В теплую воду, окрашенную в приятный голубоватый цвет, они прыгают прямо с борта.
Погрузившись с головой, Светлана на миг ощущает себя русалкой.
Она делает несколько сильных круговых движений руками и ногами и оставляет Нину позади, но вдруг Острая боль опять пронзает ей правую грудь и, пройдя по плечу, отдает в руку и под лопатку. Чувство физической радости сразу же исчезает.
Отфыркиваясь, Светлана останавливается и, повиснув на дорожке, дожидается Нину, отставшую метров на пять. Подплыв, Нина деликатно ни о чем не спрашивает, но во взгляде её чуть прищуренных глаз читается понимание. Нина улыбается, растягивая мокрые губы, движением головы стряхивает капельки воды с носа и традиционно интересуется:
Рассказать анекдот?
Расскажи.
Она рассказывает анекдот про пловца, а в сегодняшней интерпретациипро пловчиху, которой запретили посещать бассейн, потому что она писает в воду.
Но почему? растерянно спрашивает спортсменка, ведь так делают все!
Да, все, отвечает ей тренер, но всев воде, а ты-тос бортика!
Смешной анекдот. В первый раз я слышала его лет двадцать назад. Пошли-ка в бар, прерывает её Светлана.
Выбравшись из воды, женщины отправляются в душ.
«Я опятьв третий раз, а еще не вечерстою, как под дождем», думает Светлана.
Она трогает то место, что болит в её теле. Она прикасается к нему нежно, и боль, когда она ощупывает шишку, корнеплод, вызревший на благодатной почве, вполне терпима.
«В диаметре сантиметров пять, плюс-минус. Много это или мало? Не знаю. А вдруг придется вскрывать? Вдругне рассосется?» мысль, что внезапно поражает её, шокирует, пугает её и, отразившись на лице, выдает её.
Подскочив, Нина страшным загробным голосом выдыхает:
Покажи.
Светлана не выдерживает и прыскает со смеху.
Смотри.
Где болит?
Вот здесь, указательным пальцем Светлана трогает точку на груди чуть ниже и правее ареолы. Только, пожалуйста, будь осторожна.
Не бойся. Япрофессионал.
Правда? с удивлением спрашивает Светлана, проверяя мелькнувшую мысль.
Да. Всякое случалось, рассеянно отвечает Нина, в интересах бизнесачего не сделаешь.
Она берет её грудь в руки и кладет на правую ладонь и пальцами левой руки пытается проникнуть под кожу:
Здесьбольно?
Да, здесь больно, твердо отвечает Светлана. Очень!
Они стоят посередине душевого помещения, и Нинка сосредоточенно изучает Светланину грудь. Голые. На Светланелишь кулон. Желтый камешек лежит в ложбинке её грудей. В этом кусочке янтаря не застывшая букашка, а высохшая, законсервированная на миллионы лет травинка. Она изогнулась в очень правильную, каллиграфически выведенную буквицу «С» Светлана. Поддавшись порыву, Светлана расстегивает золотую застежку
Бери, подруга. На память.
Ой, восклицает Нина. Она даже не делает попытки вежливо отказаться. Она бросается подруге на шею, обнимает, целует, тискает. Светлане это не нравится:
Ну, хватит! Потрогала, оценила Сашину страсть? Теперь пошли в бар. Я замерзла и хочу выпить.
И, не дожидаясь, что ответит ей Нина, идет одеваться.
Нина возвращается под душ, но лишь на секундочку. Закрутив кран, она догонят свою подружку.
В полутемном баре, пронизанном атмосферой искусственного порока, они затаиваются в уголке, чтобы под перерастянутые, звучащие вполтона блюзы насладиться опьянением.
Нина пытается развлечь «компанию» пикантными, почти непристойными историями. Постель, секс, половое сношениеэти понятия тесно вплелись в сферу её «работы».
А тымультиоргастична? спрашивает её Светлана.
Нина бросает в рот арахисовые орешки, жует и немного сердится за то, что её перебили.
Муль-ти-ор-гас-тич-на, повторяет Светлана, хмельно смакуя длинное слово.
Тыслишком умная! Умных женщин не любят, лениво тянет фразу Нина.
«Вопрос не уместен, думает про себя Светлана. Нину интересует форма! Все остальное для неёсопутствующие изыски. А что такое форма? Немного придыхания ине забыть быпротяжный стон, когда сперма партнера перельется в тебя и захлюпает, зачавкает, как в дождливый день по проселочной дороге в насквозь промокших домашних туфлях».
