Она уснула, кажется, до того как её голова коснулась подушки в моей спальне. В их комнату мы не пошли, оберегая Алёшкин сон, я «на автопилоте» пошёл к себе, а Лёле было уже всё равно
Не всё равно стало Алексею, когда утром он застал её спящей в моей постели и Митю при ней.
Что это значит?! спросил он, сверкая на меня глазами. Что это такое?! Один мне тут войну объявляет, и ты ещё подкапываешься? Внутренний враг?!
Я посмотрел на него, отвлекаясь от плиты, на которой готовил завтрак нам с ним обоим:
Знаешь что, мой мальчик, ты мне выволочек не устраивай, если мне надо будет, я не стану у тебя на глазах устраивать свои любовные дела! Лёле нужна помощь. Надо освободить её от домашних дел и давать ей отдыхать. Она не железный робот. Заболеет от усталости, что делать будем?
Он нахмурился, глядя на меня, глупый гнев его подтаял:
Хорошо, я согласен со всем. Но в твоей постели ей не место.
Я не сказал ничего. Эта ночь была одной из лучших ночей за последние полгода. Лёля была рядом. Я чувствовал её, её дыхание, её тело, её тепло, её сны витали около моей головы. Я мог обнять её. Я мог целовать её волосы. И хотя она почти не чувствовала этого, погружённая усталостью в слишком глубокий сон, я наслаждался уже и этим. Но Алёше я этого не скажу, разумеется
Ты сказал: «один объявляет мне войну», ты виделся со Стерхом? спросил я, вспомнив, что же меня так царапнуло в его словах.
Виделся, он был здесь.
И ты упёрся?
Теперь Алёша ничего не ответил.
Ты как мальчик в песочнице, Алексей.
Он самвспыхнул Алёша.
Ну да: «сам дурак», я покачал головой. С тех пор его не было?
Я ничего не слышал с тех пор.
Будем надеяться, что Лёле удастся
Лёле ты думаешь ты хочешь сказать, что она встречается с ним тайно?! опять засверкал глазами Алёшка.
Угомонись, сказал я. Пусть встретится, только она сможет найти дорогу для всех.
Я встречалась с Игорем. Мы виделись несколько раз. Я приехала к нему домой с Митей, я знала, что они плохо поговорили с Лёней. Нельзя допускать вражды, это грозит всем нам крахом. Поэтому я согласилась на все просьбы Игоря, чтобы он только убрал все свои мечи в ножны и зачехлил ружья, чтобы подождал:
Мите пока всё равно, подожди, Игорь, Лёня уступит, поймёт, что это неразумно и уступит. Я уговорю его. Или Кирилл уговорит.
Вон что?! Так профессор тоже не против, чтобы восторжествовала истина? удивился Игорь. С чего бы это?
Я не стала больше ничего говорить, опасаясь, что он уцепится за мысль о Кирилле. Во всей этой мужской компании только Кирилл, только он один ещё щадил меня, не устраивая сцен ревности, не требовал любви и ласки. Остальные, включая Митю, видимо, сговорились угробить меня своими растущими с каждым днём требованиями, придирками, капризами и недовольством.
Игорь настоял, чтобы мы купили кроватку в его квартиру, «чтобы у Мити была своя комната». Я согласилась и на это. Мы отправились выбирать. Когда мы были в магазине, встретили там Мымроновну. Увидев меня, она подошла, оглядела Игоря с Митей на руках:
Замуж вышла, поздравляю, ухмыльнулась она. Или муж и раньше был? прибавила она, когда Игорь, поздоровавшись, отошёл, думая, что она моя хорошая знакомая, и я не против поговорить с ней. Сколько ребёночку-то? она пробуравила меня взглядом. Кирилл знает?
А вы что в этом магазине для малышей?
У Кирилла внук родился. Вот хочу подарок от кафедры подарить. Посоветуешь, может быть? она усмехается, продолжая сверлить меня бормашиной своих тёмно-карих глаз.
Не думаю, что вам подойдут мои советы, сказала я, сбежать бы поскорее
Да уж, наверное, высокомерно хмыкнула Мымроновна, будь здорова, а то что-то с лица спала совсем.
Я долго готовился к тому, чтобы спросить Лёлю о том, что было там, в её Лысогорской станице. Она только повела бровями:
Ничего особенно интересного, ничего такого, о чём я хотела бы вспомнить и рассказать тебе. Ничего такого, что было бы страшнее, чем взрывы домов.
Она посмотрела так, будто считает, я виноват в чём-то. Когда я спросил, она ответила:
Но ведь вы знаете так много, неужели не могли предотвратить? Ты не понимаешь разве, что
Лёля, неужели ты думаешь, если бы могли предотвратить, не сделали бы этого?
