как никогда рано, заметил это. «Наш тигр», сказал он, глядя на Маравана.
«Если б вы только знали», мысленно отвечал им тамилец, чистя картофель.
Вдруг раздался голос Финка:
Кандан! Испаритель!
Ещё никто никогда не посылал Кандана за роторным испарителем, поэтому, услышав приказание, он в недоумении уставился на Маравана, а тотна него.
В чём дело, Кандан? недовольно спросил Финк, искоса взглянув на Маравана.
И Кандан пошёл в аппаратную.
Мараван же лихорадочно соображал, что ему делать. Ждать, когда Кандан вернётся с пустыми руками и Финк, быть может, пошлёт за прибором его самого? Пойти вместе с Канданом и при нём вытащить испаритель из шкафчика, надеясь, что земляк не выдаст? А может, просто во всём сознаться?
Размышляя таким образом, Мараван продолжал чистить картофель.
Прошла целая вечность, прежде чем Кандан появился снова.
Его там нет, объявил он.
Где «там»? спросил Финк.
Там, где он обычно стоит, пояснил Кандан.
Не обращая внимания на Маравана, Финк быстро прошёл мимо него в сторону Кандана и вместе с ним исчез за дверью, ведущей в аппаратную и комнату для персонала.
Время было упущено. Мараван отложил картофельный нож и сел, не сводя глаз с двери, за которой скрылся Финк, и механически вытирая руки о передник.
Он слышал, как ругается повар, хлопая ящиками и дверцами шкафчиков. Маравану ничего не оставалось делать, как зайти в гардероб, вытащить из сумки роторный испаритель и приготовиться к худшему.
Внезапно над его ухом раздался голос Хувилера:
Сегодня первое число, у тебя зарплата. Давай-ка проверим, как эта штука работает. Если всё в порядке, фрау Келлер немедленно произведёт с тобой полный расчёт. Если нет, мы вычтем деньги за ремонт из того, что тебе причитается.
Роторный испаритель работал безупречно, поэтому Мараван покинул «Хувилер», имея в кошельке чуть больше шестисот франков. Когда он паковал свои вещи, шеф-повар стоял рядом и смотрел, чтобы тамилец ничего не украл.
Знай, что тот, кого увольняют из «Хувилера», как тебя, не скоро найдёт себе работу на кухне, говорил ему по прощание начальник. И скажи спасибо, что я не заявил на тебя в полицию. Иначе«здравствуй, Шри-Ланка!».
Андреа заступила на смену в четыре часа дня. Она не знала, какая встреча будет ей тяжелее, с Мараваном или коллегами. Однако о вчерашнем свидании никто не вспомнил, ни когда Андреа, переодевшись, помогала накрывать столы, ни на короткой «летучке» у старшего официанта, ни когда она впервые появилась на кухне. Ни словом, ни намёком.
Но и самого Маравана девушка почему-то не видела. «Должно быть, сидит где-нибудь в дальнем углу кухни», решила она. Через час Мараван заканчивал смену, до этого избежать объяснений с ним было легко.
Однако когда она зашла на кухню во второй раз, обратила внимание, что чисткой кастрюль, негласно считавшейся в «Хувилере» обязанностью Маравана, занимается Кандан. Это могло означать, что Мараван, как обычно по вечерам, помогает поварам готовить блюда, однако овощи для гарнира нарезал другой подсобный рабочий, которому, кстати сказать, далеко было до Маравана в плане ловкости и профессионализма.
До сих пор на кухне царила непривычная тишина, и только сейчас Андреа заметила любопытные взгляды, которые коллеги то и дело бросали в её сторону.
Где Мараван? спросила она анонсера Бандини, который в этот момент что-то записывал в меню.
Уволен, не поднимая головы, пробормотал тот. Без предупреждения.
За что?
Вопрос прозвучал громче, чем того хотела Андреа.
Он взял роторный испаритель. А это штука стоит больше пяти тысяч.
Взял на время?
Без спроса.
Андреа обвела взглядом кухню. Все казались погруженными в работу. Но она знала, что стоит за этой показной деловитостью: расхлябанность и самодовольство. «Хувилер» надел свой чёрный маскарадный костюм.
Она взяла со стола нож и постучала им по стакану, как докладчик, требующий внимания публики.
Я хочу кое-что вам сказать, объявила девушка.
Все повернули головы в её сторону.
Мараван вам не чета, начала она. Под ногтем его мизинца таланта больше, чем у всех вас, вместе взятых.
И тут в неё словно вселился чёрт, тот самый, что уже доставил ей в жизни немало неприятностей.
То же касается и постели, закончила она.
7
В один из солнечных апрельских дней через центр города маршем прошли под весёлую музыку почти две с половиной тысячи детей в ярких маскарадных костюмах. Процессию замыкала запряжённая лошадьми телега. В ней везли снеговика из ваты, которого вечером следующего дня должны были всенародно предать огню.
А за городом, тоже нарядно одетые, собрались в своём храме тамильцы. Несколько сот человек съехались туда, чтобы отпраздновать новолетие, совпавшее на этот раз с парадом гильдий. И пока тамильцы, сидя на полу, делились друг с другом прогнозами на наступающий год, дети на улицах провожали зиму.
Мараван выключил миксер, вытер рукавом глаза и выложил содержимое стеклянного контейнера в мисочку со смесью сырого лука, зёрен горчицы и листьев карри.
