Мы проезжаем мимо теннисного корта с травяным покрытием. Сетка провисла от тяжести плесени. Затем горстка маленьких деревянных домиковжилища для прислуги, отдельный коттедж дворецкого. Всюду темно, окна закрыты ставнями. На склоне, обрамленном деревьями, я вижу лодочный сарайгромоздкую постройку, вытянутую вдоль берега. И наконец дорога делает крутой поворот, и перед нами встает Стоунхейвен, похожий на гигантское серое привидение в полумраке. С моих губ непроизвольно срывается странный звук. Я столько раз смотрела на фотографии этого дома в Интернете, но они не подготовили меня к знакомой холодности Стоунхейвена, монументальной и предостерегающей.
Сам особнякнатуральный анахронизм. Каменный монолит, затаившийся под густыми соснами западного побережья озера Тахо. Здание обито бревнами и напоминает средневековую крепость. Дом находится в самой середине, два его крыла соединены между собой трехэтажной каменной башней, наверху которой видны узкие стрельчатые окна. Башня словно бы стоит в дозоре наподобие донжона древнего замка, она как бы готова к атаке врагов. Крылья дома увенчаны трубами дымоходов. Камни, из которых они сложены, поросли мхом, а мох от старости порыжел. Все здание окольцовано портиком, колоннами служат стволы гигантских сосен. Все, что не сложено из камня, покрыто черепицей и выкрашено коричневой краскойнаверное, для того, чтобы дом сливался с окружающей природой. Но так это или нет, у смотрящего на дом создается впечатление, будто он просто-таки вырос из зарослей сосен и словно бы отступает во тьму окружающего его леса.
Стоунхейвен Три этажа, сорок две комнаты, восемнадцать тысяч квадратных футов плюс семь дополнительных построек. Прежде чем мы тронулись в путь, я кое-что почитала об этом поместье и нашла несколько фотографий в старом номере журнала «Heritage Home». Дом был построен в начале тысяча девятисотых годов первым Либлингом, родившимся в Америке, противником «золотой лихорадки». Этот человек вытащил свою семью из иммигрантской нищеты и превратил в американских аристократов нового века. На рубеже последнего столетия озеро Тахо уже стало популярной летней резиденцией племен промышленников Западного побережья. Либлинг приобрел в собственное владение милю девственного прибрежного леса, построил свою твердыню. И обосновался здесь, чтобы наблюдать за своими собратьями-миллионерами с другого берега озера.
Как-то уж так получилось, что семейство Либлингов задержалось здесь на целых пять поколений. Со времени постройки дом остался почти нетронутым, разве что время от времени потомки рода слегка переустраивали интерьеры.
Лахлэн останавливает машину в конце подъездной дороги, и мы с ним вместе смотрим на дом. Похоже, в том, как я дышу, есть что-то ненормальное. То есть я фактически перестаю дышать, поэтому Лахлэн поворачивается ко мне и смотрит на меня подозрительно. На этот раз он слишком сильно сжимает пальцами мою ногу.
Кажется, ты говорила, что помнишь это место не слишком хорошо.
Я помню не так много, лгу я. Странно, до чего же мне не хочется сказать ему правду. Он свои карты не раскрывает, я свои тоже придержу. Честно, совсем немного. Я тут побывала всего три-четыре раза, а было это десять лет назад.
Ты словно бы в замешательстве. Тебе надо собраться.
Голос Лахлэна звучит тихо и спокойно, но я чувствую, что к нему подкрадывается раздражение. Я слишком эмоциональна, это мой всегдашний диагноз, с самого начала. «Затевая аферу, нельзя давать волю эмоциям, эмоции делают тебя уязвимым».
Да не в замешательстве я. Просто это странно, вот и все вернуться сюда после всех этих лет.
Это ты придумала. А я просто хочу, чтобы ты помнила об этом, если все вдруг пойдет наперекосяк.
Я отталкиваю руку Лахлэна:
Я об этом ни на секунду не забываю. И из-за меня ничего наперекосяк не пойдет. Я смотрю на дом. Из одной гигантской трубы идет дым, во всех окнах горит свет. Я Эшли. Ты Майкл. Мы в отпуске. Мы потрясены тем, как прекрасен этот дом, мы просто в полном восторге. Мы ни разу не бывали на озере Тахо, но всегда об этом мечтали, и вот теперь мы просто в восхищении оттого, что наконец видим эти края.
Лахлэн кивает:
Умница.
Только не надо этого покровительственного тона.
