«Позвоню-ка я Токиде. Если мать по-прежнему в деревне, зайду к нему. Или он придет сюда. И мы проведем эту ночь вместе. Надеюсь, мое предложение не покажется ему странным, и он согласится. В конце концов, не я первая нарушила правило этого дома. Пусть предъявляют Осанаю». Ацуко поймала себя на мысли, что ради близости с Токидой лихорадочно придумывает несуразные доводы,- и рассмеялась, набирая номер Токиды.
Минуту Да. Слушаю. Токида у телефона,- ответила его мать. Почему-то очень взволнованная. Ацуко огорчилась.
Матушка, что с вами?поинтересовалась она.
А, Тиба-сэнсэй! Сэнсэ-э-эй!Мать Токиды узнала Ацуко и растерянно залепетала:Сэнсэй, сэнсэй! Косаку это с ним что-то странное. Что-то не так.
Она плакала. Ацуко вскочила в ванне:
Что случилось?
Странное. Очень странное.
Мать Токиды не могла объяснить, что случилосьзаболел у нее сын или у него травма.
Я сейчас приду.
Не успела Ацуко выйти из ванны, как от холода тело покрылось мурашками. Ее терзали вполне недобрые предчувствия. И они оправдались, едва она ступила на порог квартиры Токиды.
Мать Токиды, Макико, только что вернулась и даже еще не переоделась с дороги. Ацуко вошла вместе с ней в комнату сына. Обстановка здесь мало чем отличалась от лабораторной, только стояла большая кроватькак раз под массивное тело. Косаку сидел на этой кровати в пижаме, бесстрастно уставившись перед собой. На оклик Ацуко не отозвался.
Уложив Токиду на кровать, Ацуко отвела его мать в гостиную и там принялась расспрашивать.
Я вернулась с полчаса назад,- плача, рассказывала та.- Косаку сидел такой же, как вы видели. Когда это с ним стряслось? Бедный мальчик.
Макико вытерла слезы. В отличие от сына, она была чересчур худой, а походили они друг на друга добрыми и спокойными глазами. Только ее теперь распухли от слез.
Дверь была закрыта?
Да, я позвонила, но он не открывал. Тогда подумала, что его нет дома, и открыла своим ключом.
Выходит, изнутри дверь не закрыли на защелку?
Да. Дверь закрывается сама, а защелку ни Косаку, ни я
Ацуко поняла, что мать Токидытакая же беспечная, как и он. А ещечто, пока матери не было, Косаку мог не захлопнуть дверь, и она оставалась приоткрытой. Ацуко полагала, здесь кто-то побывал без ведома хозяев. Она стояла перед Макико, но никакие причитания матери Косаку не могли сбить ее с мысли. Да и причитала Макико больше для самоуспокоения.
Это все его исследования довели. Постоянно так ломать голову. Кто угодно спятит. А он такой наивный мальчик.
Ацуко еще раз заглянула в комнату Косаку. Там не было аппаратуры, пригодной для лечения. Такой, в которой разбиралась бы она сама. Лежали непонятные блоки электронных приборов, инструментывсе то, чему Вскоре предстояло стать последним словом техники в области психотерапии. На больших и малых мониторах светились чертежи и трехмерные изображения.
Здесь явно ничего не трогали, а довели Косаку до такого состояния при помощи МКД.
«По указке Инуи или неттеперь неважно. Но к этому причастен Морио Осанай». Ацуко проверила шевелюру Токиды. МКД не нашлазначит, уже сняли. Если Осанай несколько раз беспрепятственно проникал в эту комнату, он мог сначала крепить, а позже снимать МКД с головы спящего Косаку. Он же вполне мог довести психику Косаку до аутизма, подключая психотерапевтическую аппаратуру из своей квартиры.
«Как они смеют! Косакусущий ангел!» От гнева у Ацуко защемило под ложечкой. Она еще раз осмотрела голову Косаку и обнаружила ранку на темени. К кончику пальца Ацуко прилип сгусток крови. Вполне вероятно, этот след оставили контакты конусообразного МКД. И если модуль крепили с такой силой, что оставались следы, когда его отрывали, даже мертвый бы проснулся.
