Конечно, «мальчик-с-ложкой» сбежал, и мне по этому поводу будет выговор в приказе. Как всегда на следующий день после всенародного праздника, в больницу свозили отовсюду много травмированных - по пьянке, конечно. Меня все время вызывали вниз, в приемный покой, чтобы я отсортировывала зерна от плевел, и половину этой ночи провела там, оставив отделение на медсестру Нину, увядающую женщину с крупной родинкой на подбородке, которая не оправдала доверия.
Но обо всем по порядку. Когда я в шесть часов утра, шатаясь от усталости, поднялась к себе в верхнюю ординаторскую, зазвонил телефон. Молодой мужской голос спросил:
- У вас есть такой больной - Кисточкин?
- Кажется, есть Сейчас посмотрю, - я нашла список больных по палатам и просмотрела его, - точно, есть. Кисточкин Евгений. А в чем дело?
- Тогда забирайте его у нас!
- Простите, я что-то не понимаю
- С вами говорит младший лейтенант Овчинников, 9-е отделение. Вашего больного мы нашли на улице, в пижаме, он шагал по лужам и пел; сказал, что помнит, что лежит в больнице, но вот где и в какой - не знает, к тому же он заблудился
Господи, каким образом поднадзорный больной очутился ночью, да еще холодной ноябрьской ночью, на улице, когда дверь отделения была закрыта не только на гранку, но еще и на английский замок?
Сделать гранку ничего не стоит - многие алкаши этим промышляют, впрочем, ее можно сделать даже из черенка ложки. Но как пациенту удалось добыть ключ от замка? Договорившись с любезным милиционером, что его подчиненные сами приведут блудного Кисточкина, я отправилась за медсестрой. Нину я нашла в сестринской; она сладко спала, а когда, после основательной встряски, приоткрыла глаза, то я почувствовала отчетливый запах сивухи.
- Где Кисточкин? - спросила я.
- Сейчас, - ответила она, прикрывая рот рукой, и отправилась на поиски.
Кисточкина она, конечно, не нашла, зато обнаружилось, что в отделении нет дежурного санитара Витамина и «ложечника». Вести о Витамине пришли совсем скоро: мне позвонили из реанимации и сообщили, что вчера его в бессознательном состоянии подобрали на лестничной площадке у двери в их отделение и тут же кинулись спасать. Сейчас он уже пришел в себя, хотя еще на капельнице, но через час я могу его забирать.
Час от часу не легче! Каким образом Витамин там очутился - понятно: реанимация на втором этаже в нашем корпусе, и если спускаться по лестнице, мимо нее пройти невозможно. Но почему санитар разгуливает ночью по корпусу с поднадзорными больными, один из которых к тому же еще и криминальный элемент?
От Кисточкина нельзя было добиться чего-то связного, он так и заснул, хлюпая носом, но с блаженной улыбкой на лице. Нина призналась, что видела, как Витамин с двумя больными выпивает в процедурной, но ничего делать не стала: не тот он человек, чтобы с ним связываться, тем более в пьяном виде, а доложить мне она не могла, так как я моталась по вызовам.
- Ты пила с ними! - безапелляционным тоном заявила я,
- Ничего подобного, только пригубила, - возразила Нина, еще сильнее побледнев. - Если бы я даже очень хотела напиться, то не смогла бы: они пили такую дрянь, что от одного глотка мне стало плохо.
Тогда понятно, почему Витамин свалился у дверей реанимации. Вообще после этого идиотского указа о борьбе с алкоголизмом к нам в большом количестве привозят не просто пострадавших по пьянке, но отравленных недоброкачественным или вообще ядовитым зельем людей. Но где же третий - «ложечник»?
Упорхнула птичка - его так и не нашли. Остаток рабочего дня мы с Сучк. пытались выяснить у санитара, как все-таки было дело, но тот только нечленораздельно мычал, а потом я писала докладную на Викентия, а И.М. - на меня.
По сравнению с первым праздничным дежурством второе прошло совсем в ином ключе. Работы было больше, но морально мне было легче: со мной дежурила Ирочка М. и два санитара, притом трезвых как стеклышко. После самых интенсивных возлияний прошло несколько дней, и, естественно, к нам начали поступать больные с delirium tremen.
Я убедилась, как классно может работать наш персонал, когда захочет. Например, взять пьянчугу Мисюту, который с перепугу, спасаясь от «гнавшихся за ним огромных тараканов, как у Кафки» (интеллектуал!), выпрыгнул с третьего этажа и сломал себе ногу - как быстро они с ним справились! Уложили на кровать, на чистое белье, зафиксировали, ногу подвесили в нужном положении, поставили капельницу - и еще одно приспособление, которым, как выяснилось, славится это отделение.
Когда алкаши в белой горячке мочатся под себя, это хоть и неприятно, но их личное дело. Если же у них на теле открытые раны или просто им предстоит провести в постели долгое время, то мокрые простыни создают проблемы. Поэтому любому вновь поступившему в алкогольном психозе пациенту надевают на член презерватив, от которого в банку под кроватью ведет резиновая трубочка, и привязывают его, чтобы не соскочил.
Это действует ничуть не хуже, чем катетер, но совсем безвредно. Надо сказать, что Сучк., несмотря на все свои отрицательные качества, очень трепетно относится к этой важной части мужского организма и всегда утром самолично проверяет, не слишком ли туго закреплено изделие номер два Ваковского завода резиновых изделий на столь ценном органе.
Было любо-дорого посмотреть, как Ирочка справляется с этой сложной задачей. Вообще у нее удивительно быстрые и изящные движения и к тому же она не хромает! Ну ладно. Пока она проводила эту и другие процедуры, то не уставала развлекать меня байками. Например, такой:
«Когда-то, когда я только закончила медучилище, у нас психосоматическое отделение было разделено на две половины - мужское и женское. Однажды к нам привезли пожилую женщину в белой горячке; пришли ее дочь с мужем, и замученный врач стал давать им наказ:
- Так, вы должны принести бутылку водки и десять презервативов
Смущенная дочка, покраснев, робко возразила:
- Доктор, а вы не считаете, что маме это немного поздно?
Тут только врач спохватился, что речь идет о бабе» Когда алкоголика выводят из острого приступа горячки, ему необходимо дать внутрь немного алкоголя - иначе он умрет. Вся лишняя водка достается персоналу. Как оказалось, наша психосоматика достигла великолепных результатов в излечении алкогольных психозов, почти нет смертных случаев - вот что значит набить руку!
Уже под утро, когда все более или менее успокоилось и мы только изредка проверяли, как себя чувствуют наши алкаши, Ирина рассказала мне потрясающую историю про медсестру Нину. Оказывается, она была замужем за алкоголиком; у них было две девочки - и одна крохотная квартирка на четверых. Постепенно муж Нины стал совершенно невыносим - мало того, что он буянил и пугал до смерти дочек, он еще и выносил из дома последнее.
Нина надрывалась на бесконечных дежурствах и, начищая сортиры, размышляла над тем, что же ей делать? Разводиться и разменивать квартиру? Но это было практически невозможно Ждать, пока супруг упьется до смерти? Но до этого он может убить ее - и в любом случае оставит их в нищете И тогда она решилась. Она всего-навсего подменила бутылки - вместо бутыли с какой-то политурой, служившей ему для опохмелки, поставила флакон с метиловым спиртом. Когда она пришла днем с работы, муж уже лежал мертвый. Никакого расследования фактически не было - участковому были хорошо известны привычки покойного.
- Мы с Ниной как-то раз вместе дежурили; дежурство было спокойное, мы немного выпили по случаю моего дня рожденья - и под утро она рассказала мне эту историю. «Я это сделала ради девочек», - все время повторяла она. Я думаю, что она мне это все рассказала, устав держать в себе. Все равно ее преступление недоказуемо, а от своих слов она всегда успеет отречься.
Но, убив даже из самых благих побуждений, убийца остается убийцей. Я вспомнила, как побледнела Нина, когда я укоряла ее во время ночного ЧП, как она боится Витамина - и пожалела ее. Как, должно быть, ее терзают муки совести!
Вот, всего лишь два суточных дежурства - а сколько всего случилось, сколько я узнала!»
И я, Лидия, тоже многое узнала Нина с родинкой на подбородке - это ведь Нюся! Косолапов называет ее Ниной, Ниной Ивановной. Нюся, ехидная и озлобившаяся, Нюся, всегда готовая буркнуть какую-нибудь гадость за моей спиной - эта самая Нюся когда-то убила мужа ради спасения детей. Значит, Аля все это время работала рядом с убийцей - впрочем, и мне тоже предстоит эта участь. Если женщина может убить своего мужа, то чего ей стоит вытолкнуть из окна врачиху, которая то и дело к ней придирается!