Ты скажи мне! она обожгла меня взглядом. Ты из тех, кто знает больше всех. Ты не из нас, не из стада. Это нас пришли насиловать и стрелять и не прятались даже, они не рассчитывали ни на какое на сопротивление А здесь, взорвали несколько домов со спящими людьми Как может быть, что никто не знал? Столько взрывчатки, что можно тайком провезти и заминировать дома, чтобы никто не заметил?! разгорячилась она.
Мне больно от её упрёка. И я понимаю её чувства, я согласен с её словами, но что я решаю? Лёля, я знаю, но решения принимаю не я. Не я, ты-то знаешь
Предателей по-прежнему слишком много, сказал я. И продажность повсюду. Продажность, возведённая в философию. Это как Змей-Горыныч о двенадцати головах. Одну голову срубаешь, на её месте вырастают две. Пока мы огненный палец, что их плодит, не отрубим, не сможем победить. А пальцев этих не один, а множество. И не все их мы знаем
Так рубили хотя бы те, что знаете! воскликнула Лёля со слезами в голосе, не осознавая даже, что её упрёки для меня хуже любой пытки.
Господи, Лёля
Прости меня, сказал я. Прости, что я всего лишь спица в колесе, что я не ось, вокруг которой вращается колесо событий Но и оси, полагаю, сейчас ещё непросто, пока она спицы все заменит с прогнивших на надёжные Сама видишь, вторая война объявлена, «мочить в сортирах», обещано
Что ж ещё можно обещать после такого Думаю, даже слов других он подобрать со злости не смог
Я улыбнулся:
Полагаю, да
Золотая осень засыпает город прощальными письмами от солнца в виде опадающих жёлтых листьев. Они кружат по утрам в скверах и парках, и обрываемые ветром, падают на ещё тёплую землю. Ещё тёплую, даже инея не бывает пока по утрам. Мы гуляли с Лёлей и с коляской с Митей по дворам вокруг их дома, парков и скверов там поблизости нет.
Чувствуя настроения Лёли, я ни разу не пытался коснуться её так, чтобы она поняла, до какой степени я изнываю от желания к ней. Я не хочу оттолкнуть её. Я продвинусь гораздо дальше, если дождусь, пока она придёт в себя после того, что было на Кавказе, даже просто отдохнёт немного. Тогда и наступит моё время для атаки. Тех нескольких фотографий, что есть у меня, достанет, чтобы превратить рай, в котором так отлично себя чувствуют её Легостаевы, в кипящий ад. Митя никуда не денется от меня в любом случае, но мне нужна его мать.
Вышел мой роман, и я подарил ей экземпляр. И даже расходился по магазинам, благодаря удачной обложке и тому, что я не поскупился нанять людей, которые следили за тем, чтобы в магазинах и на развалах рекомендовали мой опус.
Лёля порадовалась за меня, особенно, когда я сказал, что это только благодаря ей. И более того, что я пишу следующий.
О чём этот?
Снова о тебе. Нет ничего другого в мире, что так интересовало меня.
Лёля улыбнулась. Всё же она принимает мою любовь, ей приятно осознавать, что у неё есть я. Ты поймёшь, что я подхожу тебе гораздо больше, чем твои Легостаевы с их неразрешимыми противоречиями. Тем более что у нас с тобой Митя.
А Митя всё дольше бодрствовал теперь, требуя ещё больше внимания и отдачи. Он переворачивался уже с животика на спинку, вовсю улыбался, хватал себя за ножки и узнавал знакомые ему лица.
К первому снегу я изнывал уже от хронической неудовлетворённости. Теперь Лёля не отказывалась от близости, но, по-моему, не испытывала никакой радости от неё. Этого не было никогда раньше. Между нами всегда было то, что и позволяло мне заносчиво говорить, что у нас нет секса. А теперь секс как раз и появился. Только он был у меня, а для Лёли это стало какой-то чуть ли не тягостной обязанностью, вроде мытья полов. Я не привык к этому, я теряюсь в мире, где такова стала реальность и начинаю сходить с ума Я не хочу так жить, это не жизнь, но изменить я ничего не могу
Ноябрьские праздники, которые теперь праздновали не 7-го, а 4-го ноября и праздновали не всем понятно что, прошли у нас, как и всегдапросто мы, я и отец, были дома. От дежурств я отказался, чтобы иметь возможность помогать Лёле, походы в детскую поликлинику на взвешивание и осмотры в месяц и в два, теперь подходил третий месяц. И сносил теперь насмешки своих коллег, которые называли меня «кормящей мамашей», но я не обижался.
