«Ты всегда был моим выбором,сказала она.Мой первый выбор».
Был ли выбор? Он совсем забыл. Другие варианты. Другие женщины, с рыжими волосами и наглыми глазами. Он провел пальцами по шее, обводя края шрама, оставленного зазубренным лезвием.
Так много способов убийства.
***
Времена года сменяли друг друга, но его мысли оставались прежними: кипящими, неистовыми и нечистыми. Но теперь... теперь у него была цель отфильтровать их.
Его мать не задавала вопросов о его прибытии в родные пенаты и не делала достаточно долгих пауз в их кратком обмене репликами, чтобы заметить засыхающую кровь под его ногтями. И даже если бы она заметила, она бы ничего не сказала. Ничего не сделала. Не важно виновен он или нет, пока она оставалась в стороне от этого дела. В конце концов все сводилось к самосохранению.
Ему даже нравилось думать, что она тоже его опасается. Во всех смыслах и целях он был патриархом. Как указала Анна-Мария, его имя должно было продолжить семейную линию. Его мать нуждалась в нем, и это нервировало ее. Она не осмеливалась рисковать его неудовольствием.
Он подошел к шахматной доске, двигаясь в темноте, как пантера. Взял черную королеву, провел большим пальцем по зернистой поверхности дерева ручной работы, пока не наткнулся на холодный металл. Из куска торчал гвоздь, там, где располагалось бы сердце, если бы оно было человеческим.
Некоторые из этих женщин пошли с ним добровольно. Другие,он улыбнулся,чаще, нет. В конце концов они все кричали.
Это была его ошибка, дать ей так много власти. Он продолжал играть с поврежденной королевой, в то время как другой рукой скользнул вниз, чтобы расстегнуть пуговицу на ширинке. Обращался с ней как с равной. Позволил своим страстям править там, где только разум должен быть королем.
Не в этот раз.
Нет, на этот раз он будет терпелив. Он выждет своего часа и нанесет удар только тогда, когда она будет совершенно беззащитнапосле того, как он сделает ее такой.
Когда у нее больше не останется щитовпосле того, как он разрушит их все.
Когда у нее больше не будет пешекпосле того, как он убьет их всех.
Он откинул голову назад и хрипло рассмеялся. Мат.
Глава 1Таволга
По другую сторону окна кобальтовые воды Тихого океана разбивались о зубчатую береговую линию скал. Хотя был конец августа, небо затянуло остатками утреннего тумана цвета шифера.
С сидений «Прибрежного Экспресса» Валери Кляйн наблюдала, как вспенивающаяся морская пена разливается по гранитным пальцам скалы, пробивающимся сквозь море. Это выглядело, подумала она, как будто какое-то каменное существо тонет в глубине и делает последний отчаянный призыв к спасению.
Она пила чай, но затем, когда призрачная вода заполнила ее нос и легкие, начала душить ее, убивая, Валери выплюнула его с хриплым вздохом.
Нет.
Люди смотрели в ее сторону. Она услышала их шепот, шуршащий по пассажирскому вагону, и почувствовала себя в ловушке. Пойманная в ловушку и заблудившаяся в лесу лжи и домыслов, без единой крошки хлеба, чтобы снова найти выход.
(Как ты можешь жить, когда так себя подавляешь?)
Это была не жизнь.
Она провела тыльной стороной ладони по влажному лбу, затем прижала холодную стеклянную бутылку с чаем к коже. На оранжевой бутылке был изображен персик. Она рассеянно уставилась на него. Она могла бы пить пепел все это время и не замечать разницы.
Это совсем не жизнь.
Разве не существовало убеждения, что околосмертные переживания оставляют часть твоей души в загробной жизни? Яживой мертвец. Голодный призрак.
Поезд резко развернулся, отбросив ее спиной на сиденье, и бутылка больно ударилась о ее лоб. Дрожащей рукой она поставила бутылку чая в подстаканник и посмотрела на свое матовое отражение, наложенное на галечные пляжи.
Протянула руку, чтобы коснуться темных прядей волос, обрамлявших ее неуместно бледное лицо. Каждый раз, когда видела себя, она слегка вздрагивала и задавалась вопросом: «Это действительно я?»
И сейчас тоже.
Хорошо это или плохо, но Валериэн Кимбл была мертва.
«Что ты сделала со своими прекрасными волосами?»спросила ее мать, увидев, что ванная заляпана чернильно-черной краской.
«Тебе не нужны контактные линзы, зайка,сказал отец, глядя в ее новые голубые глаза с чем-то похожим на обвинение в предательстве.Ты прекрасна такой, какая ты есть». Но дело не в этом.
Она все еще видела их шок. Их жалость. Их отчаянную потребность понять. Сознание того, что она причинила им боль, разрывало ее изнутри, как колючие шипы, но только тогда, когда у нее хватало присутствия духа, чтобы думать вне своего собственного оскаленного самоощущения. По правде говоря, ее родители не могли понять.
Никто не мог.
Но это то, что она должна сделать.
Ее психиатр пыталась отговорить ее по настоянию родителей.
«Я не думаю, что ты готова к таким экстремальным шагам,сказала она.Ты могла бы подумать о том, чтобы начать где-нибудь поближе к дому, чтобы быть рядом со своими близкими людьми».
Но дело совсем не в комфорте. Речь шла о побеге.
Сейчас ей уже восемнадцать. Она могла контролировать свое будущее. Больше никто. Никто.
К черту ее психиатра.
(Ты стала испуганной и слабой)
К черту его.
Она разослала бланки заявлений и стала ждать, заранее мысленно прощаясь. Вырезая людей, которых она любила, из своего сердца одного за другим, как оборванные линии жизни. Ей не пришлось долго ждать.
«До свидания, мама и папа».
Университет Халсион присудил стипендию Валери Кляйн. Впечатленный ее трогательным личным заявлением, где она подробно описала личностный рост, который ей еще предстояло пройти, и ее хорошими оценками. Отдел финансовой помощи выделил ей достаточно денег, чтобы покрыть плату за обучение за пределами штата.
И теперь Валери Кляйн, направлялась в Норт-Пойнт, штат Вашингтон, чтобы поселиться в том, что станет ее домом на следующие четыре года.
Валериэн Кимбл была мертва и исчезла. Похоронена в безымянной могиле, с глаз долой, но никогда из сердца вон. Прощай, Валериэн. Покойся с миром.
Ее родной город Дерринджер, штат Калифорния, располагался в середине долины, окруженной разноцветными холмами, а вдалеке виднелись туманные пурпурные горы. Дождь шел редко. Зимы были холодными, но в основном сухими. Перекати-поле, эвкалипт, трава ветряной мельницы, ползучий можжевельник, цветы из семян горчицы, дубы, вечнозеленые растения и одноименный калифорнийский маквсе эти растения составляли фон пейзажа в ее детстве и юности.
Она смотрела, как они проносились мимо окна. Сухой, иссушенный кустарник становился реже и реже дальше на север, по мере того как полированное золото уступало место зеленому.
Это было так, как если бы она провалилась в кроличью нору и оказалась в лесной стране чудес. Она никогда в жизни не видела столько зелени, такой богатой, пышной и яркой. От множества цветов и оттенков у нее заболели глаза, когда она пыталась осознать всю их интенсивность. Там были дубы, а еще березы, осины, тополя, ольха, клены и тисы. Деревья с экзотическими названиями и пушистыми ветвями и стволами, покрытыми мягким зеленым мхом. Деревья, которые казались бы неуместными в Дерринджере.
Совсем как она.
***
На станции было полно друзей и членов семьи, ожидающих, чтобы поприветствовать прибывающих первокурсников. Погода стояла прохладная, но влажная, в воздухе низко висели капельки влаги. Вэл начала потеть. Она не любила толпу, никогда не любила, но теперь...
(Требуется много овец, чтобы удовлетворить одного волка)
Все стало хуже, а не лучше.
Она поймала себя на том, что вглядывается в море лиц, слишком пристально и внимательно, нарушая молчаливые нормы вежливого общества. Кровь шумела у нее в ушах. Некоторые люди смотрели в ответ. Другие отвели глаза. «Волки,подумала она.Волки и овцы».
Ни одно знакомого лица.
Это служило слабым утешением.
(Если ты побежишь, я буду преследовать тебя)
Один из автобусов подъехал к терминалу через дорогу от поезда. Несколько человек, ровесников Вэл, сели в него. Вэл бросилась бежать, волоча за собой тяжелый чемодан. Ей пришлось резко остановиться как раз перед тем, как двери начали закрываться.
Этот автобус идет до общежития Отэн?
Водитель автобуса покачала головой.
Это одиннадцатый.Она сказала так, как будто это должно быть очевидно. На пустое выражение лица Вэл она добавила:
Пригородная линия в центр города. Ты первокурсница?
Неужели это так очевидно?
Да.
Вот, возьми расписание. Автобус, который тебе нужен,это семь-У. Он доставит тебя туда, куда тебе требуется.
Смех достиг ее ушей. Может быть, они и не смеялись над ней, но... О, кого она обманывала? Конечно, так оно и есть. Ее лицо вспыхнуло. Даже если у нее больше не было волос, которые шли к нему, у нее все еще оставалось бледное лицо рыжеволосой. Ее стыд и страдание были очевидны для всех.
Двери автобуса закрылись. Вэл села на скамейку и стала ждать. Это все, что она, казалось, делала сейчас. Ждала. Ожидала, пока жизнь пройдет мимо нее. Она закрыла глаза и набрала полный рот холодного, влажного воздуха. Семь-У не появлялся еще двадцать минут.
Когда подъехал автобус, она повторила свой вопрос новому водителю. Он кивнул и поманил ее на внутрь.
Никакой платы за проезд,сказал он, когда она попыталась положить деньги в ящик.Сегодня для студентов бесплатно.
О.Вэл уставилась на переполненный автобус. Что ж, это многое объясняло.Спасибо.
Комплекс Отэн состоял из коричневый зданий, отделанных оранжевым, красновато-коричневым и золотым. Они могло выглядеть ужасно, но яркие рощи лиственных деревьев заставляли это работать. Отэн по-испански означало осень, и цветовая гамма прекрасно это отражала.
Указатели со стрелками, установленные на хорошо поливаемой лужайке, гласили: «РЕГИСТРАЦИЯ ЗАЕЗДА ПЕРВОКУРСТНИКОВ». Она следовала указателям, оглядываясь на безмолвные деревья, и чувствовала себя так, словно оказалась посреди леса.
Указывающие стрелки привели ее к большому зданию шоколадного цвета со встроенными качелями у крыльца, свисающими с изящно изогнутого вечнозеленого растения. Воздушные шары неоновых цветов были привязаны к ручке входной двери и соответствовали ее нынешнему настроению. Большими пузырчатыми буквами были написаны слова «РЕГИСТРАЦИЯ ПЕРВОКУРСНИКОВ ЗДЕСЬ».
Она открыла дверь и с небольшим усилием втиснула себя и свой чемодан внутрь. В комнате было тепло и пахло выпечкой. Кто-то устроил небольшой мини-буфет с конфетами, печеньем и бутылками воды и содовой, усеянными капельками конденсата. Вэл взяла себе по одной из последних, не обращая внимания на еду. Ее живот, казалось, думал, что он все еще в поезде.
Она сунула содовую в сумочку и сделала большой глоток воды. Девушка в поло в зелено-белую полоску отмечала имена в списке. Вэл встала в очередь за привлекательным мальчиком с огненно-рыжими волосами точно такого же оттенка, как у нее раньше.
«Нет, не думай об этом. Забудь».
Следующий!пропищала девушка с радостью. Она взглянула на Вэл.Имя?
Эм... Вэл... Валери.Девушка сделала движение, ожидая фамилию и она добавила:Валери Кляйн.
Кляйн... как Кельвин Кляйн?
Вот откуда у нее появилась эта идея. Вэл надеялась, что это не так очевидно.
...Да.
Девушка порылась в импровизированной картотеке на столе и протянула Вэл конверт, помеченный ее именем и номером комнаты.
Родственники?
Нет.
О, хорошо. Или нет. Ключ от комнаты и карточка прачечной находятся в конверте. На карте прачечной есть одна бесплатная стирка и сушка, любезно предоставленная университетом. Ничего не потеряй.
Вэл сунула конверт в карман своего платья.
Где комната триста четырнадцать?
Обычно ты бы воспользовалась лифтами вон там,девушка указала на двойные металлические двери с одинаковыми табличками «Ремонт»,но, как видишь, они не работают, поэтому придется подниматься по лестнице. Извини за это.
Люди в очереди за Вэл начали роптать. Она нервно сглотнула. Жар пополз вверх по ее шее.
А лестница... гм, где?
Позади нее кто-то сказал:
О, да ладно.
Эй, дайте ей освоиться,сказал другой голос.
«Не говорите обо мне так, будто меня здесь нет». Тупая ярость переросла в беспомощное отчаяние. Это был один из неизбежных побочных эффектов желания не привлекать к себе лишнего внимания.
