И актеры находились каждый в своем круге. Талантливые, известные, на которых всегда был спрос; способные, но малоизвестныеони переходили из круга в круг; были профессиональные середняки, типажные, характерные, на большую роль или на эпизод. Режиссеры со всех кругов были сцеплены с кругом чиновников. Я ни в один из этих кругов за годы учебы в институте не вошел. Каждый из актеров сохранял и поддерживал связи в своем круге, все время пытаясь перейти с этого широкого круга в более узкий.
Мне не везло. Обычно мастер еще некоторое время и после окончания поддерживает ученика. Я радовался, когда ушел из мастерской Классика и меня взял другой мастер, тоже почти классик. Но он редко появлялся в мастерской, я одним из последних узнал, что он безнадежно болен. После похорон его мастерскую слили с мастерской Классика. И я снова попал к нему и к Великой Актрисе. Со мною уже не пытались расправиться, меня просто не замечали. Я держался. У меня все время уходило на учебу, и я все еще не расстался с иллюзией, что если ты достоин, то тебя заметят и оценят. Я ставил конкретные локальные задачи и решал их. В июне я решил главную свою задачузащита диплома.
Вчера я получил диплом актера кино и театра, вчера меня бросила женщина, сегодня я был никем, в любой момент меня могли попросить выехать из общежития. Я подсчитал оставшиеся деньги. При жесткой экономии я мог продержаться неделю, следовательно, я должен начать зарабатывать деньги уже сегодня. Но лето в разгаре, актеры на роли утверждены, съемочные группы выехали в киноэкспедиции, показываться в театрах бессмысленноначались летние гастроли. Просчитав все варианты, я поехал в магазин Альтермана-старшего. Я отработал две недели грузчиком в магазине Альтермана-старшего, получил больше, чем рассчитывал получить, и половину положил на сберегательную книжку. Поиграл в беспечного и щедрогои хватит. Кто-то всегда надеется, что его лотерейный билет выиграет, я никогда не верил в случай, в удачу, в везение. На все, чего я добился пока, приходилось затрачивать время и энергию.
Получив деньги, я пришел в партком института, чтобы заплатить членские взносы.
На съемках подработал? спросил секретарь парткома Малый Иван, в моей жизни появится еще и Большой Иван.
Грузчиком подработал.
Да протянул Иван. Несправедливо. Высшее все-таки образование.
Нормально, ответил я.
Чего уж нормального, возразил Иван. Молодой, с образованием, да ты должен нарасхват идти.
Пока не иду.
Это «пока» может продлиться всю жизнь И ничего сделать нельзя. Я пытаюсь помочь и другим актерам. Всех режиссеров же знаю, все были студентами. Говорю: возьми, хороший парень ведь. А он: не вижу его в этой роли. Тяжелая профессия у актеров. Как у женщин. И хорошая, и работящая, а не сватают. Другаяпроблядь, негде печать ставить, а нарасхват. Послушай, на кафедре режиссуры идет прием в аспирантуру.
Я в ученые не собирался.
Ученые здесь ни при чем. В партийных органах, как и в актерском деле, тоже много неопределенного. Изберут, не изберут на очередном пленуме. Поругался с секретарем райкома или обкома, надо уходить в народное хозяйство. И я заметил, все в райкомах, обкомах и даже в ЦК стремятся защитить ученую степень, потому что сегодня ты начальник, а завтра никто, а ученая степеньэто навсегда. Можешь преподавать, да и когда на должность назначают, есть два главных критерия: партийность и ученая степень. Ты член партии, русский, мужик, да если еще и кандидатом наук станешь, цены тебе не будет. Подавай документы, пока не поздно. Я с Афанасием договорюсь, чтобы он стал твоим научным руководителем. Он тоже классик, профессора ему и так бы дали, а он защитил все-таки диссертацию по своим книгам. Почему? Потому что умен. Без докторской диссертации нельзя стать академиком. А он уже член-корреспондент, а на следующий год будет баллотироваться в академики Академии педагогических наук. Завтра же подавай документы.
В этот же вечер я позвонил Науму. Он выслушал меня и сказал:
Приезжай, обсудим.
Наум жил в новом микрорайоне в конце Ленинского проспекта. Двухкомнатная квартира в блочной пятиэтажке с обязательным набором мебели: раскладная тахта, раскладной стол, журнальный столик с двумя креслами, цветной телевизор. Полки с книгами от пола до потолка, обязательный шифоньер для одежды, переносный транзисторный приемник «Спидола», лучший из советских не по качеству звучания, на «Спидоле» хорошо ловились вражеские голоса: «Свобода», «Голос Америки», все как у всех.
