Флёр ХичкокСекрет механической птицы
Пролог
Это вполне могло произойти. Или даже происходит прямо сейчас, в параллельной вселенной.
Представьте, что вы кружитесь над городом.
Новым, золотым, свежепостроенным городом, смело тянущимся к небу от бренной земли. Он полон людей, света и крыс, жизни и смерти.
Он живёт, он дышит. Он растёт и съёживается.
Но не весь город столь юн. В стороне от блистательного центра и общего веселья примостились старые, облезлые дома.
Посмотрите на один из них, высокий и узкий. Нефритовый дракон обвивает свечу, в гостиной горит лампа под красным абажуром, но погреб ярко освещён.
Посмотрите ещё разок. Зайдите с другой стороны, чтобы заглянуть во двор и увидеть там меня.
Там не так уж темно, в кухне горят светильники.
Наведите свою подзорную трубу на крошечные окошки.
Я внутри.
Глава 1
БАБАХ!
Гранат взрывается, и сок течёт по стене, ползёт по неровностям штукатурки и наконец стекает на плиты пола у моих ног.
Ха! выдаёт мистер Чэнь, стоящий рядом со мной, выделывая несколько танцевальных па. Ха!
Это, говорю я, поднимая с пола маленький диск и слизывая с пальцев сладкий красный сок, была магия, настоящая магия! Первый сорт.
Бом!
Бом!
Бом!
Бом!
Часы на колокольне церкви в конце переулка начинают бить полночь, от звона колокола стены старого дома дрожат.
Переведя дыхание, мистер Чэнь с неожиданно серьёзным видом наклоняется вперёд и осматривает машину, которая запустила диск в самое сердце граната.
Нет, не магия, мой мальчик, не магия. Не какие-то фокусы-покусы, не придуманная суеверными людьми волшебная пыль. Это дело рук человека. Наших рук. Старик постукивает по седой шевелюре. И наших умных голов.
Скорее уж вашей головы, не моей, говорю я, беру тряпку и принимаюсь вытирать сок с каменного пола. Вы просто гений, мистер Чэнь.
Беззвучно подойдя ко мне, мистер Чэнь осторожно накрывает мою руку своей мягкой ладонью.
Нет, Атан, мой мальчик, я не гений, и без тебя ничего бы не вышло. Без твоих идей. Без твоих умений. Твоя заслуга в некотором роде не меньше моей. Он сжимает мне руку. Смотри, как много нам удалось добиться за последние полгода. Старик оборачивается и поочерёдно трогает собранные нами механизмы. Маленькие и большие, плодосъёмник для яблок, ловушка на крыс, зонтик и нож для чистки моркови, лампы, насосы и, наконец, сам двигатель. Ты только посмотри на всё это и поверь уже наконец в себя.
Мистер Чэнь деликатно кашляет, прикрывая рот платком.
Так вот, прежде чем отпустить тебя домой, я хочу попробовать кое-что ещё. Завтра мы никак не сможем этим заняться. Завтра воскресенье, а ты сам знаешь, как твоя мать и прочие богобоязненные люди относятся к работе в воскресенье. Но сегодня всё ещё суббота. Ступай, сними с полки электроящик. Он тяжёлый, сам я его не достану.
Правда? Я моргаю от неожиданности и чувствую, что сон как рукой сняло. Неужели мы опробуем птицу?
Пока нет, улыбается мистер Чэнь, и его глаза теряются в паутинке весёлых морщинок. Её мы будем испытывать в другой раз. Ранним утром, когда дни станут длиннее.
Эх. Я вытираю перепачканные соком руки о штаны и ныряю в маленький проход, ведущий из кухни в кладовку, пытаясь скрыть разочарование. Понимаю, на дворе давно ночь, но я-то понадеялся.
Нырнув в щель между тяжёлыми бархатными занавесями, я с головой окунаюсь в пряные запахи тесной кладовки.
Сера и имбирь.
Апельсины и уксус.
Корица и дёготь.
Я обожаю эту комнатушку. В другом доме тут была бы обыкновенная кладовая, но в мистере Чэне нет ничего обыкновенного. То есть да, здесь хранятся мускатный орех и гвоздика, груши и окорока, но среди знакомых свёртков пестреют чудные бутылки и ящики. На некоторых из них стоит пометка череп и кости, на других аккуратно выведены рецепты.