28
Под утро Ацуко закончила лечение Косаку.
Наказав Макико непременно запирать дверь, Ацуко изловчилась и отвела Косаку Токиду к себе в квартиру. Это гигантское тело хоть и захлопнуло душу миру, но оставалось управляемым. А когда Косаку уснул, надела «горгону» и начала анализировать его сон коллектором.
Первым делом она успокоилась: до распада личности дело не дошло. Состояние Токиды соответствовало параноидальной шизофрениино не в стадии обострения, которая наступает вскоре после возникновения. Не склонный к шизотимии, Косаку лишь вошел в неестественное бредовое состояние. Поэтому Ацуко была уверена, что даже при нынешней тяжести со временем он непременно пойдет на поправку. Необходимо лишь остерегаться повторной вспышки и перехода в хроническую форму в период ремиссии.
Косаку, скорее всего, спроецировали сон уже больного шизофренией Химуро. Отсюда детские компьютерные игры, приторные сладости, шоколадные палочки и хорошенькая японская кукла с головой вампира. Никто другой Ацуко на ум не приходил. Также она догадалась, что болезнь у Химуро вызвала прямая проекция сна какого-то тяжелобольного. Ацуко лечила того пациента и знала мир его бессознательного. Потому что японская кукла беспрестанно повторяла по-немецки: «В 60-х даже ночью выходило Солнце Когда началась война во Вьетнаме, папаня отвел меня в дорогой ресторан, где я окунулся в атмосферу секса Когда на залив Исэ обрушился тайфун, я оказался в сауне вместе с премьером Накасонэ* и был на седьмом небе» Даже бодрствуя, Токида вслушивался в эту болтовню.
* Ясухиро Накасонэ (р. 1918)японский политический и государственный деятель, в 1982-1987 гг. премьер-министр Японии.
Иными словами, преступник спроецировал сон тяжелобольного шизофренией на Химуро, сделав из него шизофреника, затем записал содержание сна Химуро на одной стадии болезни и спроецировал его на Косаку Токиду. При всей разнице в интеллекте Токида был таким же, как и Химуро, отаку, поэтому скрытое содержание сна Химуро проникло в него без особого сопротивления. Судя по талантливому коварству преступника, Ацуко не составило труда предположить, что им был Сэйдзиро Инуи.
Во время сеанса на мониторе психотерапевтической установки то и дело появлялось изображение Инуи и Осаная, которые совокуплялись при помощи МКД. Кадры с их участием были пропитаны духом язычества и эзотерики, что наводило на мысль, будто Осанай во сне берет у Инуи уроки религии через соитие. Однако утверждать это по обрывкам кадров Ацуко бы не решилась. Ее коллектор не мог подключиться к беспроводным МКД Инуи и Осаная. И чтобы выяснить, чем они занимаются во сне, ей тоже требовался МКД. Ацуко понимала, как для нее сейчас важно заполучить хоть один «Дедал». С ним она смогла бы выяснить замыслы врага и, избегая интриг, перейти в контрнаступление.
Одно печалило Ацуко: Токида, едва признавшись ей в любви, пусть ненадолго, но удалился в мир, куда не проникает ее голос. В ее душе закипала ненависть к злодеям, т обрекшим Токиду на такую участь. И сам главарь, и его приспешник знали о ее любви к Токиде. Знали, но это не помешало им совершить гнусное злодеяние. Заполучить бы только МКД. Прежде о мести она не задумывалась, но была уверена, что справится с любым противником. В такие минуты Ацуко, разумеется, забывала, что опасность может подбираться и к ней самой.
Заснула она лишь под утро, а в девять уже встала, первым делом позвонила консьержу и попросила сменить замок. Хотя могла предположить, что у консьержа есть мастер-ключ, который подходит ко всем квартирам в доме. Затем позвонила матери Токиды и попросила в ее отсутствие последить за Косаку. Она попыталась объяснить, что лучше не оставлять его одного, но этим только перепугала Макико. Не забыла она позвонить и Симе: тому могла грозить опасность. Однако тот, вероятно, уже ушел на работу и поставил телефон на автоответчик.
