Волчий пастырь. Том 3 - Сергей Извольский 9 стр.


Впрочем, когда оказался в термах, ничего величественного не увидел и не почувствовал. Конечно, по меркам провинциального малоэтажного Северного кругаэто было громадное сооружение. Но если по меркам Септиколии не впечатляло. У многих фамилий даже третьего сословия термы в запасных резиденциях просторнее и внушительнее.

Было у меня еще некоторое опасение, что термы не работают. Но оно не оправдалось: пусть Ледяной легион Скаргейл покинул, но гражданский персонал лагеря, состоящий из местных жителей, здесь остался. Так что меня встретили, проводили в раздевалку, выдали халат и, неожиданно, аутентичные деревянные сандалии. Точная копия тех, в которых септиколийские граждане и легионеры ходили по термам давным-давно.

Переодевшись, я прошел в тепидарийпервый зал терм, предназначенный для разогрева. Здесь ко мне порхнули сразу несколько молодых девушек в одинаковых туниках. Многооколо десяти, я даже по головам сразу не посчитал. Отметил только, что не все из них были местными работницамиу двоих заметил на теле руническую вязь татуировки. Младшие жрицы, но вот младшие жрицы каких богов я смотреть даже не стал, отдавшись на волю умелых рукза меня принялись сразу четыре девушки.

Пока меня массажировали, я расслаблялся в полудреме, полуприкрыв глаза. Разогревшись достаточно, жестом поблагодарил и отослал девушек. Проигнорировав при этом недвусмысленные намеки на языке тела. Не знаю уж, с чем связано такое настойчивое вниманиелибо я такой неотразимо привлекательный и красивый, либо старшие жрецы дали юным девам указание познакомиться со мной поближе. Но неважнознакомиться ближе ни с кем из них не собирался.

Со стуком деревянных подошв сандалий по мрамору я прошелся по терпидарию и нырнул в бассейн, слегка освежиться. Пока плавал, в бани пришли и Кавендиш с Ливией. Кавендиш, оценив встретившую его компанию девушек, сразу скинул с себя халат и расположился на лавке для массажа. Ливия же жестом отказалась от услуг и уселась вдали у стены, закрыв глаза. Вместо халата на ней была тонкая белая простыньнаброшенная на плечи на манер плаща, которую она не сбрасывала. Не обращая ни на кого внимания, Ливия так и сидела, греясь, укутанная тонкой белой тканью до самого подбородка.

Немного поплавав в теплой воде бассейна, я созрел для того, чтобы направиться в кальдарийсамое горячее помещение терм. Здесь, под сводами наполненного паром помещения никого не было. Вообще никого, даже персонала. Высокое помещение с арочными потолками, полностью заполненное густым паромсквозь который проглядывали украшающие стены горельефы в виде фигур септиколийских богов и героев.

При взгляде на скрытые маревом фигуры на пару мгновений мне вдруг показалось, что я вновь оказался в Нифльхейме. Оказался в густом мареве тумана, в глубине которого бредут по мосту через Стикс безвольные души; но это чувство быстро сгинуло. Здесь все же было теплобез промозглой стужи Нифльхейма, поэтому мозг не дал себя обмануть.

Все же, прогоняя тень внезапного морока, я несколько раз ударил пяткой сандалии в полнеожиданно порадовавшись подобному решению обуви, которая меня сначала удивила. Громкий стук окончательно разогнал даже эхо моих страхов.

Повесив халат при входе, я прошел вглубь зала, сел на широкую скамью и прислонился к мрамору стены. Жар здесь был гораздо сильнее, чем в тепидарии, и через несколько минут я почувствовал, как по лицу стекают капли пота. Некоторое время просидел в одиночестве, но вскоре послышался громкий деревянный стук шагов, и ко мне присоединился Кавендиш.

Он присел неподалеку, и несколько минут стояла полная тишина. Я уже достаточно прогрелся и пропотел. Но как раз тогда, когда подумал, что пора бы уже навестить фригидарийпрохладную комнату с бассейнами, снова раздались звуки шагов. В этот раз не такие громкие как у Кавендиша, гораздо более легкие. Почти неслышные, даже несмотря на деревянные подошвы сандалий.

Ливия практически бесшумно прошла в кальдарий, наконец сбросила с плеч простынь и, постелив ее на скамье напротив, присела. Все это время я и, уверен, Кавендиш тоже, не отрывал от нее взгляд. И дело было совсем не в природной грации и красоте Ливии, которую мы впервые видели обнаженной. Дело было в том, что по всему ее телу тянулась вязь выцветшей татуировкисозданной из множества переплетенных змей.

