Она понаблюдала за мужем, как он задумчиво стер в порошок бумажную салфетку, решая задачу по их спасению. Считал и высчитывал. Конечно не математическую задачу пятого класса. А задачу более серьезную, трудную и для нее неразрешимую. Ее склад ума не смог бы решить задачу третьего класса, что уж говорить об этой, с первым неизвестным логики и вторымопасности. Вадим домучил салфетку и взялся за следующую. Еще чуть-чуть и все его вычисления и расчеты будут отражаться на лбу, бегущей строкой.
Тихонько, чтобы не отвлекать мужа от раздумий, она взяла чайник, налила себе чай. Еле теплый напиток. Хорошо. Горячим чаем быстро не напьешься. Она выпила залпом и наполнила кружку снова. Никогда в жизни не пила такого ароматного, приятного вкусного, теплого напитка. Провести время с чашечкой чая и отвлечься от житейских проблемпредел совершенства. В конце дня чашечка травяного успокаивающего напитка была для Аллы бальзамом на душу, она ловила момент приятного времяпровождения, теплоты в желудке, ароматного вкуса и компании мужа. Хоть что-то приятное. Это компенсация за все сегодняшние переживания. Хоть на пять минут отвлечься от страха.
Тут и вправду что-то происходит. Только она не хочет в это верить, старается все обелить. Но Вадиму надо верить. Во-первых, он ее никогда не обманывал. Во-вторых, его факты были слишком реальны, и самое главноеочень страшны. И если он сказал, что есть опасность, значит, она есть. Если он сказал, что Алевтина Ивановна пропала, значит она пропала. Что же могло произойти с женщиной? В бесследное исчезновение Алевтины Ивановны Аля отказывалась верить. Даже думать об этом боялась, а когда полиции об этом рассказывала, говорила как во сне. Только бы это все было домыслами и опасениями Вадима. Ну не хотела она в это верить.
Я пойду, прервал ее раздумья мужа ты погуляй по парку в людном месте и ни с кем одна не ходи. Даже с Никой не ходи одна. Поняла?
Алла опустила голову и на него не смотрела, ей стало грустно, что он уходит без нее, и тем более страшно, что он уходит без нее.
А ты куда?
Спасение утопающих, дело рук самих утопающихон не хотел этого говорить вслух, но почему-то сказал, задумался и не проконтролировал свой язык.
Что ты задумал?
Он встал из-за стола, наклонился к ее уху, аккуратно, не делая резких движений, взял нож, которым она резала котлету, и положил его в карман. Наблюдая за уходящими Николаем и Тамарой, шепнул:
Наше с тобой спасение.
Наклонился, взял ее голову в свои огромные руки, повернул к себе и поцеловал в губы.
Я люблю тебяразвернулся и ушел. Дома у этого поцелуя было бы долгое страстное горячее продолжение.
И я тебяеле слышно прошептала Алла. Надо было крикнуть, но она как всегда постеснялась. Николай с Тамарой стали невольными свидетелями поцелуя, зашептались, захихикали, как дети малые.
Она дотронулась пальцами до губ, стараясь закрепить поцелуй, чтобы он не улетучился и не выветрился.
«Я скажу Вадиму, что люблю его и скажу так, чтобы он услышал. Только бы с ним ничего не случилось».
***
«Преследовать меня никто не будет» решил Вадим, не совсем уверенный в своем предположении и чтобы развеять сомнения спустился в подземный переход.
Эхо тут же подхватило его присутствие и помчало по коридорам, разнося звуки шагов, превращая их в шорохи и приглушенное шарканье, мистическим образом возвращая хозяину. Хозяин в мистику не верил и по складу ума относился к математически расчетливым реалистам, поэтому иногда останавливался, прислушивался и рассчитывал траекторию и возможности эха. Выводы его не утешали. За ним никто не следил и не преследовал. А это значило, что следили и преследовали Аллу, если эхо не играет с воображением (доброе Эх, или злое Ухнеизвестно). Восстановить в памяти присутствующих и отсутствующих за ужином в столовой Вадим даже не пытался, не реальная задача. К сожалению, он не присматривался ко всем и каждому, но помнил отлично, что следом за Аллой никто не входил, но это не доказывало, что за ней никто не шел.
