Вот почему я утверждаю, что все они спят и сидят не на своих местах! Во-первых, я не просил у них «titre de travail». Мне он на хуй не нужен, так как я пишу книги и собираюсь закончить дни свои именно в этом качестве. Во-вторых, ебена мать, ведь я же не просто вербально им все объяснилПотэну и его секретарше. Я же им справки высылал, что ясвободной профессии, что все, чего ищуcarte-de-séjour. И плюс все это в моем письме на две страницы к министру изложено было, в октябре еще 1983 года. Что ж они, бля, половину октября, ноябрь, декабрь, январь, февраль и часть марта у меня за просто так, за здорово живешь, по мелкой ошибочке спиздили! Не туда досье послали. Да чему ж вас учат, да за что вы наши деньги, которые мы вам в налогах выплачиваем, в говно бросаете Вы что, читать не умеете? Эх ты, Потэн-Копэн И вы, мсье министр, с таким количеством секретарш Да я бы
В нашем демократическом обществе ты не можешь все эти вполне здоровые гневные реакции выплеснуть в письме к ним. Потому я подавил себя (от подавления, говорят, и образуется у человека рак). Я написал им, что «мэрси за принятие участия. Держите меня, силь ву в курсе того, что произойдет в Министерстве d'Intérieur». Я только понял, что в запасе у меня времени нет. Что на них надеяться нельзя. Завтра следующее министерство примет меня за инвалида войны в Индокитае или за алжирского харки, просящего пенсию. Нужно решительные действия предпринимать. В другие места стучаться. Сел я за стол и составил список влиятельных знакомых. Позвонил по двум десяткам телефонов. Выяснил методом вычеркивания, что самый мой влиятельный знакомыймсье (следует уважать, увы) Шарль Окотэ, большой человек в моем издательстве. То есть в котором издают мои книги. Не сам он влиятелен, но женат на дочери бывшего министра, сестре крупнейшей величины в правящей социалистической партии. Людям быть обязанным я не люблю. Просить о чем-то для менятрагедия. Собрал однако всю свою, как бы это выразиться, наглость, внушив себе, что чего ж я прошу-то, в сущности, не денег, не работу, а всего-навсего бумажку от властей, чтобы властям же и показывать! Разницы им никакой. Если б я и в Нью-Йорке жил, книги мои все равно бы печатали здесь. Разница только в их пользу. Доллары, и гульдены, и лирысюда текут Так о чем же речь. Вдохновившись таким образом, позвонил я мсье Окотэ. Он человек положительный и добрый. Если и есть в нем что отрицательное, я не сумел, значит, увидеть, или он прячет хорошо. Я еще его отца знал в Нью-Йорке, вот совпадение. Поговорил он с женой, и они меня пригласили на деловую встречу. На совместном заседании (супруги и я) было решено, что мадам Окотэ обратится за помощью к мадам Дэферроказывается, они не то в школе, не то в лицее вместе учились. В моем простом мозгу тогда не укладывалось еще разделение функций, я подумал, почему нужно к мадам Дэферр, когда ближе бы к брату мадам Окотэ. Но спорить я не стал. Послушно подписал две своих книги и отправил их мадам Дэферр. В Советском Союзе, когда я там жил, во всяком случае, коррупция, на счастье простого человека, была эффективна и разветвлена. В демократии простому человеку трудно, ибо депутаты и начальники боятся ему помочь, проявить человеческие чувства. Узнает прессаи деятель за то, что он помог простому человеку в жизни, лишится власти. Между тем коррупцияединственное средство борьбы с бесчеловечным законом. Яза коррупцию. Сколько несчастных готовы заплатить, дабы избавиться от страданий, от которых никаким другим способом не избавиться. И скольким мелким чиновникам нужны деньги в хозяйствемашину починить, окна сменить в résidence secondaire, мало ли! Но демократия заставляет человека быть бесчеловечным
Пока книги шли в Марсель. Пока мадам Окотэ контактировала с мадам Дэферр по телефону, кончилось мое recepissé. В грустном настроении сидел я, уже несколько дней как «нелегальный эмигрант», в одной веселой компании, и сосед справа, наглый Рыжий художник, бывший советский матрос, сбежавший с корабля в Канаде, спросил меня, ухмыляясь:
Что, старичок, невесел?
