Она мнени слова. Джейми плюхается на стул и давай ногами в воздухе болтать. Такой маленький на этом стуле.
Билли говорит, они в субботу уезжают. Это через два дня. Ему мама одёжку покупает, всю новую.
Мама говорит:
Нету у меня денег тебе одёжку новую покупать.
А я? спрашиваю. У самой голос дрожит, и куда слабей, чем хотелось, выходит. Я разве не еду? Со мной-то что?
Мама не хочет на меня даже взглянуть.
Конечно, нет, говорит. Они же к хорошим людям детей рассылают. Тебя-то кто возьмёт? Никто тебя не возьмёт. Нормальным людям на такую ногу и смотреть противно.
К хорошим нельзяможно к плохим поселить, говорю. Собственно, мне и привыкать не придётся.
Как она замахивается, успела заметить, а вот увернутьсянет.
Чтоб я больше не слышала твоих дерзостей! визжит. Потом скривилась в такой улыбочке, что у меня внутри аж похолодело, и выдаёт: Тебе всё равно не уйти никуда. Будешь сидеть здесь всю жизнь. Вот в этой самой комнате, бомбы там не бомбыхоть что.
У Джейми прямо лицо побледнело. Открыл рот что-то сказать, но я ему головой покачала, выразительно так, он закрыл. Как только мама вышла, он тут же бросился ко мне, обнимает.
Ты не волнуйся, говорю. Качаю его в руках, а самой совсем не страшно. Наоборот, внутри радуюсь: всё-таки не зря потратила лето. Узнай, где нам надо быть и во сколько, говорю Джейми. Мы с тобой вместе едем, слышишь? Вместе.
Глава 3
Рано утром в субботу я украла мамины туфли.
Пришлось украсть. Других у нас в доме не было, не считая братовых тряпичных тапочек, которые были малы даже на мою калечную ногу. Туфли мне оказались великоваты, но я напихала в носки бумаги. Кривую ступню обернула тряпкой, шнурки потуже завязала. Чувствовать на себе обувь было так странно. Но я подумала, главное, чтоб не свалились.
Джейми стоит, смотрит на меня во все глаза.
Нету у меня другого выбора, придётся, говорю ему шёпотом. Иначе люди мою ногу увидят.
А он шепчет:
Ты стоишь. Ты ходишь!
Вот он, момент триумфа, а мне вообще не до этого. Впереди столько всего.
Ага, говорю, хожу.
Взглянула на мамута лежит себе на кровати к нам спиной, похрапывает. Что, гордится дочерью? Чёрта с два.
Вниз по ступенькам я сползла на заднице. Внизу Джейми помог подняться, и мы отправились в путь по пустым утренним улицам. Иду и думаю себе: потихоньку, полегоньку. Шажок за шажком.
Ходить там внизу, на уровне земли, было в новинку. Свет необычный, с розовым оттенком, от зданий точно голубоватая дымка Всё в этом утреннем сиянии казалось мне тогда красивее, чем потом стало днём. Впереди лежала совсем пустая улица. Только раз за угол шмыгнула кошканаверно, в погоне за крысой.
Правой рукой я опиралась на Джейми. В левой держала бумажный пакет с едой, наш завтрак. Джейми сказал, нам надо быть в его школе в девять. До девяти оставалось ещё много часов, но я решила, чем раньше отправимся, тем лучше. Я же не знала, сколько мне потребуется времени, чтобы добраться до школы. Да и чтобы на меня пялились, тоже не хотелось.
Улица у нас оказалась ухабистой, чего я, глядя на неё до этого исключительно с высоты своего окна, в соображение не приняла. Идти по ней было куда труднее, чем по полу в квартире. В обуви, конечно, проще, но пока я дошлёпала до конца нашего проулка, нога до того разболелась, что мне казалось, всё, шагу дальше не ступлю. Однако же ступала.
Поворачиваем, пыхтит Джейми. Уже немного осталось.
Ещё шаг, и калечная нога вдруг как подвернётся! Я рухнула наземь. Джейми припал рядом на колени.
Ты, может, ползком, а? говорит. Тут никто не смотрит.
А далеко ещё? спрашиваю.
Три квартала, говорит. И потом добавляет: Кварталыэто вот дома между улицами. Надо пересечь ещё три улицы.
Я на глаз попробовала прикинуть расстояние. Три улицы. А могло быть три километра. Триста километров.
Наверно, проползу немного, говорю.
Только ползти по улице оказалось куда труднее, чем по квартире. На коленках у меня, конечно, давно были костные мозоли, но камешки всё равно больно впивались, а грязь и мусор радости не прибавляли. Через квартал я взялась за Джейми и кое-как поднялась на ноги.
А почему ты всё время не ходишь, раз умеешь? спросил меня Джейми.
Недавно умею, говорю. За лето научилась, пока ты гулял.
Он кивнул.
Я никому не скажу, говорит.
Да теперь не важно, говорю. Мир уже тогда стал казаться мне огромным. Смотришь вверх на крыши домови голова кружится. Мы же за город едем. А там мне никто не будет запрещать ходить. Тут я врала. Потому что знать ничего не знала о том месте, куда мы едем. Я тогда даже представить не могла, где это«за городом». Но Джеймион только сильнее сжал мою руку и улыбнулся.
Школа была кирпичное здание с пустым двором за металлической решёткой. Мы прошли за решётку, и я рухнула наземь. Потом мы поели хлеба, макая его в сахар. Было вкусно.
Это ты у мамы сахар стянула? спросил Джейми, глядя на меня во все глаза.
Я кивнула.
Причём весь, говорю. Мы как засмеёмся!
Мы больше не двигались, и стало чувствоваться, какой воздух холодный и как сыро сидеть на земле. Жгучая резь в лодыжке поутихла, теперь нога только ныла не переставая. Я подняла глаза и стала смотреть на все эти незнакомые здания вокруг, на завитки под карнизами и красивую кирпичную кладку, на вывески, оконные рамы, на птиц. Я бы даже не заметила, что к нам через весь двор подошла какая-то незнакомая женщина, если бы меня Джейми в бок не ткнул.
А она улыбается нам и говорит:
Что-то вы рано.
Учительница, думаю. Кивнула ей и тоже улыбаюсь, широко так.
Папа нас подбросил по пути на работу, говорю. Он сказал, вы о нас позаботитесь.
Женщина кивнула.
Конечно-конечно, говорит. Хотите чаю?
Мы поднялись с земли, и она, конечно, тут же заметила, что я хромаю. Да что там, хромаю, что я еле на ногах держусьхорошо ещё, Джейми рядом был, подхватил меня.
Ах ты, бедняжка, говорит она мне. Что это у тебя с ногой?
Да так, говорю, ударилась. С утра сегодня болит. Тут я не соврала.
Можно, я взгляну? спрашивает женщина.
Ой, нет-нет, говорю и стараюсь что есть сил двигаться дальше. Она уже заживает.
Дальше было просто. То, что я тогда сделала, я считаю своим самым невероятным поступком за всю мою жизнь, но тем не менее прошло оно довольно легко. Я держалась за Джейми и так продвигалась. Постепенно двор наполнился детьми и учителями, учителя выстроили нас в шеренги. Пройти до железнодорожной станции полкилометра я бы точно была не в силах, однако передо мной внезапно возникло знакомое лицо.
Ада, ты, что ли? Это Стивен Уайт был.
Из детей Уайтов он был старший, между ним и Биллиещё три сестры. И сейчас они стояли передо мной всей гурьбой и пялились прямо на меня. Кроме как из окна, они же меня никогда не видели.
Ну я, говорю.
Стивен удивился.
А я и не думал, что ты тоже придёшь, говорит. То есть, конечно, тебе тоже надо уехать из Лондона, но наша мама сказала, что для таких, как ты, какие-то специальные места есть.
Нам мама ни про какие специальные места не говорила.
В смысле, говорю, для таких, как я?
Стивен глаза потупил. Стоит такой, сам выше меня, старше, как мне показалось, но, видимо, ненамного.
Ну это Ты поняла, говорит.
Я поняла.
Для калек, говорю.
От неожиданности он глаза на меня поднял, смотрит удивлённый.
Да нет же, говорит, для отсталых. Умственно. Так все про тебя говорят. И добавил: Я даже не знал, что ты разговаривать умеешь.
Столько лет у окна просидела, и на тебе!
Но я же каждый раз с тобой заговариваю.
Ну да, ты машешь ручкой и можешь немного поболтать о том о сём, но Ему явно стало неловко. Тебя внизу, по правде-то сказать, почти и не слышно. Что ты там говоришь, нам еле разобрать. Я и не знал, что ты можешь нормально разговаривать. А мама твоя всё время твердит, мол, тебя взаперти надо держать для твоего же блага. Тут Стивен впервые посмотрел на мою ногу. Так ты калека?
Я кивнула.
А как сюда добралась?
Пришла, говорю. Не могу же Джейми одного отпустить.
Тяжело было? спрашивает.
Я говорю:
Да.
У него на лице промелькнуло такое странное выражение, совсем какое-то непонятное.
Нам всем очень жалко, что у тебя такая мама, говорит наконец.
Я даже не нашлась, что ответить.
Стивен спрашивает:
А она знает, что ты сбежала?
Я уже было готовилась соврать, но тут встрял Джейми и говорит:
Не-а. Она сказала, пусть Аду забомбят.
Стивен кивнул.
Насчёт того, чтоб добраться до станции, ты не волнуйся, говорит. Я тебя подвезу.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду, но тут одна из его младших сестёр улыбнулась мне и говорит:
Он и меня иногда на себе возит.
Я ей тоже улыбнулась. Она мне показалась на Джейми похожа.
Ну ладно, раз так, говорю.
В общем, до станции меня Стивен Уайт на спине нёс. Учительница, которая нас чаем угощала, потом ему спасибо сказала за помощь. Мы двигались широкой колонной, а учителя велели нам петь «Англия будет всегда». Потом мы пришли на станцию, где уже толпилось больше детей, чем, по моим меркам, существует на свете.
Ты на поезд как, сама сможешь забраться? спросил Стивен, ставя меня на землю.
Я схватила Джейми за плечо и говорю:
Конечно, смогу.
Стивен кивнул. Пошёл было за Билли и сестрёнками, чтоб собрать их в кучку, потом оборачивается ко мне и говорит:
А зачем она тебя заперла, если ты не отсталая?
У меня же нога, говорю.
Он головой потряс, говорит:
Бред какой-то.
Ну потому что, говорю, это же не случайно мне наказание, такая нога
Он опять головой потряс:
Бред.
Я так и уставилась на него. Бред?
Послышались учительские крики, мы все забрались в поезд. Не успели колокола на церкви отзвонить полдень, как поезд тронулся.
Нам удалось сбежать. Сбежать от мамы, от гитлеровских бомбёжек, от сидения в однокомнатной тюрьме. От всего. Бред или не бред, а только я была на свободе.
Глава 4
В поезде было, конечно, убого. В отличие от меня большинство детей совсем не радовались отъезду. Кто плакал, кого рвало в углу. Учительница, приставленная к нашему вагону, металась от ребёнка к ребёнкуто убрать за кем, то разнять кого, то в третий, десятый, сотый раз объяснить, что нет, в этом вагоне нет туалетов, надо потерпеть, и нет, она не знает, сколько ещё ехать, и никто не знает не то что сколько ехать, но и куда вообще этот поезд едет.
Туалетов нет, пить нечего, а весь свой хлеб мы уже съели. Я высыпала Джейми на ладошку остатки сахара, и он слизал их, как котик. Мир же тем временем мелькал за окнами всё быстрей и быстрей. Когда я не старалась всматриваться, картинка расплывалась и просто летела мимо сплошным целым. А когда я сосредотачивалась на чём-то конкретном, то, наоборот, оно стояло на месте, а я поворачивала вслед за ним голову. Мне стало понятно, что двигается поезд, а не мир за окном.
Дома кончились, и внезапно пошла зелень. Прямо сплошная. Такая яркая, бойкая, резкая зелень, а на неё опиралось синее-синее небо. Я прямо глаз оторвать не могла.
Что это? спрашиваю.
Трава, говорит Джейми.
Трава? Откуда только он мог узнать про траву? На нашей улице её не было, даже подобного ничего у нас в округе я не видала. Зелёной могла быть одежда или, скажем, капуста, но чтобы целые зелёные поля
Джейми кивнул.
Она из земли торчит. Сверху колкая, но внутри не колючая, мягкая. У нас возле церкви на погосте есть она. Вокруг плит. И деревья ещё есть, это как вон то. Он указал пальцем в окно.
Деревья оказались высокими и тонкими, как стебли сельдерея, только огромные. Наверху у каждогоопять большая зелёная клякса.
Когда это ты побывал на погосте? спросила я. А могла бы заодно спросить: «Что такое погост?» Столько всего я ещё не знала.
Джейми пожал плечами:
Да возле нашей церкви по плитам в чехарду гоняли. Пастор нас вышвырнул.
Я уставилась на зелень и смотрела на неё, пока она не стала сливаться в одно большое пятно. За ночь я так толком и не легла, чтобы утром не проспать, и теперь веки у меня отяжелели и опускались всё ниже, пока я не услышала шёпот Джейми:
Ада! Ада, смотри!
Рядом с поездом неслась девушка на лошади. Она и вправду была на лошади, прямо сверху, на спине, а ноги свисали по бокам. В руках она сжимала какие-то верёвочки или что-то вроде того, которые тянулись к голове лошади. Девушка смеялась, и лицо её прямо сияло от радости, так что даже мне стало совершенно ясно, что на лошади девушка оказалась по доброй воле. Она не иначе как управляла лошадью, указывала ей, что делать. Это она гнала лошадь, и та неслась во весь опор.
Лошадей я видела у нас на улице, но там они разве только тянули повозки. Что на них можно ездить верхом, такого я раньше не знала. И что они могут так быстро мчаться, тоже не знала.
Девушка пригнулась к бьющейся на ветру лошадиной гриве. По движению губ стало понятно, что она что-то кричит. Ткнула ногами лошадь в бока, и та ринулась вперёд быстрееглаза горят, копыта так и мелькают. Пока поезд огибал поле, лошадь и девушка мчались с ним рядом, бок о бок.
Тут впереди показалась каменная стена. Я прямо ахнула. Они же сейчас врежутся. Разобьются обе. Почему девушка не остановит лошадь?
Оп! и они перемахнули поверху. Перепрыгнули через каменную стену и поскакали дальше, а наши железные рельсы свернули в сторону от их поля.
Внезапно я сама ощутила всё этобешеную скачку, прыжок, плавность полёта. Моё тело откликнулось на это ощущение, точно уже проделывало такой трюк тысячу раз. Точно это моё любимое. Я постучала пальцем в стекло.
Я тоже вот так буду, сказала я.
Джейми рассмеялся.
А что? спросила я.
Ты же нормально ходишь, зачем тебе, сказал он.
Я не стала ему говорить, что нога болит так сильно, что, может, я вообще ходить больше не буду.
Ну да, сказала я, хожу.
Глава 5
Днём дела пошли хуже. Иначе и быть не могло. Поезд то останавливался, то снова ехал. В окна лился горячий свет, и вскоре воздух точно загустел. Мелкие плакали. Большие дрались.
Наконец мы остановились у какого-то полустанка, но дежурившая там суровая тётя не позволила нам выйти наружу. Она поспорила с нашим директором, потом со всеми остальными учителями, потом даже с машинистом. Учителя сказали, что нас надо выпустить ради всего святого, но тётя, не меняя выражения на каменном лице и поблескивая пуговицами формыточь-в-точь как у военных, только с юбкой, щёлкнула зажимом планшета и отказала.
Здесь ожидается семьдесят женщин с грудными младенцами, заявила она. А не две сотни школьников. Вот, у меня в документе указано.
Да плевать я хотел на ваш документ, огрызнулся директор.
Учительница, приставленная к нашему вагону, покачала головой и открыла двери.
Все выходим, крикнула она нам. Туалеты на станции. Поесть-попить сейчас что-нибудь вам найдём. Ну-ка наружу, быстренько.
И мы затопали наружу всей гурьбой. Прочие учителя последовали примеру и тоже стали открывать двери своих вагонов. Суровая мадам хмурила своё каменное лицо и гаркала, выдавая какие-то приказания, но её никто не слушал.
Такого шума и суматохи я ещё не видала. Круче, чем салют.
Джейми помог мне сойти с поезда. Тело у меня совсем затекло, и мне во что бы то ни стало надо было размяться.
Покажешь, как там надо в туалете? спросила я Джейми. Смех смехом, а ведь до этого в нормальном туалете я никогда не бывала. Дома мама с Джейми пользовались общим в конце коридора, а я ходила в ведро, которое они потом выносили.
Но мне, наверно, надо в мальчиковый, сказал Джейми.
В смысле в мальчиковый? спрашиваю.
Вон, видишь? Он указал на две двери. В самом деле мальчики исчезали за одной дверью, а девочкиза другой. Правда, на наших глазах они перестали исчезать и выстроились в две очереди перед дверями.
Ладно, тогда на словах расскажи, что там как, говорю.
Писаешь туда, потом смываешь, сказал Джейми.
То есть «смываешь»? Это как?
Там такая вроде как ручка, на неё нажимай, и всё.
Я дождалась своей очереди и зашла внутрь. И внутри со всем разобраласьдаже со смывом. Ещё там были раковины, и я плеснула воды в разгорячённое лицо. Прямо напротив меня в такой же раковине плескалась другая девчонкадо того обтрёпанная паскуда, других таких я и не видала. Взглянув на неё, я нахмурилась, и она ответила тем же.