В зеркале заднего вида мелькнул человек, Витька высунул руку с пистолетом в окно, надавил трижды на спуск. Человек ухнул в яму. По пикапу открыли огонь. Витька врубил переднюю, вывернул руль вправо. Пикап уперся в припаркованный полтора десятка лет ржавый спорткар, смял его гармошкой, заскочил на капот передними колесами и выпрямился вдоль дороги.
Он помчался вдоль Сивки, вдавливая педаль в пол. Вскоре впереди показался чернеющий в ночи исполин Мида с пылающим на вершине, словно маяк, вечным огнем.
Добрался. Смог.
Он вскинул руку навстречу набегающему ледяному ветру и закричал во весь голос.
***
На звуки мотора и крика из Мида выскочили дозорные. Предупредительно выстрелили в воздух, потребовав немедленно остановиться и выйти с поднятыми руками. Не узнали в прибывшей таратайке сталкерский пикап.
Свои! прохрипел Витька. Братцы
Так это Витек! Опустить оружие!
Витька с Семой вернулись! полетела молва по голосам.
Внутри здания заиграли фонарные лучи. На улицу выбегали закутанные в тряпки люди. Они приветственно кричали, махали руками, многие держали зажженные свечи и лампады. Не пугал людей даже пронизывающий до костей ледяной ветер.
Электричество отсутствовало в Миде уже много месяцев. Мера вынужденная все запасы топлива давно распродали за воду, а небольшие остатки держали только для автомобилей. К темноте быстро привыкаешь, даже находишь в ней много плюсов. Когда серость становится чернотой ее перестаешь замечать, так даже легче. Один генератор в Миде все же работал питал прожектор на вершине шпиля, прозванный в народе «вечным огнем». Его распорядился установить Опер в память погибшим защитникам Мида, и топлива на него не жалели.
Слава богу, они вернулись!
Воды!
Пить! Дайте пить ребенку!
Дозорные помогли Витьке выбраться.
Ни хрена себе, выпалили Бизон, оглядывая машину. Вас, что через мясорубку пропустили?
Подошел Опер.
Почему не отвечали по рации?! спросил глава Мида с ходу. Разглядел машину, и тут же его напор сник. Вот черт
А Сема? спросил Бизон.
Твари убили.
Вот блять.
Повисло молчание. Сталкеры прыгнули головы.
Движок! Где? спросил Опер.
Сдал, сказал Витька сквозь зубы. Почему водовозки не было на наливной?
Была! Четыре часа вас прождала. Я думал, что-то случилось и отозвал, а вам навстречу отправил группу. Разминулись, наверное.
Отзывай, пока их мародеры не кончили. Все уже.
Опер обратился к Бизону:
Водовозка должна быть у наливной ровно в восемь. Сам поедешь в сопровождении, и возьми пять человек.
Понял.
Я воду забрал. В баке она.
Ты забрал? Опер запнулся, понял, что отчитывать Витьку при свидетелях не стоит. Обернулся к Бизону. Принять строго по накладной.
Окинув Витьку недовольным взглядом, глава Мида ушел в здание. Бизон сел за руль, заерзал на мокром сидении.
Задняя не работает, если что, предупредил Витька. И движок не насилуй, он и так подвиг совершил.
На крыльце рыдали, стоя на коленях, теща и жена Семы. Витька прошел мимо не остановившись. Наверное, должен был ощутить приступ стыда за смерть напарника, все же глава двойки несет ответственность за подчиненного, но не почувствовал ничего. И стыдно стало именно за это за пустоту внутри.
На первом этаже его встретил Арарат. Выглядел механик неважно: волосы мокрыми мотками лежали на лице, глаза блестели стеклом, смотрели куда-то сквозь него.
Привез?
Витька кивнул и сказал:
Сегодня твои дочки попьют, не волнуйся.
Семен, это Хоть не зря?
Не зря.
Арарат отстранённо покосился на обугленный чернотой, наспех замазанный известкой дверной проем, в этом месте погиб отец Семы. Матусевич старший положил троих дружинников одним кухонным тесаком, прежде чем получил пулю в спину. Герой.
