Эв, предупреждающе качаю я головой.
Ещё скажи, что я не прав.
Я скажу, что ты урод, каких поискать.
Зато богатый урод. Очень богатый, лыбится он и не пойму то ли в ответ на мою реплику, то ли в ответ на изображение с мониторов. М-н-н Какие у нас новенькие! Ну ты посмотри, разве она не чудо?
Он увеличивает во весь экран картинку с одной из камер. И личико юной блондинки с изумлённым, не замутнёнными разумом взглядом отображается на весь экран стоп-кадром. Исключительно привлекательной блондинки, но какой-то растерянной что ли.
Как тебе? запускает он «режим просмотра», и я вижу, что сейчас она не только собирает осколки разбитой, кажется, вазы, но и сетует какая она неловкая.
Никак, опираюсь я руками на стол, разглядывая девушку, что стоит рядом с блондинкой. И даже трясу головой, чтобы убедиться, что это просто искажение камеры. Что я видел это десятки, сотни раздевушек похожих на Вики. Похожих на ту единственную, что была для меня важнее всех. Как это глупо: всё ещё надеяться встретить ту, что может её заменить, когда она умерла у меня на руках. Но эти фантомы, видения, призраки всё ещё преследуют.
Тогда я иду первый? И эта дурочка чур моя.
Не возражаю, усмехаюсь я.
А зря, тыкает Эван по значкам камер, разглядывая лица новеньких девушек. А я с замиранием сердца слежу, чтобы он не задержался на той, что показалась мне похожей на Викторию. Она с кастинга в фаворитках. На эту рассеянную уже есть заявка на «тройничок». Но мне жалко такую дуру сливать сразу. Из-за неё уже просмотры подскочили.
Эв, я же сказал, что я в таком не участвую, отбираю я у него мышь и открываю камеры с других комнат, где живут девушки, что прибыли на шоу не вчера.
Ты участвуешь во всём, что я тебе скажу, тоном, не терпящим возражений, сообщает он и тыкает пальцем в монитор. Вот она. Забыл, как её зовут?
Фэйт, смотрю я на тщедушное создание, измученное анорексией. Хотя отдать должное шоу, здесь она хоть немного отъелась.
Она выбывает сегодня, тем временем «оглашает приговор» Эван.
Она же всего две недели как приехала! в сердцах вырывается у меня. С моих рук она хоть ест. И я хотел откормить её понадёжней.
А зрители желают страстный красивый секс с этой «узницей концлагеря». И в соответствующем антураже, чтобы танец как в «Ночном портье».
Уверен, что она умеет танцевать? удивляюсь я.
А это уже твоя забота, смеётся он гаденько. И я знаю, что ты не смотришь старые фильмы, но это классика. Да и что стоит бывшему стриптизёру научить девчонку танцевать?
Ладно, я, конечно, не Нуриев, но пару па ей покажу, втайне радуюсь я, что никакого секса на троих, которым Эван меня всё «пугает», и никакого жёсткого изнурительного траха, за который вчера нам столько заплатили.
И бедная девочка уползла еле живая. С ней, конечно, поработают психологи, врачи, шоу компенсирует деньгами её «неудобства». Только мне от этого не легче. И, наверно, никогда не понять почему примечание к договору эти дурёхи читают так невнимательно. Впрочем, хитрость агентов Эвана именно в том, что они умеют правильно расставлять акценты. «Только если вы сами согласитесь. Только, если скажите да», мурлыкают они, уговаривая. И каждая думает, что её это точно не коснётся.
Ну вот и славно, встаёт Эван. А пока ты приводишь себя в порядок, я пойду знакомиться с новенькими. Не возражаешь?
Он замирает передо мной глаза в глаза. Высокий, подтянутый, с густыми русыми волосами, едва пробившейся щетиной и искрящимся взглядом бирюзовых глаз.
И я невольно потираю небритый подбородок. Ведь словно в зеркало смотрюсь.
Да, нас разделяют целых тринадцать минут. Именно на столько Эван старше. И нас разделяет пропасть, где мой брат-близнец увеличил в несметное количество раз семейное состояние и создал это шоу, а я всего лишь убил десять невинных людей, лишился записи в отцовском завещании, любимой девушки, способности испытывать оргазм и надежд на будущее, и теперь живу по принципу «день прошёл и ладно». И да, я должен ему кучу бабла, которую обещал отдать любым способом, каким он скажет, и сдержать своё слово.
Увидимся, хмыкает он.
Но едва дверь за ним закрывается, вместо душа я склоняюсь над монитором и открываю файлы с личными делами.