Пока я вытаскиваю табурет, чтобы достать до верхней полки, мой наставник возится у меня за спиной, напевает что-то под нос и расставляет бутылки по местам. Собирая волосами паутину, я тянусь к электроящику, водружённому на верхнюю полку. Он темнеет между прозрачной бутылью с купоросным маслом и коробкой с изюмом. Ящик тяжелее, чем кажется, и мне приходится придержать его подбородком и прижать к груди, чтобы не уронить. Я слышу, как внутри плещется жидкость.
Большой паук перебегает с ящика мне на руку, а потом через локоть перебирается на нижнюю полку. Я не решаюсь его стряхнуть, уж очень тяжёл мой груз.
Вот, выговариваю я через силу, передавая ящик мистеру Чэню.
Его старые пальцы с трудом удерживают ношу.
Прекрасно, прекрасно, говорит он и бредёт из кладовки в кухню, с громким стуком ставит ящик на стол и открывает крышку.
От резкого запаха у меня перехватывает дыхание, но старик, будто бы не замечая его, бережно вытаскивает пробку из закупоренной бутылки и доливает в недра ящика прозрачной жидкости.
Мы почти готовы к запуску птицы, Атан, но она расположена так, что без ветра нам не обойтись, и ветер непременно должен дуть с севера. Мистер Чэнь задумчиво смотрит перед собой. А может, мы придумаем другой способ разогнать её как следует. Я могу поручить это тебе, наставник одаривает меня улыбкой. Придумай пусковой механизм для нашей птицы.
Колёса? Лошадь? предлагаю я, забирая у него бутыль. Или же мы можем дотащить её до Лэндсдауна, направить вниз по склону и разогнать, как воздушного змея. Конечно, если сможем бежать достаточно быстро и тащить её за собой.
Может быть, смеётся мистер Чэнь и откашливается. Все твои идеи, мой мальчик, достойны рассмотрения, но всё зависит от того, кто или что увидит это. Он серьёзно смотрит мне в глаза. Мы должны беречь нашу птицу. Пойми, летающая машина может изменить жизни тысяч людей. И не обязательно к лучшему. Он возится с металлическими пластинами внутри электрического ящика.
Как это, не к лучшему? Летать это в любом случае здорово!
А что бы ты сказал, гнёт своё мой наставник, перекладывая содержимое электрического ящика с помощью длинного пинцета, если бы враг обрушился на тебя с небес?
Как чайка, похищающая обед?
Да, смеётся он. Как чайка, роняющая на головы свой «сюрприз», только сюрприз этот будет бомбами из серы и дёгтя, которые подожгут городские крыши! Что ты скажешь тогда?
Но мы ведь можем доверять нашу птицу только хорошим людям, чтобы они творили добро с её помощью.
Именно. Вот потому-то и стоит соблюдать осторожность и не болтать лишнего.
Я слушаю, как мистер Чэнь насвистывает странную мелодию, и пытаюсь запомнить последовательность его действий. С того самого дня, как он появился в наших краях прошлой зимой, в дождливый промозглый день, со своими ящиками и бутылками, пестротой, шумом и смехом, я пытался учиться у него. До тех пор никто не умудрялся обучить меня хоть чему-либо, но мистер Чэнь другое дело. Мне казалось, что он знает всё на свете что, зачем и почему, правду о мире. Он сразу не понравился бабке тем, что знал больше, чем она, что умел объяснять разные явления, показывать интересные механизмы и смеялся над её суевериями.
Она пришла в ярость. Скрестила руки на груди и заявила, что он дьявол.
Но дьявол выбрал меня. Я слез с крыши прямо у него под носом, он заглянул мне в глаза и проговорил:
Ты подойдёшь. Ты-то мне и нужен.
С того момента он загружал меня работой и неплохо платил.
Превосходно, бормочет мистер Чэнь, хлопнув в ладоши. А теперь, мой мальчик, попробуем ещё разок.
Мы же не сломаем ничего в мамином доме, правда?
Он качает головой, припоминая, как разъярилась мама в прошлый вторник, когда он разрушил курятник. Я уж думал, мама его ударит учитывая, что она вдвое больше моего тщедушного учителя.
Язык у неё хорошо подвешен, смеётся он. Но на сей раз всё должно пойти гладко, а если что-нибудь всё ж таки приключится, мы откупимся от неё бананами. Так, Атан, а теперь доставай большой двигатель.
Я открываю шкаф и, покопавшись, достаю конструкцию, состоящую из медных трубок, прикреплённых к колёсам. Она тяжёлая, но не настолько, насколько кажется, потому что внутри эта штука по большей части пустая. Я ставлю её на стол, отвинчиваю от неё стеклянную банку, которая служит нам баком с горючим, и наливаю внутрь немного прозрачной жидкости из просмолённого бочонка, а затем привинчиваю банку на место.