Но по ночам Лёля ни разу не будила меня. Отец вставал, брал у Лёли Митю и укачивал. А она могла спать в это время. Отец полюбил купать Митю каждый вечер, это стал его любимый ритуал, которому не мешали ни я, ни Лёля. Ей, по-моему, было приятно, что он возится с Митей. А я кроме всего прочего, работал над диссертацией, заняв под это целую комнату, которую завалил материалами: собственными записями, журналами и компьютером, и продвинулся уже значительно, моей работе не мешало ничто, как ни странно. Я умел отвлекаться от всего.
Однажды Лёля упомянула, что видит Стерха. Случайно, у нее, по-моему, просто вырвалось. Говорила о том, как застал дождик на прогулке и
И часто вы видитесь? спросил я, чувствуя как мой «чайник» начинает греметь крышкой, закипая.
Не цепляйся, Лёня, скривилась Лёля.
Не цепляться?! меня возмутил больше всего не факт их встреч даже, а пренебрежение, с которым она произнесла это своё усталое «не цепляйся».
Господи, начинается хватит орать, Митю разбудишь! прошипела она.
Я разозлился ещё больше, потому что, я и не думал орать ещё.
Не орать?! Как не орать?! Вот так?! тут я по-настоящему повысил голос в расчёте разозлить её.
Спятил? Лёля подошла к кроватке и заглянула в неё.
Да спятишь! Ты видишься со Стерхом, что вы там делаете с ним?! Поэтому ты и не кончаешь со мной больше?! Всё, он приступил к боевым действиям?!
Лёля побелела, оборачиваясь ко мне:
Вот придурок! А может потому, что я сплю по три часа в сутки и то часто не подряд?!
Последние её слова потонули в Митином крике. Всё же мы разбудили малыша
Иди отсюда, дай мне укачать ребёнка! рыкнула Лёля, наклоняясь к нему.
Ну, конечно, отличная отмазка от всего, даже от разговора!
Я вылетел из спальни, изо всех сил хлопнув дверью.
По башке себе стукни, может дурь вылетит! услышал я её крик за спиной.
Отец застал меня на кухне, когда я трясущимися от злости руками, разбил чашку с блюдцем, доставая стакан, чтобы попить воды.
Что опять? спросил он, скорчив гримасу.
Опять?! Да всё тоже! Она любит только его, только Митю!.. Да ещё его отца, чтоб он провалился! Романчики, гад, ещё выпускает! Видел? Вон на полке стоит у неё! я махнул рукой, показывая, где полка, на которой стоит этот романЯ заглянул. Знаешь о чём? О девушке, по имени Лена, о её любовных злоключениях и как она, в конце концов, после множества перипетий и ошибок, возвращается к тому, «кто всегда её любил»! я чуть не раздавил стакан в руке.
Алексей, ты чего хочешь? вздохнул он. Я понимаю, что да и Лёля неправа по-своему, но ты-то умный, и ты уже взрослый, ты не понимаешь, что сейчас сама Лёля не Лёля, а только приложение к Мите? Потерпи немного, немного, будет малыш постарше, и сама Лёля в себя придёт Сам говорил, что пережить ей пришлось перед его рождением. Что ж ты думаешь, всё бесследно прошло? Насилие, это для любой женщины надолго отключит все желания. А тут ещё бесконечная усталость и вообще зацикленность на ребёнке Давай няню наймём?
Он прав во всём абсолютно. Я вздохнул, допил свою воду и, вытирая губы, сказал:
С этим предложением она меня в прошлый раз чуть поедом не съела, так злилась. «Чужая тётка будет его улыбку ловить? Будет касаться моего мальчика своими равнодушными руками» ну и так далее
Успокойся, включи мозги, не поддавайся дурацким эмоциям, что рвутся из штанов. Стерх он умный и хитрый, он уже обыгрывал тебя, не дай ему победить снова, теперь у него ядерное оружие в виде сына.
Я посмотрел на него:
Ты же говорил, что Стерху не отдашь её, если что, заберёшь себе. Что теперь? Не получилось? Кишка тонка?
Отец сверкнул глазами:
Ты меня на «слабо» не бери. Я, в отличие от тебя, мальчик по-настоящему взрослый, и не пытаюсь влезть в корзину сдувшегося воздушного шара. А ты мало того, что сам забрался, так ещё и мешки со своими комплексами натащил.
Боже-Боже, какое образное мышление у всех, куда деваться?! злюсь я.