С тех пор как она решила встретиться с Симой для серьезного разговора, прошло несколько дней. Но проблемы возникали одна за другой, и в кабинет директора зайти никак не удавалось. Пробираясь на своем «маргинале» по столичным пробкам в институт, Ацуко намеревалась первым делом поговорить с Симой.
Однако не успела она войти в лабораторию, как узнала, что нашелся Химуро. Позвонили из больницы. Там одна медсестра заметила, как он слонялся среди амбулаторных пациентов перед регистратурой. Ацуко поспешила в больницу.
Из канцелярии доносился шумвокруг Химуро сгрудились врачи и медсестры. От Химуро шла вонь, волосы растрепаны, словно после сна, небрит, весь грязный и в пыли. Белый халат измят и перепачкан. К тому жебез штанов и босиком. Никто не знал, где он был все этой время и как оказался в регистратуре.
К вящей радости Ацуко, Осанай еще не пришел, и она распорядилась, чтобы медсестры отвели Химуро в институт, к ней в лабораторию. Химуро никак не реагировал на суету вокруг, лишь смотрел на всех безучастно и покорно следовал за провожатыми. Но было отлично видноон сильно осунулся, а взгляд у него стал зловещим, точно он вернулся с того света.
Выслав из лаборатории всех медсестер, Ацуко уложила Химуро на кровать, и он тут же свернулся калачиком. Затем Ацуко ввела ему снотворное и сделала развертку изображения зоны ясного сознания. Помощницы у нее теперь не было, и настройки пришлось делать самой.
Взглянув на монитор, Ацуко вздрогнула. От зоны ясного сознания Химуро оставались жалкие осколкитеперь она походила на чистый лист бумаги, и только изредка в ней мелькали разрозненные предметы: крошки миндаля, разбитый кинескоп, перламутровые пуговицы, степлер, обломок игрушки, конфетная обертка,- а также знаки: графический символ женского туалета и метро. И совсем редко в отдаленных уголках сознания Химуро ей попадалась на глаза мрачная картина: японская кукла, хмуро усмехаясь, отвешивала кроткие поклоны.
Тогда Ацуко подключила рефлектор, чтобы подробнее рассмотреть изображения внутри сознания, но результат оставался прежним: только прерывистые воспоминания о бессвязных фрагментахи ничего похожего на мысль. Из страха она решила не использовать коллектор, посчитав, что после глубокого погружения в сознание человека, пережившего распад личности, можно спятить самой.
Ацуко была уверена: тот, кто довел Химуро до такого состояния, знал, что распад необратим, и выпустил беднягу из заточения, не опасаясь, что тот начнет давать показания. Ее интересовало, какая по силе и времени должна быть проекция, чтобы стереть из памяти человека его «я». Оставаясь в тени, злодеи вершили свои черные дела. Их преступление было сродни убийству. Еще Ацуко понимала, что положить конец злодеяниям и отвести опасность от себя можно только контратакой.
Ненадолго отлучившись, она вернулась в лабораторию и некоторое время пристально смотрела сквозь толстое стекло процедурной на мирно спящего Химуро. Затем вошла и внимательно осмотрела его голову. Преступник вряд ли выпустил его на волю, не сняв с головы МКД. Также у Химуро могли остаться на голове раны, как у Косаку Токиды.
Раздвинув редкие пряди мягких волос, она обнаружила проплешину диаметром семь-восемь миллиметров. На бледной коже проплешина отливала свинцом. Ацуко вспомнила слова Токиды о биохимической способности МКД самостоятельно конструировать белок, о возникновении биотоков при взаимном подключении. Вспомнила форму и цвет МКД.
И тут ее как осенило. Это не плешь, а днище конуса самого «Дедала». МКД долго не снимали с головы, и его затянуло под кожу. Теперь его не извлечьМКД сросся на молекулярном уровне с черепом Химуро так, что ни один хирург не отделит. А на голове Косаку шрамв том месте, где МКД начало затягивать с торца, но модуль выдернули силой.
Ацуко забыла обо всем на светеи не замечала, что в лаборатории, не унимаясь, надрывался телефон.
29
Она вернулась в лабораторию, налила себе кофе и долго размышляла, как быть дальше. Старалась взвесить все трезво. Между делом позвонила в то отделение больницы, которым заведовала, и попросила старшую сестру этажа, чтобы Химуро перевели в отдельную палату, вымыли и накормили. Затем набрала номер директора, но Торатаро Симы на месте не оказалось.
«Да где же он?» Чувствуя неладное, Ацуко решила туда сходить, но стоило ей подняться, как зазвонил телефон.
Полагаю, кто-то из СМИ, названивает с самого утра,- смущенно произнесла оператор.
Тогда, пожалуйста, откажите. Как обычно.
Говорит, это важно. Не интервью. И что вы должны его вспомнитьего фамилия Мацуканэ.
А, такого знаю. Тогда соедините.
Не успели их соединить, как Мацуканэ из газеты «Биг морнинг» взволнованно заговорил:
Тиба-сэнсэй, я недалеко от института. Не мог бы я с вами поговорить?
Сейчас? Где вы? И что за разговор?
В закусочной «Корковадо». Это перед главными воротами института. По делу, но разговор не телефонный.- Ацуко уже собралась повесить трубку, но Мацуканэ торопливо добавил:- У вас там ничего странного не происходит?
Что вы имеете в виду под «странным»?насторожившись, но с напускным спокойствием переспросила Ацуко. Она никому не могла доверять, но понимала, что это нехорошо. Из-за ее слабости сторонник может превратиться во врага.
Ну, если ничего, тогда ладно. Вообще-то сейчас по телефону могу сказать только одно: яприятель Осаная. То есть не то чтобы приятель. Мы вместе учились в школе.- И Мацуканэ умолк, как бы намекая: «Дальше, надеюсь, объяснять не нужно?»
Выходит, «достоверный источник» из института и есть Осанай?
Да.
Теперь Ацуко понимала, от кого Мацуканэ узнал об истинном лице Паприки, о заражении врача шизофренией и других пикантных фактах институтской кухни.
И вы от него теперь узнали что-то новое? Потому и беспокоитесь за меня?
«Осанай расположен к Мацуканэ и сливает ему информацию, на которой тот зарабатывает очки,- подумала Ацуко.- А тут не сдержался и похвастал успехами их заговора».
Ничего, что я по телефону?
Ничего хорошего.- Ацуко не исключала, что телефонистка по привычке подслушивает.- А прямого номера у меня нет.
Я слышал, посторонних в институт не пускают. Не могли бы вы прийти сюда?
Если в закусочную, то не могутам полно медсестер из больницы. Через полчаса встретимся в гараже, где мы беседовали в прошлый раз. Поговорим в моей машине, а заодно прокатимся.Хорошо.
Ацуко положила трубку. Ей было тревожно за директора. Она вспомнила, как странно вел себя Торатаро Сима накануне в офисе для сотрудников. «Хорошо, если странности, на которые намекал Мацуканэ, не связаны с ним». С этими мыслями Ацуко поспешила в кабинет директора.
Дверь в кабинет Симы, по обыкновению, была приоткрыта. «Какая беспечность!»вздохнув, подумала Ацуко. Она замечала, что с недавних пор кое-кто из института входил в этот кабинет без стука. Многим сотрудникам импонировал характер директора, что не мешало некоторым над ним посмеиваться.
Постучавшись, она отворила дверь, однако в кабинете никого не было. Кто-нибудь повернул бы назад, но не Ацуко. Она заперлась изнутри и вошла в комнату отдыха. Ее опасения подтвердились: Торатаро Сима в одном нижнем белье сидел на кровати. Так же как прошлой ночью Косаку Токида, он был в прострации и смотрел перед собой, вытянув правую руку. На оклик Ацуко не отозвался.
Симе спроецировали то же содержание, что и Цумуре. Ацуко поняла это, как только увидела, в какой позе сидит директор. Это несколько утешало: заболевание Цумуры не вызывало опасений. Ацуко осмотрела голову Симы, но следов МКД не обнаружила. Сеансы явно были непродолжительнымикак и с Токидой, преступник то надевал, то снимал модуль. Выздоровление практически гарантировано.
И если разрушение личности у Химуро вызвал один, но стремительный импульс, с Симой поступили иначе: заболевание директора должно было выглядеть в глазах сотрудников вполне естественным. Его странная выходка в кабинете сотрудников оказалась злодеям только на рукувсе в это заболевание поверят. Замысел удался как. нельзя лучше.
Оставлять Симу здесь в таком состоянии нельзя. Узнают, что теперь шизофренией заразился сам директор,- вспыхнет скандал, институт увязнет в распрях. Ацуко решила перевезти Симу к себе домой. «Лечение и все остальноепотом, прежде всегоспрятать». Негласная война уже объявлена, предстоит ожесточенная схватка. Тут не до сантиментов. Это схватка, обрекающая на гибель. Нужно уже сейчас предвидеть дальнейшие шаги врагов, но прежде всегообеспечить Симе безопасность.
Ацуко позвонила с прямого телефона в справочную и выяснила телефон «Корковадо». Набирая номер, она молила, чтобы Мацуканэ был еще там. Его позвали к телефону.
Возникла проблема. Необходимо, чтобы никто из института о ней не знал. Можете мне помочь?
Сделаю что угодно,- с достоинством корреспондента крупной газеты и решимостью благородного человека произнес Мацуканэ.
Я хочу вывести директора из его кабинета так, чтобы никто не заметил.
Понятно. Вы звоните с городского номера? Что случилось?
Какой-то он странный.
Вот как?В голосе Мацуканэ слышалось: "Я так и думал«.- Черт, опоздал. И что я должен сделать?
Сесть за руль.
Могу.
В гараже запаркована моя машинатемно-зеленый «маргинал». Помните? Нужно подогнать ее к грузовому входу на заднем дворе института.
Ключи?
Я принесу в гараж. Только вот я не знаю, где ключ от этого кабинета, поэтому не могу запереть его снаружи. А оставлять директора одного надолго опасно.
Приходите через десять минут. Я непременно буду. Кстати, как я попаду внутрь?
Пройдете через боковую дверь. Увидите задний двор. Туда же выходит окно директорского кабинета. Я помашу рукой. Оттуда спустим его вниз.
Понятно. Через десять минут.
После разговора с журналистом Ацуко обшарила все ящики стола Симы, но ключ не нашла. Подняв фрамугу, посмотрела во двор. До боковой двери в воротахсемь-восемь метров, до землиметра два. Подумав о подставке для Мацуканэ, Ацуко сбросила под окно стул.
Прошло десять минут. Ацуко взяла ключ от машины, вышла в коридор и направилась в гараж. В конце коридора была стеклянная дверь в гараж, Ацуко торопилась, рассчитывая увидеть Мацуканэ. Однако его там не оказалось. Почувствовав неладное, Ацуко остановилась перед дверью и сквозь стекло окинула взглядом гараж.
Из своей машины выходил Осанай. "Из-за него-то Мацуканэ и не мог войти",- догадалась Ацуко.
30
Господин Конакава, слышали, что Рюдзи Сибамата наконец-то сознался?улыбаясь, спросил старший суперинтендант Кикумура прямо с порога. Конакаве показалосьон только и ждал, чтобы доложить об этом.
Тот самый Кикумура, который во сне громко ругал Конакаву и которого Конакава затем крепко поколотил, приняв вызов Паприки, оставался в добрых отношениях со своим начальником.
Интуиция меня не подвела,- ухмыльнулся Конакава.- Сознался в убийстве Кумаи, так?
И еще в поджоге и в афере со страховой премией,- кивнув, добавил Кикумура. Круглое смуглое лицо с большими глазами делало его похожим на вдруг повзрослевшего игрока университетской команды.- Сибамата сболтнул о своих намерениях приятелю Рёдзо Кумаи. Какое-то время Кумаи по-дружески поддерживал преступные замыслы Сибаматы, но когда понял, что тот всерьез собирается поджечь свой дом ради подлога со страховкой, пошел на попятную и начал отговаривать приятеля. Типично. Затеют как бы в шутку пойти на дело, а накануне подельник возьми да сбеги. Так и здесь.
И что, Сибамата не поддался на уговоры Кумаи? Видать, изрядно нуждался в деньгах.
Именно.- Кикумура запросто уселся на диван перед столом Конакавы.- Наши выяснили, что тот был в долгах как в шелках, но после пожара очень быстро со всеми расплатился. Привезли в контору и хорошенько допросили. Сибамата даже признался, что Кумаи грозился сообщить в полицию, если он не одумается. Потому Сибамате ничего не оставалосьтолько прикончить Кумаи.
Почему же мы тогда не догадались? Ведь осматривали место убийства, пока там все горело.
Кикумура покачал головой, не соглашаясь с начальником:
В неразберихе между жильцами того особняка сам черт ногу сломит. Это и сбило нас с толку. Причем всех. Зачем себя корить? Начальство и так в восторге от вас за проявленное усердие. Кто бы мог подумать, что вы не отступитесь от этого дела? Суперинтендант Ямадзи и другие не столько радовались заслугам, которые вы им уступили, сколько изумлялись. Еще бысвязать убийство подельника с возникшим поблизости пожаром! Признаться, когда вы в начале расследования приказали проверить Кумаи, я еще не догадывался.
Подсказка пришла мне во сне,- стеснительно улыбнулся Конакава.- Поверишь?
Лицо Кикумуры сразу посерьезнело, и он уверенно закивал:
Да-да, такое бывает. Я в это верю. Но и сон, получается, вы увидели неспроста. Постоянно думали о том делевот и приснилась подсказка.- Кикумура подался вперед. Похоже, он что-то в этом смыслил.- И что же вы видели?
Конакава несколько растерялся. Еще не хватало рассказывать свой сон подчиненному! Еще подумаетначальник разнюнился. Однако Конакава решил рассказать.
Ну, его я видел несколько раз: место убийства рядом с тем особняком в Хатиодзи. И в конце той сцены непременно начинался пожар. В детстве я из шалости устроил небольшой пожар в кладовке нашего дома. Думал, что вижу сон про тот случай, но вдруг вспомнил, что после убийства поблизости сгорел дом.
И это весь сон?воскликнул Кикумура.- Выходит, вы сразу догадались, что сон может дать подсказку для раскрытия преступления?
Да нет, с чего бы? Тогда я даже об этом не думал. Просто кое-что навело на мысль- Конакава неожиданно для себя покраснел, пытаясь замять этот разговор. Но Кикумура не унимался:
Вот бы все начальство занималось раскрытием преступлений так же усердно, как вы.
Кикумура намекал на полицейских чинов, с головой ушедших во внутреннюю политику управления.
Как только старший суперинтендант Кикумура вышел из кабинета, Конакава позвонил Тацуо Носэ. До сих пор он не удосужился сообщить другу о результатах лечения. Поэтому, едва Носэ поднял трубку, Конакава попросил прощения. Носэ тут же ответил:
Рад, что ты поправляешься. Хоть заговорил, как раньше, и то хорошо!
Да, спасибо тебе. Мне действительно стало намного лучше. По ночам опять сплю.
Лечение закончилось?
Как тебе сказать Еще нет.
Чем тебя Паприка лечит?заинтересованно спросил Носэ.
Тацуо Носэ сам недавно вышел на работу. Несколько раз он порывался позвонить Тосими Конакаве, чтобы спросить, как у того дела. Но вечно откладывал. Носэ боялся, что Конакава догадается о его любви к Паприкес примесью ревности.
Да по-всякому.- Казалось, Конакава не знал, что ответить.
