Однако с некоторым удивлением он обнаруживает, что не последовал за ней. Подбитый мехом комбинезон не пропускает воду, пространства, заполненные воздухом, держат его на плавузначит, он умрет, медленно коченея от холода, а не в считаные мгновенияот хлынувшей в легкие ледяной соленой воды. И все же он борется, пытаясь отсрочить неминуемое, с чудовищным усилием выворачивается, не давая воде залиться за шиворот и попасть внутрь комбинезона. Ему удается схватиться за каяк, и он немного подтягивается на руках, но не может забраться на него, он полулежит на нем на спине, издавая громкие стоны, отдавшись на волю течения. До него доносится пофыркивание, и он замечает тюленя в нескольких метрах от себя. Зверь еще жив, он лежит и истекает кровью из раны в голове. Тюленя прибивает совсем близко, и Гедеон пытается оттолкнуть тушу, но чуть не выпускает при этом каяк. Тогда он предпринимает попытку повернуть каяк так, чтобы тюлень оказался по другую его сторону. Маневр удается. Но Гедеона охватывает страх при мысли о том, что тюлень очнется и вонзит в него зубы. Тюленихищники, зубы у них острые, как иглы. Он знает, что обычно они не нападают на людей, но перед глазами упорно стоит картина того, как раненый, истекающий кровью и обезумевший от боли и страха зверь набрасывается и начинает рвать его на куски, пока он, беззащитный, лежит в воде. Лучше уже тогда утонуть. Но он продолжает цепляться за каяк.
Внимание Гедеона было слишком поглощено тюленем, и он не следил за тем, куда течение относит его. Только когда каяк начинает скрести по кромке льда, до него доходит, что его прибило к льдине, туда, где он в безопасности сидел несколько минут назад. Он видит собак, они вскочили на лапы, стоят и высматривают его, навострив уши. Гедеон подзывает их, они виляют хвостами и повизгивают, но он сам опрокинул нарты набок, чтобы собаки не утащили никуда упряжку, и теперь им не сдвинуть ее с места. Он закоченел, у него нет сил подтянуться на руках. Если он сейчас выпустит каяк, то пойдет прямиком ко дну. А у него нет желания идти ко дну, он не хочет опускаться туда, во мрак, лучше умереть здесь, наверху, где есть воздух и свет, тогда его потом смогут найти и отвезти домой на нартах, и Ольга с детьми будут стоять на коленях над его телом и, рыдая, целовать его превратившиеся в куски льда щеки.
Однако течение сильное, Гедеон чувствует, как, подчиняясь воде, его ноги, подобно водорослям, развеваются, постепенно уходя в глубину. Рано или поздно его утащит под лед целиком. Вода залилась в комбинезон, он отяжелел и больше не выполняет функцию спасательного жилета. Собрав последние силы, Гедеон делает рывок, отпуская каяк, выбрасывает пропитавшиеся водой руки на кромку льда и, прежде чем течение стащит его в воду, вмерзает в лед. Так он лежит на спине и смотрит в небо. Скоро стемнеет, но погода проясняется, хотя снег, пусть и не такой густой, еще идет. Снежинки опускаются Гедеону на лицо, и ему не смахнуть их. Внизу в темноте покачивается в потоке воды его тело, но он уже практически его не чувствует, холод ввел ему свой наркоз. Рядом плавает туша тюленя. Он мертв, по крайней мере, больше не фыркает. Гедеону жаль бессмысленно пропадающего мяса.
Шторм
Ассер сидит в своем доме, в том, что за церковью, и бездельничает. Пару недель уже бушует шторм, давая иногда день-два передышки, и тогда вода капает с крыш, и ощущается тягостная, свинцовая тишина; потом начинает хлестать дождь, столбик ртути падает ниже нулевой отметки, и весь остров словно покрывается глазурью, наступает время обледеневших дорог и переломанных костей; потом опять начинается дождь, и дома содрогаются от порывов ветра, затем небо проясняется, и на севере становится видно глетчер, истончившийся и светящийся мятно-голубым светом. Ассер лежит на диване и читает роман. Прогноз погоды сообщает об очередном падении атмосферного давления. Что по радио, что по телевизоруи там, и там поет женский хор. Ассер слышит это пение через стенку, они там врубили у себя на полную громкость, голоса монотонные и заунывные. Исполняют наиболее традиционные псалмы, напоминающие ему о его детстве. Торчать вот так в одиночестве в доме, которым владеет стихия, в поселке, оккупированном льдом и мраком, и слушать женский хор, поющий у соседей, в ожидании шторма, хуже смерти.