Впрочем, мое воображение заводит меня слишком далеко
Санитар Витамин - еще одна интересная фигура. Я стала расспрашивать о нем Володю, и, к моему удивлению, он сказал мне, что хорошо его помнит - и, более того, Витамин и сейчас работает в нашей больнице. Когда психосоматика закрылась, он перешел на другое хлебное место, где к тому же спиртное всегда льется рекой, - в морг.
Я, естественно, не выдержала и побежала на него смотреть. Морг, серое одноэтажное здание, утопающее в зелени, находился в самом дальнем конце сада, и по дороге я успела придумать подходящий предлог для визита. Влетев в низкую дверцу с надписью «Служебное помещение», я тут же с порога завопила, размахивая первой попавшейся историей болезни:
- Тело больной Никифоровой уже привезли из второй терапии?
В темной мрачной комнате двое в грязно-белых халатах сидели на лавке и, как водится, выпивали. При моем появлении они медленно поднялись; маленький, с испитым лицом и трехдневной щетиной, даже судя по внешнему виду - слабак - никак не мог работать в психиатрии. Того, кого я искала, я узнала с первого взгляда, хотя Аля и не оставила его описания. Как раз напротив двери вытянулся высокий белобрысый детина, косая сажень в плечах, с лицом, которое показалось мне даже красивым. Я удивилась тому, как молодо он выглядит - во всяком случае, ни годы, ни алкоголь не испортили контуров его поджарого тела, под халатом угадывались атлетические мускулы. Луч солнца ворвался в мрачное помещение и осветил его лицо, отражаясь в стеклянных голубых глазах навыкате; мне показалось, что они смотрят сквозь меня.
- Нет, нам никакого трупа не привозили, - медленно процедил он.
Мне стало не по себе от его взгляда; повернувшись на каблуках и бросив на ходу:
- Значит, я успею их перехватить, ее должны отправить не сюда, а в морг двадцатой больницы, - я быстрым шагом пошла обратно, пока им не пришло в голову меня расспросить.
Кстати, придумав эту историю, я вдруг поняла, что никогда не видела медицинского заключения о смерти Али, и дала себе слово, что в ближайшее время исправлю это упущение. Где мне его искать? То ли в закрытом уголовном деле где-то в архивах милиции - тогда об этом надо будет просить Эрика, а я и так много о чем прошу Эрика. То ли поискать копию в том патоанатомическом отделении, где производили вскрытие Раз Аля разбилась на этой территории, то, скорее всего, ее отвезли к нашим патологоанатомам.
За время существования стационара несколько пациентов покончили с собой - гораздо меньше, чем можно было ожидать, учитывая контингент больных, но это было неизбежно. Естественно, они меня особенно интересовали - если бы Аля была каким-то образом связана с этими самоубийцами, на нее могли свалить вину за происшедшее, и это могло стать непосредственной причиной ее гибели. Мне довольно легко удалось установить фамилии этих несчастных, и тут меня осенило - а почему бы мне не попытаться проникнуть в архивы патологоанатомов, используя тот предлог, что мне нужны материалы вскрытия для диссертации, и приписать к списку и Алино имя?
Задумано - сделано. На следующее же утро я с умным видом, нацепив для важности на нос очки, отправилась по знакомому маршруту, только вошла в морг не со стороны траурного зала и служебного помещения, а с другой стороны, через дверь с табличкой «патологоанатомическое отделение». Обстановка там была самая спартанская, если не сказать - бедная. Штукатурка осыпается, потолки в паутинах трещин, от неопрятного кафельного пола веет холодом, который забирается прямо под юбку И покрытые жестью столы, на которых в ряд лежали прикрытые неопрятным тряпьем предметы, которые еще несколько часов назад были не просто телами, а одушевленными существами.
В носу у меня щемило от неистребимого запаха формалина - непременной принадлежности подобных заведений.
Я не решилась искать заведующего, а обратилась с вопросом к первому человеку, которого там встретила - немолодому врачу с посеревшим лицом, который тщательно мыл руки над покрытой пятнами ржавчины раковиной. Поздоровавшись, я постаралась как можно короче изложить свою просьбу, и в ответ услышала:
- Э, милая, это не по нашей части. Всех самоубийц везут в судебно-медицинский морг, это общее правило.
- А куда именно?
- От нас чаще всего трупы отправляют в тридцать шестую больницу.
Я поблагодарила его и поспешила уйти; мне было зябко, и не только потому, что эти стены были пронизаны холодом и сыростью. Я, как и все студенты-медики, немало времени провела в анатомичке и привыкла к виду человеческих останков, но здесь обстановка была особенно неуютной. И совсем не по себе мне стало, когда я встретила в коридоре Витамина, толкавшего каталку с трупом, накрытым белой простыней. На мгновение наши взгляды встретились - и меня пронизала дрожь, которую я сумела унять, только когда уже шла по залитой солнцем дорожке в свой корпус. Этим теплым, почти летним днем не верилось, что существуют такие мрачные места, как то, где я только что побывала, и такие мрачные тайны, как загадочная гибель моей сестры.
8
Продолжение дневника Александры
« 29ноя, среда. Сволочь все-таки И.М.! Вчера, когда я пришла на работу - в полдевятого, как всегда, он мне объявил, что я сегодня должна остаться дежурить, потому что Вася, психиатр из местного диспансера, который у нас подрабатывает ночами, лежит с температурой под сорок.
Как я ни отбояривалась, все было бесполезно!
Меня только отпустили на час, чтобы я накормила бабку Варю и переоделась.
Дежурство выдалось тяжким как никогда. Почему-то вызовов было полно из всех отделений, а не только из приемного. Может, магнитная буря так на всех подействовала? По-моему, возбудились не только больные, но и врачи. В гнойной хирургии пациент с панарицием на пальце, парень лет двадцати пяти, плакал и не давался в руки хирургам; когда его попытались затащить в операционную, он изловчился и укусил одного из врачей за кисть - хорошо, что это был анестезиолог, а не кто-то из хирургов, которые относятся к своим рукам трепетно, как музыканты. Когда я добралась до пятого корпуса, то нервный пациент забаррикадировался в палате, и его невозможно было оттуда выманить, а врачи во главе с укушенным, все как на подбор молодые бородачи, пили водку в ординаторской и хохотали. Я вела переговоры через закрытую дверь, обещая несчастному, что всего один укольчик - и он заснет и ничего не почувствует. Пациент отвечал мне, что он сам - медик и его не обманешь. В конце концов я оставила хирургам две таблетки феназепама и убежала на следующий вызов. Утром мне рассказали, что «панариций» выписался под расписку - уговорить добром его так и не удалось, а подходить к нему близко никто больше не желал. Самое смешное, что он действительно оказался медиком - зубным врачом! Не завидую его пациентам - хотя, может быть, это от них он научился кусаться?
В пять часов я свалилась на кровать в ординаторской и уснула, даже не расстегнув лифчик. В пять пятнадцать меня разбудил телефонный звонок - меня хотели в неврологии, притом срочно.
- У меня пациент проявляет суицидальные тенденции! - вопила трубка мне в ухо голосом молодого невропатолога Валентина.
- Это как он проявляет? - я отвела трубку как можно дальше от себя, но это не помогло: звенело уже у меня в голове.
- Говорит, что жить не хочет.
Я поднялась, плеснула в лицо холодной воды и пошла. «Суицидальный» пациент был в палате один. Когда я подошла к нему, в нос ударил такой запах сивухи, что меня даже затошнило. Кроме сильного амбре от него исходили еще и мощные ритмичные звуки. Мне пришлось долго его трясти, прежде чем он перестал храпеть, и прошло еще немало времени до того момента, когда он приоткрыл один глаз и замычал. Валентин, который вошел в палату вместе со мной, теперь предусмотрительно отступил к двери.
- Это ты, что ли, не хочешь жить?
Я поняла, почему приоткрылся только один глаз: второй заплыл. Застонав, подбитое чудо-юдо почти членораздельно вымолвило:
- Жить я хочу, но больше - спать.
- А чего ж говорил, что не хочешь?
- А ты захочешь, если проснешься в луже на холодном каменном полу? - и, не дожидаясь моего ответа, он отвернулся к стенке и с блаженным стоном снова уткнулся в подушку; богатырский храп не заставил себя ждать.
Я оглянулась, но успела увидеть лишь хвост Валиного халата - невропатолог поспешно ретировался. Мне стало так смешно, что даже расхотелось его убивать: в конце концов, он просто выполнял свой долг.