Обыкновенно я о себе не рассказываю, но ему взял и рассказал. И прибавил оптимистически, чтоб он не решил, что я жалобщик:
Все это, конечно, как-то устроится. Или Министерство культуры наконец добьется мне carte-de-séjour, или вот мадам Дэферр
Глупый ты, старичок, сказал он мне. На хуй ты им нужен, этим большим людям? Они тебя в упор не видят. Ты для нихдосье. Надо знакомого швейцара в министерстве иметь. Швейцар большей исполнительной властью обладает. Вот хочешь, я с тобой завтра пойду в префектуру и все устрою. У меня там девка одна знакомая сидит в окошке. Хорошая французская девка из провинции. Я ей картинку подарил, сказал, что художник, выспался с ней пару раз, так я себе живу, забот не знаю
Я встретился с ним в одиннадцать, и мы пришли в префектуру. Вместо того чтобы стать в общую толпу ожидающих входа в зал Норд-Эст, где обыкновенно толпы, он пошел спокойненько к выходу из залак «лестнице» Эф. У закрытых дверей стояли два хорошо одетых черных.
О, бля, тоже трюк знают, заметил Рыжий с неудовольствием. Сейчас, старичок, кто-нибудь выйдет, и мы войдем.
Может быть, лучше через вход?.. предложил я робко.
Ты что, охуел? Там час будешь стоять, два, а здесь пару минут максимум. Кто же входит во вход, а, старичок? Только глупые люди
Я собирался ему ответить, но дверь отворилась, выпуская пару, и Рыжий схватился за дверь. Черные впереди, мы за ними, оказались внутри зала. Зал был набит битком.
Ужас! воскликнул я. Столько людей! Проторчим до вечера
На хуй нам ждать, мы джентльмены, засмеялся Рыжий. Счас я найду Шанталь, и она все сделает. Все, что в ее власти, во всяком случае.
В белой кофточке, большие серьги-креветки качаются с мочек ушей, Шанталь рассмотрела мои документы.
Çа va,сказала она Рыжему, а не мне. Я сделаю ему документ до июля, а в июле он придет ко мне, и я попытаюсь сделать ему что-то более солидное.
Согласен, старичок? спросил Рыжий и, протянув руку в окошко, потрепал префектурную девушку по щеке.
Artiste-peintre, ты забыл, что мы в общественном месте, рассмеялась она и встала. Они все такие там у вас в УэРэСэС? обратилась она ко мне.
Нет, сказал я, такие, как онисключение.
Я догадывалась. В следующий раз вы принесете мне справку от percepteur о вашем финансовом положении, и я смогу
Она объяснила мне, кто такой percepteur и где его искать Через сорок минут, когда мы вышли вместе с Шанталь в кафе на углу рю Сан-Жак, в кармане у меня уже лежал розовый документик recepissé. Акт коррупции был закреплен чашкой шоколада и сэндвичем «крок-мсье» для Шанталь, безалкогольный Рыжий съел сэндвич «жамбон», запивая его томатным соком, и только я выпил два бокала белого вина. Когда Шанталь ушла в префектуру, тяжело поколыхивая сильным телом, Рыжий сказал мне:
Вот видишь, старичок, с низов надо начинать. Шарм использовать. Мы ж не негры какие-нибудь, симпатичные белые люди Она замуж собирается. Правильно делает. Красавицей ее назвать нельзя
Ты, что ли, красавец? заметил я.
Не, я не об ее достоинствах, а о том, что работа в префектуре собачья никакого юмору, старичок Поверишь ли, я иногда захожу к ней просто попиздеть, развеселить ее. Ей в деревне надо жить, чего она в город приперлась Рыжий стал разворачивать свою теорию.
Пошел дождь, и запотели вдруг стекла кафе.
Подаришь ей книжку, приказал Рыжий, когда мы расходились.
В июне я получил письмо от «технического советника» Министерства d'Intérieur с сообщением, что он будет счастлив меня «принять 5-го июля в 15:30, бульвар де Пале, эскалье И с точкой. Вооружитесь паспортом, временным titre-de-sejour, тремя фото, доказательствами вашего адреса и ресурсов. Мадам Дэферр просила меня помочь вам, мсье». Подписана бумажка была фамилией что-то вроде ПэТэТэ или Телеком
У входа в номер 9 два вооруженных полицейских мою бумажку осмотрели. Сказали, чтоб во дворе я пошел направо. Я, вдохновленный их оружием, пошел, куда сказали, к подъезду И с точкой, у входа в него за щитом из непробиваемого пластика стояла дама-полицейская в непробиваемом для пуль жилете и самец в таком же жилете. У них что-то намечалось. Они ждали высадки вражеского парашютного десанта? Мне захотелось пошутить, сказать что-нибудь остроумное, вроде: «Что, русские уже пришли?», но вспомнил, что с полицейскими при исполнении служебных обязанностей лучше не шутить.