Большинство советских интеллигентов с этим набором вещей прожили всю жизнь.
Мы пили хорошо заваренный чай с лимоном, редкость в те времена.
Лимон от Альтермана-старшего? спросил я.
И чай тоже, подтвердил Наум и спросил:Кто тебя надоумил насчет аспирантуры?
Я пересказал Науму доводы Ивана.
Что же, его доводы разумны, он не лишен наблюдательности. У нас нет реальной стоимости человека. Там, на Западе, говорят: этот стоит миллион, этотсто миллионов. У нас никто не показывает своих доходовмогут экспроприировать. При рыночных отношениях популярный актер стоит дорого, потому что он популярен. Он всегда может принять более выгодное предложение и отказаться от менее выгодного. У нас даже популярного актера можно просто запретить снимать.
Как это? не понял я.
Очень просто. В Комитете по кино приняли, например, решение не снимать Ролана Быкова в положительных ролях. Маленький, некрасивый, еврей. Не надо, чтобы он играл положительных коммунистов.
А если режиссер не согласится? спросил я.
Ему не дадут денег на фильм. Деньги ведь дает государство. Но без реальной стоимости своих заслуг все чувствуют себя неуютно. Конечно, важно быть членом партии, партийная организация тебя защищает, ставит на руководящие посты, но можно ведь из партии исключить и наград лишить. Нужна какая-то абсолютная ценность, которая не пересматривается. И такой ценностью решили сделать ученую степень. Академика Сахарова лишили всех его наград, но академиком он остался, потому что академики не проголосовали за его исключение, думаю, что и партийные работники не очень настаивали, потому что секретари ЦК тоже баллотируются в академики. Но для тебя важнее степени стать если не другом, то хотя бы учеником Афанасия. Сегодня Афанасий влияет на заведующего сектором кино в ЦК, на председателя Государственного комитета по кино, потому что его ученикисекретари Союза кинематографистов, руководители главков комитета, инструкторы ЦК, он всегда поддерживает и поддерживал умных и талантливых. Дураков и бездарей не поддерживает, потому что умные могут руководить, талантливыеснимать, играть в фильмах. Я не знаю, талантлив ли ты, но то, что не дурак, это точно. Значит, Афанасий тебе поможет.
Я и сам себе могу помочь.
Не выегивайся, одернул меня Наум. Всем, кто начинает, нужна помощь. Раньше этим занимались родители, твоя мать чем занимается?
Заколачивает и обшивает посылки на почте.
В кино тебе мать вряд ли чем может помочь. И вообще, у Афанасия можно многому научиться, он очень интересный и загадочный тип советского «хомо сапиенс». Я бы сам с удовольствием у него поучился. Поступай.
Чтобы поступить, мне нужен реферат.
Нет проблем. Реферат я тебе надиктую за три вечера.
Нужно придумать тему реферата, сказал я.
А чего думать-то? Реферат будет называться «Герой в современной советской действительности». А в скобкахработа режиссера с актером. Все фильмы Афанасия о современности, будем в основном ссылаться на них.
А не расценят это как грубую конъюнктуру?
Конъюнктура негрубой не бывает.
Реферат я сдал в срок. За день до сдачи экзаменов мне передали, что меня хочет видеть Афанасий. Как и все студенты, я здоровался с ним в коридорах института, видел его изредка на партийных собраниях, но рассмотрел вблизи впервые. Афанасий хорошо пахнул. Я уловил запах крахмала, по-видимому от безупречной белой рубашки, незнакомого мне одеколона, не резкого, не отечественного. И костюм, хорошо сшитый, не очень модныйтогда входили в моду пиджаки с узкими лацканами, галстук неброский, но дорогойя уже научился отличать дорогие вещи от модно дешевых, в основном польских и венгерских. Поляки и венгры пытались делать вещи почти как в Европе, и это почти получалось для неискушенных. От моего учителя, Классика, ровесника Афанасия, пахло старостью и несвежим бельемАктриса, вероятно, не очень следила за его бельем и одеждой. Почти всегда в джемперах, больше похожих на бабьи кофты, он уже не воспринимался нами как мужчина, так, нечто уже бесполое, исторический раритет.