В центре главного холла в память о погибших защитниках из оружия захватчиков соорудили рукотворный алтарь. Сюда приносили личные вещи, фотографии, любимые книги. В первый месяц люди приходили каждый день, чтобы оплакивать родных, постепенно поток иссякал. Все на этом свете забывается, даже смерть. Чтобы «сохранить народную память», Опер издал указ, в котором обязал мидовцев приходить к алтарю регулярно, и даже прописал подробное руководство к ритуалу. Подходить к алтарю следовало слева направо, голову держать траурно наклоненной на тридцать градусов к полу, руку прикладывать обязательно левую с касанием «алтарной конструкции» всей пятерней, прикосновение длится не менее пяти секунд, необходимо вслух произнести фразу: «Спасибо тебе защитник за то, что я живу», вместо троеточия вставляется имя одного из погибших, упоминать одни и те же имена не следует более двух раз подряд. Чтобы никого не забыть, рядом с алтарем повесили список погибших, отдельным пунктом указали полный запрет на произношение имени Кобальта. В будние дни предписывалось совершить не менее двух благодарственных подходов, в выходные не менее четырех, в памятные дни не менее шести. В день рождения каждого защитника его имя упоминалось всеми Мидовцами без исключения вне очереди. За исполнением указа, а также за функционированием вечного огня следил почетный караульный, который менялся ежедневно был составлен список дежурств, в него попадали все, кто не задействован в добыче воды. В обязанности караульного также входило посещение больных и ослабленных для «свершения процедуры на дому». За уклонение от ритуала нарушителя ждал штраф в виде понижения нормы, всеобщее порицание на еженедельных памятных мероприятиях, и даже в крайнем случае изгнание.
Витька проследовал мимо алтаря, не обратив внимания на замечание караульного, поднялся на второй этаж в фельдшерскую. В дверях его встретил Горский. Выглядел врач жутко уставшим. Казалось, дунешь на него упадет.
Ну как он? сходу спросил Витька.
Горский кивнул. Значит, живой.
Привез? с надеждой в голосе спросил врач.
Витька протянул ему флягу с пояса. Горский крепко схватил ее обеими руками, прошел к столу, расставил стаканчики и поровну разлил.
За хороший товар наливщики накинули сверху пару литров в качестве чаевых, так что счетчик на приемке покажет точно по накладной. За присвоение воды Витьку могут серьезно наказать, но Горский его не сдаст. По инструкции, написанной Опером, вся поступающая вода сливается в бак под чутким надзором приемной комиссии, затем та же комиссия рассчитывает нормы на несколько дней вперед, распределяет талоны, и только потом начинается отпуск в строгой очередности по степени нужды. Все это часто длится по несколько часов, а то и полдня. Ромка и другие больные не могут столько ждать.
Витька насчитал пять стаканов, а должно быть шесть.
Кто? спросил он.
Марина, ответил Горский, опустив взгляд.
Марина Артуровна была хорошей женщиной, тихой и отзывчивой. Спаслась одна, в Катастрофу потеряла всю семью, отношений в Миде так ни с кем и не построила, хотя одинокие мужики на нее посматривали с большим интересом. Как и все тяжело переносила жажду, но подкосила ее кишечная инфекция.
Облизнув пересохшие губы, Горский обратился к Витьке:
Поможешь?
Сталкер кивнул.
Сам как? врач указал на его раны.
Потом посмотришь.
Они поочередно напоили пациентов. Сложней всего опять пришлось со стариком Ермолиным.
Отойди от меня, доктор Менгеле! Знаю я тебя, темную подсовываешь, в залив меня отправить хочешь! Не дамся!
Ермолин самый возрастной житель Мида, хотя казался не по годам крепким, даже молодые говаривали, что старик всех их переживет. Сюда он попал не потому, что организм сдал из-за обезвоживания или болячки, а потому что неудачно оступился на ступеньке, таща коробку с консервами. Как итог посчитал ребрами два лестничных пролета, при этом отделался только ушибами и переломом ноги.
Это чистая, дурак ты эдакий, выпалил Горский, протягивая ему стакан. Витька привез.
Нее, знаю я ваши штучки. Голову мне морочите. Выбрали самого старого, чтобы численность проредить. Я жить хочу! Я еще пригожусь.
Уже проредили сегодня, ответил ему Витька строгим голосом. Сёма ради этого стакана жизнь положил, а ты, старый, выкобениваешься.
