Они подключали обоих кентуки одновременно после завтрака в большой гостиной. У первого, под номером K0092466, на установление контакта ушло два часа двадцать семь минут, у второго, K0092487, три часа две минуты. По всему миру уже существовало триста семьдесят восемь серверов, занятых установкой связи, и тем не менее эти серверы не справлялись со всевозрастающей нагрузкой: на установление первоначальной конфигурации требовалось все больше и больше времени.
Когда оба кентуки подали наконец признаки жизни, кое-кто из стариков отважился подойти к ним поближе. Кролики бегали по всему залу, и обитатели пансиона с трудом, но поднимали ноги, чтобы дать им дорогу, словно в комнате кто-то решил позапускать игрушечные фрикционные машинки, которые не умеют обходить препятствия. Минут через десять один кентуки остановился у самого большого окна и замер. Он отключился сам по себе, и Эйдер долго растолковывала Камило, что тут вряд ли можно что-то поправить. Насколько она знала, если один из пары пользователей решал выйти из игры, оживить зверька было уже невозможно.
Как ты считаешь, он поступил так, ну, то есть отключился, из-за наших стариков?
Эйдер об этом как-то не подумала. Ей бы никогда и в голову не пришло, что теперь при покупке нового электроприбора надо не только тщательно изучать инструкцию, но еще и озаботиться тем, сочтет ли он достойным для себя жить с тобой вместе. Да и кто бы мог вообразить, стоя в супермаркете перед полками с товаром, что приглянувшийся тебе вентилятор вдруг закапризничает и не пожелает направлять струю свежего воздуха в сторону несчастного отца семейства, который спокойно сидит себе перед телевизором?
Скажи, а ты не боишься, что мы можем лишиться и второго? с тревогой спросил Камило, взяв ее под локоток.
Эйдер уставилась на него. Впервые она заметила, что Камило стал таким же старым, как и пациенты, о которых он заботится, и только теперь поняла весь ужас, таившийся в его вопросе. Рядом с ними пожилой мужчина поднял кентуки с пола, чтобы как следует рассмотреть. Он заговорил с ним, поднеся почти к самому лицу, и у кролика сразу запотели глаза-камеры. Старик хотел опустить его обратно, но не сумел нагнуться и, вскрикнув от боли, выронил игрушку из рук, так что кентуки со стуком шлепнулся и покатился по полу. Эйдер подбежала к кролику, поставила, как положено, на колесики и старалась уже не оставлять его одного, пока он сновал между столами. В первую очередь она следила, чтобы на кентуки никто больше не покушался. Потом позволила кролику выйти в сад, примыкавший к дому.
Эйдер, услышала она за спиной голос Камило.
Она хотела обернуться, но тут заметила старушку, которая бежала за кентуки, а за старушкой бежал санитар, пытавшийся ее остановить. И вдруг кролик неожиданно резво, как показалось Эйдер, повернул в сторону маленького прудика с рыбками, расположенного в самом центре двора. Что он задумал? Эйдер недолго думая собралась кинуться туда же, но Камило остановил ее. Не сбавляя скорости, кролик сиганул в бассейн. Старушка вскрикнула и тоже прыгнула в воду, санитар бросился за ней.
Эйдер, спросил Камило, снова дернув ее за локоть, ты уверена, что мы ничего не сможем вернуть? Совсем-совсем ничего?
О чем это он? О деньгах?
А там, за окном, санитар с трудом усаживал старушку на бортик бассейна. С нее ручьями стекала вода, она плакала и тянула руки в ту сторону, где в нескольких метрах от них медленно шел ко дну кентуки.
* * *
Она по-прежнему каждое утро совершала пробежки. Через два месяца, если вернется в Мендосу, сможет, по крайней мере, сказать, что тоже занималась спортом. Не о таких достижениях она, разумеется, мечтала, но ничего лучшего придумать не сумела. Правда, нашла все-таки еще чем себя занять. Рядом имелась библиотека, так что у Алины уже давно не было возможности читать столько, сколько она читала здесь. А кроме того, конечно, кентуки Нельзя было не признать, что кентуки вещь занятная.
Когда Свен увидел его в первый раз, он просто остолбенел и не сводил глаз с ворона, а ворон в свою очередь смотрел на него с пола. Они с таким любопытством разглядывали друг друга, что Алина чуть не расхохоталась. Свен был высоким белобрысым датчанином, но у себя в Мендосе ей приходилось опекать его как пятнадцатилетнюю девочку. Он был наивным и слишком вежливым, поэтому его постоянно надували и обкрадывали, а еще над ним насмехались. Зато, когда он находился в любой из арт-резиденций, окруженный коллегами и заботой какой-нибудь энергичной помощницы, Свен казался Алине принцем, ускользающим у нее из рук. Но ревность, которую Алина испытывала теперь в Оахаке, была лишь слабым отзвуком той, что терзала ее в прошлом году, в первые месяцы после начала их со Свеном романа. Но какое-то время назад ее страдания переродились в нечто совсем иное. Прежде Алина страшно мучилась, и взгляд ее был сосредоточен исключительно на нем, теперь же, наоборот, она стала часто на что-то отвлекаться, а Свен словно выпадал из поля ее зрения, и ревность была для нее единственным способом время от времени возвращаться к нему мыслями. Кроме того, Алина узнала то новое состояние, в которое ей так нравилось погружаться, вдруг обнаружились некие вещи, касавшиеся исключительно ее одной. Она запиралась в комнате, все внимание целиком отдавала этапам своих мысленных марафонов и лишь много часов спустя вспоминала о реальности.
Возвращалась она в нее разобранная на отдельные частички, как ей самой нравилось это определять, зато в результате усталость притупляла самые идиотские из ее страхов. А еще она возвращалась в нее, в эту самую реальность, очищенная и беспечная, и в подобном состоянии человек способен мечтать о таких простых удовольствиях, как легкая еда и долгие прогулки пешком.
Но рано или поздно Алина снова видела Свена и тотчас вспоминала, что ее жизнь состоит из мелочей, которые в любой миг можно потерять, таких как, например, очаровательная улыбка Свена, рассматривавшего кентуки. Алина заранее успела прикинуть, какого рода вопросы касательно ее приобретения он сейчас задаст, и мысленно прорепетировала свои ответы, готовясь дать достойный отпор, если речь зайдет о цене, о бесполезности такой покупки и о том, что вряд ли стоит настолько откровенно демонстрировать кому-то свою личную жизнь, хотя, как она предвидела, это последнее замечание он прибережет на потом. Между тем Свен был искренне изумлен и, присев на корточки, чтобы лучше разглядеть кентуки, задал вопрос, которого Алина никак не ожидала:
Ну и как мы его назовем?
Кентуки обернулся и уставился на нее.
Сандерс, сказала Алина. Полковник Сандерс.
Глупость, конечно, но довольно остроумная. И еще она тотчас спросила себя, откуда у нее уверенность, что на связи с ней находится непременно мужчина. Однако было совершенно немыслимо дать ворону женское имя.
Ты что, имеешь в виду того старика, который придумал цыпленка из Кентукки?
Алина кивнула, да, именно того старика. Свен поднял ворона, и тот недовольно заворчал, когда он перевернул его и они с Алиной стали рассматривать колеса и то, как были прикреплены маленькие крылышки.
И на сколько же ему хватает зарядки?
Алина не имела об этом ни малейшего понятия.
Как ты думаешь, он может пойти с нами ужинать? спросил Свен и вернул ворона на пол.
Было бы занятно проверить это. В поселке Виста-Эрмоса не было ничего даже близко похожего на приличный ресторан, вернее, не было вообще ничего похожего на ресторан. Некоторые местные женщины Алина со Свеном побывали уже у трех выносили в патио у своего дома пластмассовые столы, застилали их скатертью, ставили корзинки с тортильями и предлагали меню из двух-трех блюд. Их мужья обычно ели за одним из тех же столов чаще за тем, что находился поближе к телевизору. Иногда мужчины дремали, не выпуская из руки стакан с пивом или рюмку с мескалем. Идти до любого из ресторанов было не больше километра, и, по мнению Свена, если аккумулятор у кентуки устроен так же, как у мобильного телефона, ворон может без проблем отправиться с ними. А вот Алина боялась, как бы по дороге не пропал сигнал. Она хорошо усвоила, что у каждого кентуки есть одна-единственная жизнь, но не знала наверняка, означает ли потеря только лишь сигнала одновременно и безвозвратную потерю связи со вторым пользователем.