Дураки не любят. Умные мужики умных баб любят, парирует она. Впрочем, ты права. Иногда, осознавать тот факт, что я умна, просто горько.
Ну и о чем ты? спрашивает Нина.
А я и сама не знаю о чем, невинно удивляется Светлана, просто так. Болтаю. Пора выпить.
Женщины синхронно поднимают рюмки. Они большие, глубокие. Пары коньяка, тяжелые, осязаемые, скапливаются в их практически полных сферах, что напоминают батискафы, готовые к погружению в темноту вечной полночи океанских впадин, и дают насладиться волшебным ароматом еще до того, как они успевают пригубить пылающий напиток.
Подруги чокаются. Раздается приятный хрустальный звон.
Единственный недостаток бокалов, что греются в наших руках, всегда кажется, что в этих большущих емкостях мало. И это впечатлениеэфемерный обман, ловкая иллюзия, невинная ложь. Как мужское признание в любви в состоянии эрекции. Язнаю. Япредставляю. Ах, все равно обманываюсь. Вот опятькажется, я напилась.
Светлана улыбается.
Неожиданно Нина цедит:
Сходи к доктору, покажи грудь.
Напоминаниенеприятное само по себе. Светлана молча пьет двойную порцию.
Ровно в девять часов вечера Светлана открыла дверь собственной квартиры.
Скинув в прихожей туфли, она прошла в комнату. Присела на диван и, закурив, устало откинула голову назад.
Тонкая струйка дыма из ноздрей и задумчивая амплитуда сигареты, зажатой между указательным и безымянным пальцами Полураскрытые, будто для поцелуя, губы Вдох Её лицо спокойно, но будто бы напряжено. Нет той безвольной сглаженности линий, что свидетельствуетда, расслабилась, унеслась куда-то вдаль, мечтает. Сразу видно, она сосредоточенно думает, и эти мысли, скорее, мучительны, чем нейтральны.
«Что? Недополученный оргазм во время дневного коитуса на производстве? Или иное неопределенное и беспокойное чувство, что шариком перекатывается в моем сознании и, никак не попадая «в свою лузу», трансформируется в моем сознании в гипертрофированную чувственность? Или излишек гормонов, что легко и помимо моей воли «выдает» мое зрелое тело? Не знаю. Но мне хочется, хочется, хочется. С какой стати я буду врать сама себе? С какой стати стану сдерживать естественные порывы? Разве желаниеподавленное, нереализованное, умерщвленноене превратится в моей душе в яд и не будет травить меня по капелькам в течение долгих мучительных в своей пустоте часов? И, наоборот, исполненное, разве не осветит оно путь к очищению и раскаянию? Так ли ценны моя независимость и лелеемый мною эгоизм, возведенный в фетиш? Не много ли я теряю, оберегая свою индивидуальность, банковский сейф, забитый на поверку всего лишь цветной бумагой? Разве понятие о добродетелив старом, прошловековом понимании этого словастало смешным и неприличным? Ах, не стоит бороться с искушением. И причина не в моих забродивших гормонах, я просто хочу своего мужа. Я мечтаю «вернуться» к нему. Ох-х. Или я пьяная? Пожалуй, выпью кофе».
Резким движением, загасив недокуренную сигарету, Светлана встала.
«Я стою, уткнувшись в плиту. Я слилась с нею. Я и онаодно целое. Ястоуввумен! Фантастический агрегат, чье предназначениедостижение неповторимого сочетания вкуса и аромата у единственного в мире напитка. И все безумные затраты на такое изобретениеоправданны! Я наблюдаю за густой коричневой пеной, стараясь не пропустить момент, когда она закипит, иразмышляю. Диме удалось подкрасться ко мне незаметно. Он словно прочел мои невысказанные мысли и тайные желания. Щекотка легкого поцелуя в шею и жар выдоха в ухо Знакомое тело прильнуло к моему, начинающий твердеть член занял позицию между моими ягодицами, его рукик их прикосновению я до сих пор по-настоящему неравнодушнапо-змеиному проскользнули у меня под мышками и леглисначала на живот, а потом, разделившись в направлении своего движения О-о! Левая кисть, перебирая пальцами, словно они существовали отдельно, опустилась ниже иеще ниже, и вотуже почти там, а правая стала подниматьсякак альпинистна возвышенность правой груди Когда наши раскрытые губы встретились, а языки скрестились и попаликаждыйв чужой рот и обожгли всполохами открытого пламени нежную слизистую неба и щек изнутри, и он в страстном порыве сдавил своими сильными пальцами, не зная о том, мое больное место, тогда я глухо, протяжно и с надрывом завыла:
А-а-аа.