В это мгновение открывается парадная дверь, и в прямоугольнике света появляется женщина. Ее светлые волосы так блестят, что вокруг ее головы образуется гало. Ее лицо невозможно рассмотреть, потому что на крыльце лежит ночная тень. Она стоит и смотрит на нас, обхватив себя руками. Ей холодно, и она наверняка гадает, почему мы не выходим из машины. Я протягиваю руку и выключаю зажигание.
Ванесса смотрит на нас, шепчу я. Улыбнись.
А я улыбаюсь, говорит Лахлэн, включает радио, находит станцию, передающую классическую музыку, и включает на полную громкость.
Затем он тянется ко мне, обнимает меня за шею и притягивает к себе для долгого страстного поцелуя, а я не понимаю, то ли он хочет передо мной извиниться, то ли целует меня напоказ перед Ванессой. Ну прямо голубки. Решили поворковать перед тем, как выйдут из машины.
Тут Лахлэн отстраняется, промокает платком губы и одергивает рубашку:
Окей. Пойдем познакомимся с хозяйкой.
Глава седьмаяНина
Тринадцать лет назад
Мы с мамой восемь часов ехали от Лас-Вегаса до Тахо-Сити на машине. Это было в тот день, когда я окончила восьмой класс в старшей школе. Шоссе вело нас вдоль границы между Невадой и Калифорнией. Мы двигались на север и запад, и я чувствовала, как постепенно холодает. Гнетущая жара пустыни отступала перед наплывом холода с гор Сьерра-Невада.
Я была не против отъезда из Вегаса. Мы прожили там два годапри нашем образе жизни это целая вечность, и я ненавидела каждую минуту, проведенную там. Что-то было особенное в тамошней всепоглощающей жаре. Безжалостное, неустанное солнце все делало лаконичным и грубым. Оно загоняло человека в стерильные пространства помещений с кондиционерами. В коридорах школы, где я училась, царил хронический запах потарезкий, звериный. Казалось, все школьники живут в постоянном страхе. И вообще Вегас не выглядел городом, в котором кому-либо следовало жить постоянно. Даже несмотря на то, что наш многоквартирный дом стоял в нескольких милях от центра, в отштукатуренном спальном районе, который годился для окраины любого западного города, все равно на наших кварталах лежала тень Стрипа. Весь город словно повернут лицом к центру, к яме с деньгами. Зачем здесь жить, если только у тебя нет желания по-быстрому сорвать куш?
Мы с матерью жили в районе, над которым самолеты шли на взлет и посадку, и каждые несколько минут можно было запрокинуть голову и увидеть в небе самолет. То и дело в Вегас прибывали сменяющие друг друга ордыради Большой Удачи и коктейля «Маргарита» на каждом шагу. «Пиявки», клеймила их моя мать. Можно подумать, мы здесь поселились не ради этих самых пиявок. Каждый вечер она усаживала меня перед телевизором и уезжала в казино, чтобы попытаться грабануть тех самых «пиявок».
А теперь мы направлялись к аристократичному озеру Тахо, стране домов для отдыха, летних людей и винтажных деревянных глиссеров. «Я нашла местечко в Тахо-Сити, на калифорнийском берегу озера, объясняла моя мать по пути. Она повязала светлые волосы тонким шарфом на манер кинозвезды и вела себя так, словно сидела за рулем винтажного кабриолета, а не хэтчбека хонда с заляпанным грязью кондиционером. Там более аристократично, чем на Южном берегу, где сосредоточены казино».
Господи, как мне хотелось ей верить. Мы будем жить аристократично! Мы миновали перевал и спустились в озерную долину, и у меня было такое чувство, будто мы сбрасываем старую кожу и примеряем новую, новых себя. Я снова пойду в школу и окончу ее. Я зажмурилась и представила себя на сцене, со свитком прощальной речи в руке, а на моей магистерской шапочке надпись «Гарвард». А мама Она станет работать в казино легально, а это само по себе станет большим достижением. Я рассматривала сосны и позволяла себе верить, что долгий список мест, где мы успели пожить, закончится здесь, в тихом горном городке, где мы сумеем раскрыть то, на что мы на самом деле способны.
Считайте меня наивной. Вы не ошибетесь.
Оказалось, что Тахо-Сити никакой не город, а лесистая деревушка на берегу озера. Главная улицаленивая цепочка ресторанов, где готовят отбивные, пунктов проката лыж, риелторских контор и художественных галерей, где продают горные пейзажи, нарисованные густыми слоями масляной краски. На южной окраине городка из озера вытекала река Траки и лениво текла вдоль по склону горы к далеким равнинам. Ее вода кишела туристами на надувных лодках и покрышках.
