Стой, дурак! приказала она. У нас беда стряслась.
Что за беда?
Стой, говорю. С Глафиройбеда.
С кем?! Да что ты молчишь?! Говори внятно!
Саня, ее больше нет.
Какнет? Гденет? Так он
Санька чуть было не выпалил: так он, проклятый риваль, увез ее прямо из театра, не заезжая к ней домой? Но удержался.
Ты знаешь, кто он? быстро спросила Федька. Коли знаешьбеги в дирекцию, говори! Там сейчас полицейские сыщики сидят, всех по очереди вызывают! Да беги же! Все расскажешь и оправдаешься!
И ее рябое лицо преобразила радостная улыбка.
Погоди, погоди до Саньки стало доходить, что они с Федькой имеют в виду не одно и то же. В чем мне оправдыватьсяя же ее не увозил! Или
Саня
ЧтоСаня?
Ее больше нет. Ее утром мертвую подняли.
Что ты врешь!
Ей-богу! За расписным задником, знаешь, где колесница Аполлона. Ее шнурком удавили. А рядом твоя маска валялась.
Этого было слишком много для быстрого понимания.
Плотники пришли глуар чинить, там золоченое крыло отвалилось, и на нее наткнулись.
Какой Аполлон, какой глуар?.. бормотал Санька.
Я тебя нарочно ждалаперехватить. Они там, в дирекции, думаютэто ты
Я? Чтоя?..
Ну, ты все же знают
Я ее не увозил, сказал Санька. Некий умозрительный человек, (а, может, ангел-хранитель) засел в голове и твердил: Глафиру увезли, оттого дирекция послала за полицейскими, слыханное ли делопохитить первую дансерку А все дурное этот ангел отметал в сторону белым крыломили же умозрительный человек отмахивался, как от осы то-то радости было, когда на театральном чердаке отыскали осенью осиное гнездо
Санька, ты что, не разумеешь?
Нет да
Глафира не могла умереть. Ведь столько было наобещано Санькиными страстными мечтами! Все могло переменитьсяс любовником поссорилась, на обожателя обратила внимание, и не век же ему торчать в береговой страже, ему всего двадцать лет, еще немногои все было бы позволено!
Санька разрыдался, как малое дитя. Он отпихнул Федьку, что кинулась утешать, и выскочил на улицу. Обида заполнила, как вскипающее молоко. За то, что Глафира дважды оставила его, за то, что лишила надежды навекии все мечты недействительны
Саньку обокрали. И он оплакивал кражу с яростью трехлетнего дитяти. Федька выскочила следом, но подойти не решалась. Глафиру она недолюбливалаи из-за Саньки, и потому, что виделаизящная дансерка навела на всех какой-то морок, и ей прощают танцевальные оплошности из-за непобедимого обаяния; Федька же, недавно сделавшая в зале при свидетелях безупречный пируэт «алескон» в два оборота, никому не нужнанет в ней обаяния, лишь одна рябая рожа. И вот сейчас на душе понемногу воцарялась радость: Санька нуждался в ее помощи! Не в маленьких подарках или повседневной опеке, а в настоящей помощи.
Что Федьке известно про это дело? Она утром прибежала одна из первых и пошла в зал, чтобы до прихода товарок разогреть ноги. Степан Афанасьевич уже растопил печку подсохшими за ночь дровами и принес новую охапкучтобы сохли потихоньку. Федька поздоровалась и стала в одиночестве потихоньку заниматься, вводить себя в то состояние, когда правильные четкие движения стоп доставляют радость. Степан Афанасьевич пошел разносить дрова по уборным. Вдруг Федька услышала грохот. Она испугаласьне сорвался ли старик с лестницы вместе с дровами. Выскочив, услышала внизу шум. Спустившись на пролет, увидела и разбросанные дрова, и остолбеневшего истопника, и свою подружку Малашу, сидящую на ступеньках и рыдающую.
Уразумев, что произошло, Федька прежде всего забеспокоиласькаково переживет беду влюбленный Санька. Она решила встретить его на подступах к театру и осторожно подготовить к дурному известию, но, к счастью, не успела убежатьее схватил за руку Васька-Бес, тоже приходивший довольно рано, и спросил о маске.
Васька знал, что Федька влюблена в Румянцева, и дай волюбудет штопать ему чулки. Видел также, как она недавно возилась с Санькиной адской маской, подгоняя ее, и хотел узнатьесть на ней хоть какие-то метки? Она действительно была помечена изнутри двумя буквами: «АР».
Слава богу! воскликнул Васька. Так я и думал! Так бы нас всех трясти принялись, а теперь ясно, кто ее там обронил!
И что, прямо у тела? спросила изумленная Федька.
Возле юбок, Царствие Глафире Небесное. Надо ж таким олухом быть
Он ее не убивал! Зачем ему?
А не знаю! Мало ли что промеж них вышло.
Ничего промеж них не было!
Будет врать-то! Допрыгался наш голубчик. Мы-то думалине с ума ли спрыгнул, смотрел на нее, как бешеный, пропал после представления, костюма не сдал, а он, вишь, Глафиру выслеживать побежал.
Тут Федька возразить не моглапро Санькин побег из театра в танцевальном костюме она не знала.
Потом прибежали из дирекции. Отвели ее в комнату, где сидели два полицейских сыщика, и она поклялась, что в последний раз видела Глафиру после представления, когда публика уже разошлась. Дансерка навестила кого-то из зрителей в ложе и шла в свою уборную. Федька же задержалась на сценеискала потерянный во время танца кусок цветочной гирлянды с юбки, кто-то его отпихнул ногой, чтобы не помять, и куда он улетелневедомо, а наряд сдавать костюмерам, и он должен быть цел.
Стало быть, четверть часа спустя после окончания она была жива? уточнил полицейский чин. А как она шла в уборную?
Она была в ложе на мужской стороне, честно ответила Федька, а на женскую сторону удобнее всего перебежать по сцене.
Вот тогда-то ее и подкараулили, беднягу. А где в ту пору был Румянцев?
Не знаю
Ей бы совратьждал у лестницы, но ложь не сразу пришла Федьке на ума лишь когда ее выпроводили из комнаты.
Так получалось, что до определенного момента Глафиру видели в театре живой. А потом, уже утром, нашли мертвой. А Саньку не видели после его бешеного бегства вообще. Просто не поняли, куда он подевался. Про его любовь слухи ходили, Глафирина неприступность могла бы и ангела довести до безумства. И эти взоры, которые, оказывается, всеми замечены И эта проклятая маска
Все было ужасно и непонятно, однако для Федьки открывались такие возможности, что впору бежать в Божий храм ставить свечку во здравие тому, кто избавил театр от Глафиры.
Санька стоял лицом к стене, едва ли не упираясь лбом в холодный камень, и слезы потихоньку иссякали. Федька подошла со всей осторожностью, молча постояла рядом и дождалась, пока избранник души к ней повернулся.
Сань, ты где был после представления? Есть кто-то, кто тебя видел и мог бы сказать: да, с Румянцевым вместе ужинали?
Иди к черту
Федька не обиделасьона все понимала. Только поплотнее запахнулась в шубку. Ноги мерзлиона ждала избранника в танцевальных башмачках, в них и выскочила на снег. Но оставить его сейчас фигурантка не могла.
Она видела любимый профиль, который уже наловчилась рисовать на затуманенном стекле: нос с заметной горбинкой, чуть более обычного выдающиеся вперед губыесли смотреть спереди, то очень красивого рисунка, и изящный подбородок, и чуть более глубоко посаженные, чем у греческих аполлонов, глазавот только длинные ресницы, на которых под солнечным лучом появлялись золотые точки, палец изобразить не мог.
Ты пока побудь здесь, встань вон там, за углом, а я схожу узнаю, что у нас делается, сказала Федька, и он послушался.
Поблагодарить ее за заботу ему и на ум не взошло. Она не обиделосьясно же, что не до любезностей.
В театре фигурантка пошла смотреть то место, где нашли мертвую Глафиру. Она полагала увидеть там по меньшей мере половину труппыи оперных, и балетных, и музыкантов. Тело уже убрали, но знатоки показывали, как именно оно лежало и где была румянцевская маска.
Это точно он! Я давно приметил, что-то неладное задумал, такую речь держал Трофим Шляпкин. Уж как он ее всюду высматривал! А ей-то на него начхать! Так ему и объявила: мне на тебя, вертопраха сопливого, начхать! Ну а кто ж такое стерпит! Он тогда и опомнился, как она уж мертвая лежала!
Она ему это раньше сказалаа он терпел, терпел, а как занавес упалускакал, как ошпаренный! За шнурком побежал, не иначе, возражал Сенька. Что бы ему не дурью маяться, а посвататься к какой горячей вдовушке? И горя бы не знал! А первая-то дансеркане про него, нищеброда!
Федька слушала, не показываясь на глаза, и уже задыхалась от злостивот точно то же эти сволочи говорили полицейским сыщикам!
И тут ее осенилошнурок! Поскольку его не раз поминали, то, выходит, он был найден при теле. Если этот шнурок оторван от танцевального костюмато еще надобно узнать, от которого! А если он совсем постороннийто, значит, кто-то его принес нарочно, замышляя убийство. Нужно было бежать к костюмерам, разглядывать Санькин костюм.
В мастерской Федьку зналитам ее крестная трудилась. Можно было прибежать, словно с новостями, и добраться до больших вешал, на которых висели костюмы труппыоперные отдельно, балетные отдельно, каждый спектакльособо.
Федька и понимала, что ее избранник на убийство не способен, и безумно боялась, что в костюме обнаружится недохватка тесемочки или шнурочка.
Крестная, Агафья Антоновна, знавшая, как и весь театр, про Федькину любовь, обласкала фигурантку и потихоньку провела ее к костюмам вчерашнего представления, которые нужно было оглядеть и развесить в правильном порядке.
Санькин адский кафтан с рожей на пузе был самый длинный. И воинский нарядтоже. Ничего подозрительного на них не обнаружили.
Так ведь шнурок у нас где угодно можно взять, сказала Агафья Антоновна. Может, он на полу подобрал, и тут ему в головку дурь вошла?
Так и ты, тетенька, думаешь, будто это он?
Весь театр так думает! Кому бы еще? Да на черта всем эта Глафира сдалась, один твой дуралей с нее глаз не сводил! Держись ты, Федорушка, от него подалее! А то гляди!
Чтогляди?
Не потащилась бы ты за ним в каторгу
И потащусь! выкрикнула Федька и убежала.
Положение было ужасноевроде и жил Румянцев без врагов, а как стряслась бедавесь театр ему недруг! Как один ополчились! И защитить некому. Кроме одной дуры рябой, которую никто слушать не станет.
Из-за убийства Глафиры занятия в зале все никак не начинались, девицы из береговой стражи стояли у палки и, обсуждая событие, лениво разминали ножки. Федька заглянула тудаи поняла, что сегодня заниматься не сможет, не до того. Мысли возникали одна другой причудливей: увезти Саньку в деревню, где его не найдут, или вовсе как-то спровадить его в Москвутам у него родня, или бежать на Васильевский, к дедову шурину, который не раз похвалялся, что у него-де в полиции есть и брат и сват.
И лишь самой последней явилась мысльузнать все-таки, куда Санька сбежал после представления и где пропадал. Коли у Анютыэто было бы счастье! Та к нему привязалась, должна сказать правду полицейским!
Федька пошла ее отыскивать и нашла в уборной вторых дансерок. Она там сидела с Дуней Петровой, ожидая, пока позовут в зал.
Чего тебе, Бянкина? спросила Анюта.
Поговорить надо.
Не о чем вроде.
Есть о чем.
Федька понятия не имела, как приступиться к пикантному разговору, и от неловкости глядела в пол.
Так это у нее Санька Румянцев на уме! догадалась Дуня.
И что? Анюта, хорошая актерка, притворилась, будто не понимает.
Может, ты, сударыня, скажешь скажешь, где он был после представления?.. неуверенно спросила Федька.
А не скажу. Потому что не знаю. Да и знать не могу, твердо ответила Анюта.
Так, может
Не может! И заруби на носу своем дырчатомслышать я о нем больше не желаю. Так-то. Еще недоставало, чтобы полиция
Так он у тебя был?!
Нет, говорю тебе! Вот ведь дура, простых вещей не понимает! Не было его у меняи отродясь не бывало!
Ступай, ступай, сказала Федьке Дуня. И прищурила левый глаз. Это означалодождись меня, кое-что скажу.
Фигурантка выскочила из уборной. Ну конечно! Коли поднимется шумАнютин покровитель может узнать про ее шашни с Румянцевым. И прощай счастливая жизнь!
К дверям спешила Наталья Макарованесла новость Анюте.
Слыхала, Бянкина? Что открылось! Румянцев дома не ночевал! Полиция к нему ходилатак его матушка-умница побожилась, будто прибежал сразу после представления и спать улегся, а братец-то и выдал! Так и сказалперед самой заутреней старшенький-то явился, зол былкак черт!
И Наталья ворвалась в уборнуюпраздник-то какой, можно услужить Анюте Платовой. Та не скупа, отплатитюбку надоевшую подарит, сорочку с порванным кружевцем. У нее-то их на весь театр станет, и на береговую стражу, и на хор.
Да и все будут Анюту выгораживатьв ожидании награды за преданность.
А если Федька попытается объяснить полицейским сыщикам, что Санька провел полночи у Анюты, весь театр против нее выступит Все, чего она добьется, это нагоняя от начальства.
Федька прислонилась к стене. Значит, слов более не надобно. Надобно действовать. А как?
Из уборной вышла Дуня Петрова, как и Федькав шубке внакидку и всего в двух юбках, чтобы удобнее было заниматься.
Пошли, велела она и, приведя фигурантку в тихий закуток, сказала прямо:
Не будь дурочкой, Бянкина. Платова тебе не помощница. Коли хочешь ему пособитьбеги, ищи деньги. У вас в береговой страже есть Семен-питух, он за деньги родную мать продаст. И другие тоже Докопайся, где тот же Семен вечером шлялся, уговори егобудто он вместе с твоим обалдуем шлялся да на похмельную голову позабыл.
Федька ахнулавот ведь где друг подлинный сыскался!
Я тебе этого, Дуня, не забуду, вот те крест!
То-то все вы, молодые дурочки
Самой Петровой было уже двадцать пять или даже двадцать шесть. Тоже не красавица, право танцевать вторые партии всеми средствами доказывала. А первых ей все равно не видатьибо не француженка, не австриячка и не итальянка.
А Платову не трогай, ей и без тебя тошно, добавила Дуня.
А ты как думаешькто Глафиру-то?..
Это дело темное. Оно, может, вообще никогда не откроется, подумав, сказала Петрова. Глафира уж больно много скрытничала. Кабы с нами делиласьмы бы теперь все сыщикам и доложили, и злодея бы они поймали. А так сама видишь
Но ты ведь не веришь, будто это Румянцев?
Верю! Я, Бянкина, такое в жизни повидалачто парень сгоряча мог зазнобу удавить, верю! с неожиданной яростью выпалила Дуня. Хоть у твоего Саньки и кишка тонка на такое дело Мог, вконец одуремши. А потом к Анютке кинутьсяс перепугу, и полночи с ней маяться
Да нет, Дуня, что ты, Господь с тобой! А если он скажет сыщикам в управе благочиния правдубыл, мол, с любовницей? Платова, конечно, станет отпираться
Ну так обойдется это Анюте в две или три сотни. Одно ее ожерелье дороже стоит. Она уже и теперь припоминает, через кого можно встречу с обер-полицмейстером устроить. Я ее знаю, она ловкая! Может, и не деньгами расплатится. Так ты беги, выручай уж своего болвана, дурочка, а то его в каторгу погоняти ты в петлю полезешь.
И Федька, поцеловав Дуню в щеку, помчалась на мужскую половинувысматривать Семена-питуха.
Но, пока добежала, сообразила: если Семен согласится, ей этого паршивца всю жизнь поить придется. А зато есть другой человеккоторый поможет не ради денег, а по своей несуразности. Его можно выманить и все ему растолковать. Ну и заплатить, разумеетсянемного, совсем без денег тоже нельзя.
Имелась в Федькиной жизни одна нелепая история, за которую было немножко стыдно. Года полтора назад ей показалось, что Санька уже готов проявить здоровую мужскую благосклонность. Первым делом Федька испугаласькак же на нее отвечать? От товарок-фигуранток она знала, что любовнику в постели надобно угождать, и про всякие ухватки наслушалась. Но сама опыта не имела ни малейшего, даже ни с кем не целоваласьв береговой страже она не пользовалась успехом, а из публики время от времени интересовались какие-то гадкие люди, на которых и смотреть-то было тошно, а не то что в постель с ними ложиться.
Бянкина, бывши почти на два года старше Саньки, понималаон будет ждать от нее хоть какой-то опытности, а она по сей части бестолковадальше некуда! И нет же в столице кого нанять, как нанимают помесячно, скажем, музыкального учителя. Первая ночь с Санькой могла стать и последнейесли ему не понравится. А этого Федька не хотела.
Характер у нее был стойкий, боли она не бояласьэто для танцовщицы вещь привычная, и учеников даже учат выверять по ней движения: когда, встав в аттитюду или в арабеск, ощутишь еезначит, поза схвачена верно. Если отнестись к амурной близости как к танцуто можно ее постичь тем же методом: перед тем, как блистать на сцене, танец многократно проходят в зале, и публика этой черной и потной работы не видит; равным образом перед тем, как оказать себя умелой и страстной любовницей в румянцевской постели, надобно отрепетировать все ухватки в постели иной