«Я позвоню», показал он жестом, в виде телефонной трубки, сложенной пальцами между ухом и ртом.
Номер тот же, кивнула я, понимая, что он не услышит, и щелкнула передачу.
На половине пути «Skala» жалобно пискнула о низком заряде. Я отключила ее, не доводя до полного истощения. Дальше еду под рев мотора. Ветер сквозь шум изоляциювремя от времени лучшая музыка, не правда ли? Я предугадываю движение потока и направляю мот в такт музыке, которая играет в моей голове. (А в голове у меня играет «I want you to take my glory away», с каждой секундой наращивая темп). Glory, как известно, дама капризная и непостоянная, стоило поспешить
*
В половине десятого я уже сижу на своей кухне в легком деловом костюме, дневном макияже и почему-то совершенно не хочу никуда ехать. Полнейшая апатия ко всему происходящему все сильнее притупляет восприятие. Очень хочется спать. Тем не менее, я допиваю очередную порцию кофе, обуваю в прихожей туфли и выхожу на улицу, где заведомо проинформированный водитель усаживает на заднее сиденье, и, проявив не дюжую проницательность на фоне моего состояния, ведет машину по известному адресу молча, вперившись глазами в дорожное полотно.
Монотонная речь Уступова постепенно убаюкивает меня. Хронический недосып, физические нагрузки в купе с его гнусавым голосом действуют похлеще любого снотворного на фоне прогрессирующей хандры. Я провожу глазами по лицам присутствующих, они полны неподдельного раскаяния и порыва все тотчас исправить. В последнее время собрание совета директоров все чаще стало напоминать мне эдакую «утреннюю зорьку» пионеров по откатам корчащих из себя комсомолов-партийников замкнутых систем денежных потоков. Причем каждый мнил себя, если не сосредоточением зла, то, как минимум, стратегическим гением, сочетающим в себе все возможные людские пороки, но даже не подозревал, что уже давно на каждого томится предостаточное количество информации, чтоб без лишних церемоний любого из присутствующих расколоть под орех. Но что еще более печально, что в их головах даже не укладывается, что такое вообще возможно. Что деньги можно зарабатывать, а не пиздить. Что единственное, что воспринимают подобного склада люди, это боязнь. И что с ними нельзя по-другому, потому что таким по природе не дано быть преданными или обязанными. Они могут быть должны или унижены страхом, и непременно злопамятны, чтоб точить на тебя нож, в случае их разоблачения, до самой смерти. Здесь главное не сидеть спиной ко входу. Здесь главное, в принципе, не сидеть
А я вот сижу. Сижу уже битый час и слушаю весь этот гундеж про производительность, конкурентоспособность и масштабность развития, и, судя по всему, лицо у меня в этот момент настолько отчужденное, что способно выражать разве что бездну внутренней депрессии от всех этих ново выявленных и примитивных до абсурдности схем денежных круговоротов.
«Выделять подобным мыслителям даже крохи с государственного бюджетасущее расточительство», думала я, уже давно не слушая, и бесцельно блуждая глазами по лицам окружающих. «Расточительство! Абсолютное. Только кому сейчас нужна бережливость? Мы сами-то себя давно беречь перестали. А здесь как-никак коммерция. Совсем другое дело. Мораль дельцов в борьбе со сборищем преступников, идеалистов и бездельников нынче вещь необходимая, как корсет для толстой бабы, иначе расплывется».
Я едва слышно усмехнулась, стараясь не прерывать дискуссионный процесс.
«Хотя и так расплылось уже все со времен инфантильности российского общества набрано. И сколь рацион теперь ни балансируй, а липосакции не избежать. Именно такие фигуры, к слову, и требовались, как воздух нынче на политическом олимпе для объяснения наиболее трудных и животрепещущих вопросов. Вот ониисточники всех бед, истощившие страну и опутавшие интригами президентскую доктрину под масками святой миссии, легального предпринимательства и посылом отмыть страну от скверны «преступного прошлого». А за всем этим на делепустота, абсолютное отсутствие идеалов и помыслов изменить ситуацию к лучшему, и лишь тираническое стремление выстроить свое благополучие на крови трудового народа, да отжать природные недра помясистее. Иными словами, доесть разлагающийся труп Матушки-России и войти в когорту власти с единственной цельюнасыщение личных нужд «Вождей». Здесь-то на арену не спеша и своевременно выходит знаковая фигура с новым проектом политической реорганизации, посредством которой провозгласившие себя «энтузиасты» и «деятели» подвергаются всей строгости законодательства, а все нажитые ими непосильным трудом денежные единицы в обязательном, а местами даже принудительном порядке возвращаются на территорию государства российского.