ПэТэТэ/Телеком? вопросили они. И каждый обстоятельно прочел бумагу мою, ни хуя в ней не поняв. Так мне показалось.
Ты знаешь такого? спросила дама самца.
Он лениво покачал головой. И они отдали мне бумагу
Что же мне делать?
Войди, спроси, лениво предложил пуленепробиваемый самец.
В демократии, разговаривая с вооруженным мужчиной, ты не имеешь права выругаться. На хуя же они отняли у меня мои пять минут, если Я вошел в подъезд И с точкой. Там были еще дама и мужчина в полицейской форме плюс телефон. И эти тоже ничего не знали, то есть не знали, в какое бюро мне идти, распрекрасный ПэТэТэ/Телеком указал все, кроме номера бюро. Я начал бормотать: «Мадам Дэферр мадам Дэферр», желая смутить спокойствие пары, и, переглянувшись, они решили воспользоваться телефоном. Победа! Вскоре они услали меня на третий этаж в эскалаторе. На третьем по обе стороны от эскалатора я увидел две двери. Какая моя? Одна отворилась, и три типа вывели одного типа, не в наручниках, но явно арестованного. На его роже было написано, что он не свободный человек и ожидает от судьбы самого худшего. Мне тоже сделалось тошно, потому что я легко впечатляющийся человек. Бывший поэт, что вы хотите
Я открыл другую дверь. Там оказался коридор и сидел на столе задницей бегемотище в цивильном костюме. Он заглянул в мою бумажку и оглядел меня подозрительно.
Как вы сюда попали?
Мадам Дэферр сказал я и развел руками. Сделав такую физиономию, что она выглядела как восклицаниеделать нечего, служба, мадам Дэферр заставила меня прийти, я тут ни при чем
Бегемот посовещался с другим типом, тот пил из большой фарфоровой кружки дымящуюся жидкость, и набрал номер телефона. Затем другой номер. Еще один. Я в панике подумал, что власть в Париже переменилась, произошел переворот и всех сторонников мсье и мадам Дэферр будут «мочить», как некогда сторонников адмирала Колиньи. Иди, доказывай, что никогда не видел ни его, ни ее. А что, бывает всякое
Бегемот с отвращением положил наконец трубку.
Шестой этаж, сказал он.
Гранд мэрси. Гош, друат?Я попятился к выходу.
Э, нет, сказал он, движением корпуса приказывая мне стоять, за вами придут. Нечего вам тут одному разгуливать
Действительно, нечего таким, как я. Я был согласен. Чтобы не смотреть на него, я уставился в стену. Она была несколько подержанной стеной. Как и все вокруг. Стол, на котором сидел бегемот, металлический, был однако процарапан мощно по всей длине, словно по нему провел когтями крупный медведь. Непонятно было, в каких целях они используют это крыло министерства. Ясно, что к приему посетителей они не были готовы.
В двери возникла в голубом шелковом платье красивая молодая женщина.
Вот! воскликнул бегемот, кивнув в мою сторону опять всем корпусом, но теперь уже более дружелюбно.
Женщина улыбнулась мне.
Бонжур, мсье, и протянула руку за моей бумагой. Можно?
Мадам Дэферр сказал я.
Лицо шелкового платья прояснялось по мере чтения. Как если бы она знала секретный код и прочла настоящее содержание письма в отличие от профанов, читавших его до сих пор.
О, мсье, воскликнула она, вас ждут, следуйте за мной.
Тотчас же превратившись из представителя побежденной фракции в личного друга жены их министра (так я себя вообразил), я победоносно взглянул на бегемота.
Мерси, мсье! бросил я с высокомерием, каковому научился у не любящего меня продавца в ликер-магазине «Николас» на рю Сент-Антуан. И прошел в приготовленную мне дамой в платье щель.
На шестом этаже (в приемной ПэТэТэ) царил неожиданно полумрак и горели слабые фонарики. Хитрейшая архитектура ступенчатых ширмочек, я так предположил, служила цели скрыть ожидающих приема друг от друга. Шелковое платье привела меня вглубь одного из загончиков и усадила.
За вами придут, сказала она ласково. Ничем не пахло.
Несмотря на их систему, за десяток минут ожидания я успел заметить энергичного типа в бежевом пальто, занявшего соседний со мной загончик. Не уверен, однако, что я сумел бы узнать его, встреть я его в толпе. Он закурил. Судя по запахутрубку.