А наше новое жилище оказалось не квартирой в большом доме. Это был домик на тихой улочке, за которой начинался лес. Стоило мне увидеть этот доми я мгновенно влюбилась в него. В веселую желтую краску, в печную трубу, сложенную из речного сланца, в ставни с вырезанными в середине сердечками. Все это обещало радость. Передний двор представлял собой ковер из сосновой хвоимягкий, потому что нижний его слой медленно истлевал. Снаружи за домом ухаживали лучше, чем внутри. Гостиная оказалась темной, от ковра пахло пылью, столешница в кухне была обшарпанной, в спальне стояли шкафы без дверец. Но все внутри было отделано сучковатыми сосновыми досками, поэтому мне казалось, что мы с мамойбурундуки, поселившиеся в дупле.
Мы приехали туда в начале июня, в то самое время, когда из зимнего хранения вынимают моторные лодки, а к главной дороге подтаскивают лодочные трапы. В первые несколько недель по утрам я ходила к озеру и смотрела, как лодочники развешивают по бокам причалов кранцы, похожие на черные сосиски (когда борт лодки касался этих кранцев, слышался визгливый звук), а владельцы ресторанчиков достают из кладовых летние зонтики и убивают пауков, которые поселились в складках ткани за зиму. В восемь утра поверхность озера была похожей на стекло, а на мелководье вода была такой прозрачной, что было видно, как ползают по илистому дну раки. К десяти часам винты моторных лодок и лыжи водных лыжников превращали воду в пенистый суп. Озеро наполнялось подтаявшим снегом. Купаться еще было рано, разве что в гидрокостюме. И все же вряд ли можно было пройтись по пирсу, не увидев, как кто-нибудь из приехавших на лето детишек прыгает с дальнего края «бомбочкой». Через несколько минут мальчишки забирались на пирс, бледные и покрытые пупырышками «гусиной кожи».
Я не плавала. Я проводила лето на берегу, устроившись в заржавевшем шезлонге, который однажды нашла на берегу. Сидела в шезлонге и читала книги по списку, полученному в новой школе. «Мэр Кэстербриджа», «Квартал Тортильяфлэт» и «Урок перед смертью». Большую часть времени я была в одиночестве, но меня это не угнетало: для меня друзья всегда существовали в прошедшем времени. Каждый вечер моя мать облачалась в вечернее платье цвета кобальта, усыпанное блестками, с таким высоким разрезом сзади, что едва не были видны трусики. К нижнему краю декольте был приколот беджик с ее имением«Лили». Мать садилась за руль и ехала сорок пять минут в штат Невада, где подавала запотевшие стаканы с джином и тоником игрокам в покер в казино «Фон дю Лак».
Помню, как она радовалась в первый вечер, вернувшись домой с чеком от хозяина казино, совсем как ребенок с новой игрушкой, которую не терпится всем показать. Я проснулась от запаха сигаретного дыма и дешевой туалетной воды.
Мать сидела на краешке моей кровати с конвертом в руках. Она помахала этим конвертом:
Это чек, детка. Это зарплата. Совершенно законная, представляешь? Она радостно открыла конверт и вытащила тонкий листок бумаги. Но стоило ей прочесть цифры на чеке, и радостное выражение ее лица пропало. О, я не ожидала, что у них такой большой налоговый вычет. Она еще несколько секунд рассматривала чек, но потом выпрямила спину и улыбнулась: Ну да ладно. Конечно, я знала, что главное тут чаевые. Мне один парень сегодня дал зеленую фишку за выпивку. А это двадцать долларов. Я слыхала, что если приставят к столам, где игроки делают большие ставки, так там чаевые сотнями раздают.
Но я услышала в ее голосе нечто такое, что меня встревожило: едва заметный флер сомнения в том, что ради меня она выбрала правильный путь. Мать потянула за кончики воротника платья, и я увидела, что ее белая кожа по краю выреза расцарапана докрасна, чуть не до крови, блестками. И тогда я подумала: может быть, моя мать до сих пор не могла удержаться ни на одной нормальной работе не потому, что ее никуда не принимали без аттестата и резюме, а потому, что она сама не хотела работать от звонка до звонка.
Я тоже найду работу, заверила я мать. Не стоит тебе работать в казино, если ты это ненавидишь.