Когда-то блестящие непроглядной антрацитовой тьмой черные, а сейчас выцветшие и серые, пожирающие друг друга змеи густо оплетали плечи девушки, спускаясь по спине, по позвоночнику, широкой полосой вниз. Дальше, разделяясь на две полосы и обвивая талию девушки, они встречались широким поясом с теми змеями, которые спускались с плеч Ливии через грудь; дальше все это сплетенное кубло вязи опускалось дальше на бедра, заканчиваясь темными оковами, как будто браслетами кандалов на щиколотках. Такие же массивные браслеты видны и на запястьях, причем предплечья Ливии были полностью забиты рисунком сплетающихся змей, чистой кожи под ними практически не наблюдалось.

«В семнадцать лет я приняла посвящение как жрица Асклепия. Веру я поменяла, потому что Асклепий и его жрецы меня предали и обрекли на смерть, а Морриган спасла мою жизнь и душу».

В тот момент, когда Ливия это говорила, я не акцентировал на услышанном должного внимания. Но сейчас, глядя на Ливию без одежды, окончательно понял ею сказанное.

«спасла мою жизнь и душу».

На теле девушки вилась выцветшая, как и татуировка змей-и-посоха Асклепия, вязь ритуала подчинения. После проведения которого тело человека становилось просто сосудом, а душа уничтожалась.

Есть разные способы изгнания или убийства души во время ритуалов подчинения. И судя по тому, что состояла татуировка на теле Ливии из вьющихся змей, душа ее уничтожалась в ходе одного из самых страшных и мучительных ритуалов. Понятно теперь, почему она совершенно спокойно взирала на казнь Лавиолетта: страдания старшего трибуна даже близко не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Ливии.

В первый день нанесенные на кожу змеи «захватывают тело», обвивая его и пленяя душу, отрезая пути к бегству; во второй день змеи начинают сжимать ментальным удушением разум жертвы, постепенно его убивая. И уже на третий день, когда душа теряет силы к сопротивлению и жизни, окончательно наносятся последние части татуировкипоявляются змеи на щеках, неся тьму в глаза, и широкие оковы ошейника. Чем ритуал и завершается, окончательно убивая душу жертвы, создавая пустышку. Темную пустышку, а не внешне похожую на разумного человекаподобную той голубокожей альтаирке, что пыталась убить меня на еще на Клавдии.

Жертвоприношение Ливии не было завершенона ее лице и шее отсутствовали финальные части татуировки третьего дня. И, судя по ее недавним словам, ритуал был остановлен вмешательством Морриган. Вот только боги никогда не вмешиваются в жизнь людей самостоятельно. Проводником божественной воли всегда являются человеческие руки. Всегда, без исключений: удар молнии, испепеливший тело Лавиолетта, был ли это удар молнии Юпитера или бога Тора, случился только потому, что Лавиолетт уже принял смерть из моих рук.

Боги никогда не действуют прямои мне сейчас, кроме всего прочего, было очень интересно, кто именно смог отбить Ливию во время жертвоприношения. Даже вопрос о «ее высочестве» отошел на второй план.

Все это время, пока разглядывал покрытое татуировкой тело девушки, я пытался поймать ее взгляд. Но Ливия глаз не открывала и по-прежнему расслабленно сидела на скамье. Как раз в этот момент она закинула руки за голову и с удовольствием потянулась. Выглядела она так привлекательно в этот момент (даже несмотря на ужасающую вязь татуировки), что на несколько секунд я даже забыл, о чем вообще хочу ее спросить. Кавендиш, судя по громкому вздоху, тоже впечатлился.

Ливия, определенно чувствуя наше повышенное внимание, наконец открыла глаза и посмотрела сначала на Кавендиша, потом на меня.

 Что?  с недоумением поинтересовалась она.

С наигранным недоумением, конечно же. Ведь показав свое тело со следом подобного ритуала, Ливия прекрасно понимала, что мы не просто так на нее ошарашенно смотрим.

 Нет-нет, ничего,  произнес Кавендиш, также играя в незаинтересованность.

Ливия опустила руки и приняла более расслабленную позу. При этом ее взгляд вдруг скользнул в сторону входа в кальдарий. Коротко обернувшись, я там никого не заметил.