«Черт, явно чем-то приятным»,- подумал Носэ и, сдерживая зависть, сказал:
Ну и как тебе лечение? Нравится?
Да, с каждым разом становится легче,- уклончиво ответил Конакава, догадываясь о настроении друга.
Все-таки Паприка прекрасная женщина. Как считаешь?допытывался Носэ.
Считаю, что да.
Воистину загадочная. Интересно, кто она такая?
Как? Ты что, не знал?удивился Конакава.- Ацуко Тиба. Врач из НИИ клинической психиатрии. Они вместе с Косаку Токидой разрабатывали психотерапевтическую установку. За это их выдвигают на Нобелевку. Паприкаона и есть.
Носэ едва не лишился чувств.
Торатаро Сима ничего мне об этом не говорил,- не в силах совладать с собой промолвил Носэ.- Вот кто она, оказывается. Я знал только фамилию. А ты что, спрашивал у нее?
Зачем? Об этом я могу узнать и сам.
Да, ты можешь. Но не слишком ли она молода для знаменитости?
Ты судишь по тому, насколько она выглядит? На самом деле ей двадцать девять. Я навел справки, видел фотографию. Ошибки быть не может. Паприкаэто Ацуко Тиба.
Носэ уже, в общем, не удивлялся. «Интересно,- подумал он,- улетучилась моя сказка? Или нет?» Иллюзия была сильна с самого начала, и в сердце у него по-прежнему оставалось место для Паприкитой, что существовала особняком от некой Ацуко Тибы.
Разбил твою мечту?спросил Конакава. Он переживал за умолкнувшего друга.
Да нет, с чего ты взял?ответил Носэ и тяжко вздохнул.- Представляешь, она даже голос меняла! Звоню, мне отвечает другая женщина постарше. Но я не заметил, чтобы с ней жил еще кто-то. Мне и тогда это показалось странным
А скажи,- перебил его Конакава,- она не говорила о своих проблемах?
С ней что-то случилось? Нет? Знаешь, недавно кто-то поставил ей под глазом синяк. Я подумалможет, кто из пациентов. И ещепорой мне казалось, будто она хотела мне в чем-то признаться, но потом вдруг уходила в себя.
Носэ не на шутку встревожился, пытаясь не мытьем, так катаньем выяснить, к чему клонит Конакава,- и тот рассказал ему один случай:
В одном сне я увидел лицокак потом оказалось, замдиректора их института. Разумеется, я видел его впервые и грешным делом подумал, что Паприке не дают покоя мысли о нем.
Да, странно. Не припоминаю, чтобы при поиске снов той установкой сознание Парики вливалось в мое зримым изображением.
Как-то неестественно тогда получилось.
Согласен.
Мне стало интересно. Тогда я попросил Паприку распечатать для меня этот портрет из сновидения и пробил по своим каналам.- За какую-то неделю Конакава изменился до неузнаваемостион говорил красноречиво и увлеченно.- Директор психоневрологической больницы Инуи. Его больница совсем недалеко от дома Паприки. Так вот, вчера я проезжал потому кварталу на служебной машине и завернул к больнице. Здание солидное, хоть и стоит в переулке. К моему удивлениюточь-в-точь как то, что я видел во сне. Но тогда оно показалось мне посольством. Так вот, могу с полной уверенностью сказать: до вчерашнего дня я ни разу не бывал в том переулке. И вот что еще интересноПаприка, отслеживая мой сон, совсем не заметила, что «посольство» в реальностиэто больница Инуи.
Лишний раз подтверждает, что ее сознание не вливалось в твой сон.
Именно! Сдается мне, в институте неладно. Тебе не кажется, что ее очень сильно что-то беспокоит?
Кажется.
Сегодня мне в одиннадцать на очередной сеанс. Спрошу в лоб.
А стоит ли?возразил Носэ.- Если бы для нее это было так просто, давно бы обратилась за советом к тебе или ко мне. По-моему, так.
С тобой она не откровенничала, верно?
Знаешь, я чувствовалее что-то сдерживало. Ну и по ней было видно, что она пытается что-то скрыть. Вот я и переживал.