В пятидесятые годы этот дом на две семьи построил отец Ассера. В то время большинство семей еще жили в торфяных избушках. За стенкойзверобой с женой и тремя детьми. Дом стоит всего в нескольких метрах от берега. Когда разыгрывается шторм, волны дохлестывают до стены, и на поверхности откладывается соль, разъедающая покраску и замазку, на которой оконные стекла держатся в рамах. В декабре вода примерзает к стене, так что вся обращенная к северу сторона дома покрывается ледяным панцирем, выполняющим, правда, отчасти и теплоизолирующую функцию. Время от времени намерзший лед откалывается и пластами съезжает по стене или крыше с оглушительным грохотом, снимая со стены стружку, из-за чего она становится все тоньше и тоньше. Когда такое случается и кусок стены оголяется, внутри воцаряется лютый холод, и необходимо утеплять стену с внутренней стороны картоном и легкими ватными одеялами.
Но Ассер любит свой дом. Каждый год муниципалитет принимает решение о его сносе и постройке чего-нибудь нового, солидного таунхауса на четыре семьи, с отдельными входами и центральным отоплением, и каждый раз все перекладывается на бюджет следующего года. По той же причине все улучшения, выпадающие на долю этого дома, носят в высшей степени временный характер. В летние месяцы, когда лед стаивает, Ассер и его сосед Стефанус принимаются латать дыры. Вся северная сторона дома постепенно превращается в лоскутное одеяло из мазонитной плитки, пропитанного битумом картона и пластин из жести, которые они плотно подгоняют друг к другу, приколачивают поверх прогнивших досок, а также обивают ими углы дома, где все особенно сильно успевает прохудиться. Теперь же, когда снег и лед заковали стену в непроницаемую капсулу толщиной в метр, а снаружи ни ветерка, не составляет никакого труда поддерживать тепло в доме. Вот только оконный крючок в кухне за окном, как раз над мойкой, бьет о стену, и оконная рама нервно вибрирует. Выходя из дома, Ассер слышит доносящийся с юга далекий гул, с той стороны, которой остров обращен к открытому морю. Это отголоски шторма, бушующего над Датским проливом. Сегодня Ассеру придется искать другое место для ночлега.
Он слышит, как за стенкой копошится жена соседа. У нее по-прежнему работает радио, исполняют гренландские псалмы, он слышит, как она время от времени подпевает. Остальные члены ее семьи, наверное, уже уехали, они обычно пережидают шторм у родителей ее мужа. Ассер в курсе, что у них дома минимум обстановки, только самое необходимое, они боятся, что ураган разнесет дом в щепки и развеет над морем. А сегодня ночью урагана, кажется, не миновать, во всяком случае, метеорологи об этом предупреждают.
Ассер слушает, что она там делает. Она ходит взад и вперед, что-то расставляет или перекладывает, может, собирает вещи. Ассер представляет себе, как она изо всех сил пытается отсрочить момент, когда придется идти к свекрови и свекру, видимо, их отношения оставляют желать лучшего. А может, ей просто в радость побыть несколько часов в одиночестве, освободившись от непрерывно мамкающих детей и совершенно беспомощного без нее мужа. Ассеру часто приходится слышать, как тот ноет, если ему не удается настоять на своем, и как дети изводят ее с утра до вечера. При этом Ассер не чувствует неловкости, он считает, что это естественные звуки для семьи и семейного очага. Но он не особо высокого мнения о соседе, несмотря на членство Стефануса в ассоциации звероловов и поселковом правлении.
Ассер не входит ни в одну из этих организаций. Он не женат, и ему так вполне комфортно. Мама еще жива, ей дали отличную комнату в городе в доме для престарелых. Ассер нечасто ее видит, обычно он держится от города подальше, но раз в неделю звонит ей узнать, как дела. Отец погиб, когда Ассеру было тринадцать. Небольшая пластиковая лодка, в которой отец перевозил на берег добытых тюленей, застреленных им с края льдины, перевернулась, и он пошел ко дну, даже не пытаясь звать на помощь. Ассер стоял на краю льдины и видел, как все случилось. Он ничем не мог помочь. Отец молча цеплялся за весло, он как будто пытался грести им, но оно не могло удержать его на поверхности и исчезло вместе с ним в глубине. Ассер не спускал глаз с того места, где ушел под воду отец. Прошло несколько минут. Тут он снова увидел весло, оно, словно гарпун, выстрелило из-под воды, разрезав зеркальную гладь, и улеглось на поверхности. Он выловил весло, когда его прибило ко льдине, потом вытащил лодку на лед. Сбегать за помощью он не мог, боялся: вдруг папа всплывет, а его здесь не будет; но папа не вернулся, а он все стоял и всматривался в поверхность воды, пока не стемнело. Потом приторочил лодку к саням, доехал на собаках до дома и рассказал маме о случившемся.
Они тогда жили здесь, в этом доме, именно тут Ассер вырос, их было четверо детей в семье. Но после гибели отца они переехали в город. Ассер с удовольствием ходил в школу, классный руководитель считал, что мальчику нужно после школы продолжить образование. Но через пару лет после конфирмации, когда ему было лет пятнадцать-шестнадцать, он начал пить и однажды, в стельку пьяный, убил собутыльника. Потом он так и не смог вспомнить, что произошло тем вечером, помнил только, как выглядел труп на следующее утро: он лежал на диване на спине, грудь и лицо были изрешечены дробью, словно присыпаны горошинами черного перца. В обивке дивана и в стене за диваном зияли воронкообразные отверстия от выстрелов, вся стена была усеяна дробинками, не попавшими в цель. Ассер не помнил, как все случилось, и не мог понять, как такое могло произойти. Он позвонил в полицию и попросил забрать его в отделение. Ему дали пять лет, которые он отбыл в Нууке в исправительном заведении, во многом это были неплохие пять лет, им разрешено было ежедневно выходить за пределы заведения, и у него была постоянная работа, он плотничал. И все равно Ассера страшно тянуло домой. Когда его выпустили, шеф хотел, чтобы он остался. Был период строительного бума, и плотницкими заказами можно было заработать хорошие деньги, но он отказался и вернулся на восточный берег, в свой поселок. Муниципалитет выделил ему одну из половин дома, в котором он когда-то вырос. С тех пор прошло пятнадцать лет. К алкоголю он больше не притрагивался, хотя выпить иногда очень хотелось.
Ассер работает в поселковой школе, он и убирает, и чинит, в общем, следит за хозяйством. Там он и решает переждать ближайшие несколько дней, пока не утихнет шторм. Он складывает в спортивную сумку хлеб, что-то, с чем можно будет сделать бутерброды, и немного тюленьего мяса, которым его угостил сосед и которое он теперь думает сварить на школьной кухне. Еще он берет пачку круглозернового риса и несколько луковиц. Достает с полки пару книг и кладет туда же, в сумку. Отбывая наказание в Нууке, он научился ценить чтение романов. Бывают периоды, когда он прочитывает по книге за день, он не привередлив и читает практически все подряд. Когда больше нечего почитать, он всегда может зайти в школьную библиотеку, где все еще можно откопать несколько книг, достойных прочтения. Он находит спальный мешок и подушку и запихивает их в сумку вместе с чистой сменой одежды и шампунем. В школе есть душ, там он и принимает его каждый день. Несколько секунд Ассер стоит в раздумьях, потом решает, что взял достаточно, чтобы пересидеть в своем убежище пару дней. Он выключает свет и выходит на улицу.
Но, прежде чем уйти, обходит дом и стучит в соседскую дверь. У открывшей ему Карины, жены соседа, мечтательный бледный огонек в глазах. Сперва она несколько секунд разглядывает его и только потом здоровается.
Привет, Ассер.
Просто хотел спросить: если хочешь, могу тебя проводить, когда соберешься уходить, говорит он.
Ничего не ответив, она уходит в дом, оставив дверь открытой. Он заходит следом, закрывает за собой дверь, проходит в кухню. Она смотрит на него с улыбкой. «Можешь не разуваться. Тут все равно грязно».