Бабло, разумеется, в очередной раз побеждает зло, и по сущей случайности в канун следующих депутатских выборов».
Таким образом, опираясь на систему профессора Лаузана, мы можем прогнозировать, что наша методика способна все тот же занудный тон Уступова вернул меня к сиюминутной реальности, медленно внедрившись в мои мысленные революции.
Профессор Лаузанвысочайший специалист по мозговой части, не дожидаясь окончания фразы, парировала я. Это тончайшая, виртуозная техника. Вашими же методиками разве что животы потрошить. Совсем другое дело.
«Страшно представить, что будет, если эти люди каким-то образом окажутся у власти», продолжила я уже мысленно, останавливаясь взглядом на белой керамике чашки с остатками недопитого чая.
Еще страшнееувидеть их реакции, если все же сейчас не сдержаться и пройтись глубоким и проникновенным разъебом персонально по каждому. И непременно с азартом охотника, въедливыми вопросами и алчным ожиданием развязки. Кто-то, получив свой пендель с оттяжкой начнет рассыпаться прямо за столом. Кто-то засучит ручонками, кто-то покраснеет или побледнеет. А кто-то напротив проявит железную выдержку. Эти-то и представляют собой наиболее интересные объекты Но вместо этого я продолжаю молчать и в упор смотрю куда-то в точку корпоративной посуды. Секунда и я вижу, как задетая чьим-то неловким движением она будто в замедленном действии падает со стола, разбивается и окрашивает светлое покрытие пола в коричневые тона.
Невозможно выйти победителем из игры, которую не понимаешь. Невозможно стать в ней лучшим, если не любить сам процесс. Сел за игровой стол, взялся за фишкииграй, но не поноси. Либо играй и люби, либо не играй вовсе. Но если все же играешьстремись стать лучше. Лучше себя в первую очередь. И фокусируйся не на счет, а на саму игру. Только так она оплатит тебе новыми уровнями, статусами и бонусами. Только так возведет к пьедесталу. Здесь главное, чтоб только нервы выдержали. Мои бедные, измотанные произошедшими в начале недели событиями, бессонницей и общением с мудаками нервы просто не выдержали. Хотя еще вчера я была готова поставить на них клеймо «железные». Но в данную минуту я чувствовала, как у меня буквально сносит крышу, сносит до такой степени, что я готова проломить всем этим товарищам голову. Просто подойти вплотную, практически лицо в лицо, и коротким, но отработанным движением вынести челюсть но вместо этого я делаю многозначный хлопок по папке с документами, назначаю следующую дату подписания договоров и быстро удаляюсь из переговорной.
Есть три игры в жизни, в которые невозможно не играть: деньги, отношения и здоровье. Сегодня каждая из них, казалось, достигла своей критической точки накала.
А по ночам тишина Все далеко-далекоговорил Вениамин, когда мы сидели тем же вечером на узкой веранде «Поплавка». Тебе нужно уехать на несколько дней.
Очень нужно, согласилась я с примерной покорностью, но боюсь, это сейчас не по мне.
Почему же?
Покой хорош, когда ты сам по себе внутренне спокоен.
Ты разве не спокойна? он вскинул руками. На вид степень твоей уравновешенности и невозмутимости разума способна разрушить разве что непреднамеренная влюбленность.
Увы, потупилась я в пространство стола перед собой, но все же едва заметно улыбнулась. Это мнимое спокойствие на деле все больше балансирует на гране апатии. Умение не придавать значения вещам, которые того не заслуживают, стало постепенно превращается в безразличие по отношению теперь даже к важному. А это разные вещи.
Есть над чем задуматьсязадумчиво дополнил он, не скрывая теплой улыбки. Односвойство характера, похожее на силу воли, другоеотсутствие чувств. Об этом стоит поразмыслить.
Порой мне кажется, что все сложности начались с того, как человек обрел способность мыслить, ответила я, передернув плечом. Ограничься мы природными инстинктами и физиологическими потребностями, мир лишился бы огромного количества бед.