Афанасий тоже меня рассматривал, не мельком, как я его, а спокойно, подробно, и я понял всю бессмысленность моих усилий выглядеть элегантно в моем стандартном финском костюме в полоску, венгерских ботинках и болгарском галстуке.
А почему в реферате вы даже не упомянули работы своего мастера? спросил Афанасий.
Мой мастер не снимает фильмов о современности.
Классика тоже может быть современной.
Наум предупреждал о тестировании. Учти, говорил он, Афанасий умен как бес, наблюдателен, чувствует маленькую фальшь. Он не любит Классика, но из корпоративных соображений никогда в этом не признается.
Согласен с вами, ответил я.
Это же почетнобыть учеником Классика.
Я не уверен, что Классик считает меня своим учеником.
Не понял
Классик потерял ко мне интерес на первых курсах.
Продолжайте.
Я не показал мгновенных успехов.
Вы считаете, что ваши успехи впереди? В чем? В преподавательской работе или в актерстве?
Я еще не знаю. Может быть, даже в режиссуре, поэтому я и решил еще поучиться.
Тогда вам надо поступать на режиссерский. Актеры Михалков, Губенко и другие пошли этим путем и стали очень даже неплохими режиссерами.
Вполне возможно, я этот путь пройду в аспирантуре.
Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я стал вашим научным руководителем. Чему вы хотите у меня научиться?
Работе с актером и как жить.
Как жить? Это нечто оригинальное. Кто ваш отец?
У меня нет отца. Он сбежал от моей матери еще до моего рождения.
А чем занимается ваша матушка?
Отправляет посылки на почте.
Вы не москвич?
Я псковской.
Чем зарабатываете на жизнь?
Грузчиком в магазине. Иногда подрабатываю как шофер.
Сдавайте экзамены, закончил разговор Афанасий.
Экзамены я сдал без проблем. На экзамене по специальности сидел второй педагог Афанасия, актер, снявшийся во всех фильмах Афанасия в неглавных ролях; критикесса, средних лет еврейка, она вела в институте семинар по современному фильму; проректор по научной работе.
Проректор спросил мое мнениея уже сейчас не помнюо фильме какого-то среднего режиссера.
У меня нет больше вопросов, выслушав мой ответ, сказал проректор.
У меня тоже, поддержал проректора второй педагог Афанасия.
А у меня есть, сказала критикесса.
И в этот момент в аудиторию, где принимали экзамены, вошел Афанасий. Он поздоровался, подождал, пока поставят стул к столу, сел и сказал:
Прошу прощения, у меня мало времени, но мне интересно познакомиться с нашей сменой. Итак
Умнов Петр Сергеевич, представил меня второй педагог.
Как же, как же. Мы знаем Петра Сергеевича и по учебе у нашего Классика. Я вчера спросил мнение Классика о Петре Сергеевиче. Очень, очень запомнился он Классику. И по партийной организации мы знаем о Петре Сергеевиче, и тоже положительно. И реферат замечательный. Я за то, чтобы Петр Сергеевич учился в аспирантуре на нашей кафедре. Если больше нет вопросов к Петру Сергеевичу Афанасий сделал небольшую паузу и закончил:Приглашайте следующего. Встретимся в процессе учебы, сказал мне Афанасий. Критикесса молчала.
После экзаменов я пригласил второго педагога в ресторан гостиницы «Турист». Заказал бутылку водки, селедку, солянки, бифштексы. Мы пили водку, второй педагог рассказывал смешные истории про Афанасия, про съемки. Я, как обычно, больше слушал, чем говорил, и думал о себе. Я мог повторить его судьбу: стать вторым педагогом при мастере, при каком-то маститом режиссере, сниматься в небольших ролях у своего мастера, рассматривая съемки как премиальные к своей работе в институте и бесплатный отдых на юге, съемки чаще вели в южных районахэто была гарантия большего количества солнечных дней.
Мое стремление в артистыэто осознанное и неосознанное желание как можно быстрее стать известным, зарабатывать деньги, а не получать ограниченную зарплату и двигаться по служебным ступеням, очень ограниченным: старший инженер, начальник участка, начальник цеха. Поработав на заводе, я понял, что вряд ли сделаю инженерную карьеру. Технически я оказался туповатым, это подтвердила и служба в армии. Наверное, я смог бы стать учителем истории или литературы, но в педагогические институты были большие конкурсы, и я вряд ли смог бы конкурировать со школьницами-отличницами.
