Если у нас будет завтра - Эмма Скотт 7 стр.


«Учитывая, как давно я здесь живу».

И все же мысль о столь скорой смене работы вызывала неприятный привкус во рту. Нужно оставаться профессионалом, а не сбегать из-за симпатичной мордашки.

«Да уж, Сайлас «симпатичный»,  усмехнулся я про себя.  А Джейсон Момоа лишь «слегка привлекателен».

Я фыркнул и немного пришел в себя. Вызванное Сайласом потрясение проходило. И пока «Убер» вез меня через озеро Вашингтон в город, живот скрутило от нервного напряжения. Вся эта суматоха с переездом и новой работой не оставила даже времени, чтобы осознатьмама действительно согласилась со мной встретиться.

Я заказал столик в итальянском ресторане неподалеку от рынка «Пайк-Плейс». Из маленького бистро открывался вид на залив, где в темной воде золотыми огнями светились лодки.

Мама еще не пришла.

Я занял столик на двоих. Сердце колотилось в груди, а пальцы постукивали по телефону, ожидая сообщения, что она передумала. Она уже откладывала и переносила встречу десяток раз, и чем дальше, тем более уязвимым становилось сердце. Почему сегодня должно быть иначе?

Но она все же появилась. Я увидел, как Барбара Кауфман нервно шагала за метрдотелем. Крепко вцепившись в сумочку обеими руками, она держала ее перед собой на манер щита.

Я поднялся на ноги и часто заморгал, когда глаза зажгло от внезапно нахлынувших слез. Я не видел ее почти десять лет. Но, несмотря на прошедшие годы и обстоятельства прошлого, она по-прежнему оставалась моей мамой.

Сейчас ей было уже за шестьдесятони с отцом не особо со мной торопились. В некогда каштановых волосах преобладали седые пряди. Мама надела брючный костюм из полиэстера; подобные она любила носить еще во времена моего детства. Длинные волосы, большие очки и красная матовая помада. Словно видение прямиком из 1983 года.

«Она прекрасна».

 О, мой мальчик,  воскликнула мама, когда метрдотель ушел. Она бросила сумочку на стол и протянула ко мне руки.  Посмотри на себя. О, Макс

Я крепко обнял ее, борясь с желанием полностью сдаться. Я не мог доверять материнским объятиям, хотя они и должны быть безопасными и безоговорочными.

Она хмыкнула.

 Столько времени прошло.

«Не по моей воле».

Я пододвинул ей стул, чтобы сесть.

 Но теперь мы здесь,  проговорил я и устроился напротив.

 Да,  согласилась она, слабо улыбнувшись.

Семь лет неприятия, боли и одиночества. Я попытался их проглотить. Нужно попробовать еще раз, иначе для чего все это?

 Мама,  проговорил я, взяв ее за руку.  Спасибо, что пришла.

 Я да. Конечно.  Голос ее задрожал.  Ты такой красивый. Боже, как говорится, просто загляденье. И здоровый. Такой подтянутый и сильный

 Да, со мной все хорошо, мам.

Она кивнула, натянуто улыбаясь и сдерживая слезы. Наконец, она убрала руку и схватила меню, закрыв им лицо. Плечи ее задрожали.

 Мама

 Все хорошо. Я в полном порядке, правда.

Через пару минут она прочистила горло, отложила меню и промокнула глаза льняной салфеткой.

 Ты выбрал очень красивое место,  проговорила она, шмыгая носом.  Похоже, неплохо устроился. Ты ведь работаешь в больнице?

 Я на время ушел из отделения «Скорой помощи»,  признался я.  Может, и навсегда. Пока не знаю. У меня новая работа.

 Правда?

 Я личный медбрат одного богатого бизнесмена из Белвью.

 Белвью? Билла Гейтса? Он живет вон там, на озере.

Я усмехнулся.

 Если бы мне давали по доллару Но нет. Кое-кого другого. Хотя и не могу сказать, о ком речь, иначе меня засудят по полной.

 Звучит важно, кем бы он ни был,  проговорила мама.  Это просто замечательно. Я рада, что у тебя все в порядке.

Я покрутил в пальцах стакан с водой.

 Так было не всегда.

 Я знаю, и я

Но прежде чем момент стал напряженным, нас прервал официант. Он подошел, чтобы принять заказ на напитки.

 Содовую с лаймом,  сказал я парню.

Мама взглянула на карту вин широко раскрытыми глазами.

 Так ты не выпьешь? Мне тоже не стоит?

 Заказывай, что хочешь.

 Бокал домашнего каберне,  попросила она официанта. Потом обратилась ко мне:  Ты на дежурстве? В этом причина?

Все, чего пока не знала мама, тяжестью повисло в воздухе между нами. Я говорил медленно, понимая, что каждое сказанное слово для нее подобно пощечине.

 Я не пью, потому что яисцеляющийся наркоман и предпочитаю сохранять ясную голову.

 Исцеляющийся.  Она сделала глоток из стакана с водой.  Да, кажется, твоя сестра упоминала

Слова повисли в воздухе. Мама выглядела так, словно ее признали виновной и допрашивали на слушаниях в Конгрессе. Я вовсе не хотел причинять ей боль, но обещал себе быть честным.

 Да,  мрачно улыбнулся я.  Когда тебя вы- гоняют из дома и семьи, это не так весело, как кажется.

 Господи, Макс, не шути.  Она со стуком поставила на стол стакан с водой.  Я знала, что будет нелегко. Тогда все случилось так быстро, и я не принимала в расчет всю картину. И не осознавала, чем для тебя это может обернуться. Случившееся меня потрясло. Ты и тот мальчик А потом ты ушел. И вот уже семь лет пролетели, будто миг. И теперь мы здесь.

Она беспомощно пожала плечами, словно бы это все объясняло.

Я поерзал на стуле, удивляясь, как люди способны оправдать что угодно, порой даже не пытаясь признать свою неправоту. Во мне вскипели гнев и боль, в любой момент готовые вырваться наружу. Вернулся официант, принеся заказанную содовую и бокал вина для мамы. Я сделал большой глоток, чтобы остыть.

 Я здесь не для того, чтобы искать виноватых или копаться в старых ранах,  проговорил я через минуту, больше для себя, чем для нее.  Но я не собираюсь лгать или что-то приукрашивать. Мне пришлось нелегко. Чертовски тяжело. Мне эти семь лет не показались мигом. А последствия Просто я каждый день боролся, чтобы выжить.

 Перестань. Пожалуйста. Не думаю, что мне хочется знать остальное,  почти прошептала мама.  Думаю, это меня погубит.  Она промокнула глаза под очками салфеткой и посмотрела на меня.  Но теперь-то все в порядке? Тебе лучше?

Я подвигал челюстью из стороны в сторону. Потом, наконец, кивнул.

 Ага. Мне уже лучше.

 Замечательно.

 Нет, не замечательно,  отрезал я.  Я семь лет прожил без семьи. Я заслуживаю быть с вами, но умолять не стану. Да и не должен.  Я на миг закусил щеку изнутри.  Ребенок не должен просить о родительской любви.

Она быстро кивнула.

 Ты прав. Я скучала по тебе. Очень сильно. И Моррис с Рэйчел тоже. Но ты ведь говорил с ними?

Я кивнул. Брат был старше меня на двенадцать лет, сестрана четырнадцать. Я же, по словам мамы, оказался «счастливой случайностью». Хотя Моррис и шутил, что так она просто называла «ошибку». Из-за разницы в возрасте мы никогда не были близки. Нас разделяли и время, и расстояние. Моррис жил на Манхэттене, а Рэйчелв Северной Каролине. На протяжении этих лет я порой общался с ними. Обычно, чтобы попросить денег, когда жил на улице.

 Мы переписываемся время от времени. Но уже давно не общались,  признался я.  Как они?

 Очень хорошо,  проговорила мама.  Моррис работает в большом банке на Манхэттене. Рэйчел только что назначили редактором журнала. Оба состоят в браке, думаю, ты знаешь. Близнецам Рэйчел сейчас шесть лет, а Эми, дочке Морриса,  два.  Она закашлялась и отхлебнула вина.  А как же ты? Есть кто-нибудь значимый?

 На данный момент нет.

Сайлас Марш попытался вторгнуться в мои мысли, но я тут же вышвырнул его обратно.

Мама, улыбнувшись через силу, проговорила:

 Помню, во втором классе ты сказал мне, что выйдешь замуж за Брайана Роббинса. Ведь твоя подружка Холли собралась за мальчика по имени Джастин. Поэтому ты решил выйти за Брайана.

 Я не помню.

 А я никогда не забуду.

Воцарилась звенящая тишина.

Мама взяла меню, потом снова его отложила.

 Я пытаюсь, Макс.

 Я знаю, мам. Но  я вздохнул.  Папа знает, что ты здесь?

 Да,  проговорила она.  Я ему сказала.

 И?

 Он передал тебе привет.

 Угу,  буркнул я, крутя в пальцах вилку.  Мило с его стороны.

 Он тоже пытается.

 Каким образом? Он хоть представляет себе, что значит быть отвергнутым самыми близкими людьми на свете? Теми, кто в принципе не мог повернуться к тебе спиной?

 Мы мы не знали, что ты

 Гей?  спросил я.  Ты даже не можешь произнести это слово.

Мама тяжело сглотнула и разгладила салфетку.

 Твой отец сейчас он не такой непреклонный. Думаю, он понимает, что перегнул палку, хотя и не признается в этом.

Я откинулся на спинку стула.

 Папа перегнул палку, и поэтому мне пришлось ютиться в заброшенной, кишащей тараканами лачуге вместо того, чтобы окончить среднюю школу.

 Макс, прошу тебя

Ее глаза наполнились слезами, а я почувствовал себя полным дерьмом. А ведь я даже не сказал ей, как полтора месяца зарабатывал на жизнь, пока Карл меня не подобрал.

 Поговори с ним за меня,  попросил я после напряженного молчания.  Просто поговори.

 Ладно.

 Ладно. А что дальше? Недостаточно просто сообщить, что я в городе. Ты должна вступиться за меня, мама.

Она решительно кивнула и промокнула глаза.

 Конечно. Я обещаю. Но, Макс, ты же его знаешь. Он старомодный. И, сказать по правде, я тоже. Я люблю тебя, но и мне нелегко.

 Я люблю тебя, но  пробормотал я, криво усмехнувшись.  Как я мечтал услышать эти слова!

 Макс, прошу, постарайся понять. Когда мать держит на руках ребенка, она представляет, что хотела бы для него в жизни. И никогда не думает

 Что в конце концов вышвырнет ребенка из дома из-за того, над чем он не властен?

Она поджала губы и слегка пожала плечами.

Я изумленно уставился на нее.

 Ты ведь понимаешь, что подобное не выбирают? У меня каштановые волосы, карие глаза, и я гей. Все едино.

Она украдкой взглянула на других посетителей.

 Пожалуйста, говори тише. У тебя был выбор. Не стоило тащить того мальчика в дом. Выставлять напоказ

Я раздраженно взглянул на нее.

 Выставлять напоказ? Мы прятались несколько недель. Я скрывался много лет.

 Ты мог просто нам рассказать. Если бы мы спокойно поговорили, случившееся не стало бы таким потрясением

Под столом я крепко стиснул льняную салфетку. Появился официант, чтобы принять наш заказ.

Мама попросила лингвини с морепродуктами, а я пробормотал название первого попавшегося в меню блюда. Когда парень ушел, я сделал очередной большой, бодрящий глоток холодной воды.

 Не стоит ворошить прошлое,  проговорил я.  Дело сделано. Я позвал тебя сюда, чтоб извиниться. Я не хотел причинять вам с папой боль. И я тебя прощаю. Даже если ты об этом не просишь. Это часть процесса исцеления. Для меня. Вот почему я здесь, независимо от того, что будет дальше.

 Конечно. Я понимаю. Спасибо.

Ну, не та эмоционально-трогательная реакция, на которую я надеялся. Но с прощением всегда так. Реакция не имеет значения. Ты либо прощаешь, либо нет. Я должен попытаться, иначе никогда не излечусь от прошлого.

 А насчет папы,  напряженно произнес я.  Скажи, пусть мне позвонит. Начнем с этого.

 Да, думаю, так будет правильно.

Я снова стиснул в руках салфетку.

 Я хочу, чтобы мы стали семьей, но Богом клянусь, мам, я слишком далеко зашел и многое восстановил в своей жизни. И не позволю снова все разрушить. Мне бы не хотелось выдвигать требований, но боюсь, что придется. Просто чтобы сохранить себя. Так вот. Он позвонит мне.  Я проглотил застрявший ком в горле и часто заморгал.  Мне нужно знать, что есть надежда.

 Да, хорошо.  Она осторожно потянулась через стол и взяла меня за руку.  Хорошо, я ему скажу. Сделаю все, что в моих силах.

 Спасибо.

Она сжала мою руку и откинулась на спинку стула, испустив что-то вроде вздоха облегчения. Самая трудная часть осталась позади. Я не закатывал истерик, не устраивал сцен. Я не рыдал, хоть и хотелось.

 А теперь,  проговорила она, аккуратно раскладывая салфетку на коленях.  Расскажи мне еще об этой новой работе.

ГЛАВА 6

Сайлас

Поздним воскресным утром дел выдалось много.

Вчера я рассказал отцу о своих опасениях. Насчет того, что в маленькие городки поставляется слишком много лекарств. Как я и думал, он велел не глупить. Маркетинговые стратегии Стивена Милтона казались абсолютно прозрачными, иначе Управление по контролю за медикаментами уже давно бы в нас вцепилось.

«Но что мы сообщали им?»  задумался я, но промолчал.

Лишь покивал головой, выражая согласие, как примерный слуга. Но не отменил данное Сильвии распоряжение о сборе данных.

Внизу, в семейной гостиной, Эдди снова читал, сидя у незажженного камина. Сегодня он надел костюм, водительскую кепку и носки с разноцветными ромбами, натянув их до колен. Я чуть улыбнулся. Вокруг меня мог рушиться мир, но, по крайней мере, чувства к Эдди оставались неизменными. Вот бы и все остальное было так же просто.

Я хотел уже войти в комнату, но резко нырнул за угол и прижался к стене. Мимо прошел Макс Кауфман в рабочей форме. Вероятно, направлялся к отцу.

 Привет,  поздоровался он, останавливаясь перед Эдди.  Кажется, мы не встречались. Я Макс.

Внутри все сжалось. Наверное, Сезар предупреждал новичков об Эдди. Только вот люди не всегда обращались с ним так, как брат того заслуживал.

 В самом деле, любезный,  проговорил Эдди, мимоходом взглянув на Макса, а затем снова уткнувшись в книгу.  Не правда ли, чудесное утро? Прекрасное.

Макс немного помолчал, разглядывая наряд Эдди и зажатую в зубах незажженную трубку.

 Так и есть,  ответил он.  Позвольте спросить, что вы читаете?

 Диккенса, старина. Диккенса.  Эдди повернул книгу так, чтобы Макс смог увидеть обложку.  «Дэвида Копперфилда».

 Я бы сказал, ярчайшее его творение,  проговорил Макс, присаживаясь на краешек дивана, чуть в стороне от Эдди, чтобы того не смущать.

 Браво,  поддержал мой брат.  Целиком и полностью согласен. Хотя есть те, кто в ранг шедевра возводит «Повесть о двух городах» или «Большие надежды». На что я скажу: полная чушь.

 Чушь,  согласился Макс.  «Дэвид Копперфилд»  чистый Диккенс. Я восхищаюсь тем, что в именах его персонажей заложены личностные черты.

 И снова браво! Вы абсолютно правы. Урия Хипп и в самом деле звучит весьма отвратительно.

 Или Мэрдстон. И Баркис. Идеальное имя. Он ведь словно милая дворняжка, преданная Пегготи.

К моему полному изумлению, Эдди протянул Максу руку.

 Мое старое сердце греет мысль о знакомстве с истинным знатоком Диккенса. Как ваше имя, сэр?

 Макс Кауфман.

 Эдди Марш.

 Очень приятно, Эдди,  проговорил Макс.  Но вы должны меня извинить. Опаздываю на работу.

 Конечно-конечно. Не смею вас задерживать.

Эдди вновь вернулся к книге, отбросив все узы и чувства, словно бы их никогда не существовало. Я пристально следил за лицом Макса, пытаясь уловить малейшие признаки насмешки, но он улыбался искренне. И светившееся в глазах тепло было настоящим.

Макс вышел из комнаты, а я привалился к стене.

«Он медбрат. Только и всего. Вот почему он нашел общий язык с Эдди».

Но за эти годы я перевидал множество медицинских работников. Они приходили и уходили, и мало кто так быстро и легко сходился с Эдди. Словно было совершенно нормально обсуждать «Дэвида Копперфилда», вставляя в речь словечки из старомодного сленга.

В заднем кармане джинсов пискнул телефон, извещая, что пришло сообщение.

Приедешь сегодня домой?

Я уставился на эти слова, раздраженный тем, как быстро испарились короткие драгоценные мгновения счастья.

Пальцы зависли над клавиатурой, чтобы ответить «Да». Теперь, когда отцу стало лучше, я решил вернуться в свой пентхаус в городе.

Я с трудом заставил себя приехать, а теперь не хотел уезжать.

«Отрекаясь от себя, мы становимся сильнее,  напомнил тренер Браун.  В воздержании наша сила. Не поддаваясь похоти и низменным желаниям тела, мы сохраняем ясность мысли».

Я оттолкнулся от стены, усмехнувшись нахлынувшим воспоминаниям. Я не испытывал ни похоти, ни низменных желаний. Внутри была лишь пустота. И холод. Волны жара, охватившие меня вчера в присутствии Макса, ничего не значили. Просто слабость. Подобное не повторится. И сегодня вечером я возвращаюсь в город.

Я сунул телефон в карман, так и не ответив на сообщение.

День выдался достаточно теплым, и через несколько часов я неспешно обедал во внутреннем дворике. Не торопясь проведать отца.

«Почему? Потому что Макс все еще на дежурстве?»

Я раздраженно отбросил салфетку. Какого черта все мои мысли и действия напрямую связаны с гребаным Максом Кауфманом? Это мой дом. И я не собираюсь ограничивать свои передвижения из-за какого-то парня.

Назад Дальше