Я подумал, что меня передают из рук в руки, как Жюстин в «Злоключениях добродетели». Я вспомнил гравюру начала 19 века: иллюстрацию к «Злоключениям»пирамида из голых тел. Я представил себе, что все полицейские и неполицейские выстраиваются в пирамиду, и она увенчивается мсье ПэТэТэ/Телеком с подносом на голове, и на подносе будет лежать carte-de-séjour privilegiere!!! Отвлек меня от пирамиды брюнет в темном костюме. С кругами под глазами, бледный, он был столь великолепен, что я в дополнение к мгновенно мелькнувшей романтической догадке о том, что он поднялся ко мне из подвала, где пытал жертв, спросил его, вставая:
Мсье ПэТэТэ?
Нет, мсье, ответствовал брюнет и улыбнулся. Следуйте за мной, мсье!
Быстро, быстро, чуть не таща меня за руку по коридорам без окон, он втолкнул меня в обитую кожей дверь.
Женщина, похожая на мою маму, делила кабинет с женщиной, похожей на лягушку средних лет.
Мсье Лимоноф? вопросила женщина, похожая на мою маму. Мсье ПэТэТэ отсутствует сегодня. Он поручил мне заняться вашим делом. Я приготовлю вам досье. Хорошо? спросила она.
Хорошо, согласился я. Подумав, какое, бля, хамство. Вызывает, а самого дома нет.
Садитесь, мсье, сказала дама. Вы принесли три фотографии?
Я всегда имею при себе фотографии. И я протянул ей свои, как всегда фотогеничные, три физиономии.
Это очень gentil с вашей стороны, сказала она.
Я выдал ей доказательства моих ресурсов, в том числе и сертификат от percepteurона обрадовалась тому, что я плачу налоги. Я представил ей доказательство моего адресасправку от квартирной хозяйки, и, о чудо, у нее оказалась та же фамилия, что и у моей квартирной хозяйки! Так как это была редкая фамилия, то похожая на мою маму дама была поражена. О своем изумлении она сообщила мне и женщине, похожей на лягушку средних лет. Я сообщил обеим кое-какие сведения о моей квартирной хозяйке: ее приблизительный возраст, то, что юность свою она провела в Бельгийском Конго. Мы посвятили несколько минут Бельгийскому Конго. Дамы издали несколько восклицаний по поводу ужасов, которые пришлось пережить белому населению, я же с плохо скрываемым восторгом сделал несколько замечаний о прославленном «Пятом коммандо» и его шефе Майке Хоарэ. Увидев, что дамы министерства внутренних дел обменялись условными взглядами, я решительно закрыл кран моих страстей и молча поерзал на сиденье. Однофамилица моей квартирной хозяйки не спеша проколола мои бумаги, заделала их в канцелярскую папку. Полюбовалась на папку.
Ну вот, все готово. Теперь у вас есть досье. Закрыла папку
A carte-de-séjour? спросил я робко, видя, что она мне ничего не протягивает, а лишь улыбается удовлетворенно. Как бы по окончании полностью проделанной работы. Carte-de-séjour?
Для этого вам придется обратиться в префектуру, сказала она. Мы здесь, в министерстве внутренних дел, carte-de-séjour не выдаем. Это не входит в нашу компетенцию
Я предполагаю, что физиономия моя позеленела от злости. Чего же стоит, бля, вмешательство жены министра внутренних дел? А сам мсье Президент, интересно, что, тоже не может дать carte-de-se'jour? Остается только развести руками и воскликнуть: «Демократия!», вложив в это восклицание те же чувства, которые вкладывает русский рабочий в «еб твою мать!» Демократия Деньги берете, мадам Французская Республика, в карман фартука кладете (я представил Французскую Республику в виде злой консьержки), а документ не даете!
Похожая на мою маму поняла, что мысли у меня нехорошие. Она сморщила лоб.
Я попрошу, чтобы вас отвели в префектуру, сказала она, приняв, очевидно, смелое личное решение. И она посмотрела на часы. Я надеюсь, что мадам АБРАКАДАБРА (так звучала фамилия, не уверен, что так же она и пишется) еще не ушла. Я позвоню
Мадам АБРАКАДАБРА была на месте. Моя мама вызвала старую знакомуюголубоплатьевую красавицу, и мы спешно отбыли. Я предполагал, что мы спустимся и покинем подъезд И с точкой, но ничего подобного не случилось. Голубоплатьевая, колыхая бедрами и платьем, повела меня по нескончаемым стеклянным террасам-переходам, где не было ни души. Один раз из-за угла на нас вышел угрюмый полицейский, ковыряя в носу. Мы шли, молча поглядывая друг на друга и улыбаясь. Если бы у меня была carte-de-séjour, я бы пошел с ней далеко за горизонт, с этой красивой и, я думаю, прохладной, несмотря на пятое июля, женщиной, покинувшей возраст юности, но еще не вступившей в возраст увядания