Кто же она? Эта девушка, что показалась мне похожей на Вики.
«Имя на шоу: Ева, читаю я. Настоящее имя: Ева. Двадцать два года. Рост: 170 см. Цвет волос: русый. Цвет глаз: голубой. Вес: 51 кг. Девственница».
И там ещё куча всякой личной информации, что она заполнила в обязательной анкете. Но это роковое «девственница» и радует, и пугает меня одновременно. Радует, что Эв продержит её здесь не меньше пары месяцев, потому что совершеннолетние девственницы на нашем шоу редкость. А расстраивает, что ставки на неё будут расти с каждым днём. Хотя, может, я зря расстраиваюсь.
Возможно, она мне совершенно не понравится.
Глава 3. Ева
В большой гостиной, где нас собрали для первой встречи с Адамом, несмотря на солнечное утро, во всех люстрах горит свет.
Вау! Как круто! Как дорого! Как красиво, восхищаются на все голоса шестнадцать новых участниц.
Лорка предупреждала, что я могу попасть и в «большой» и в «малый» заезд. И у каждого есть свои преимущества. В большом легче затеряться и завести подруг. А это очень важно, особенно первое время. А в малом да какая уже разница, что могло быть в нём, если я попала в большой.
Комната на четверых, но ванных две. Мою соседку по ванной зовут Кейт. И эта хрупкая блондинка уже расколотила флакон для жидкого мыла, набила синяк на руке об угол столешницы, перевернула вазу с цветами, которыми украсили наши комнаты в честь приезда и, судя по всему, имеет все шансы стать главным посмешищем шоу.
Двух других наших соседок своей наивностью она уже насмешила, когда восхищалась, что платья в её гардеробе подходящего ей размера.
И первое впечатление на Адама тоже, похоже, произвела.
Именно к ней он и подходит первой, чтобы отцепить подол платья, зацепившийся за каминную решётку.
Адам! восхищённо восклицает она.
Кейт, склоняется он к её руке. Добро пожаловать!
И я прямо читаю на её застывшем, ошарашенном лице восторг, смешанный с благоговением: «Этот Бог знает моё имя!»
Остальных девушек он тоже обходит, каждую называя по имени. Каждой целует руку. Но я бы не стала делать ставку на его феноменальную памятьвсё же за ухом у него прикреплен почти незаметный наушник, а значит, ему, наверняка, подсказывают. Хотя, не спорю, это производит впечатление.
И я сначала ухожу в самый конец очереди из страждущих его любви претенденток. А когда он разворачивается ко мне, тянусь якобы убрать что-то с его волос, а сама снимаю его волшебный всезнающий аппаратик.
Э-э-э, задерживает он в своих красивых руках мою, потеряв связь и опешив от моей выходки.
Да, вблизи он ничего. Такой весь при костюме, при терпком мужественном запахе, при горячих и нежных руках. Но не так чтобы «Ах!» и сердце вон.
«Или всё же ах»? смотрю я в его глаза цвета морской волны. Правда именно взгляд этих красивых глаз, обрамлённых густыми загнутыми ресницами мне и не нравится. Что-то есть в нём опасное, злое, колючее. Особенно когда он, так и не поцеловав мою руку, получает в ладонь свой наушник.
Или я всё это себе выдумала, зная, на что он способен?
Ева, подсказываю я.
Значит, Ева, хмыкает он. Символично. Добро пожаловать, Ева!
И второй раз хмыкает, когда, сказав приветственную речь, уже уходя, оборачивается на меня. Заинтересованно. И я бы сказала: довольно.
«Заметил? Вот и отлично!» теперь хмыкаю я. Хотя первую Лоркину заповедь «Сначала присматриваться и ничем не выделяться» я уже нарушила.
А сразу после этого нас приглашают на завтрак.
В красивой столовой со шведским столом один из подручных оглашает для новеньких правила проживания. А я уясняю первые истины: здесь каждая сама за себя и готова на всё, но все из кожи вон лезут, чтобы в глазах Адама казаться лучше.
Ведь камеры снимают 24\7. И никто не знает, где они установлены. Ни задницу не почешешь, ни в носу не поковыряешься. Или скажем, уронишь с подноса сок, когда тебя «нечаянно» подтолкнут под локоть, а он там уже видел, уже поставил себе «минус», уже знает.
Правда, именно по напряжению и скованности в этом видео-пространстве, где не только Адам, тысячи его камер и сотни сотрудников, но и вся интернет-сеть наблюдает за тобой, и можно вычислить новеньких.
Старенькие как раз подталкивают друг друга локтями, что только что и сделала высокая темнокожая «модель», похожая на юную Тайру Бэнкс. Правда, далеко до того, как эта афроамериканка стала носить парики нового поколения Lace Wigsтончайшую сетку с настоящими волосами, что приклеивается к коже головы. У нашей Тайрыжёсткие вьющиеся волосы торчат пружинами как у взорвавшегося матраса.
И видимо потому, что я видела, как она подтолкнула одну из девушек, что вместо завтрака теперь пошла переодевать платье, она и подсаживается ко мне.
Привет! ЯАнита. Я тут седьмую неделю.
Привет! А я Ева, приехала вчера, представляемся мы как на встрече клуба анонимных алкоголиков.
Как ощущения?
Пока не очень, пожимаю я плечами.
Понимаю, камеры, натянуто улыбается она. Но это ничего, скоро привыкнешь, берёт с моей тарелки ломтик жареной картошки и откусывает. Здесь в столовой всего одна, показывает она большим пальцем себе за спину, поэтому не советую зевать и смотреть по сторонам, а то может показаться, что ты что-то не то увидела.
Разве? Я ничего не видела, пожимаю я плечами.
Вот и правильно, встаёт она и бросает откусанную картошку обратно на мою тарелку. Не понимаю, как можно есть такую гадость.
А я слышала Адаму нравятся девушки с хорошим аппетитом, как раз замечаю я одну из участниц такой ужасающей худобы, что о её плечи можно уколоться, а локтями наделать дыр в столешнице.
Не верь, как бы невзначай толкает Анита мой стакан с соком, уходя.
«Вот сучка!» подскакиваю я, спасаясь от растекающейся лужи.
Анита, сокрушённо качает головой худая девушка и, бросив свой поднос, помогает мне салфетками вытереть лужу. Не обращай на неё внимания, шепчет она. Говорят, Адам отдаёт предпочтение таким диким кошечкам, опасным, царапучим. Вот она и старается. Не пойму только зачем пригласили меня. Наверно, для ассортимента, пожимает острыми плечами и тяжело, обречённо вздыхает. Он меня даже ни на одно личное свидание не пригласил. Я, кстати, Фэйт. Две недели на проекте.
Ева. Приехала вчера, повторяю я уже как мантру.
И пока мы с Фэйт перебираемся за чистый столик, в столовую вносят конверт и одну чайную розу.
В послании из конверта написаны имена девушек, что приглашены завтра с утра с Адамом на групповое свидание в аквапарк. И я, икнув, судорожно вспоминаю есть ли у меня купальник, когда слышу своё имя.
А вот розуприглашение на личное свиданиеполучает Фэйт.
Сучка, шипит Анита, проходя мимо нас.
Я минут десять уговариваю Фэйт хоть немного поесть, пока она в полной прострации, как мумия, моргает глазами. А потому толкаю в её безвольно открывающийся рот то, что она принесла на подносе: кусочек сыра такого размера, словно она вытащила его из мышеловки; что-то похожее на крошки от печенья и баночку йогурта. Среди «кукольного» набора её еды эта крошечная баночка выглядит как ведро, в которое я по личной инициативе насыпаю кукурузных хлопьев. И кормлю её болезную с ложки как маленькую не потому, что точно знаю: Адаму нравятся девушки, что не придерживаются никакой диеты. А потому, что этой бледной трепонеме действительно надо поесть, если она не хочет на своём первом свидании грохнуться в обморок.
Глава 4. Адам
«Что она делает? Что, чёрт побери, она делает?» прилипаю я к монитору, глядя как эта Ева озадачила Эвана. Это же он, а не я пошёл знакомиться с новенькими. Он это любит: покрасоваться, пока «новобранцы» волнуются, чувствуют себя неуверенно, пребывают в лёгком шоке.
А если Эван кем-то заинтересуется всерьёз, мне уже к ней не подойти. Или он, или ятаков закон. Иначе разница между нами будет слишком очевидна. А он не будет рисковать своим шоу ради какой-то девчонки. Будет встречаться с ней до самого финала. И только всю «грязную работу» в конце может оставить мне.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вот почему я этого не хочу? Что за глупости лезут в голову? Я же её даже не видел. Только через монитор. И она совсем не похожа на Вики. И чем дольше я за ней смотрю, тем убеждаюсь в этом сильнее. Но хуже всего, что я смотрю.
Смотрю, как она повздорила с этой сучкой Анитой. Я уж думал, когда Лорен уйдёт, новая стерва в шоу появится не скоро, ведь они стараются произвести на меня благоприятное впечатление, зачем мне стерва-жена? но ошибся. До Лорен этой Аните, конечно, далеко, но кровушки тоже, чую, выпьет немало.
Смотрю, как эта Ева кормит Фэйт из ложки, как птенца. И ведь невольно теплеет на душе от такой доброты и заботы.
Она не Вики, не Вики! выдыхаю я, откидываюсь к спинке стула и закрываю руками глаза.
Господи, как я устал! Взорвать бы к чертям собачьм этот остров. Вместе с домом отца, родовым имением, «Мёртвым городом» аттракционом, что он построил, и всем этим богатством, и роскошью, что я всегда презирал.
Как презирал и отца, жестокого, властного, непреклонного. Отца, который мальчишку, с детства мечтавшего стать лётчиком, отдал на балет.
И плевать я хотел на его завещание, когда сбежал из дома. Когда зарабатывал тем, что, сцепив зубы, назло ему всё же освоилтанцами. Грязными танцами. Стриптизом. А потом ушёл в армию, и лётчиком всё же стал. И остался сверхсрочно, наёмником, даже когда налетал столько часов, что уже на пенсию можно было идти, а я не ходил даже в отпуск.
Но вонючие отцовские деньги я всё же взял. Уже не у отца, у Эвана.
Когда заболела Вики.
И мне было плевать на что я подписываюсь, плевать, что чуть не на брюхе пришлось ползать перед братом, чтобы он мне их дал. Тогда мне было на всё плевать. Главное, деньги я получил.
Но ещё больше стало плевать, когда их пришлось отрабатывать, как и чемвсё равно, потому что, несмотря на все усилия, Вики умерла.
Мою жизнь, как разбитую чашку уже не склеишь, но шоу должно продолжаться.
Шоу должно продолжаться, встаю я и иду натягивать на себя одежду, ту, что на сегодня приготовил мне Эван. Моё на этом шоу только имя. Всё остальное: условия, правила, жизньего.
У меня личное свидание с девушкой, которая сегодня выбывает. И с ней столько работы!
Привет! протягиваю я руку, чтобы помочь Фэйт выйти из лимузина.
Привет, еле слышно произносит она, чувствуя себя неловко в декольтированном платье, которое, конечно, намеренно так подобрали костюмеры Эвана, чтобы ещё больше подчеркнуть её безгрудость, худосочность и выпирающие лопатки.
Как настроение?
Волнуюсь, сглатывает она.
Напрасно, снимаю я с себя пиджак и накидываю ей на плечи. Так лучше?
Намного, воодушевлённо кивает она.
Вот и славно. Любишь кино?
Кино?!
Да, в настоящем кинотеатре. Только этот сеанс будет для нас двоих.
Наверно, пожимает она плечами.
Но я уверен, что ей понравится.
Хотя фильм, конечно, дерьмо. Нет, для своего семьдесят-затёртого года он, не спорю, был передовым. В венской гостинице встречаются бывший нацист и бывшая заключённая концлагеря. И между бывшими палачом и его жертвой возникает странное противоестественное влечение.
Но Шарлота Рэмплинг в сцене, где она танцует топлесс перед немецкими офицерами, гениальна. И действительно похожа на эту худенькую девочку, что сидит, вжавшись в кресло, рядом со мной. Ей бы немного уверенности в себе. А она боится моей руки, гладящей её пальцы. Боится еды, что я принёс специально для неё.
Но сэндвич, что мы кусаем по очереди, всё же за половину сеанса съедаем. На вторую у меня просто не хватит нервов. Тем более фильм заканчивается плохо. Фэйт расплачется, мне придётся её утешать ну уж нет! Мне дорого вот это её лёгкое возбуждение, что вызвали в ней сцены сексуального насилия. Хоть для того времени они и были очень откровенными, но именно в их завуалированности и эротизме главный эффект.
Я наклоняюсь к её лицу, загораживая экран.
Ты умеешь танцевать?
Наверно, плохо, вжимается она в кресло, выдыхая в мои губы запахом сыра, хлеба и курицы.
Хочешь, я тебя научу?
И не дожидаясь её ответа, уверенно накрываю её губы поцелуем. Её мягкие, безвольные, пропахшие сэндвичем губы, которые отвечают мне сначала робко, а потом словно поезд, набирающий обороты, вдруг наращивают напор.
Хочу, отстраняется она, чтобы глотнуть воздуха.
Тогда к чёрту этот фильм! за руку увлекаю я её за собой.
К чёрту всё! в балетном классе со станком, зеркалами и паркетным полом, скинув туфли, пьёт она из горла шампанское.