А также никогда не узнал бы, что такое трасса, красная зона на спидометре и хороший кофе.
Сплошные противоречия выдохнула я и положила руки на стол. На секунду они показались мне очень тяжелыми. Я опустила на них глаза: руки, как руки. В меру холеные, тонкие, с венами на просвет. После грубой кожи новых мотоперчаток ноготь на среднем пальце правой руки надломился, лак местами сошел. Ох, уж эти мелочи, создающие целостность
Я протянула руку к центру стола и взяла шнурок с пристегнутым ключом от мотоцикла и стала играть им. В узких пальцах он казался дородным искусным плетением. Веня безотрывно смотрел на гильзу в виде брелока, с бренчащим звуком мотающуюся по деревянной поверхности.
Ты заезжала в больницу? пронзил он вдруг мою туманность в голове вопросом, внезапным и вполне ожидаемым.
Да, была у него. За пару дней до выписки, ответила я, будто справились о погоде.
Вы говорили?
Я кивнула, не поднимая глаз, перед которыми будто в реальности восстанавливались детали не так давно минувших дней.
Белесая палата. Послеоперационное отделение. Запах медикаментов, казенного белья и неизвестности. Я стою у окна и всматриваюсь в узкую полосу линии горизонта. Небо было низким, безоблачным и бесцветным в этот шаткий час нереальности, колеблющийся между днем и ночью. Сквозь вакуумную тишину я слышала его прерывистое дыхание.
«Зачем я здесь?» подумала я и невольно вздрогнула, от ощущения будто чья-то рука тянется за мной со спины. Я прикрыла глаза. Это страх. Безотчетный страх, когда не знаешь, что подстерегает за поворотом следующей минуты. За поворотом головы За разворотом собственного корпуса Раз нашла в себе силы прийти, то нужно отыскать их, чтоб развернуться. Раз захотела увидеть, найди смелости повернуться лицом. Я понимала, я искала, но продолжала ждать, упираясь ладонями в подоконник. И это было просто невыносимо. «Зачем все это? Ждать или не ждать. Глупейшая позиция играть с человеком, который и не думал вести игру». Я сделала глубокий вдох и повернулась
вот он лежит передо мной в перевязках. Бледные руки в безмятежном спокойствии вдоль тела, на искаженном и будто совсем незнакомом лице маска покорности, черты заостренные, кожа тонкая, казалось, вот-вот порвется, и перманентное выражение боли, будто до сих пор в нем что-то выскабливали скальпелем. Даже несмотря на укол, ему предстоит ужасная ночь: полная неподвижность, кошмарные сны, нескончаемая боль а я смотрю на него безотрывно, и понимаю, что ничего при этом не чувствую. Понимаю, что не усну теперь сегодня, и потому моя ночь тоже предстоит быть нелегкой. А за нейватное утро и абсолютно разбитый день. Понимаю и отдаю себе полный отчет при этом, сколь ничтожны все мои эти страдания в сравнении с муками Макса. И все же эта мысль меня не утешает. Она ничуть не утешает, не помогает и ничего не меняет. Хоть голова у меня разболись, в самом деле чтоб хоть как-то разделить с ним намек на его состояние. Ведь его организм отчаянно борется сейчас со смертью, бросает в бой все резервы кровяных шариков и нервных клеток. Он вовсе не примирился с судьбой, он не желает этого делать. И не сделает. А я смотрю на него и безумно хочу ему хоть как-то помочь, но вместо этого выхожу из палаты, чтоб купить себе в холле аппаратный кофе. И сама себя ловлю на мысли абсолютного непонимания, как можно делать самые, казалось бы, неуместные вещи и быть при этом совершенно безутешной. Напивайся я сейчас до беспамятства, и все рамки приличия были бы соблюдены. Я же сижу сейчас на узком стульчике возле его кровати, сжимая в одной руке пластиковый стаканчик с дымящейся жидкостью, другойего теплую шершавую руку, и особенно остро ощущаю в тот момент насколько драгоценна на самом деле жизнь когда она так мало стоит.