Бананы, тем временем говорит мистер Чэнь, сгибая кусок проволоки, это нечто особенное, как и наука. Он аккуратно вставляет проволоку в трубки. Сегодня наука также отличается громкостью. Вот, заткни-ка уши.
Он протягивает мне два клочка ваты, и мы садимся на корточки за столом.
И тогда он соединяет два провода.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
БАБАХ.
Двигатель стучит и грохочет, урчит и вибрирует так, что у меня чуть глаза из орбит не вылезают. Всё быстрее и быстрее, всё ровнее и равномерней его перестуки. Взрывы раздаются всё чаще и делаются всё тише, всё ритмичней, постепенно превращаясь в глухой гул.
Лопасть! Он протягивает руку, берёт точёное деревянное крыло и пытается вставить его стержень в отверстие в двигателе.
Но вентилятор зацепляется, вырывается из его руки, летит через всю комнату мимо нас прямо в открытое окно, отскакивает от мостовой и исчезает в темноте. Я прислушиваюсь, вытаскиваю вату из ушей, дожидаясь звука удара.
Дзынь!
Стекло.
Наше окно!
Мистер Чэнь, близоруко щурясь, смотрит в окно на лавку напротив. Три секции большой витрины разбиты вдребезги. Два платья висят на манекенах, открытые всем ветрам, посреди груды блестящих осколков.
Ну что ж, придётся пустить в ход мои драгоценные бананы, говорит он, протягивая мне корзину с жёлтыми фруктами. И, быть может, твой добрый дядя соблаговолит починить разбитое и прислать мне счёт.
Доброй ночи, мистер Чэнь, отвечаю я. Спасибо за фрукты.
Спасибо за помощь. Он снимает мешочек с пояса и запускает в него руку. Вот, возьми. Мне в ладонь ложатся четыре золотые монеты.
Но я столько не заработал, возражаю я, глядя на отражение монет в толстом стекле его очков.
Бери, говорит он. Это на всякий случай.
Неожиданно у него делается очень усталый вид, и он отпускает меня домой взмахом руки.
Глава 2
Во сне я лечу. Рядом со мной мистер Чэнь. Он направляет мою руку, и летающая машина послушно парит над городом. От реки к реке, над крышами, среди крикливых чаек. Мы то кружим, то взмываем вверх, то ровно летим навстречу луне, моё сердце рвётся из груди, душа ликует от чувства небывалой свободы, в ушах звенит смех старика. А потом я просыпаюсь.
Некоторое время я лежу, бездумно глядя на пустые окна дома напротив, всё ещё цепляясь за обрывки сна, пока не слышу, как меня зовут.
Атан, мне очень надо вниз! Атан! Пожалуйста, отнеси меня!
Ещё пара мгновений, и я наконец соображаю, где я и что происходит, и до меня доходит, что из комнаты наверху меня зовёт Битти. Босиком, как есть, не до конца одевшись, я поднимаюсь к ней. Она сидит в кровати, как птичка в гнезде, закутавшись в красное одеяло, худые плечи торчат из его складок, а яркие глаза нетерпеливо поблёскивают. Стоит мне войти, и на лице её расцветает широкая улыбка, и сестричка тянет ко мне руки.
Птенчик, которому не суждено покинуть гнездо.
Атан. Скажи-ка, чего это мама так злится?
А она злится?
С утра так и топочет по всему дому, пылая яростью. Аж покраснела от злости. Битти сморщилась. Хотя нет, ещё того хуже. Она побелела от злости! И дело не только в окнах.
Значит, она совсем раскипятилась? спрашиваю я, падая духом.
Так что её взбесило? кивает сестрица. Атан, скажи честно!
В кухне, как всегда, сумрачно. Освещает её единственная тусклая лампа, и хотя давно рассвело, здесь царит полумрак.
Посади меня, Атан, просит Битти, цепляясь тоненькими пальцами за мой воротник.
Я устраиваю её вместе с одеялом на табурете у плиты и подношу руки к остывшей топке. Почти холодная. Сверху стоит горшок с застывшей овсянкой, должно быть, не один час.
Я сую руку в корзину с щепой для растопки.
Пусто.
Битти дрожит от холода, стараясь поплотнее завернуться в красное одеяло.
Доброе утро, Полли, доброе утро, мам, говорю я. Хлеб есть?
Полли, моя старшая сестра, качает головой. Она сидит здесь в почти полной темноте и шьёт. Наша массивная матушка расположилась у окна и нервно тыкает иголкой в какую-то вышивку.