Сёмка? Ермолин напряг память. Ааа, это тот, светленький. Володьки Матусевича сын? Помер? Ай-я-яй.
Ермолин прекратил скандалить все же совесть у него пока не полностью атрофировалась, но пить все равно не стал.
Не буду.
У тебя вторая стадия обезвоживания, пробормотал Горский.
Я не хочу.
Ермолин согласился выпить воду, только когда Горский продемонстрировал ему тест на массомере.
Ромка спал. Витька поставил стакан с водой рядом на тумбочку. Следом подошел Горский, перелил содержимое в капельницу.
У него начались спазмы глотательных мышц. объяснил врач. Теперь только внутривенно.
А это пройдет? Он сможет сам пить и есть?
Сейчас вопрос в том, выживет ли он вообще.
Вся правая часть головы Ромки была перебинтована. Удар пришелся в затылок. Три дня он лежал без сознания, изредка приходя в себя и совершенно не понимая, кто он и где он. Витька никогда не забудет, как смотрел ему в глаза, а у Ромки зрачки разъезжались в разные стороны, будто мышцы, их удерживающие, потеряли всякую связь друг с другом.
Витьке с большим трудом удалось уговорить Опера выделить воду для приглашения кремлевского врача. Хирург, почтенный пожилой мужчина, долго обхаживал Ромку со всех сторон, мял ему голову, простукивал, постоянно что-то тараторил про себя. Из всех слов Витька разобрал только: «Закрытая ЧМТ», «Кровоизлияние», «Мне бы МРТ». Хирург заключил, что у Ромки отек мозга, и его нужно срочно прооперировать. Операция стоила дополнительной воды, которой у Мида просто не было. Тогда Витька отдал врачу все личные запасы топлива, припасенные для особого случая. Ромка пострадал по его вине, и Витька был готов на все, лишь бы его спасти.
«Будем делать декомпрессионную трепанацию, чтобы снизить давление внутри черепа. А дальше курс диуретиков и как сам справиться».
На помощника денег уже не было, поэтому Витька вызвался помогать сам. Операция длилась несколько часов. Хирург сделал надрез кожи в районе правого виска, рассек мышцы, затем началась самая жуткая процедура, которую Витька когда-либо видел. До сих пор ком подкатывал к горлу от воспоминаний. Сделав дырку в черепе, хирург установил дренаж для выпуска лишней жидкости, забинтовал и выписал лекарства. На следующий день Ромка очнулся, всех узнал, и даже помнил обстоятельства случившегося перед травмой. Хирург назвал это хорошим знаком. Какое-то время Ромка даже шел на поправку, но потом началось ухудшение.
Услышал твою болтовню во сне, медленно произнес Ромка, слегка улыбнувшись краешком рта.
Подслушиваешь, жук, Витька по-дружески похлопал его по плечу. Ну, ты как?
Супер, чувствую себя превосходно.
Другого ответа Витька и не ждал.
Доктор, у меня же все хорошо?
Нормально, сухо ответил Горский. Пройдя мимо Витьки, врач шепнул ему на ухо. Не говори.
Значит, удачно все с тем движком? спросил Ромка.
Да, пришлось немного попотеть, но это ерунда. На приёмке сказали, что лучше, чем с завода.
Круть.
Все благодаря тебе. Ты подсказал, где его искать.
Семка не подкачал?
Он справился.
Так, гляди, место мое займет.
Ты мой напарник. Как поправишься, снова вместе пойдем искать всякую хрень на продажу, убегать от тварей и мародеров все как ты любишь.
Даже с одним глазом, я найду больше хрени, чем ты.
Не сомневаюсь, Витька крепко сжал его ладонь.
Мы еще с тобой до Красногорска смотаемся, сказал Ромка одухотворенно. Ох, сколько добра там лежит нетронутым. Может, и топливо найдем
Как встанешь на ноги, сразу поедем. Обещаю.
И пусть Опер только вякнет про свои инструкции Возьмем бензовоз, вернемся с полной сигарой. Разбогатеем.
Обязательно.
Ромка закашлялся. Его стошнило.
Доктор, можно мне еще вашего укольчика? попросил он трясущимися губами. Очень больно.
Сейчас.
Горский ушел за ширму. Витька вошел следом. Отломив кончик стеклянного пузырька, порезав при этом палец, врач отчужденно наполнил шприц.
