Впрочем, Коломенский отвлекся и, возобновив ломанный шаг, преодолел стометровку от автобусной остановки до проходной фабрики «Двери Люксэлит». По пути он заметил своего товарища по фамилии Тургенев. Да, приятель Степана Коломенского был полным тезкой великого русского писателяИван Сергеевич Тургенев. Прежде чем сесть в свою серебристую «Приору» Ваня Тургенев помахал Коломенскому одетой в черную перчатку ладонью и увидел в ответ лишь слабое поднятие степановой руки и вялую улыбку пессимиста. Степан уважал Ваню, который работал вместе с ним на фабрике «Двери Люксэлит», но не очень хорошо понимал почему Тургенев так ответственно относится к своим непосредственным обязанностям охранника. Тургенев единственный из трех меняющихся охранников делает полноценный обход территории фабрики, причем, он не просто бегло блуждает туда-сюдаВаня, ориентируясь по таймеру, каждые два часа снимает с гвоздика сильный фонарь, одевает по необходимости куртку, выходит из будки и кропотливо обходит производственный цех и склад не только снаружи, но и внутри, добросовестно освещая фонарем каждый угол. Кроме него ни один охранник так не делает и не собирается даже под угрозой увольнения. Надо отдать Вани должное, однажды его ответственность достигла-таки результатаглубокой ночью на складе Тургенев обнаружил умирающего от алкогольного отравления главного инженера ОАО «Двери Люксэлит». Этим главным инженером и был Степан Михайлович Коломенский у которого тогда еще хватало денег на выпивку.
Сейчас Иван Тургенев сдал суточную смену другому охраннику, а сам поехал домой к жене и детям-близнецам.
Как всегда, Степа Коломенский замялся перед входом на территорию фабрики, терзаясь дилеммойкурить или не курить. Дело в том, что на территории фабрики курить разрешалось только в специально отведенной курилке, а до нее еще нужно дойти. В это время за правым плечом Коломенского заворочался ангел и неуверенно предложил поторопиться. «Раз уж жизнь все равно дерьмо, то и покурю потом», подумал Степан, поскрежетал зубами и вошел в проходную.
Рано, услышал он голос сменившего Тургенева охранника и мгновенно спрятал сигареты. Как бы не пришлось делиться.
Рано, согласился он с молодым индифферентным охранником по фамилии Эорнидян. Че, не пустишь?
Да мне до лампочки, хоть живите на фабрике. охранник в неопрятно одетой форме зевнул, выставив напоказ увеличенные аденоиды, Сигареткой не угостите, Степан Михалыч?
Не, братан, не курю.
С каких это пор, Степан Михалыч? Совсем обнищали? Даже на сиги бабла нет?
Че щеришься, Петя? Че щеришься? Коломенскому стало обидно, что даже какой-то сопливый охранник, просиживающий свою задницу за почти неработающим телевизором и получающий едва ли десять штук в месяц полагает, что числившийся на фабрике главным инженером по эксплуатации оборудования Степан Михайлович Коломенский по статусу настолько ниже, что над ним можно насмехаться и разговаривать в таком уничижительном тоне. Тебе-бы мои долги!
Ой, да знаю я ваши долги! безразлично отозвался молодой охранник Петя Эорнидян. Вон куртяшка какая! Кожа? Почем отдадите?
Отвали.
За штуку отдадите? По глазам вижу, что отдадите. Ладно, за полторы.
Отвали.
А деньги поставьте на «Манчестер Юнайтед». Они сегодня играют с кажется с «ПСЖ». Ставьте на «Манчестер» не прогадаете! Слышите, Степан Михалыч, ставьте на «Манчестер»!
Коломенский готов был провалиться сквозь землю. О его болезненной зависимости от спортивных ставок знает вся фабрика, включая офис, и многие не упускают случая поддеть главного инженера, отпустить очередную шуточку. Вот и Эорнидян из их числа. Степану Михайловичу казалось, что безразличный ко всему на свете охранник задался единственной целью в своей жизни помимо отращивания животаискушать главного инженера. А ведь для Коломенского это его зависимость была совсем не шуткой, он даже по субботам ходит на онлайн прием к психотерапевту, который, кстати, поставил Степана Михайловича в известность, что он есть беттер. Беттер! И что Степан Михайлович страдает от серьезнейшего и опаснейшего для психики заболеваниялудоманией, за излечение от которого онлайн-психиатр берет две тысячи рублей за сеанс, количество и качество которых пока практически никак не отразилось на положительном результате. А благодаря незапланированной психотерапевтической статье в бюджете у господина Коломенского просто-напросто выросли финансовые долги.