Раз уже она не решилась открыться тебе, тем более не расскажет мне, полицейскому. Видимо, дело секретное.
Ладно, раз такслушай! Когда я сказал, чем ты занимаешься, она очень испугалась. Почему? Думаю, догадываешься: использование психотерапевтической установки за пределами института противозаконно.
Ну, это понятно. Известный ученый, соискатель Нобелевской премии. Одни хвалят, другие хулят. Хорошо, если у нее мелкие неприятности, но вполне вероятно, что под нее копают, плетут интриги. Можно, конечно, дать команду пробить институт, выяснить, что у них там нового, однако нельзя, чтобы даже самое пустячное следствие управления как-то сказалось на ее репутации. Поэтому я подумывал прежде расспросить ее саму.
В тот миг, когда Носэ пришел в голову еще один способобратиться к директору Торатаро Симе, на коммутаторе загорелась зеленая лампочка секретарши.
Подожди,- сказал он Конакаве и переключился.- Что там?
Вам пора ехать в фирму «Аояма сэйки».
Это где презентация новинок высокоточного приборостроения? Туда можно и не ехать.
Но вы же обещали
Ах да. Тогда ладно.- Носэ распорядился подать машину, а сам вернулся к разговору с Конакавой.- У тебя сегодня вечером есть работа?
Нельзя сказать, что нет, но ради Паприки работа подождет.
«Ага!подумал Носэ.- Никак тоже влюбился в Паприку? Еще бы сказал: Ради любимой Паприки». А вслух произнес:
Одно бесспорночто-то не дает ей покоя, и хоть чем-то хочется ей помочь. Может, встретимся, обсудим?
Давай.
Тогда после ужина в девять в «Радио-клубе»?
Идет.
Носэ положил трубку. Ему очень захотелось увидеться с Паприкой. «Я не нарочно создаю повод для встречи с ней,- уверял он себя.- Я серьезно за нее переживаю».
Водитель оказался тот же, что и в день, когда с Носэ случился приступ. С тех пор он дважды приезжал по вызову секретарши Носэ, но ни разу не обмолвился о приступедаже не позволил себе поинтересоваться здоровьем пассажира. "Надежный мужик«,- подумал про него Носэ.
Выехав на проспект, попали в небольшую пробку. Миновали перекресток, а дальшени с места. По другую сторону разделительного газона сигнала светофора дожидался темно-зеленый «маргинал». Носэ бросил взгляд на машину и обомлел.
Сзади в машине сидел Торатаро Симано выглядел он очень странно. Носэ показалось, что Сима словно застыл, бессмысленно таращась на лобовое стекло. Его правая рука вытянулась вперед, будто в нацистском приветствии.
Ну-ка, посигналь,- попросил Носэ водителя, открывая окно.
Что, прямо здесь?
Да, нужно, чтобы на нас обратила внимание вон та женщина.
Водитель дал сигнал. Машины разделяли три-четыре метра, однако Торатаро Сима даже не подал виду. Наконец взглянув на женщину за рулем, Носэ невольно вскрикнул:
Паприка? Неужели она?
Нет, не ПаприкаАцуко Тиба. В деловом костюме, без веснушек Паприки и с другой прическойона производила впечатление элегантной женщины, но никак не обычной симпатичной девчонки. Однако интеллигентность, красота, без сомнений, ее. Носэ крикнул громче:
Паприка!
Ацуко не услышалаона слишком глубоко задумалась. Никого и ничего не замечая вокруг, не обратила на Носэ ни малейшего внимания. Тот почувствовал неладное. Не похоже на Паприку, собранную всегда и во всем.
Машины на встречной полосе тронулись. «Маргинал» проехал перекресток, не сворачивая. Тронулась и машина Носэ. Чуть поодаль он увидел разрыв в разделительном газоне, где можно развернуться. Подавшись к водителю, Носэ крикнул:
Пожалуйста, догоните ту машину, что стояла напротив. Вон тот темно-зеленый «маргинал».