На несколько секунд я провалилась в пустоту.
Черная тьма густым едким туманом повисла у меня перед глазами.
Ясловно заблудилась.
Затем что-то выплыло с периферии моего мира и промелькнуло, оставив трассирующий след. И он растаялмедленно, нехотя. Но возник звук. Из тишины. Его метаморфоза развивалась по нарастающейнеясный, едва различимый шорох; прерывистое, с неровным тембром шипение, напоминающее свист кипящего чайника, и, наконец, ужасный плачизнемогающий протест против несправедливости, обида, обреченная на забвение, холодный озноб страхавсё слилось в этой мелодии женской физиологии.
Я открыла глаза и поняла, что слышу свой собственный оглушительный рев и глотаю свои родные слезы, а мой мир, сосредоточенный сейчас в тесном пространстве этой кухни, разваливается на куски.
Я поняла, что язаболела! Я догадалась, что уплотнение у меня в грудине гематома, опухоль!
Я с трудом взяла себя в руки, а Дима был напуган до смерти. На короткий получас».
Глава 6. Утром следующего дня
Ты проспишь, дорогая, Дима настойчиво тряс Светлану за плечо.
Прежде чем открыть глаза, прогоняя последние обрывки сновидений, она несколько раз моргнула:
Привет, дорогой.
Как ты себя чувствуешь?
Нормально.
Она ответила машинально, еще не понява в самом деле, как же она себя самоощущает?
Да, вроде ничего, могло быть и похуже, осторожно подумала она, боясь сглазить первое впечатление.
И, действительно, распив с Ниной бутылочку коньяку, она выпила и с Димой, а перед сном, чтобы успокоить ходившие ходуном нервы и боль, приняла две таблетки радедормаобычного бытового снотворного, но, в сочетании с приличной дозой алкоголя, небезобидного
Неминуемые последствия досадливо присутствовали. Головная боль и головокружение, тошнота, нарушение координациивсе имело место, но в легкой, переносимой степени.
«Пронесло, но учту на будущее», решила Светлана и, потягивая застывшие мышцы, кряхтя и вздыхая, встала.
Ты опоздаешь, дорогая, напомнил о себе Дима. (Чашка растворимого кофе и полусгоревшая сигарета в руках).
Нет, коротко возразила она. Твое участиеотклик на мою истерику? Забавно.
Почему нет? Дима стоял, прислонившись к косяку туалета.
Эрзац? игнорируя его вопрос, спросила Светлана. Впрочем, интонация её голоса была, скорее, утвердительной.
Кофе! Разницы между той бурдой, над которой ты священнодействуешь каждое утро в течение двадцати минут, и этойя, к своему счастью, не вижу.
Ну и дурак! высказала Светлана свое мнение из-за запертой двери.
Все, ты уже опоздала, не расслышав последнюю реплику, перебивая шум спускаемой воды, прокричал Дима.
Нет, я не опоздала, упрямо возразила Светлана. Он снова не расслышал.
Исполнив физиологические оправления, Светлана вышла и на немой вопрос, лениво вспыхнувший в Диминых глазах, нехотя ответила:
На работу не пойду. В больницу поеду. Грудь болит.
Превосходно выглядишь! покосившись на Светлану, немного удивленный тем, что она сказала, отпустил Дима комплимент.
Мужская логика, мужской аргумент! взорвалась Светлана. Лишь бы выглядеть приятно! Достаточно хорошо, чтобы услаждать взоры высшей расы. Мужчин! А все, что не снаружи, не существенно. И нет некрасивых женщин, потому что все некрасивые, старые или больныенезаметные недочеловеки, она почувствовала желание начать скандал, затеять ссорунастоящую, с матом и битьем посуды, но, вспомнив о вчерашнем вечере, сдержалась. Надеюсь, не врешь. Но в больницу я все равно поеду. И коль ты все еще мой муж
Светлана оборвала фразу и многозначительно взглянула на него. Ей показалось, что он покраснел. Она удивилась и снова задумалась: «Так тебе и надо; не знаю, что на тебя нашло; не верю, что ты телепат и угадал моё желание, настроившись на мою волну, нет, не верю, что ты настолько чуток, что уловил мои призывные испарения, не верю! Слишком давно я тебя знаю. Так что же на нас нашло?»
Она опять вернулась во «вчера».
«Через несколько минут мы успокоились. Он плеснул коньяку прямо в кофейные чашечки. Я ополоснула лицо и, не давая никаких объяснений, вновь вернулась к плите.