А потом я склонилась к нему, прижалась и не шевелилась, самозабвенно вслушиваясь к его прерывистому дыханию. Он дышал. Дышал, и это был самым оглушающим звуком для меня во вселенной. Громче самой тишины, в которой тебя разносит на куски, как в безвоздушном пространстве. Еще мгновение и мне стало не по себе. Мне вдруг чудилось, будто кто-то заглядывает через плечо, какая-то тень, и смутно улыбается. Я незаметно для себя забралась с ногами на свободный край кровати и прижалась еще сильнее. «Дыши», думала я. «Ты только дыши». Все остальное теперь безразлично. Особенно сейчас. Особенно в эту ночь. Так случилось, важно теперь одновыстоять. И ты выстоишь. Потому что я не позволю тебе уйти прежде, чем смогла бы уйти от тебя сама, потому что не позволю оставить себя одну прежде, чем буду к этому готова. Жизньнечто большее, чем свод сентиментальных заповедей. И объяснять здесь нечего. Я зарылась лицом в перевязочные бинты вокруг его корпуса и прижалась еще крепче. Так было еще мгновение Потом все исчезло
Его состояние гораздо лучше, говорил врач на следующее утро, после того как осторожно выслушал сердце. Переливание крови сотворило маленькое чудо. Раз продержался до утра, значит, есть надежда.
«Надежда умирает так же быстро, как и появляется. Оставаться ей позволяет разве что ударная доза упрямства и веры», думала я, на минуту задержавшись в дверях перед тем, как уйти. Лицо Макса выделялось серым пятном на подушке. Я снова обвела взглядом палату. Постельное белье, снятое с кровати, матрас, поставленный дыбом, простыни, брошенные на пол у двери, да и едва слышный запах его волоспройдет совсем немного времени этовсе, что останется вам от Максима Гордеева.
Спасибо вам, доктор, ответила я, прежде чем навсегда покинуть медицинское учреждение. Уходя я понимала, что вряд ли приду сюда еще раз, именно поэтому, наверное, оставила на его прикроватном столике гильзу, аналогичную той, что висела сейчас у меня на ключе. Дешевая символика, я знаю. Но что еще в жизни трогает так, как дешевая сентиментальность? Лишь бесспорная убедительность. Когда тебя хватает за горло, от цинизма не остается и следа. Я едва заметно улыбнулась, преодолевая длинные пролеты коридоров. День с иронической усмешкой встретил меня в распахнутых дверях.
Понятнорезюмировал Вениамин, возвращая меня к действительности.
Что ж тут непонятного? ответила я, поднимая глаза, и отмечая, как он по-прежнему пристально наблюдает за мной. В клинике, как в монастыре, заново учишься ценить самые простые вещи. Начинаешь понимать, что это значитходить, дышать, видеть. Все становится неважным, когда пролежишь несколько недель в постели, а потом снова начинаешь ходить. Но это, к сожалению, проходит, стоит только покинуть те стены. И снова насущные вопросы о том, как жить приобретают куда более весомый характер. Впрочем, тебе ли не знать.
Да не важно, как, в общем-то, жить, Лер. Больше или меньше удобствне в этом главное, ответил он с нотками усталости в голосе. Куда важнее, на что мы тратим свою жизнь. Да и то не всегда.
Онпропащий человек, Вень, я отрешенно пожала плечами и, не переставая перебирать пальцами шнурок от брелока. Все, что ему было нужно в последнее времяэто встреча со смертью. Он искал ее повсюду. В каждом своем жесте, каждом поступке. В этом он видел для себя хоть какой-то смысл. И он почти его нашел.
В яблочко, Лер, он жестом выразил согласие и откинулся на спинку плетеного стула. В жизни каждого, так или иначе, наступает миг поворота, когда оказываешься наедине с самим собой. Не с тем, каким еще станешь, а с тем, каков есть и пребудешь всегда. Главное, не пропустить его, этот миг, не проскочить и правильно отработать по скорости. На своей собственной личной совершенной скорости. Ведь если пропустишь, проскочишь, хотя бы на долю секунды все. Это ж войти в поворот можно на любой скорости, а вот выйти из него, уже совсем другое дело. Лишь те единицы, кто способны изначально заметить, вовремя успеть среагировать, и быть достаточно подготовленными на уровне рефлексов, чтоб совершить маневр, те отрабатывают на гране своих возможностей. Они и ведут себя потом соответственно. Только тогда человек уже окончательно лишенный смысла вновь и гораздо более человечным образом снова его обретает.