Пошел бы ты, Петя, знаешь куда! огрызнулся Коломенский голосом сомневающегося неврастеника.
Петя Эорнидян даже глазом не моргнул.
Это вы идите, Степан Михалыч. Идите уже в свой цех.
Так ты «вертушку» открой.
Пропуск есть?
Опять шуткуешь? Давай открывай «вертушку».
Кнопка сломалась. Открывайте своим магнитным ключом.
Ты же знаешь, что я его потерял!
Петя Эорнидян так глазом и не моргал, всем своим видом показывая, что ему невероятно скучно.
Сигареткой угостите, брякнул он.
Нету!
Не гоните, я видел, как вы пачку доставали.
Ах ты, сволочь! зарычал потерявший терпение Коломенский и через окошечко протянул охраннику сигарету. Это он по камерам видит! А как в цеху что случается, это он не видит!
Конечно не вижу, камеры висят только на улице. Внутри цехов камер нету и что вы там делаетемне глубоко безразлично. Хоть вы там переубиваете друг друга.
Коломенский вздрогнул и побледнел, слова Эорнидяна будто ужалили его электрическим разрядом, но он не смог объяснить себе отчего так испугался фразы «переубиваете друг друга». Охранник Петя открыл турникет и пропустил Степана Михайловича.
Слушай, Петь, вдруг улыбнулся Коломенский и даже приостановился перед самым выходом. А у тебя удостоверение есть?
Какое удостоверение?
Корочка охранника.
Есть, а что?
Что, может быть тебя и стрелять учили?
Вам-то что за дело?
Учили или нет?
Учили.
Сигареты стрелять?
Идите-идите, шутник!
переубиваете друг друга переубиваете друг другаэхом отзывалось в голове Степана михайловича.
Нет, серьезно, Петь. Вот если случиться что в цеху, ты что будешь делать? Ты даже об этом не узнаешь, так и будешь сидеть на своем стуле и мух ртом ловить. У тебя вообще какие обязанности? Пропуска смотреть? А если рабочий пропуск забывает, то ты и так пропускаешь. А вдруг меня давно уволили и заставили сдать пропуск, а я прихожу на фабрику, чтобы отомстить и приготовить теракт. Значит любой ИГИЛовец может сказать, что пропуск забыл, зайти в цех и подложить мину. Она взорвется, а ты узнаешь об этом последним, потому что сидишь здесь и кроме столешницы ничего не видишь. Стрелять он умеет! Стрелок херов!
Э, Степан Михалыч, вы чего это? сурово замычал Эорнидян.
Того!
Кстати, цех закрыт! заявил охранник.
Что-ж ты молчишь! Давай ключи.
Не могу, вам не положено. Ждите начальства.
Скажу Соломонову, он тебя пинком вышвырнет, щенок! Сиди дальше, высиживай яички! с этими словами Коломенский преодолел турникет и вышел с другой стороны проходной. Оказавшись на территории фабрики он поставил у себя мысленную отметку, что нужно будет заказать в отделе кадров хотя бы временный пропуск, потому что этот Эорнидян теперь его так просто не пропустит даже за сигаретку.
07:2807:40
А откуда, скажи на милость, я могу их знать? Откуда? Нет, ты мне ответь, откуда я, мать их, могу их знать? Если я приеду к ним в их паршивую Москву, найду адрес их вшивой радиостанции, не вытирая ноги, поднимусь на их блохастом лифте на нужный этаж, найду их вонючую радиостанцию, распахну двери, возьму их сифозную радиоведущую за ее подбородок и задам один единственный вопрос: «Откуда я, мать твою, могу их знать?», как думаешь, что она мне ответит? Знаешь? Нет, ты не молчи, Оксан, ты спроси меня, что мне ответит эта сифозная радиоведущая!
Что тебе ответит эта сифозная радиоведущая?
Она, мать ее, ответит мне: «Чувак, ответит она мне и будет смотреть на меня такими большими-большими глазищами, словно впервые видит такого остолопа как я, чувак, ты из какого стойбища вышел? Их все знают!» Слышишь, Оксан, что она мне ответит? Я у нее спрошу: «Откуда я, мать их, могу ИХ знать?», а она ответит: «Из какого стойбища ты вышел? ИХ ВСЕ ЗНАЮТ!»
Ну?