 Что-то не так?  явно продолжая играть в затеянную игру, Ливия глянула на нас, а после внимательно себя осмотрела. Словно пытаясь понять, что привлекло наше с Кавендишем внимания. И в процессе осмотра задумчиво смахнула пару капелек пота с груди.

 Нет-нет-нет, все так,  хмыкнул в ответ Кавендиш.

Еще несколько минут тишины.

Ливия по-прежнему расслаблялась, откинувшись на мраморную стену, мы по-прежнему ее внимательно рассматривали.

 У меня есть только один вопрос,  проговорил я.

 И какой?  не открывая глаз, поинтересовалась Ливия.

 Кто.

 Что кто?

 Кто не дал нанести тебе ошейник?

Ливия отвечать не стала. Все также не открывая глаз, она сделала сдержанно-ленивый жест рукой в сторону выхода. Обернулись мы с Кавендишем снова одновременно.

Магистр Никлас, в выданном администратором терм белом халате, невозмутимо прошел через заполненное паром помещение и устроился на скамье рядом с Ливией. Девушка при этом даже глаза не открылатеперь я понял, на кого она, скорее всего восприятием, сквозь стены, посмотрела совсем недавно.

 Соскучились?  поинтересовался Никлас, поочередно глянув на нас с Кавендишем.

Я не отвечал, внимательно глядя то на совершенно спокойную Ливию, то на сидящего рядом с ней магистра.

 Не успели соскучиться, так скажем,  пожал Кавендиш плечами, взяв на себя инициативу разговора. Правильно, будущий Единый король, пусть тренируется вести важные беседы.

 Ваши проблемы. Нужно было отдыхать от менязавтра с утра снова приступаем к тренировкам.

 Какое радостное известие,  прежним тоном произнес Кавендиш.

 Дракенсберг сбежал в Семиградье,  произнес вдруг Никлас, посмотрев мне в глаза.

Отлично. Такой вариант самый лучшийнастолько лучший, что я его специально поэтому даже плотно не рассматривал. Но если Дракенсберг сбежал, значит, открывается широкое поле деятельности по

 Сбежал, но сразу же вернулся,  разрушил мое удовлетворение от случившегося Никлас.  Не знаю, что он услышал от Императора или иных ответственных чиновников, но он вернулся сразу же с невероятной скоростью. И ваш поединок все же состоится.

Ну, состоится так состоится. К чему шли, к тому и пришли, только и пожал я плечами, прогоняя удовлетворенную радость от только что услышанного.

 Сразу после того как Дракенсберг вернулся, все порталысекретные порталы тайного протокола, одним из которых ты воспользовался по пути сюда, перестали работать. Теперь Северный круг окончательно отрезан от Рима, Атлантиды и Септиколии,  произнес Никлас так же, как и Ливия, откинувшись на стену и закрыв глаза. Но за мгновенье до этого он бросил мне что-то, что я машинально поймал.

Небольшой амулет, по ощущению. Открыв ладонь, я посмотрел на золотое всевидящее око Инквизиции, с крупным рубином вместо зрачка. Сработало вместо ответа на многие мои незаданные вопросытакие амулеты принадлежат только высшему кругу руководства Конгрегации. И такие амулеты самостоятельно никто не снимает, на них завязаны энергетические каналы, а иногда даже сама душа.

 Это был кто?  сдержанно поинтересовался я.

 Это был Антонио Пизетти, девятый судья Трибунала Конгрегации. Мне нужна была информация, и я, так получилось, побеседовал с ним в Тавросе прежде чем покинуть этот гостеприимный город. Убил я его не так красиво, конечно, как ты расправился со Стефаном Лавиолеттом, зато весьма полезно в плане информативности. У меня было много времени для того, чтобы задать много вопросов, и достопочтенный Антонио много мне поведал, всякого разного. И знаешь, что?

Говорил магистр Никлас по-прежнему сидя с закрытыми глазами и откинувшись на стену.

 Что?

 Он много всего мне поведал, вот только он не сказал мне, почему именно Дракенсберг так спешно вернулся в Северный круг. Не сказал мне не потому что не хотел, а потому что даже он, Антонио Пизетти, девятый судья Трибунала Конгрегации, не знает этому причину. И к сожалению, так получается, что и мы не знаем эту причину.

 Печально.

 Более чем. В связи с этим я очень и очень надеюсь, что у тебя есть козыри, которые ты можешь предъявить и собираемом тобой альтингу, и Дракенсбергу.