Осталось всего три ампулы морфина. Завтра я уже не смогу купировать его. Закончились кальцеблокаторы, которые дал хирург. Еще по списку ты так и не принес глюкокортикоиды и витамины. Без этих лекарств он
Я облазил все аптеки в Кольце. Ничего нет.
Тогда все это бесполезно. Мы только его мучаем
Не говори больше ничего. Я найду. Завтра же, поеду за МКАД, там посмотрю.
Горский поднял пустую ампулу из-под морфина, покрутил в руке.
Урки все растащили в первые годы, кололи себе в удовольствие. Ты ничего не найдешь.
Красные глаза врача смотрели по струне точно Витьке в глаза, и не было в них ни толики смущения.
Я не позволю ему мучиться. Он же мой напарник. Он человек.
Я могу все закончить, Горский посмотрел на три оставшихся ампулы. Если вколю сразу все, его сердце не выдержит.
Ты этого не сделаешь. Он хочет жить.
Это не жизнь, а мучения.
Это его выбор.
Нет. Это твой выбор.
Витька и Горский вернулись к постели Ромки. Врач сделал укол, Ромка расслабился и стал снова уплывать в сон.
Если что, я всегда здесь, сказал Горский уставшим голосом.
Витька вытер Ромке пот со лба. Горячий.
Я говорил с Опером насчет тебя. Ты можешь выбрать позывной. Заслужил.
Нет, прошептал Ромка.
Ты же хотел.
Передумал. Буду как ты. Самим собой.
Ромка заснул. Витька уже собирался уходить, как вдруг напарник резко открыл единственный глаз, схватил его за руку.
Не сдавайся, слышишь? Вытащи ее!
Ты это, отдыхай, лучше.
Вытащи Вытащи Выт
Ромка отключился.
По пути в квартиру Витька наткнулся в коридоре на Бизона.
Вот ты где! Тебя Опер зовет! Сейчас разнос будет.
А что случилось?
Еще не знаешь?
Витька покачал головой.
В баке была дыра. Ты пролил всю воду.
Глава 4
Губернатор внимательно смотрел на гостя, сидевшего напротив, и в очередной раз пытался составить о нем однозначное мнение. Артур Тимурович Маметов не подходил ни под одну известную ему человеческую модель. В нем сочеталось несочетаемое. Олух, обладавший блестящим умом и ценнейшим опытом, при этом раз от раза совершающий необъяснимые глупости. Смелость его идей шла рука об руку с трусостью перед их реализациями. Непоследовательность, ненадёжность, но притом зависимость от него раздражали Губернатора больше всего.
Я подготовил отчет о заполнении резервуара три, Маметов протянул папку. Не дождавшись, что Губернатор возьмет ее, просто положил на стол.
Иван Иванович посмотрел на гостя снисходительно, чувствуя, как внутри закипает котел ненависти. Ее не утолил бы даже свежий шоколад. Как же долго он его не пробовал.
Девяносто шесть процентов заполнения, добавил главный инженер. Как вы и просили.
Вы правы, Артур Тимурович. Именно это я и просил. Цифру. Это все, что я просил. Только цифру!
Маметов мельком глянул на папку.
Я составил график заполняемости и описал причины задержки. Как вы помните, при строительстве были допущены
Я вас об этом просил?
Иван Иванович, я привык предоставлять полную информацию.
Может быть, вы забыли, что все это, он постучал пальцем по папке совершенно секретно?
Конечно, нет. Документы никто кроме меня не видел.
Одно то, что вы это написали, уже нарушает данную вами подписку. Немедленно уничтожьте их.
Маметов схватил папку, огляделся в растерянности. Иван Иванович кивнул на дышащий теплом камин. Маметов подскочил к нему, долго копошился, не решаясь то ли кинуть папку целиком, то ли по отдельным листам. В итоге разорвал все на мелкие куски, кинул в огонь. Потоком ветра из трубы горящие клочки бумаги вылетели из камина, превратившись в пикирующих светлячков. Маметов судорожно бросился их ловить. Выглядело это одновременно потешно и настолько жалко, что Губернатору захотелось спать.
Закончив с бумажками, уставший и вспотевший, Маметов уселся обратно в кресло.