Иди по этому коридору. Лестница будет сразу справа от тебя.
«Холл. Повернуть направо. Лестница».
Запомнила?Улыбка девушки была слишком яркой, она заставляла Вэл чувствовать себя тормозом.
Я... я думаю, да.
Она не запомнила. Не совсем. Но Вэл слишком хорошо осознавала, что другие первокурсники смотрят на нее с нескрываемым нетерпением и презрением, чтобы просить дальнейших разъяснений.
Оставшись одна, Вэл пошла искать лестницу.
Родители и первокурсники заполонили коридоры. Все они были нагружены коробками, мебелью и разнообразным багажом. Несколько отставших бродили вокруг, как заблудившиеся муравьи, отделенные от колонии.
Но, по крайней мере, у них есть колония, в которую можно вернуться.
Никто не заметил, что она одна.
Дверь в триста четырнадцатую комнату, когда она туда добралась, была уже приоткрыта. Вэл застыла, не зная, входить или бежать. Она слышала звуки, доносившиеся изнутри. Домашние шорохи. Рассеянное напевание. То, что она делала, когда оставалась одна.
Вэл затаила дыхание и выглянула из-за угла.
Соблазнительная чернокожая девушка суетилась вокруг, насвистывая себе под нос, прикрепляя плакат с рыжим полосатым котом, цепляющимся за веревку полосатыми передними лапами. Подпись гласила: «Расслабься!»
Возможно, девушка увидела тень Вэл, или, может быть, ощущение, что за ней наблюдают, просто стало слишком сильным, чтобы его игнорировать, потому что девушка резко замерла. Какова бы ни была причина, девушка оглянулась через плечо, и пристально посмотрела.
О, боже мой...
Наблюдая, как пальцы девушки судорожно сжимают грудь, Вэл почувствовала новый прилив отвращения к себе. Ее первый день, и она довела кого-то до сердечного приступа.
Э-э, привет?
Господи.Девушка не убрала руку с груди, что заставило Вэл заподозрить, что она страдает от драмы, а не от приступа.Ты напугала меня до чертиков. Ты всегда так здороваешься? Подкрадываешься к людям?
Ее голос звучал приятно, более низко, чем можно было ожидать, и мелодично. Хотя он показался немного неуверенным, в нем не было и намека на юмор.
Нет. Прости.Вэл посмотрела по обе стороны коридора, затем снова в теплое сияние комнаты. Она колебалась. Общежитие, оформленное в различных оттенках розового, уже выглядело как чей-то дом.Это триста четырнадцатая комната, верно?
Да-а,сказала девушка, растягивая слово на два полных слога.Так и есть. О, о, о, о, ты, должно быть, моя соседка по комнате. Ванесса. Нет, Верити. Эм... Вероника?
Валери.
Точно. Я знала, что имя начинается с буквы В.Девушка воткнула булавку, которую держала в руке, в стену, не замечая, что плакат теперь висел криво.Я Марианна ФоксМэри, для краткости.
Вэл.
Мило. Заходи, давай-ка я тебе помогу.Она перекатила чемодан Вэл в угол комнаты, прежде чем Вэл даже подумала ответить.Где остальные твои вещи?
...остальные?
Да. Я помогу тебе поднять их. Лифты сломаны, ты же знаешь.
Это все.
Шутишь. Ты привезла только один чемодан? Ты что, живешь в городе?
Вэл поежилась.
Я подумала, что просто пойду и куплю еду, книги и все такое, так что...
О, Господи. Этого будет недостаточно. Это общежитие, девочка, а не монастырь. А ты пробовала еду в столовой? Тебе захочется запастись чем-нибудь. Поверь мне, если только ты не хочешь есть пиццу все время, каждый день, до конца года.
О.
Эй, все в порядке.Мэри бросилась на кровать.Послушай, мои сестры придут сегодня днем попозже. Мы собираемся поужинать, а потом пройтись по магазинам. Это будет так весело. Девчачий загул. Понимаешь?
Звучит весело.Вэл расстегнула рюкзак и начала развешивать рубашки.
Ты должна пойти с нами.
Я даже не знаю...
Ты выглядишь так, как будто тебе не помешало бы немного развлечься.
Веселье. Мысль была чуждой, сбивающей с толку. Она знала, что с той ужасной ночи в ее жизни случалось несколько счастливых моментов, но она не могла вспомнить ни одного события сразу.