Они вышли в патио. Кентуки следовал за ними, отставая на несколько метров, и они внимательно прислушивались к шуму его моторчика где-то сзади, у себя за спиной. Алина подумала: приятно сознавать, что, пока они вдвоем неспешно шагают по дорожке, кто-то другой изо всех сил старается не потерять их из виду. Она забыла про очередную помощницу Свена и почувствовала себя уверенно, потом взяла его за руку, а он ее руку нежно и слегка рассеянно пожал. Когда они покинули территорию арт-резиденции и оказались на асфальте, ворону стало труднее поспевать за парой. Они слышали, что ему приходится петлять, обходя валявшийся на дороге мусор, слышали, что потом он прибавляет ходу, чтобы догнать их. Вдруг по звуку стало понятно, что он остановился. Алина со Свеном обернулись. Кентуки стоял метрах в десяти от них и не сводил глаз с горы. Однако они не поняли, был ли он все еще здесь, с ними, и просто решил полюбоваться мексиканской природой под лучами закатного солнца, или какая-то техническая поломка внезапно убила его и на этом закончилась их совместная с ним жизнь. Алина тотчас вспомнила про 279 долларов, но тут кентуки тронулся с места, с важным видом обошел Свена и направился к Алине.
Эй, что вы там задумали? притворно возмутился Свен. Куда это вы собрались идти с моей женой, Полковник?
Ужин прошел прекрасно. Они ели курицу с рисом под соусом моле. Кентуки все это время стоял на столе. Как только Свен отвлекался, ворон подталкивал его вилку к краю стола и быстро сбрасывал на землю. А поскольку падала вилка бесшумно, Свен машинально искал ее рукой там, где оставил. И не сердился, когда видел, что его опять провели. На самом деле ничто в обычном мире не могло вывести художника из себя, потому что вся его энергия целиком и полностью была обращена на вещи и явления высшего порядка. Алина завидовала невозмутимости, с какой Свен делал со своей жизнью исключительно то, что ему самому хотелось. Он упорно шагал вперед, а она неуверенно тянулась по оставленному им следу, все время боясь этот след потерять. Утренние пробежки, чтение, кентуки, любые ее планы все было подчинено воле случая. Когда Полковник в четвертый раз скинул вилку Свена, Алина не могла больше сдерживаться и расхохоталась. Кентуки посмотрел на нее, она подмигнула ему, и тогда он каркнул, как и положено ворону, в первый раз за весь вечер.
Если вы, Полковник, подружились с моей женой, улыбнулся Свен, снова наклоняясь за вилкой, то должны дружить и со мной тоже.
На следующий день Алина зашла навестить Кармен, женщину, работавшую в библиотеке. Других подруг если, конечно, Кармен можно было назвать подругой у Алины в арт-резиденции не было. Они болтали, шутили и в душе радовались, почувствовав доверие друг к другу. Алина уже рассказывала Кармен про своего кентуки и теперь спустилась в библиотеку, чтобы наконец-то еще и показать его. Она постучала по конторке, за которой обычно сидела Кармен, давая о себе знать, потом оставила Полковника гулять среди бумаг, а сама прошлась вдоль ряда стеллажей с прозой и стала наблюдать оттуда, что будет дальше. Кармен увидела ворона и подошла. Она всегда одевалась только в черное, а запястья ее украшали браслеты с заклепками. Подняв ворона, Кармен перевернула его и внимательно изучила основание, потом провела пальцами между колесиками.
Знаешь, по качеству этот вроде бы будет лучше моих, сказала она, не повышая голоса, словно с самого начала знала, что Алина шпионит за ней.
Та вернулась с двумя выбранными книгами.
Хотела бы я знать, зачем нужна вот эта штучка у него на попке, весело спросила Кармен и поскребла покрытыми лаком ногтями USB-порт, спрятанный у кентуки под задним колесиком.
Потом она поставила ворона на конторку, и он поспешил к Алине.
Кармен рассказала, что меньше месяца назад ее бывший муж подарил каждому из их сыновей по кентуки, но сама она с тех пор уже не раз видела и более усовершенствованные версии.
Мой бывший называет их распространение по свету экспоненциальным: если в первую неделю появляется три штуки, то во вторую уже три тысячи.
И тебя это не пугает?
Что именно?