С актерством у меня тоже явно не получалось. Я поступил, потому что мне помогали и Наум, и Альтерман, теперь, возможно, будет помогать Афанасий. Помогали и другим: известные родители или известные друзья родителей. Но я уже понимал, что помочь могут только до определенных пределов, потом все равно надо принимать решения самому или становиться вторымэто в лучшем случаеи выполнять указания своих начальников. Большинство так и жили и не видели в этом никакой трагедии. И я не считал такую жизнь трагедией, только жить такой жизнью мне было неинтересно.
РОЛЬ СЛУЧАЯ В СУДЬБЕ
После зачисления в аспирантуру я получил в общежитии комнату на одногоэто была привилегия аспирантов.
По утрам я долго спал, шел в булочную, покупал булку, молоко, свежие газеты, жарил на плитке яичницу, пил крепкий чай и читал журналы, которые брал у сценаристов и киноведов, днем уходил на Выставку достижений народного хозяйства, обедал в шашлычной, два раза в неделю я работал грузчиком в магазине Альтермана-старшего. Последние два года я учился, зарабатывал деньги на пани Скуратовскую, пытался устроиться в киногруппы. Теперь у меня наступило странное спокойствие. Жизнь на три года определилась, я был обеспечен небольшой, но регулярной аспирантской стипендией, я заслужил отдых! И как потом много раз подтверждалось, когда ничего не ждешь, не планируешь и не надеешься, обязательно что-то подворачивается.
В тот вечер я зашел к киноведке Маше с неавантажной фамилией Костогрызова. В комнате Маши сидела загорелая, сухопарая женщина, явно с примесью татарской крови, как потом выяснилосьузбекской.
Адия! Петр! представила нас Маша и пояснила мне:Адия ищет русских актеров на съемки в Ташкенте.
Она уже нашла, ответил я. Ей ведь нужен молодой идейный русский командир, который сражается с басмачами. Я такой.
А вот и не угадали. Нужен русский милиционер из Московского уголовного розыска, который приезжает в Ташкент помочь молодой узбекской милиции.
Значит, двадцатые годы?
Конец двадцатых годов.
После Гражданской войны было большое сокращение Красной Армии, и молодых командиров направляли в милицию. Значит, он бывший командир.
Маша, он слишком образован для актера.
Других не держим. Он даже аспирант кафедры режиссуры.
Адия, я не такой умный, как кажусь. Возьмите, не пожалеете.
Беру, сказала Адия.
А если режиссер не увидит меня в этой роли?
Увидит, заверила меня Адия. Других нет. Актер, который должен был играть вашу роль, запил, подрался, и ему сломали челюсть. Завтра вылетаем. Съемки послезавтра.
А сценарий почитать можно?
В самолете прочтешь, а сейчас беги за шампанским.
Я побежал за шампанским, а сценарий начал читать в самолете. Таким безответственным я был впервые в своей жизни.
В этом фильме я играл одну из главных ролей и понял, что режиссер при хорошем операторе и художнике-постановщикене такая уж сложная профессия.
По сценарию два инспектора Московского уголовного розыска приезжали в Ташкент, чтобы помочь ликвидировать банду уголовников, которыми руководил бывший жандармский ротмистр. Третью главную рольначальника узбекской милициииграл узбекский актер. Остальные узбеки-актеры глубокомысленно слушали и истово исполняли указания московских начальников. По сценарию после нескольких мелких неудач начальник узбекской милиции приглашал бывшего полицейского следователя, который некоторое время работал в ташкентской милиции, но был вычищен из органов как чуждый элемент. И бывший полицейский следователь придумывает заключительную операцию по уничтожению своего бывшего сослуживца из царской полиции.
В Ташкенте было так жарко, что после съемок я возвращался в гостиницу и ложился на пол в ванной, выложенный кафельной плиткой, и остывал. Вентилятор гнал горячий воздух и не давал прохлады. Этот фильм преследовали неудачи. Режиссер, вялый, медлительный местный русский, обсуждал с оператором планы, которые надо снять, коротко консультировал актеров и уходил в тень. Через несколько съемок режиссер не приехал на площадку, и нам сообщили, что он попал в больницу с обширным инфарктом. Актеры вернулись в гостиницу. Самые опытные из них сразу сказали, что съемки законсервируют и продолжат на следующий год, если режиссер поправится, а если умрет, то назначат нового. Я воспринял это чрезвычайное происшествие почти спокойно. Не могло же мне так повезти! Но мое везение продолжалось. Вечером ко мне в номер позвонила Адия и без всякой подготовки спросила: