Мужчина отстраняется от меня, и уже у двери я осмеливаюсь впервые окликнуть его, по имени.
ВсеволодГенрихович! Сколькосколько времени я буду отрабатывать вам этот долг проклятый?
Мужчина останавливается и смотрит на меня в упор, заставляя задержать дыхание.
Год. После этого вернемся к этому разговору.
Я не успеваю крикнуть ему пару ласковых в ответ, как дверь с грохотом закрывается. Слышу щелчок ключа. Он закрыл меня тут, закрыл!
Всхлипываю. Этого я точно не ожидала. Ну неделю там, ну месяц, но уж точно не год в лапах этого зверя. Не год!
Всеволод Генрихович Арбатов. Это имя клеймом у меня в мозгу выжигается. Я теперь его. Должница, собственностьа на деле просто вещь. Даже в страшном сне я не могла предположить, что воровство мое безобидное таким адом закончиться для меня.
Обнимаю колени острые руками холодными, и опускаюсь на матрац, заливаясь горькими слезами ненависти к этому зверю проклятому. Зачем он кормил меня тогда? Лучше бы сразу взял и убил. Меньше мучилась бы теперь.
Глава 5
Я не знаю, сколько времени проходит, но кажется уже ночь. В этой темной будке нет ни единого лучика света или часов, чтобы я хоть как-то ориентировалась, и это сводит меня с ума.
Кажется, я провожу здесь не меньше суток. Одно только успокаиваетмне не хочется в туалет, так как я давно ничего не ела и не пила, так бы даже не знаю, что бы делала. Тут не то, что туалета нет, даже какой-то альтернативы поганой не предвидится.
В эту ночь я не могу сомкнуть глаз. Эта конура, где меня поселил Арбатов, очень маленькая, а главноев ней нет окна. Мне трудно встать из-за сильной боли в ребрах, так что я вынужденно пластом лежу на матрасе, чувствуя себяпобитой. Но даже не это печально. Хреново то, что мне все время кажется, что воздух в этой будке скоро закончится, и я тут просто копыта отброшу, так и не дотянув до утра.
Превозмогая жжение в груди, медленно поднимаюсь, и беру вещи тигра. Скрепя зубами, все же напяливаю их на себя. Все равно лучше, чем в одних только труселях и бинте широком на груди шастать. Штаны и футболка оказываются просто огромными на меня, поэтому мне приходится их завернуть чуть ли не вдвое, чтобы они не спадали с моей тощей фигуры.
Кажется, ненадолго я все же отключаюсь, так как из транса меня выводит скрип ключа, и звон открывающейся двери. Вскакиваю на этой жутко скрепящей раскладушке, совершенно забыв о том, где я нахожусь, и тут же кривлюсь от острой боли в боку.
Кто здесь?
Подбираю одеяло выше, видя одну только тень огромную у двери. Тигр. Он пришел за мной, и от этого мороз проходится по спине.
Жду тебя на улице через пять минут.
Зач
Мой ответ никого не интересует. Арбатов лишь хлопает дверью, и идет дальше по коридору. Я отчетливо слышу его тяжелые удаляющиеся шаги.
Поднимаюсь на кровати, шипя, и сразу же пальцами в бок впиваясь. Как же болит, кажется, даже больше чем вчера. Сволочь, Гаррик! Он так сильно ударил меня ботинком, что я еще долго буду его вспоминать с острым желанием задавить этого мерзкого типа голыми руками.
Опускаю ноги босые на пол холодный. Носков мне никто так и не предложил, а я и не просила. И не буду. И так сойдет. Вон, всю зиму практически без них обходилась, одни только кроссовки были, и тепо дурости оставила. Не найти уже теперь их.
Держась за стену рукой, медленно выхожу из своей камеры, чисто примерно ориентируясь, где тут выход. Кажется, этот тот самый дом, в который мы с Пашкой залезли тогда еще, только первый этаж. Ах, бедный Пашка, лучше бы меня прирезали, вот честное слово, и не пришлось бы теперь долг этот проклятый отрабатывать мужику этому страшному с тату тигра.
Спустя пару минут все же доползаю до улицы, и вижу черную машину моего тюремщика. Она заведена уже. Мужчина рядом стоит, облокотившись о нее спиной, и курит. Он глубоко затягивается, выпуская дым через нос, и что-то завораживающее я ловлю в этом, что-то такое близкое, ноНет. Этот подонок просто своровал меня. Гад! Быстро голову опускаю. Зачем вообще пялюсь на него, он же вещью меня своей считает, вот зачем?! Дура потому-то.
Садись.
Маюсь, но даже не думаю двигаться, пока не узнаю его намерения, и они точно не благие.
Этокуда вы отвезете меня?
В клинику.
Зачем? Я это, не заразная. И вшей у меня нет. Честное слово.
В последнем сильно сомневаюсь. Села в машину, живо.
Вроде и не очень обидное сказал, а мне больно. Нет у меня вшей никаких, и не было отроду. С чего он вообще это взял? Что, раз бродяжка, так сразу вши что-ли?!
Превозмогая боль, залезаю в автомобиль этот огромный на переднее сиденье. Тут же ловлю сильный запах кожаного салона и обхватываю себя руками. Мне и холодно, и как-то боязно, а еще необычно. Я не ездила в таких тачках дорогих. Я вообще не ездила в машинах, кроме того раза, когда тигр меня вечером до города подвозил, а яего кошелек по-тихому подрезала.
Сейчас же я снова еду с ним наедине, смотря на руки мужчины. Сильные и крепкие. Ладони крупные, на кисти волосами покрытые. Он руль ими обхватывает, смотрит на дорогу сосредоточенно, а яна него взгляды бросаю. Мне чего-то хочется пялиться на него, как полоумной. Я и есть, сумасшедшая, наверное, раз смею любоваться тем, кто вещью своей меня считает.
Арбатов не говорит больше ничего, а я и не спрашиваю. Слишком много чести. Для него.
Спустя полчаса мы доезжаем. Как только машина паркуется у какого-то огромного здания, и мой тюремщик выходит, я сижу, не смея двигаться. Я еще никогда не была у врачей, и знаю только понаслышке, что они либо убивают, либо боль несусветную причиняют. Ах да, еще ж на органы сдают. Больше ничего. И вот не хочется мне идти к ним, вот совсем не хочется.
Поворачиваю голову, когда напротив своей двери вижу Всеволода Генриховича. Он взглядом меня своим сверлит, суровым и страшным, показывая на часы. Когда я никак не реагирую, он резко сам двери открывает, недовольно пальто свое поправляя. А я лишь дальше в салон пытаюсь залезть от страха, но куда там. Сильная лапа тигра не дает мне и с места сдвинутся, сразу же беря в свои тиски.
Куда ты собралась, зверушка? Выходи давай.
Я не хочу, пожалуйста! Ну сходите сами!
Вышла, я сказал. Живо. Мы тебя к врачам привезли, не меня.
Я не буду. Не буду!
Кажется, мои вопли слышали все во дворе этой клиники, а также в ее огромном холле. Я даже пикнуть не успеваю, как Всеволод Генрихович с молниеносной скоростью на руки меня подхватывает и несет прямо в здание, никак не реагируя на мои причитания и проклеены. Конечно, в его адрес.
Пустите! Немедленно отпустите меня, аа, мама!
Я ору и вырываюсь из его захвата от страха дикого, однако одновременно с этим мне почему-то нравиться оказаться в его крепких руках. Таких сильных, больших, могущественных. А еще от мужчины снова так приятно пахнет, что я невольно вдыхаю этот аромат, и чуть ли глаза не закатываю от удовольствия. Но даже оно быстро заканчивается, когда тигр заносит меня в какое-то помещение с жутким смрадом спирта, и на кушетку небрежно бросает, точно куклу пластмассовую.
Я быстро по сторонам оглядываюсь, обхватывая себя руками. Малейшее движение или глубокий вдох заставляют стонать от боли в груди. Да что ж такое?
Сиди тут. Ни шагу, ясно?
Нет, не ясно! Какого черта я тут делаю, вы можете мне пояснить?!
Конечно, никто даже не собирался мне отвечать. Этот гад просто разворачивается, и выходит, захлопывая за собой дверь, бросая, что называется одну среди минного поля.
Тут все белое и блестящее от чистоты. За стеклянные шкафами какие-то бутылки стоят, бинты, а еще шприцы. Господи, мне уже кажется, что меня тут просто на части разрежут. Отдельно голова будет, отдельно почки. Мне страшно. Я никому тут не доверяю, и Арбатову в особенности. Холод собачий в этой комнате заставляет съежиться. Боже, неужели это и есть операционная?
Спустя несколько минут Арбатов все же возвращается, притом не один. С ним женщина какая-то средних лет заходит. По ее белому халату и шапочке накрахмаленной понимаюврачиха.
Виктория, осмотрите эту гм, особу. Полностью.
Особу?! Какая я вам еще особа?
Вскрикиваю так громко, что бок тут же простреливает новая волна боли. Морщусь, даже кашлять начинаю. Гребанный Гаррик. Гад.
Молчать. Рот закрыла и сиди спокойно.
Его голос. Точно командирский, все приказы мне раздает. Ненавижу! Хмурюсь и отворачиваюсь. От тигра подальше.
Докторша взглядом меня сразу окидывает. Презрительным и цепким. Не нравится она мне. Точно органами торгует.
Предыстория есть?
Семнадцать лет. Побои недавно были, вполне возможно, что и проституция случалась. Бездомная.
Что? Да я не проститутка никакая, и не бездомная! И не бил меня никтосама я. Упала. И вообще, восемнадцать мне, уже неделю как стукнуло!
Отползаю назад на кушетке, когда докторша прямо ко мне подходит, пристально осматривая мою голову. Вскрикиваю, когда она какую-то хрень достает из кармана халата, и начинает мне светить ею в глаза, буквально, выжигая их.
Аа! Че вы делаете, с ума сошли? Черт, да вы мне глаза выжжете так!
Отворачиваюсь, волосами прикрыться пытаюсь, но куда там. У этой докторши цепкая хватка, и она лишь продолжает свой осмотр.
Ты не в полиции, девочка, можешь не лгать о побоях. Никто тебя не обвиняет ни в чем. Сейчас тебя беспокоит что-то?
Нет. Да хватит светить уже на меня! А то ослепну скоро от фонаря вашего.
Бубню себе под нос, пока суровый взгляд Всеволода не ловлю. Черт.
Господин Арбатов, пока можете выйти, чтобы нашу пациентку не смущать. Я сама разберусь. По врачам повожу. Все сделаем.
5.3 Врачиха говорит так, словно меня вообще тут нет. А я есть, вообще-то. Только не понимаю я ничегошеньки.Что сделаем-то? Что?
Арбатов коротко кивает и выходит, и если до этого в его присутствии мне было страшно и неловко, то когда он покидает палату, и я наедине с врачом остаюсь, становится еще хуже. В моем больном сознании тут же всплывают воспоминания интернатских детей о тех несчастных, которых на органы разбирают, и продают потом. Становится не по себе, и я затихаю. Затаиваюсь, ожидая любого удара. В спину там, ну или по голове.
Докторша снова подходит ко мне, благо, на этот раз без фонарика. Она голову мою зачем-то начинает осматривать пристально, руки, ноги, а затем и живот. Да чего она хочет?
Не бойся, ляг спокойно. Дай просто осмотреть тебя. Я врач.
Нет! Не трогайте меня. Я вам не зверушка для опытов!
Машу руками, не давая ей приблизится, и одновременно с этим стараясь утихомирить свое бешеное сердце.
Кажется, глаза этой врачихи уже на лоб чуть ли не лезут от моей строптивости, но ее терпение очень быстро заканчивается.
Значит так, девочка. Или ты сама успокаиваешься, или я зову господина Арбатова, и дальше осмотр мы проводим в его присутствии.
Это действует на меня лучше всякого успокоительного. Мгновенно прямо срабатывает. Одна только мысль о том, что Всеволод Генрихович увидит меня без майки, заставляет сердце биться чаще. Ну уж нет. Нет!
Умница. Сними футболку и ляг спокойно.
Делаю, что она говорит. Врачиха сводит брови и осматривает мой живот, после чего помогает снять эту чертову повязку с груди, и прощупывает чуть ли не каждое мое бедное ребро.
Ай! Больно, хватит!
Она каким-то образом нащупывает самую болезненную точку на одном из моих ребер, вызывая этим просто адское ощущение боли у меня, от которого аж в глазах темнеет.
Ногами били?
Опускаю голову. Почему-то мне стыдно за это. Очень.
Да.
Куда еще били?
По голове один раз. Кулаком. Но вы не думайте, мне и в детдоме прилетало иногда. Нормально все со мной. Всегда как на собаке заживает, правда.
Черт, лучше бы молчала, так как чего-то мне не нравится реакция этой врачихи. Все в блокнот свой записывает, каждое слово мое сказанное, и это заставляет напрячься еще сильнее.
После этого осмотра заходит медсестра, и еще час водит меня по разного рода докторам, от которых у меня мороз по коже. Они смотрят на меня как на мышь подопытную, а у зубного я вообще, кажется, провожу битых два часа в этом жутком кресле, пока он какие-то пломбы мне не трамбует в зубы. Ужас просто!
Но нет, самое пекло начинается у гинеколога, где я вообще впервые в жизни оказываюсь, и даже не представляю, насколько больно он там ковырятся будет. Оно только радуетгинекологом женщина молодая оказывается, и как мне кажется, действует осторожно.
Сейчас осмотрю вас, лежите спокойно, ясно?
Ага. Ой, вы че делаете, руки уберите! Уберите!
Вы что, первый раз у гинеколога? Это не больно совсем. Не бойтесь.
Господи. Такого унижения и кошмара я уж точно еще не проходила. Докторша осматривает меня ТАМ в перчатках своих белых, прямо между ног, а я сгораю от стыда.
Девственница что ли?
Чего?
Опыт интимный был?
Нет. Не было. Ну хватит уже, отпустите!
Хорошо. Все, можете одеваться.
Это просто выше моих сил. С облегчением вздыхаю, когда наконец-то она отпускает меня, царапая свое заключение.
Мария, как давно у вас начались менструации?
Этот ее вопрос меня в ступор ставит. Нашла что спрашивать.
Ммих нет.
Брови докторши быстро ползут вверх.
Нуто есть, вроде были, а потом пропали. Короче, хватит мучать меня. Сейчас их нет. Давно уже.
Ладно-ладно. Не переживайте так сильно. Так бывает. Вы как вообще питаетесь?
Нормально питаюсь. Чем придется, обычно. Но стараюсь не голодать больше двух дней.
Пытаюсь улыбнуться ей, но выходит слабо. Корю себя. Снова не то. Не такой ответ она услышать хотела, а яне знаю, что сказать и как правильно.
Ясно. Хорошо, можете идти.
Выхожу из этого пыточной, и уже думаю что кошмар закончился, но не тут то было. Адский ад приходит, когда мне кровь начинают брать из руки. Это просто невыносимо. Я такого вообще ни в жизни не видела, и от этого сумасшествия раза три чуть ли сознание не теряю прямо на стуле.
До чего же больно, кожу жжет невыносимо! Едва ли выдерживаю эту пытку и кажется, меня держат еще две медсестры, пока наконец, всю кровь мою не выпивают. Результатов этих анализов жду еще битый час, маясь в коридоре. Кровопийцы проклятые.
Самым безобидным оказывается УЗИ живота, однако я пугаюсь этого аппарата долбанного, поэтому едва ли выдерживаю процедуру. Последнее, что мне делаютхрень под названием рентген, после чего я получаю снимок своих ребер и заключение врача: Закрытый перелом третьего ребра справа, трещина четвертого ребра справа.
Сжимаю зубы. Понятно теперь, чего так болит. Ну да ладно, я и раньше получала, не меньше. Отлеживалась как-то сама. И теперь пройдет.
Отдаю все эти бумажки докторше Виктории, она сканирует их, а после выписывает мне целую простыню каких-то назначений.
Что это? Я что, больная?
Ничего серьезного, но твой организм истощен девочка, на пределе уже, можно сказать. Тебе диету надо соблюдать, перестать есть что попало. Отлежаться несколько дней обязательно. Значит так, я выписываю тебе витамины, кальций, минералы. Будешь пить каждый день. Каждый, поняла меня?
Ага. Как уж тут не понять-то. Вот только, наверняка, это целое состояние стоит, а у меня нет денег на все это. Так что можете себе оставить этот листочек, или кому-то другому подарить. Мне не надо.
Мария, выйди за дверь.
Ни с кем не спутаю этот стальной голос. Арбатов. И как давно он стоит за моей спиной? Оборачиваюсь, и тут же на шаг назад от него отскакиваю. Он слишком высокий и большой. Пугающий. Его энергетика не дает мне нормально дышать.
Я не уйду. При мне говорите.
Я сказал ждать за дверью. И без глупостей. Охрана у входа стоит.
До последнего упираюсь, пока Арбатов за руку больно меня не хватает, и буквально не выволакивает за дверь. Я же только и успеваю, что обхватить зубами его ладонь, но все равно оказываюсь бесцеремонно выставленной в коридор. Гад. Конечно, мне не равняться силами с ним. Он просто огромен, зол и невероятно силен.
Приходится ждать Всеволода Генриховича еще добрых десять минут. Он выходит словно с маской на лице. На его самодовольном строгом фейсе не написано ничего, не прочитать вообще ни одной эмоции. Одно только замечаюон держит в руке заключение врачихи, снимки моих ребер, а также целую простыню ее назначений. Тех самых, которые мне выписывали.
Ну что, убедились, что я не заразная?
Я бы так не сказал.
В смысле? Что там такое?
Сердце пропускает пару ударов.
Надо еще кое-то было проверить.
Что?
Анализ на бешенство сдать, зверек. Ты укусила меня. Еще раз посмеешь наброситься, сломаю челюсть.
Показывает свою ладонь огромную, а на ней виднеются кровавые следы от моих зубов. Становится стыдно от своего поведения, но в то же время я не жалею. Он сам напросился! Но про челюсть все-таки запоминаю. Я знаю, Арбатов не шутит. Он на все способен. Губа вон, до сих пор болит от его удара.