Кофе. Хочу кофе, повторила я. Кофеисцеляющий напиток, амброзия, живая вода. Он вмиг вернет мне и здоровье, и душевное равновесие.
Но Дима властным, но осторожным движением, чтобы не задеть мне груди, вновь привлек меня к себе, и я сразу же почувствовала, что его возбуждение не потеряло своей силы и мощи.
Он прижал меня к двериединственной ровной поверхности кухонного интерьера и, подхватив мою левую ногу под колено и заставив меня эквилибрировать на одной правой как аиста, как цаплю, бесцеремонно задрал мою юбку до пояса.
В кровать, простонала я.
Он словно не услышал. Пальцем он отодвинув краешек моих трусиков в сторону
Он сразу же набрал бешеный темп. Чередуя длинные удары с короткими, он проникал в меня как автомат.
Я принялась судорожно вращать тазом, стараясь подстроиться под заданный Димой ритм, ии понеслась по теплым волнам под парусами своего собственного корабля.
Кажется, я кричала. А, может быть, и нет, может быть, слова и неистовые стоны звучали только во мне. Внутри моего помраченного сознания.
Так не могло продолжаться долго. Неудержимый оргазм взорвал его тело через три минуты.
В то же мгновение кончила и я. Мое тело обмякло, я пошатнулась, но он удержал меня за талию, позволив моей ноге медленно разогнуться и опуститься на пол. Я отпрянула от стены, потрясла головой, прогоняя дурман, но Дима Он, оказывается, и не думал прекращать. Он опустился на колени, и, наконец-то, содрал с меня трусы. Крепко обхватив руками обе мои ноги так, что я едва не потеряла равновесие, он коснулся своим языком внутренней поверхности моего правого бедра Высоко! Очень высокотам, где кожа уже слегка пигментирована и аккуратно выбрита. (И опять мои голые ягодицы прислонились к уже нагретой мною поверхности кухонной двери). Он лизнул. Кожа там чувствительная и нежная. Он провел влажным языком, как кистью. Несколько коротких мазков по левому бедру, по правому. Он подбирался к моему раздвоенному треугольнику не спеша, целуя и покусывая, словно негодуя, замирая и вновь скользя своим проворным инструментом до границы волос, и вновь отступая, будто не решаясь проникнуть за главный рубеж. Я стала сходить с ума.
Умоляю, начинай, ну же, ну, вот теперь я выкрикивала слова в голос, изнемогая и задыхаясь. И он приник к моему лону. И припал так жадно, как будто его мучила жажда, и только этот источник был способен её утолить. И напоить допьяна.
Когда горячая волна, поднявшись от пальцев ног и не миновав лобок, живот, соски и губы и мочки ушей, перетрясла мое тело, я все-таки потеряла равновесие и рухнула на пол. И умерла.
Подхватив под мышки, Дима приподнял меня и, легонько подталкивая под лопатки, довел до кровати и только там оставил в покое.
А утром, когда я лишь намекнула на вчерашнюю близость, он покраснел.
И я удивилась. Но не тому, что он сохранил способность краснеть, а томукак мы стали далеки. Надо же! Обычнаямежду супругамипроцедура заставляет меня укорять его, а ониспытывает неудобство, как будто, воспользовавшись минутной слабостью, переспал с женою друга или изнасиловал, напоив вусмерть девственницу.
Смешно. Тебе не кажется, что мы смешны?
Люди легко становятся смешными. Поневоле. Но если это осознавать, смириться с этим совсем не трудно. И не стоит бояться показаться таковой, в конце концов, это вызывает расположение.
А я не хочу, упорствую я. Я знаю, он прав, но меня обуревает дух возражения. Он снисходительно смотрит на меня.
Я удивилась вчера, и вотсегодня.
Дима ушел. За ним убежала в школу Софья. Я осталась одна. Я позвонила Сашесвоему шефу, своему любовнику.
Привет, это я, сказала я, когда он поднял трубку.
Да, я, откликается он сухо и молчит, и его молчание, как простуда, как грипп, мучает меня.
Я опоздаю на работу.
Да.
Яв растерянности. Не знаю, что сказать. С чего начать? Напомнить ему о том, как вчера я ревела под ним раненым зверем, потому что он раздавил, размозжил, разбил мне грудь и не заметил? Нет. Глупо! Объяснить, что планирую посетить поликлинику? Любовнику? О своих болячках? Лучше не рисковать, если я не хочу, чтобы он меня бросил, и я повторяю: