Я покосилась на Эвана Сэлинджера. Он не смотрел на меня, сидел с опущенной головой и устремленным в учебник взглядом. Однако это точно сделал он. И пусть это покажется полным бредом, но я ощущала его присутствие. Казалось, даже не глядя, парень наблюдает за мной.
Прекрати, прошептала я.
Извини, тут же ответил он.
Моя просьба его не смутила. Он меня понял, и это чертовски странно, потому как я сама не представляла, что имею в виду. А потом все закончилось. Налетевшая тучка заслонила собой луч света, и чувство, что Эван наблюдает за мной, исчезло.
«Ладно, это странно».
Не из-за чего-то подобного у него такая репутация? Несомненно, парень обладал необычной энергетикой. У меня не вышло бы описать ее словами, да и возможно, все это лишь плод моего воображения. Однако всерьез обдумывая произошедший случай, я пришла к мнению, что в этом явлении нет ничего страшного.
Даже ничего хоть сколько-нибудь пугающего.
Глава 2Джо
На следующее утро перед вторым звонком я заманила Джареда Пилтчера на трибуны за спортзалом и позволила задирать свою кофточку до тех пор, пока явственно не ощутила бедром его эрекцию. Он целовался так, словно хочет сожрать мои миндалины. Я же старательно удерживала волосы на левой щеке. Хотя в любом случае его не интересовало мое лицо.
У меня есть девушка, сообщил он, когда прозвенел звонок. Я пригласил ее на выпускной. Просто чтобы ты знала.
Я пожала плечами.
Круто. Будет нашим маленьким секретом.
Прекрасно. Может после обеда?
Я снова пожала плечами.
Посмотрим.
Первое правило шоу-бизнеса: всегда заставляйте народ желать большего. Это как театр одного актера, а я будто человек, играющий роль семнадцатилетней школьницы. Как и полагается, в тот день за обедом я нашла себе компанию. Приметив стол, за которым расположились парни и девушки, одетые в черное и предпочитающие стиль эмо, я подсела к ним так, словно делала это ежедневно с начала учебного года.
Я устроилась рядом с Марни Краусс, главой местных отбросов, и напротив ее заместителя, Адама Лопеса. Адам был единственным открытым геем в школе, а возможно, и во всем городе.
Мы разве знакомы? оскорбленно фыркнул он, вздернув подбородок и приподняв брови.
Я очень рада, что ты присоединилась к нам, произнесла Марни, растягивая слова.
Они обменялись такими выразительными взглядами, что я буквально слышала их диалог. С таким же успехом они могли произнести слова вслух.
«Она что серьезно?»
«Я сам в шоке».
Джо Кларк, представилась я, новенькая.
Разумеется. Марни, прищурившись, посмотрела на меня. Расскажи о себе.
Я слышала вы, ребята, ведете андеграундный журнал.
Марни оживилась, на мгновение на ее лице мелькнуло воодушевление, прежде чем оно снова приобрело выражение умудренного опытом человека. Она являлась главным редактором Mo Vay Gooодного из ежемесячных школьных изданий. Десять минут назад в коридоре я спасла одну копию из мусорного ведра.
Mo Vay Gooэто игра слов mauvais goût, что в переводе с французского означает «безвкусица». Небольшой журнал, где полно гневных разглагольствований в отношении человека и экзистенциальных статей. Я ожидала, что их издание окажется по-детски глупым, но в реальности оно мне понравилось. К тому же я не любила сидеть одна в обеденный перерыв.
Да, я редактор, подтвердила Марни. Твое мнение?
Я хотела бы внести свой вклад, ответила просто. Я пишу стихи.
Дорогая, мы серьезный журнал, фыркнул Адам Лопес.
Я не пишу розовые сопли. Я повернулась к Марни. Если нужен пример, то с удовольствием предоставлю.
Судя по всему, Адам хотел возразить, но Марни внимательно рассматривала меня и мои волосы, прикрывающие левую сторону лица.
Новый контентэто всегда хорошо, постучала она по зубам черным сломанным ногтем.
Как ты можешь быть уверена в том, что она не пытается втереться к нам в доверие, чтобы обмануть? возмутился Адам.
Я фыркнула. Так мило, что они считают, будто кому-то есть дело до их журнала настолько, чтобы портить его репутацию.
Разве похоже, что я агент группы поддержки под прикрытием? Я же сказала, что пишу стихи. И многие из нихабсолютная безвкусица.
Марни скрестила руки на груди.
Круто. Но мы не заинтересованы в стишках о пурпурных облаках грусти или насколько твоя жизнь похожа на черный дом без окон и дверей.
Нам нужно искусство, подхватил Адам, а не пародия на песни Ника Кейва .
Это обнадеживало. Может, нам с Mo Vay Goo по пути. Я оглядела стол. Еще шестеро ребят в черном с неровными стрижками, пара из них с выбеленными прядями, уставились на меня. Моя компания. Или станут, как только я посвящу их в свою тайну. «Давай. Это как сорвать пластырь», подумала я.
Я выпрямилась и отодвинула скрывающие половину лица волосы. Прохладный воздух коснулся щеки, и я почувствовала себя голой. Уязвимой. Левый глаз моргнул от резкого света. В течение трех мучительных секунд весь стол мог хорошо рассмотреть мой шрам, а затем я вернула пряди на место.
Адам тихо присвистнул.
Бог, мой. Что с тобой случилось, девочка?
Автокатастрофа, пояснила я. Мне было тринадцать. Моя мать погибла, а мне на память осталась эта красота. Я не рассказываю об этом, просто пишу. Я взглянула на Марни. Никаких розовых соплей.
Ага, кивнула она, не в силах оторвать от моей щеки расширенных от ужаса глаз, все понятно.
Меня приняли. Вы спросите, как быстро найти друзей? Мой ответ: просто добавить драмы!
* * *
Я ужинала, со скрещенными ногами устроившись в одном из старых уютных кресел фирмы «Лейзи Бой», стоявших перед телевизором. В другом сидел Джерри с ведром из «KFC» на коленях и смотрел бейсбол. Он предложил мне жирную курицу, тем самым выполнив свои опекунские обязанности на этот вечер. Но я предпочитала только легкую пищу типа лапши быстрого приготовления и диетической колы.
Мне предстоит длительный рейс, сообщил Джерри, не отрывая взгляд от телевизора. Полторы недели, может, две.
Ладно.
С тобой все будет в порядке?
Конечно.
Как будто у меня имелся выбор.
В тот вечер я стояла перед зеркалом в ванной и рассматривала свое лицо. В свете паршивой флуоресцентной лампы мой изъян выделялся особенно четко. Бугристый шрам, начинающийся под левым глазом и тянущийся идеальной, хоть и зыбкой линией к челюсти. Яркий и бледный одновременно.
В школе я соврала, что он остался после автокатастрофы, и мне поверили. А почему бы и нет? Я не давала поводов не доверять себе. История про аварию в разы гуманней правды: я взяла трехдюймовый шуруп и сама вырезала эту линию, чтобы прекратить ночные визиты дяди трижды в неделю.
Джаспер велел мне молчать, ничего не рассказывать, так что я решила показать.
И совершила ужасную ошибку. Эта выходка остановила Джаспера, но убила мою мать. Я изуродовала себе щеку, но с таким же успехом могла перерезать ей вены. Мама посмотрела на мою кровавую рану, выслушала, зачем я это сделала, и с тех пор ее не стало. Имея неустойчивую психику, она продержалась недолго. Ровно три дня она кричала и плакала за закрытой дверью спальни, пока дядю Джаспера не увезли в тюрьму. А потом моя мама совершила самоубийство.
Смазываю рубец холодным кремом. Я частенько использую разные средства из дешевой ночной рекламы, обещающие уменьшить шрамы или избавить от пятен. Они бесполезны, и если вдруг я не выиграю в лотерею, чтобы сделать пластическую операцию, тут уже ничего не поможет. Я проделала хорошую работу по уродованию собственного лица. Убила свою мать, сломала себе жизнь. И все одним выстрелом.
Неприятные воспоминания и тягостные раздумья. Они всегда просыпаются, когда я показываю кому-нибудь свой шрам.
Побочное действие, или посттравматическое расстройство, ну или что это еще может быть. К тому времени, как я умылась и почистила зубы, у меня уже тряслись руки.
Я лежала в кровати и представляла, что плыву по окруженному красивыми горами озеру со спокойной, словно покрытой льдом, поверхностью. Это помогало. Мрачные мысли начали расплываться как масло по воде, давая мне возможность заснуть.
Перед тем как окончательно отключиться, я увидела Эвана Сэлинджера.
Мы снова оказались на уроке истории Запада, он повторил свои действия, и мне вновь показалось, что на меня упал луч теплого света. Я хотела попросить его прекратить, но Эван повернулся и посмотрел на меня своими небесно-голубыми глазами. От желания стать объектом этого ясного и теплого взгляда у меня перехватило дыхание.
Он улыбнулся так, словно я не была ущербной, сломанной и опороченной собственным дядей.
Спокойной ночи, Джо.
Я попыталась пожелать ему сладких снов, но уже уснула.
Глава 3Джо
Прозвенел школьный звонок, и народ, который занимался по углубленной программе английского языка, начал потихоньку расходиться. Мисс Политано попросила меня задержаться. Эта молодая учительница собирала волосы в небрежный пучок и одевалась в богемном стиле, весьма нетипичном для учителя в американской глубинке. С неизменной книгой под мышкой и в сползающих на переносицу очках она выглядела так, будто ей самое место в библиотеке Сиэтла.
Так Джо, спросила она, широко улыбаясь, сокращение от Джозефины? Как Джо Марч из «Маленьких женщин»?
Я кивнула.
Это была любимая книга моей матери.
Моя тоже, сообщила учительница. Думаю, лучшей тезки и не придумаешь.
Мои губы дрогнули, пытаясь изобразить вежливую улыбку, но я потерпела неудачу. Она же, несмотря на мое молчание, не потеряла нить разговора.
Поскольку учебный год почти подошел к концу, мне трудно оценить твои успехи, заявила она, добродушно улыбаясь. Мне прислали работы из одной твоей бывшей школы, но этого недостаточно, чтобы получить представление о твоих знаниях.
Я пожала плечами, хотя внутри появилось неприятное ощущение.
Хорошо. Что от меня нужно?
Мисс Политано присела на край стола. Я заметила, как она окидывает меня взглядом: спрятанное за волосами лицо, темная одежда и вызывающий взгляд. Ее улыбка стала мягче.
Потребуются дополнительные работы, иначе я не знаю, как тебя аттестовать.
Мне нужно окончить школу. Я должна выпуститься.
Безусловно, согласилась учительница, но осталось слишком мало времени. Я не могу протестировать тебя. На данный момент мы анализируем литературу и уже наполовину закончили «Когда я умирала».
«Когда я умирала». Мне знакома эта история. Я вообще много читаю в дороге. В этом романе главной героиней является умершая мать. Можно сказать, мне очень близко это произведение.
Я нагоню программу.
Теплая улыбка мисс Политано начинала действовать мне на нервы.
Не сомневаюсь, ответила она. Но даже если мы прибавим итоговую годовую работу, у тебя слишком много пробелов за год.
Что вы имеете в виду? Мне придется посещать летнюю школу?
Я не вижу, как этого можно избежать.
Она разгладила свою вязаную юбку, словно мы приятели, решающие одну задачу. Словно мы равны. Терпеть не могу, когда учителя притворяются равными, особенно если в их руках твое хрупкое будущее.
Мне казалось, мисс Политано неплохая, но если не даст возможности окончить школу, она может серьезно испоганить мою жизнь.
Я закусила губу.
А что, если я подготовлю отдельный проект? Для проставления дополнительной оценки?
Я тоже рассматривала такой вариант. Но твой проект должен произвести на меня впечатление.
У меня в сборнике имелось тридцать написанных стихотворений. Двадцать из них нормальные, а десять вполне приличных. Правда, не хотелось использовать их для всякой ерунды, тем более для проекта, но если это поможет мне окончить школу, то пусть они станут моими жертвенными агнцами.
А как насчет поэтического проекта? У меня есть стихи, я могу показать их, а также вы могли бы дать мне еще парочку заданий.
Лицо мисс Политано просияло.
Ты пишешь? Прекрасно. В начале этого года мы прошли целый блок по любовным стихотворениям и сонетам. Китс, Шекспир, Элизабет Барретт Браунинг Возможно, у нас получится сосредоточить твой проект на этом.
Я не пишу о любви, сообщила, изо всех сил стараясь не скривить губы.
Учительница рассмеялась.
Проект ведь не может быть легким, верно? Принеси мне завтра свои работы, и посмотрим, что можно сделать. Неплохо звучит?
Да, гораздо лучше, чем не закончить школу. Только вот я не верила в то, что ее удовлетворит моя работа. Я пишу в основном о матерях-самоубийцах, мертвых отцах и дядюшках-извращенцах, не упускающих свой шанс. Чувствую, облажаюсь я по-королевски.
Что мне известно о любви? Ни черта. То немногое, что я помнила, вырвано с корнями. Осталась лишь легкая дымка далеких воспоминаний, с каждым днем становившихся все более тусклыми. Мама она была моим миром, ярким и цветным, а сейчас я едва могу вспомнить ее лицо.
Покидая класс английского языка, я ощущала боль в сердце и морально готовилась к летней школе.
* * *
В тот же день я прогуливалась по коридору с Марни и Адамом, а Эван Сэлинджер шел впереди нас, уткнувшись носом в книгу. На нем была черно-синяя клетчатая рубашка, потертые джинсы и рабочие ботинки. Штаны снова оказались испачканы в машинном масле, но в них задница Эвана выглядела чертовски привлекательно.
Джаред Пилтчер, мой нынешний приятель по поцелуям на перемене, прислонился к своему шкафчику, а рядом с ним стояли его друзья из футбольной команды. Здоровяки в джинсах и спортивных куртках. При приближении Эвана они начали пихать друг друга локтями.
Ой, погоди, произнес Адам, отводя меня в сторону.
Марни поджала губы.
Через пять четыре три Когда Эван проходил мимо, Джаред выбил из его рук книгу. Началось, пробормотала Марни.
Выбить книгу, пробормотал Адам, как оригинально.
Ни он, ни Марни даже не шелохнулись, чтобы помочь Эвану. Они просто наблюдали. Как и все остальные присутствующие в коридоре. Как и я.
Эван опустился на колени, чтобы поднять книгу.
Отвали, Джаред.
Оно живое! Живое! засмеялся Джаред.
Мэтт Кинг, полузащитник, раскинул руки подобно чудовищу Франкенштейна, застонал и пошел вразвалку. Другой спортсмен прижал пальцы к вискам и зажужжал, а после притворился, будто бьется в конвульсиях из-за прошедшего сквозь тело тока.
Что за чушь? наклонилась я к Марни.
Эван провел время в Вудсайде, прошептала она, психиатрической лечебнице в Хэлстоне.
Да, я слышала. И что с этого?
Ты видишь вот то пугало, стоящее вместе со спортсменами?
Я обратила внимание на тощего парня с измученным лицом, в костлявых руках держащего изогнутую трость. Карлик. Отброс.
Да.
Шейн Сэлинджер. Выпускник, как и Эван. Он рассказал всем, что в Вудсайде Эвана лечили ЭСТ .
ЭСТ ты имеешь в виду электросудорожную терапию? Марни кивнула. А это правда? спросила я.
Она пожала плечами и сухо улыбнулась.
В этом и заключается все величие и скверность слухов. Они не обязаны быть правдой, чтобы существовать.
Подняв голову и глядя строго перед собой, Эван покинул коридор. Шейн Сэлинджер смеялся вместе со всеми, только в два раза громче.
Ха! Молодцы, ребята!
Спортсмены проигнорировали его похвалу. Шейн, без сомнения страдающий каким-то дегенеративным заболеванием, своим истощенным телом медленно подвинулся ближе к стоящему рядом огромному парню. Так, словно искал защиту у здоровяка с такими же соломенными волосами, только выглядящего в десять раз мускулистее, с прыщавой кожей и тусклыми невыразительными глазами.
Я кивнула в его сторону.
А это кто?
Еще один брат Сэлинджера, Мерл, ответил Адам, младший. Шейн ходит за ним по пятам. Пытается бегать вместе с большими собаками. Кстати, Мерл и есть большая собака. Он хорош в футболе. Марни кивнула, и мы пошли дальше. Единственное, что удерживает Шейна от того, чтобы спуститься к нам, в самый низ пищевой цепочки, это Мерл. Ну и слухи, которые Шейн распускает об Эване, развлекая умников.
Почему Шейн поливает грязью Эвана? Разве они не братья? нахмурилась я.
Он приемный, пожал плечами Адам.
И что с того?
Они не одной крови. Шейн терпеть не может Эвана. На полном серьезе ненавидит.