Подежурь сходи, отвлекись от дома, не доставай всех. Лучшее лекарство от недовольства женойработа, вот иди, поработай.
Отец, возможно и прав, может быть, действительно, вместо того, чтобы больше торчать дома, мне лучше
Часть 17
Глава 1. Как часто слепы ревности глаза
Но стоило мне только подумать о том, чтобы опять начать дежурить, как на следующий день я получил конверт. Среди прочих конвертов, что приходили на моё имя в Склиф, с документами и литературой, что я заказывал во множестве, в том числе и заграничных журналов, я быстро освоил английский, чтобы читать их, поначалу со словарём, но через пару недель в словарь я почти не заглядывал.
Раскрывать всю свою корреспонденцию я привык только дома, во-первых: на работе для этого не было времени, во-вторых: спокойно разобрать и рассмотреть, распределить по значимости можно было только дома в моём импровизированном кабинете, заваленном стопками бумаг, в которых разбирался только я, не позволяя там убираться даже Зое Васильевне.
В этом плотном сером конверте без штемпелей, только с моим именем оказались только фотографии
У меня захлестнуло грудь горячей волной гнева. Мой отец, «взрослый мальчик» и Лёля очень красноречиво.
Он стоит на коленях посреди многолюдной, очень знакомой улицы, Лёля, делающая шаг к нему с испуганным почти лицом, ещё беременная тогда, но с небольшим животом. Это весна что ли?..
Но есть ещё куда хуже, через окно снятое: они целуются на постели, она обнимает его, и она его целует они одеты, но они целуются, и они в постели!
Лёли нет домаона ушла гулять с Митей, как каждый вечер. Всё по расписанию, кроме кормлений, которые происходят, по-моему, вообще беспрерывно, он всё время у её груди днём и ночью. Но отец дома уже, в своём кабинете. Самое рабочее время и у него и у меняранний вечер.
Я вошёл к нему. Перед ним горящий монитор, а на нём очередные страшненькие картинки больной кожи.
Алексей, взгляни, пытаются выдать обычный люэс заон повернулся ко мне с довольной улыбкой, собираясь поделиться сделанным им если не открытием, то интересным фактом.
Лучше ты взгляни сюда! я со шлепком плеснул фото на стол перед ним.
Он посмотрел, не касаясь, фотографии большие, чуть рассыпавшись, видны все, их много, но сюжет однообразен, так что сильно приглядываться не надо.
И что? сказал он, подняв глаза на меня, спокойный, но не улыбающийся, конечно, уже.
«И что?»?! я загорелся фитилём к бомбе. Ты издеваешься?! Что это такое?! у меня сами собой стискиваются кулаки. Что это значит?! Вы у меня за спиной продолжаете свою связь? Ты и она?! Где это?!
Это Арбат, всё так же невозмутимо проговорил отец, отвечая только на последний вопрос, нарочно, чтобы взбесить меня ещё больше?.. А что это значит да ничего для тебя нового это не значит. Стерх делает всё, что может, чтобы вас поссорить, вот и всё. И нас с тобой заодно.
Ничего нового?! у меня ощущение, что у меня не то, что мозг, у меня волосы горят на моей бедной, готовой взорваться голове. Ты издеваешься? Ты Ты и сейчася задыхаюсь. Ты и сейчас продолжаешь это делать?!
Охолони! твёрдо и спокойно сказал он, продолжая смотреть на меня синеватыми глазами. Я уже говорил, я тебе не соперник, сказал отец, глядя на меня.
Ты мне не соперник?! Ты сейчас насмехаешься надо мной, я не пойму?! Ты с моей женой целуешься в постели, и ты не соперник?! Ты стоишь на коленях перед нейэто что, не любовь?!
Любовь, невозмутимо подтверждает он, спокойно глядя на меня. Убить его, может?.. Это любовь, Алексей. Благословение и проклятие одновременно. Если бы я не узнал Лёлю Тебя и её, моя жизнь так и осталась бы жизнью среднестатистического удачливого паразита. Я бы никогда даже и не понял как я жил Но это моя любовь, не её. Будь у меня хотя бы один шанс против тебя, Алексей, ты никогда не увидел бы Лёлю Но ты мой сын Ты мне дорог настолько, что я не встану между вами, он вздохнул и улыбнулся немного, и я имею достаточно этой любви, чтобы не брать, а давать. Я даю Лёле жить так, как хочет она. Только с тобой она счастлива и только тебя она любит
В его глазах тёмное облако, ноябрь, вот этот самый, что завывает за окнами холодным мокрым ветром, гнетёт низким беспросветным небом, в моих такого и не бывало никогда