Отвечать я не стал. Никлас, который ждал моих слов, открыл глаза. В ответ на его взгляд я только неопределенно пожал плечами.

 Рейнар.

 Да?

 Ты уже молишься?  задал неожиданный вопрос Никлас.

 Нет,  не скрывая удивления, ответил я.

 А тебе, да и всем нам, следовало бы начать это делать. Причем молиться вообще всем богам, кто готов услышать наши молитвы. Инквизиция, если ты проиграешь, нас не пощадит.

 Или мы не пощадим Инквизицию.

 Или мы не пощадим Инквизицию,  кивнул Никлас, снова закрывая глаза.  Просто прелесть как мне нравится твой настрой.

 Amen,  после недолгого молчания поставил точку в столь неожиданной беседе Кавендиш.

Глава 9

С момента казни Стефана Лавиолетта все кардинально изменилось, но при этом все осталось как было: совершенно неожиданно для Венсана Кавендиша жизнь вернулась в привычную колею.

Прибывший в Северный круг магистр Никлас снова принялся за тренировки, которые проходили на закрытом полигоне бывших казарм Девятого «Ледяного» легиона. Дни тянулись быстро и однообразно насыщенно: подъем, пробежка, завтрак, тренировка, второй завтрак, теория, обед, тренировка, теория, тренировка, ужин, термы. Кровать, пустая столовая легионной казармы, тренировочный полигон, учебный класс, помещения термпривычные декорации сменялись калейдоскопом, за пределы лагеря никто в ожидании альтинга не выходил.

Ни риторика занятий, ни уровень нагрузок практически не изменилисьтолько тренировки теперь проходили с одной тройкой, без участия Нессы, Дженнифер и Гаррета. При всем при этом Венсан осознавал себя в совершенно новой реальностион ведь теперь стал персональным врагом Инквизиции, причем изгнанным из фамилии. Разум отказывался это принять; Венсан и не принимал. Он об этом просто старался не думать.

Вечерами, после ужина и посещения терм, все собирались на дубовой аллее за зданием претория, и под сенью вековых деревьев вели неспешные разговоры о мироздании, судьбах Империи и политике; о грядущих планах и открывающихся возможностяхесли, конечно, Рейнар победит на Суде богов Дракенсберга или его ратоборца.

Кавендиша эти разговоры утомляли до крайности, как неуходящая зубная больон еще готов был терпеть дискуссию, глубокий политический анализ, исторические экскурсы и аллюзии на лекциях в офицерской школе Корпуса, но участвовать в них самому по доброй воле казалось ему сказочным бредом. Причем, к удивлению Кавендиша, и магистр Никлас, и Рейнар, и даже Ливия вели беседы с полным вовлечением, и они при этом, что удивительно, так отдыхали!

Уже на второй день с этой необязательной политинформации широкого спектра Кавендиш счастливо улизнул обратно в термы, где еще в первый день близко познакомился с девушкой-администратором. И с того дня каждый вечер до поздней ночи он приятно проводил с ней время. На его отлучки, конечно же, обращали внимание, но ни слова ему не говорили. Даже Рейнар ни разу не пошутил про двадцать четыре девицы; все понимали, что известие об изгнании из фамилии выбило Кавендиша из колеи, и были благодарны ему за то, что он максимально концентрируется на время тренировок и теоретических занятий. И после того как тренировки заканчивались, его не трогали.

Напряжение спутников с каждым днем рослоРейнар все более активно готовился к поединку, постоянно танцуя с мечом; Никлас и Ливия втайне от него обсуждали возможности открытия портала для бегства в случае проигрыша. И таким нагнетающим напряжение темпом прошло уже десять дней, и назначенная дата поединкарассвет одиннадцатого дня, недавно казавшийся таким далеким, наступала уже завтра.

Вечером десятого дня Кавендиш, как обычно, сразу после ужина отправился в термы, представляя новую встречу и новые игры. Собираясь словно «надышаться» напоследок. Потому что как бы ни закончился завтра поединок, Кавендиш понималего свобода действий кончится. Или совсем и навсегда, или окажется отодвинута в сторону новыми обязательствами. И шел в термы он сейчас с неугасимым желаниемдевушка-администратор, показавшаяся ему после первой встречи такой милой и невинной, при продолжении знакомства оказалась удивительной затейницейв первые дни Кавендиш думал, что это он учит ее искусству любви, а оказалось, что учили его.

Назад Дальше