Но откуда? ОТКУДА?!! Константин Олегович Соломонов ударил по рулевому колесу обоими ладонями, а потом ударил по автомобильному радиоприемнику из колонок которого звучала старая-старая очень популярная песня в стиле диско, которой от роду лет сорок и которую каждый житель России слышал не менее чем раз сто. Есть какой-то учебник с обязательной школьной программой, где ОНИ записаны в столбик? Название песни, исполнитель, автор стихов, автор музыки? И аудиофрагмент. Так, что-ли?
Пожалуй, что нет, ответила Оксана Игоревна Альбер. Женщина сидела на переднем сиденье и подкрашивала губы насыщено-красной губной помадой, глядя на свое немного прыгающее отражение в круглом зеркальце. Должно быть, она относилась к числу немногих, кто мог совершенно спокойно выслушивать гневные тирады своего коллеги. Насколько она помнила, вторая жена Соломонова развелась с ним именно из-за его импульсивности. Ну и еще из-за развивающегося пристрастия Константина к одному волшебному порошку. Ну и еще из-за того, что из-за пристрастия к волшебному порошку своего супруга родила от него нервного ребенка, который мало того, что был умственно неполноценным, так еще таким-же несдержанным, как и его папаша и при том, что мальчику было всего пять лет, он уже в конец достал свою теперь уже одинокую маму и довел ее до того, что она стала добиваться через суд, чтобы мальчик стал жить с отцом.
Автомобиль «Мазда СX7» мчался по заснеженным улицам районного центра в сторону ОАО «Двери Люксэлит» со скоростью около семидесяти километров в час. Соломонову эта скорость казалось черепашьей, но в черте города ему приходилось соблюдать скоростной режим.
Достань-ка, попросил Соломонов.
Чего? Альбер захлопнула косметичку.
Ну чего-чего Порошок. У меня в барсетке.
Альбер с легкой долей разочарования взглянула на своего коллегу. Опять этот его порошок. Он нюхал его по любому поводу и без повода, постоянно жалуясь, что дилеры подсовывают ему сахарную пудру и она его не берет.
Может, не стоит, Кость?
Я, мать твою, разве спрашивал у тебя совета? Соломонов не был груб или чужд элементарному этикету, у него просто-напросто была такая манера разговаривать. Я, мать твою, разве поворачивался к тебе вот этим ухом, чтобы ты указывала мне, что мне делать, а что нет? Если это было так, то почему я как-то жил до знакомства с тобой и не умер от отсутствия твоих советов? Я жил без твоих рекомендаций и был заведующим производством на фабрике по изготовлению, мать их, дверей, в рот я их имел!
Не кипятись. В этой барсетке?
Твою мать, неужели ты видишь еще какую-то барсетку помимо этой? Я не вижу! А знаешь почему? Спроси меняпочему?
Я не буду спрашивать, Кость, потому что знаю, что ты ответишь мне, что ты не покупал никакой другой барсетки кроме этой.
Заведующий производством фабрики «Двери Люксэлит» попросил свою коллегу сунуть порошок прямо ему в нос, так как он не хочет останавливаться что бы совершить эту процедуру самостоятельно. Альбер сделала попытку отговорить Соломонова от того, чтобы нюхать прямо за рулем, но Константин Олегович принялся разглагольствовать на счет того, что он не может припомнить, чтобы Оксана Игоревна усыновляла его. А раз он этого не припоминает, что с большой долей вероятности, что этого и не было, а, следовательно, Альбер не имеет достаточно оснований поучать его. Оксане проще было исполнить его просьбу и поочередно сунуть ему в ноздри по щепотке белого порошка. Первую щепотку Соломонов вдохнул во время пересечения перекрестка и поворота налево, вторуюво время обгона пассажирской «Газели».
На минуту он замолчал и Оксане показалось, что последующий путь она проедет в сопровождении лишь музыки из радиоприемника. Искоса поглядывая на приумолкнувшего сослуживца (Соломоновзаведующий производством, второй человек после генерального, Альберглавный бухгалтер, босс в офисе, тоже очень высокая должность), Оксана Игоревна наблюдала за изменениями его психики, готовая в любой момент схватиться за руль, если Кости взбредет в голову отчебучить что-нибудь неожиданное. Она, разумеется, знала или догадывалась чем опасен водитель под действием наркотиков. Но Соломонов просто замкнулся на самом себе, погруженный в какие-то свои внутренние размышления.