Мать перевела взгляд на чек и покачала головой:
Нет, я должна там работать. Это же ради тебя, детка, так что стоит того. Она протянула руку и расправила мои волосы, разметавшиеся по подушке. А твоя работа здесьучиться. Обо всем остальном я позабочусь.
Моя учеба в North Lake Academy началась сразу же после Дня труда. В этот день летние тучи исчезли за горой, на дорогах неожиданно пропали роскошные универсалы, а возле ресторанчика «У Рози» перестали выстраиваться очереди на бранч.
До школы меня довезла мать. После ночной смены в казино глаза у нее были красные, под ними размазалась тушь. Когда мы подъехали к входу, мать хотела припарковаться и пойти со мной. Но прежде чем она вытащила ключи из зажигания, я положила руку на ее запястье:
Нет, мама. Я сама справлюсь.
Мать посмотрела на поток школьников, проходящих мимо нашей машины, и одарила меня лучистой улыбкой:
Конечно, детка.
North Lake Academy была маленькой, прогрессивной школой старших классов, целью которой была «подготовка всесторонне обученных граждан мира». Основал эту школу магнат из Кремниевой долины, ушедший на пенсию в сорок девять лет и ставший филантропом и любителем-бейсджампером. Кампус представлял собой коллекцию стеклянных построек, окруженных соснами. Школа расположилась в горной долине, на небольшом расстоянии от горнолыжного курорта. На сайте школы было множество громких словвызовы, самостоятельность, осуществление, работа в командеи, конечно, хвастливые заявления о том, что двадцать процентов выпускников поступают в университеты Лиги плюща.
В ту же минуту, как я переступила порог школы в своем наряде девочки-гота, типичном для Вегаса, а именно: в одежде всех оттенков черного, с черной косметикой (эту цветовую гамму нарушали только розовые пряди в волосах). Мне сразу стало ясно, что для этого учебного заведения я не гожусь. Школьники, заполнявшие коридоры, были в джинсах или одежде от фирмы «Patagonia». У многих к рюкзакам были прицеплены какие-то спортивные принадлежности. Девушки все были с чистой кожей, без косметики, с крепкими, мускулистыми икрами. На парковке возле школы горных велосипедов было больше, чем машин. А я спортом совсем не занималась, всю жизнь питалась фастфудом да читала книжки. Из-за такого образа жизни у меня были жирные бедра и толстые щеки. Я была девочкой-готом с младенческим жирком.
На первом уроке, когда мы смотрели на учительницу, записывающую свое имя на белой доске«Джо Диллард, зовите меня Джо», сидевшая впереди меня девочка обернулась ко мне.
Меня зовут Хилари. А ты новенькая, сказала она.
Верно.
В десятом классе тоже новенький. Бенджамин Либлинг. Ты его видела?
Нет. Но может быть, видела, только не знаю. Для меня тут все новенькие.
Хилари накрутила прядь волос на палец и потянула к другой щеке. Кожа у нее на носу шелушилась, волосы были жесткими от хлорки. Глянув за ее плечо, я увидела, что ее папка для тетрадей пестрит наклейками, посвященными сноубордингу.
Как ты насчет джема?
Даже не знаю, ответила я. Клубничный? Ну, абрикосовый тоже люблю.
Хилари рассмеялась:
Да нет. У нас тут «джемом» называют то, чем ты фанатеешь. На борде катаешься?
Да я ни разу на горном склоне не бывала.
Хилари вздернула брови:
Господи, да ты и правду совсем новенькая тут. Ну, так что тогда? Маунт-байкинг? Лакросс?
Я пожала плечами:
Книжки?
С новеньким мальчиком я не знакомилась еще несколько месяцев, хотя порой видела его в школьных коридорах. Только его, кроме меня, здесь словно бы окружал кокон одиночества. Я бы не сказала, что другие ученики ко мне плохо относилисьнет, все они, как Хилари, внешне вели себя вежливо и мило, как ответственные граждане, скажем так. Одни приглашали вместе позаниматься, другие позволяли сесть с собой за стол во время ланча, третьи просили помочь с заданиями по английскому. Но за порогом школы наши отношения заканчивались. Мать определила меня в школу, где верили во «внеклассное обучение», где планировали приключения на каноэ, походы с ночевками и обязывали участвовать в «физкультурных паузах», представлявших собой прогулки под соснами в школьном дворе. Они не любили тесты, но с удовольствием посещали занятия, где нас обучали лазанию по веревкам.