Кармен сделала шаг в сторону и, оказавшись за спиной ворона, изобразила, будто завязывает себе глаза. Потом достала из сумки кошелек и показала Алине фотографию, где были запечатлены два ее сына со своим кентуки с двумя рыжими котами, которых мальчишки везли в велосипедных корзинках. Глаза у котов были завязаны черными лентами. Таково было единственное условие, которое Кармен поставила отцу ребят, так как боялась, что все это он задумал специально, чтобы по ее дому днем и ночью сновали две камеры.
Алина долго смотрела на фотографию:
Но скажи, кому захочется разгуливать по твоему дому с завязанными глазами? В чем тут смысл?
Понимаешь, стала объяснять Кармен, у них два чувства, а я лишаю их только одного, но жизнь для наших кентуки продолжается. Хотя Точно так же ведут себя и люди, дорогая моя. Вот посмотри, у них под боком есть отличная библиотека, и что? Кармен махнула рукой в сторону пустых проходов между стеллажами.
Потом Кармен забрала у Алины фотографию, по очереди поцеловала сыновей и положила снимок обратно в кошелек.
А вчера одного кентуки раздавила машина на дороге рядом со стоянкой такси, продолжала она, записывая в карточку книги, которые собиралась взять Алина. Это была игрушка приятеля моих сыновей, и его матери пришлось похоронить кентуки у себя в саду среди собачьих могил.
Ворон повернулся в сторону Кармен, и Алине захотелось узнать, способен ли Полковник понять эту историю.
Ужасное несчастье, мальчишка страшно переживает. Кармен улыбнулась. И трудно было догадаться, что на самом деле думает она сама о том, что рассказывает. А ведь эти штуковины чертовски дорого стоят.
И что, интересно знать, делал кентуки один на улице? поинтересовалась Алина.
Кармен с изумлением уставилась на нее наверное, потому что самой ей такой вопрос в голову не пришел.
Думаешь, решил удрать? спросила она, продолжая глядеть Алине прямо в глаза и улыбаясь с каким-то даже восторгом.
Когда Алина вернулась в свою комнату, она поставила кентуки на пол и пошла в ванную. Чуть помедлив, сочла за лучшее все-таки запереть дверь, чтобы ворон не пролез туда следом за ней, что, кстати, он постоянно пытался сделать. Алина постояла за дверью, пока не услышала, что Полковник Сандерс удалился. И только тогда разделась и встала под душ. Она совершенно правильно поступила, решив не завязывать со своим кентуки каких бы то ни было отношений. Все, что она узнавала про них, убеждало: только так и надо себя с ними вести. Алина не обменивалась с вороном посланиями или хотя бы записками, не договаривалась о каком-либо ином способе общения, ее кентуки был всего лишь глуповатой и скучной зверюшкой, поэтому Алина порой и вовсе забывала, что Полковник Сандерс вечно находится где-то здесь, рядом, что в глаза его встроена камера и какой-то человек неотрывно в эту камеру смотрит.
Так своим чередом проходили дни. Ее будильник звонил в шесть двадцать утра. Ни один художник не стал бы бродить по дому в такую рань, и Свена вряд ли разбудила бы даже пожарная сирена. А вот Алина и сегодня тоже спокойно встала и, прежде чем отправиться на пробежку, спустилась вниз в общую кухню, позавтракала, никого там, естественно, не встретив, и еще успела почитать прихваченную с собой книгу. Налив себе вторую чашку кофе, она съехала на край стула и устроилась там поустойчивей: выпрямила спину, вытянула ноги и развела ступни в стороны в форме буквы V. Это была ее коронная поза, и, сидя так, она могла читать часами. Полковник Сандерс решил пролезть между ее стопами он изо всех своих сил толкал то одну, то другую, пока наконец не добился своего. Время от времени Алина опускала книгу и задавала ему какой-нибудь вопрос только чтобы узнать, не покинул ли ее хотя бы на время тот человек, который управлял вороном, кем бы он там ни был. Может, отвлекся или занялся каким-нибудь более полезным делом? Сама мысль о том, что кто-то часами сидит и неотрывно наблюдает за ней, пугала Алину, зато второй вариант показался бы обидным. Разве ее жизнь недостаточно интересна? Неужели для этого человека кем бы он там ни был собственная жизнь настолько важнее, чем Алинина, что он мог вот так запросто отлучиться и оставить ворона без надзора? Нет, решила она, в последнем случае кентуки не стоял бы сейчас, в шесть пятьдесят утра, у нее в ногах как домашняя собачка.