И у тебя нет женщины,заметила она.
И все же мы строим предположения. Почему? На самом деле дело ведь не в крови? Ты, кажется, не испытываешь никаких угрызений совести по поводу того, что мать распутничает там, где ей заблагорассудится.
Тымужчина,прошипела она.Ты носишь фамилию.
Гэвин рассмеялся.
Я не могу в это поверить. Ты ревнуешь. Меня.
Тывсе, что я хочу в мужчине. Не вижу причин, по которым я должна довольствоваться вторым лучшим.
Его улыбка исчезла, и он скрестил руки на груди.
Хорошо. Похоже, у нас есть все основания для пари.
Анна-Мария улыбнулась.
Да. И оно начнётся, когда я выберу мужа, а ты найдешь пару.
Что произойдет, если я выиграю?
Она сделала паузу, чтобы подумать.
Я дам твоей женщине щедрое приданое, если ты первым не убьешь ее. Сумма будет зависеть от моего будущего мужа, но она должна соответствовать любой ее глупой прихоти.
А если ты выиграешь?
Анна-Мария положила руки на плечи брата и прижалась губами к его губам.
Если я выиграю,прошептала она,ты, старший брат, трахнешь меня так, как мой, несомненно, импотентный будущий муж никогда не мог и мечтать, и сделаешь мне ребенка. Нашего ребенка.
Дочь своей матери,прорычал он.
Сын своего отца,прошептала она.
Они пожали друг другу руки, оба сжали их так сильно, как только могли, чтобы заставить другого отпустить. Анна-Мария использовала свои ногти, которые были довольно длинными, но это, казалось, не смутило Гэвина. Однако его хватка была как сталь, и она была вынуждена отпустить, когда почувствовала, что кости в ее запястье могут сломаться. Она помассировала руку.
Не слишком привязывайся к своему любимому ягненку, Гэвин, дорогой.
А потом она повернулась и пошла обратно в дом.
После минутной паузы Дориан и Селеста обняли его в молчаливом знаке поддержки и последовали вместе с Леоной за своей старшей сестрой. Бросив полный отвращения взгляд на свою мать, держащую свою жертву в объятиях, как «черная вдова» заманивает в свою паутину свою пару, он тоже вошел внутрь. Гэвин никогда раньше не проигрывал ни в одной игре.
Он не собирался начинать сейчас.
Бонус 3
Одним из самых распространенных вопросов от читателей ко мне был вопрос об эссе, написанном Гэвином в средней школе (косвенно упомянутом в первой книге «Страх»).
Я не включила его в оригинал по нескольким причинам.
1) Я хотела, чтобы люди использовали свое воображение.
2) Я ленива и тайно использую причину1.
и 3) эй, вы, ребята, читаете для удовольствия. Я не думала, что вы захотите, чтобы я в книге писала псевдошкольные задания! Это не литературный анализ прочитанного произведения.
Но вы настаивали, и я верю в максиму «Дайте людям то, что они хотят». Итак, вот оно, по многочисленным просьбамЭссе Гэвина.
Эссе Гэвина
«Самая опасная игра» Ричарда Коннелла поднимает вопрос, которым многие задаются, но мало кто осмеливается озвучить: «В борьбе человека против человекакто победит? И восторжествует ли мораль в конечном счете над нашими более звериными инстинктами, или мы поддадимся нашей жажде крови?»
Коннелл, кажется, думает: «Нет, мы не можем». Мы не можем убежать от зверя внутри нас. Лейтмотив хищника и жертвы, охотника и жертвы, человека против природыего природысвидетельствует об этом. Тяжелый символизм показывает, что происходит, когда человеческие существаhomo sapiensпопадают в ситуации настолько ужасные, что они бросают вызов всем условностям.
И что делают люди? Они регрессируют. Не в фрейдистском смысле: это гораздо более древняя регрессия, вызванная природой всего сущего, а не опытом человеческого развития.
Во времена острого стресса люди возвращаются не к детям, а к животным.
Хищники.
Добыча.
Несмотря на то, что это художественное произведение, существует много параллелей между «Самой опасной игрой» и реальной жизнью. Что такое вымысел, если не искаженное зеркальное отражение реальности? Коннелл искажает и обманывает, и антагонист должным образом побежден, чтобы дать человеку конкретное ощущение конца, но его рассказ в глубине души является изображением животного инстинкта человека и его бесконечной битвы за контроль над дихотомией.
Как и любое другое животное, человек может быть, как доминирующим, так и подчиненным, а иногда вести себя образом более подобающим зверю.
Возьмем, к примеру, расстрелы в школах, о которых иногда можно услышать в вечерних новостях. Наше общество так шокировано, когда молодежь увековечивает акты насилия, но человек устает от того, что за ним охотятся. Это утомительная роль. В конце концов напряжение становится слишком сильным, и преследуемый человек становится, подобно графу Зароффу, охотником на людей.
Что делает животное, когда его загоняют в угол? Оно сопротивляется.
Болельщицы, вероятно, погибнут первыми, потому что, несмотря на их естественный атлетизм, они никогда не знали, каково этопо-настоящему нуждаться в беге.
Более мускулистые спортсмены, слишком уверенные в своей ограниченной физической силе, также быстро умрут. Их жесткая приверженность социальным нормам и высокомерие сделали бы их неспособными выжить в новых условиях. Научные исследования даже показали, что доминирующие животные становятся подавленными и инертными, когда их помещают в подчиненные роли.
Социальные законодатели тенденций с их искусной мимикой быстро приспособятся. Но это поверхностная способность, и она не будет отточена никаким реальным мастерством. Пламя, охваченное собственным ощущением великолепия.
На самом деле, наиболее вероятными людьми, которые выживут, будут тихие интеллектуалы, хитрые и мстительные. Их очевидная слабость заставила бы многих списать их со счетов на начальном этапе: ошибка, о которой возможно лишь сожалеть.