«А он не так уж и нестерпим, когда молчит, подумала Альбер, водя оценивающим взглядом по южноевропейскому профилю Соломонова. У сорокалетнего высокого мужчины была кубическая голова с правильным носом, чуть вывернутые пухлые губы, темные глаза. Черные каракулевые кудри то и дело непослушно падали на лоб. Маленькие уши. Прямая шея. Оксана не без восхищения отмечала сильное сходство Константина с мраморной статуей Давида работы Микеланджело. Красавчик. Только ненормальный, жаль».
Я нервничаю, знаешь-липризналась она.
Кто? спросил Соломонов, тупо уставившись на дорогу перед собой.
Я, повторила Альбер. Мне, знаешь ли, есть что терять Я нервничаю и считаю, что тебе не следует заправляться порошком. Можешь со мной спорить, но ты не
Соломонов шмыгнул носом и часто-часто заморгал.
О чем я говорил? спросил он.
Когда?
Только что.
Ты молчал.
А до этого?
Когда?
Ну, блин До того, как нюхнул. О чем-то важном Об иудаизме?
Ты точно не говорил об иудаизме.
Но о чем? Мать твою, ты можешь просто сказать, о чем я говорил! Я точно помню, что я о чем-то говорил, но не досказал Я не успокоюсь, если не доскажу! Но, твою мать, я забыл, о чем я говорил! Об иудаизме?
Опять, Кость? не выдержала Альбер. Ты говорил о песнях.
О песнях? Соломонов, казалось не мог сообразить, что он мог говорить о песнях и почему вообще именно о песнях, а не об иудаизме. Какого хрена я говорил о песнях? А! Вспомнил! Ну да! Так вот, я слышу эти старые как говно мамонта песни и ни разу не слышал, о том, кто их исполняет! На радиостанциях по какой-то причине не говорят о том, кто исполняет песню, кто ее автор и композитор. Не говорят, как она называется, словно это военно-стратегическая тайна. Почему? Я хочу спроситьпочему? И я спрашиваюпочему? Песни повторяют постоянно, из месяца в месяц, из года в год, но ни разу не скажут кто поет!
Подразумевается, что песни настолько популярны, что не имеет смысла представлять артиста.
Да неужели? А как я пойму, что за артист, если его НИ РАЗУ не представили. А если и представили, то это было черт знает как давно, или когда в это время я радио не слушал. Или вообще был маленьким! Или просто забыл! И вот теперь я тридцать лет слушаю одну и ту же песню и ни хрена не знаю имя исполнителя. Меня тошнит от одних и тех же мелодий, а я в упор не знаю, как они называются, и кто их поет! Особенно иностранные!
У радиоведущего на мониторе есть и имя, и название композиции
Но у меня-то нет! У меня нет на моем гребанном радио этого монитора! Соломонов принялся колотить по радиоприемнику широкой ладонью. Я хочу знать кого я слушаю! Хотя бы раз объявите имя артиста, пусть этой, мать его, композиции сорок пять лет! Пусть ей хоть сто сорок пять лет!
Соломонов начинал терять контроль над собой, если его сейчас же не заткнуть, он в порыве гнева может целенаправленно направить «Мазду» на фонарный столб. Альбер пристегнулась и на всякий случай уперлась ногами в пол.
Кость, следи за дорогой
Твою мать, твою мать!!! кипятился Соломонов, брызгая слюной на лобовое стекло. Знаешь, что я тебе скажу, Оксан? Знаешь, что я тебе сейчас скажу, вот именно сейчас? Не потом, не когда-нибудь, а вот сейчас? На первое февраля, я в очередной раз услышал вот по этому сраному приемнику какую-то допотопную как иудаизм песню на английском языке. А я не знаю английского! Не знаю, мать его! В школе мне преподавали немецкий! Немецкий! И вот я взял вот в эту самую руку мой айфон, мать его, включил голосовой поиск и говорю: «Бла-блаубла-глуб-друмбер»
Что это значит?
Откуда я, мать его, знаю, что это значит? взревел Соломонов и отчаянно посигналил кому-то клаксоном. Я не знаю английского! Я что услышал, то и повторил в свой айфон. А айфон мне отвечает: «Неверный ввод», я повторяю, но уже по-другому: «Бла-блум-блем-блулала». А он мне: «Неверный ввод». Я всю дорогу повторял то, что слышал из песни, а он мне, сука, мать его: «Неверный ввод»! Как я тогда могу найти в интернете автора песни? Как? Что я слышу, то и повторяю! А я хочу знать! Я хочу знать, кого я слушаю!!!