Сердце сжалось в груди и тут же увеличилось в тысячу раз и застучало быстрее. Алла сейчас одна. Ее нельзя надолго оставлять. Нужно торопиться.
Он быстрым шагом вернулся в холл столовой, где резко поменял движение в сторону лечебного корпуса. Стараясь не шуметь (насколько это позволяли габариты его спортивного телосложения), он поднялся на второй этаж, прошел к нужной двери, с перечеркнутой телефонной трубкой. Он мысленно пообещал правила не нарушать и в кабинете не включать телефон Ники. Осмотрелсяникого. Дернул за ручкузакрыто. Это хорошо. Было бы открытопришлось бы уйти.
Он присел на корточки, достал невидимку и стал ковырять замочную скважину. Опять чужая дверь, опять взлом замка, опять незаконное проникновение. Вадим мысленно прервал угрызения совести, не время задумываться о статьях Уголовного Кодекса. Администрация пансионата не опасалась воровства «ценного» ингаляционного аппарата, поэтому замок оказался хлюпиком, легко поддался напору отмычки.
Заходящее солнце еще не спряталось за верхушки деревьев и светило в окно кабинета, пуская зайчиков в глаза.
Вадим прошел через комнату к подсобке медсестры. Дернул ручкузакрыто.
Ну давай, дорогая, выручайобратился он к невидимке. Уже перестал считать двери, который взламывает и пробубнилух, затянет тебя, Вадим, поменяешь работу, будешь медвежатник. С каждым разом все легче и легче.
Но не тут-то было, дверь не поддалась.
Сглазилискренне удивился Вадим.
Совпадение или за этой дверью есть более ценное, чем ингаляционный аппарат? Тогда это не комната, а сейф.
Душный и жаркий воздух раздражал. От усердия взмок. Пот стекал со лба в глаза, с висков по щекам на шею, футболка на спине стала мокрая. Пальцы стали мокрыми. Маленькая и неудобная отмычка скользила и прокручивалась. Замок не поддавался.
Из коридора послышались приглушенные голоса, стали приближаться. Как минимум два человека подошли к взломанной двери. Голоса стали четче и приобрели схожесть с человеческой речью, но не с русским языком. Вадим напрягся и превратился в слух, стараясь разобрать слова. Разговаривали двоемужчина и женщинано грубый каркающий акцент немецкого языка не позволял понять суть разговора. Поддавшись предчувствию, Вадим плавно развернулся на корточках и оглядел кабинет. Несколько пластмассовых кресел вокруг ингалятора и кушетка у стены неутешительно предвещали о быстром обнаружении взломщика. Решив не суетиться, а гордо встретиться с немцами (ну такая уж русская душа) он поднялся с корточек. Ноги затекли, мелкие иголочки кололи в пальцах.
Голоса стали четкими, но без эмоций, как у экскурсоводов краеведческих музеев. Вадим вспомнил поездку с классом в музей древних раскопок. Интересные археологические находки завораживали, а скучный голос пожилой смотрительницы замораживал. Постояв возле музейного артефакта, выслушав однотонный рассказ, группа двигалась дальше, пытаясь быстрее закончить испытание слуха.
Голоса за стеной стали отдаляться, становиться все глуше и совсем стихли. Вадим вытер вспотевшие от духоты и переживаний руки об джинсы и повернулся к двери. Невидимка высохла и стала послушна, замок поддался и дверь открылась.
Подсобка оказалась маленькой узкой комнаткой со стулом и столом, на котором лежали кроссворд с ручкой и журнал посещения отдыхающих процедурного кабинета. Вадим задумчиво полистал его и прошептал:
Ничего не понимаю.
Неужели он ошибся? Неужели пошел не по тому пути? А ожидал увидеть кучу шприцов и лабораторию по изготовлению наркотиков, которыми пичкают несчастных отдыхающих, или следы незаконных деяний и усыплений девушек.