Будь добр, растопи плиту, Атан, просит Полли. Мне надо сварить краску. Она кивает в сторону мамы и, сделав большие глаза, проводит пальцем по горлу.
Она тебя на куски разрежет, Атан, шипит Битти. Такой злющей я её ещё не видела. Жалеет, поди, что ты не разлетелся на осколки вместе с нашими окнами.
Ш-ш-ш, Битти, бормочет Полли.
Нет, ну правда. Ты только глянь, у неё вид, будто на ежа села.
Битти права. Ма сидит, поджав губы. От злости рот превратился в узкую линию, а светильник на столе безжалостно подчёркивает все морщинки на её лице, все неровности кожи. Она выглядит совсем старой и уставшей. И печальной.
Доброе утро, мам, бодро повторяю я, притворяясь, что всё в порядке.
Она не отвечает.
В звенящей тишине я наклоняюсь к топке плиты и выгребаю золу. Тишина всё длится и длится. Я беру ведро, тащу его во двор и останавливаюсь, вдыхая морозный воздух.
Лёд и куры.
Одно хорошо в сломанном курятнике от него осталась масса дров на растопку. А вот плохо совсем другое я попытался восстановить его из обломков досок, подобранных возле строящихся домов, но я по части конструирования не мастер. У меня получилось странное сооружение вроде башни, сколоченной из ящиков из-под портвейна, которая не разваливалась по счастливой случайности, и уж точно не благодаря моему умению. Куриц никто не выпускал, но они принялись ходить за мной по всему двору, пока я собирал дрова, потому что ничто не удерживало их внутри. Мне было ясно, что и лисам ничто не помешает их сцапать, разве что ветка ежевики поверх нашего забора. Она колючая, с острыми шипами. Через неё никто бы не перелез, если бы только сбросить её оттуда не было секундным делом.
Я задерживаюсь во дворе, глядя на кур, те клюют что-то на земле у моих ног, машут крыльями, ловко заглатывают крошечных насекомых, трутся о мои ноги, не зная страха и радуясь свободе.
Мне нравится, когда птицы бродят где им вздумается, но они так долго не протянут. Придётся попросить Тода помочь мне с курятником. Он уж точно знает, как его строить. Он настоящий дока по этой части.
Вернувшись в кухню, я кладу поверх оставшегося уголька сухой лист, дую на него и смотрю, как дымок начинает лениво подниматься вверх. В дело идёт кусок газеты и щепки от курятника. Они быстро занимаются, но так же быстро и гаснут, и я поспешно подбрасываю в топку ещё дров.
Для начала я проснулась бог знает в каком часу, посреди ночи, от звука бьющегося стекла, спустилась вниз, гляжу витрина вся разбита, в лавке пахнет горелым маслом, начинает мама.
А-а-а, тяну я и оглядываюсь в поисках корзины с бананами.
Я сижу и жду твоего возвращения. Я знаю, что ты не пойдёшь через дверь лавки, решила, будто ты перелезешь через стену и войдёшь в кухню, так что я осталась ждать на лестнице.
Да? только и остаётся спросить мне.
Но и тут я просчиталась. И знаешь, что я увидела?
Я морщусь. Хочется верить, что наружу она всё же выходить не стала.
Я вижу напротив нашего дома двух мальчишек на водосточном жёлобе часовни. И что бы ты думал один из них точная копия Атана Уайлда.
Правда? слабым голосом говорю я. Вот удивительно.
Удивительно? переспрашивает ма. Атан, я сколько раз тебе говорила ты можешь расшибиться насмерть или, того хуже, остаться калекой. Как будто нам и без того хлопот не хватает, с твоей бабушкой и всеми её ма машет рукой в сторону нижних юбок, сушащихся над очагом, проблемами, ногами Битти и всем прочим. Она вздыхает.
Мама совершенно права, мы с Тодом и верно пробежались по крышам, но я всё равно открываю рот, готовясь всё отрицать. Вот только Полли качает головой и указывает на свёрток в коричневой бумаге, лежащий у двери. Я отпрыгиваю от очага и хватаю свёрток.
Отнеси его в тот дом, где работает симпатичная девица Мэри, там ещё раньше жили Клэи. На Нью-Кинг-стрит, шипит Полли.
Атан, постой, не уходи. Ма перехватывает меня за локоть, но голос её смягчается. Неужели ты не понимаешь, мальчик мой? Крыши высокие. Сколько людей погибло, когда эти дома только строились? Ты можешь в любой момент свалиться. Она прерывисто вздыхает.