В другой миске из нержавеющей стали, по размерам подходящей скорее для кухни большого ресторана, лежали в собственном соку нарезанные соломкой зелёные плоды манго. Мараван смешал их с тёртым кокосовым орехом, йогуртом, зелёным чили и солью, соединил с содержимым другой миски и добавил приправленного чили с семенами горчицы масла гхи.
Пачади почти готов. Мараван сделал его по старинному рецепту из горьких цветов дерева ним, сладкого нектара из мужских соцветий пальмы-пальмиры, кислого сока тамаринда, свежих зелёных манго и горького перца чили. Потому что пачади должен иметь вкус жизни: горький, сладкий и кислый, острый и свежий.
После церемонии в храме земляки Маравана сядут есть, а потом поздравят друг друга с Новым годом.
Хувилер предложил Маравану выбор между рабочим сертификатом и справкой-подтверждением. Поскольку в первом документе сообщалась причина увольненияхищение в личное пользование ценного оборудования, тамилец предпочёл второй вариант. В справке указывалась лишь продолжительность трудовых отношений и обязанности работника.
Однако и эта бумага казалась работодателям подозрительной. На собеседованиях удивлялись, что Мараван, проработав более года в ресторане «У Хувилера», может предъявить всего лишь справку.
Он получал пособие, около двух тысяч франков в месяц, и имел неофициальные заработки.
Плюс эта работа в храмепервый контракт такого рода в его жизни. Оплачивалась она плохо. Земляки апеллировали к его патриотическим чувствам, предлагая, собственно, потрудиться задаром на благо общины. Потом всё-таки согласились давать пятьдесят франков в месяцсимволическая сумма. Кроме того, священник обещал упомянуть имя Маравана во время службы, что в сочетании с высоким качеством пищи должно было стать хорошей рекламой его кулинарных способностей.
Тамильская диаспоразакрытое общество, стремящееся оградить своих членов от влияния приютившей их страны. И это при том, что они успешно интегрировались в любые профессиональные коллективы. Мараван никогда не принадлежал к числу активистов общины. Из всех возможностей, предоставляемых здесь новичку-эмигранту, он воспользовался только однойкурсами немецкого языка. Хотя он и посещал храм по большим праздникам, в остальном держался среди соотечественников особняком. Однако сейчас, когда Мараван искал себе место повара, он нуждался в них. Кроме религиозных праздников, тамильские индусы отмечали церемонии совершеннолетия, свадьбы, беременность. И всегда с застольями, на которых было не принято скупиться.
Этот новогодний столтолько начало. А потомкто знает? может, со временем и до швейцарцев дойдёт слух о тамильце, в совершенстве владеющем искусством индийской, цейлонской и аюрведической кулинарии. И тогда в фешенебельных кварталах города можно будет встретить развозочный автомобильнапример, «Ситроен Юмпи» цвета жёлтой куркумыс надписью «Кухня Маравана. Кейтеринг».
И ещё одну мечту лелеял тамилец. О своего рода кулинарном храме, максимум мест на пятьдесят, где будут воздаваться почести южноиндийской и тамильской кухне, её запахам, вкусам, текстуре её блюд. Ну а когда Мараван накопит достаточно денег, а в Шри-Ланке наконец воцарится мир, он вернётся на родину и откроет ресторан в Коломбо.
Виделась Маравану и женщина. И если раньше чертам её не хватало определённости, то теперь она походила на Андреа. Она следила за доставкой блюд «Кухни Маравана» и была его правой рукой. А потом, в Коломбо, занималась семьёй, как истинная тамильская жена.
Тем не менее Мараван ничего не слышал об Андреа с того самого злополучного вторника. Она не оставила ему ни своего адреса, ни телефона. Промучившись неделю, тамилец поборол гордость и позвонил в «Хувилер».
Она здесь больше не работает, ответила ему фрау Келлер.
Вы можете сообщить мне её адрес или номер телефона? попросил Мараван.
Она сама сообщила бы его тебе, если б хотела, сказала фрау Келлер и положила трубку.
Он понёс миски на улицу. Там, у входа в храм, под разноцветным балдахином накрывали стол. Две женщины приняли у Маравана пачади и начали раскладывать его по пластиковым тарелкам небольшими порциями. Он взялся им помогать.
Они не успели дойти и до середины, как двери храма распахнулись. Толпа верующих устремилась наружу. Смеясь и шумно болтая, люди отыскивали на пороге свою обувь. «С Новым годом! кричали они по-тамильски. Счастливого Нового года!»
Женщины продолжали раскладывать тарелки, а Мараванраспределять пачади. Он сосредоточился на своей работе, однако держал ухо востро, прислушиваясь к замечаниям гостей со страхом и любопытством художника, наблюдающего за реакцией публики на своей выставке. Они не сказали ничего обидного, но и восторженных похвал Мараван не дождался. Весело и бездумно люди поглощали то, во что он вложил столько любви.
Кое-кого из присутствующих Мараван узнавал, однако немногих. Его участие в жизни общины ограничивалось посещением храма в праздничные дни да контактами с соотечественниками, проживающими в одном с ним доме. Последних он время от времени приглашал на ужины, в основном чтобы проверить на них своё качество стряпни. Иногда Мараван появлялся и в тамильских магазинах, чтобы перекинуться парой слов с хозяином или покупателями. Только и всего. И не потому, что его работа и дорогостоящее хобби оставляли мало свободного времени. Основная причина была политическая: Мараван хотел быть как можно дальше от партии ТОТИ, которая имела большое влияние в иммигрантской среде и выколачивала из диаспоры деньги.