Она прислонилась задом к спинке скамьи и курит сигарету. Он видит, что это совершенно обычная сигарета, но в прокуренном воздухе висят похожие на шелк нити другого дыма, более сладкого, пряный аромат которого он помнит с тех лет, которые он провел в Нууке. Глаза Карины блестят, губы влажные, нижняя губа кажется припухлой.
Ты уж извини, говорит она, только сейчас сама заметила, что я, вообще-то, под приличным кайфом.
Не проблема, говорит Ассер, не мое дело. Где достала?
Младшая сестра дала, отвечает Карина. Провезла в презервативе в заднице, когда последний раз возвращалась из Дании. Я помогала ей доставать все это наружу. Она фыркает, потом подносит сигарету ко рту, сжимает губами фильтр и затягивается. В Христиании раздобыла, качество довольно приличное. Хочешь?
Мне кажется, мне будет нехорошо, если покурю.
Немного веселящего табачка, от этого никому еще плохо не было, говорит она и, давясь смехом, сгибается и валится на скамейку, лежа на спине, смотрит на него, тяжелое облако табачного дыма поднимается у нее изо рта.
Тебе не кажется, что нам пора к твоему мужу?
Родители Стефануса у нас такие безукоризненно интеллигентные. Да ты их знаешь. Как думаешь, какие у них будут лица, когда к ним домой заявится обкуренная невестка?
Давай сделаю тебе чашку кофе, говорит он и, подойдя, тянется над ней к кухонному шкафчику, достает банку растворимого кофе.
Не мог бы ты просто сделать меня со мной начинает она, но теряет нить.
Сделать что?
Она прикасается к нему, гладит по спине и бедру, проводит указательным пальцем взад и вперед под ремнем на его брюках. Ты выглядишь таким одиноким, говорит она. Тебе, наверное, очень скучно.
Теперь она забралась на скамейку с ногами, лежит на боку и ласкает пальцами пряжку на его ремне.
Все не так плохо, говорит он.
Каково это, когда у тебя вместо девчонки всегда только собственная рука? спрашивает она, и ее пальцы отпускают пряжку и спускаются ниже.
Дело привычки, говорит он.
Мне иногда тоже собственная рука заменяет парня, продолжает она и осторожно тянет вниз молнию его ширинки. Но порой ведь хочется и чего-то другого.
Он смотрит на нее сверху вниз. Она красивая, стройная, у нее милое, немного детское личико, очень подвижные губы, которые то сжимаются, то приоткрываются, обнажая белые, как фарфор, зубы. Кто-то из ее датских предков, отец или дед, оставил ей в наследство бледную кожу и россыпь веснушек на носу, а заодно и это бледное мерцание во взгляде, словно сквозь туман.
Или, может, ты считаешь меня дурнушкой? говорит она, и ее рука отправляется на поиски. Когда я была маленькая, другие дети говорили, что я похожа на датчанку.
Нет, ты очень красивая. У тебя красивые губы.
Она достает руку из его ширинки и, после некоторой возни с пуговицами, расстегивает свою рубашку и обнажает грудь, которая лежит в ее ладони, ощутимо тяжелая и мягкая. Карина опрокидывается на спину, в мойку падает кружка и вращается там вокруг своей оси. Поцелуй мою грудь, говорит Карина.
Он вдыхает воздух, пропитавшийся сладковатым дымком сигареты, и чувствует легкое головокружение. Карина приподнимается, ложится животом на столешницу, расстегивает брюки и слегка приспускает их. Ему видно ее грудь, упирающуюся в стол, огромный фиолетовый сосок, вывернутый вбок и притиснутый к столу, покрытый коростой и разжеванный пятью детскими ртами, видно впадину между двумя белыми, как мел, ягодицами над старенькими, застиранными трусами.
Мы можем делать, что хотим, говорит она. Никто не придет. Здесь только ты и я.
Он делает шаг к ней, слегка приседает, плюет на руку и увлажняет слюной член, торчащий из ширинки, расстегивает оставшиеся пуговицы, и брюки падают на пол. Входя в нее, он чувствует, как ее прохладные ягодицы ударяются о чувствительную, тонкую кожу в паху, слева и справа, и это маленькое двойное прохладное прикосновение пробуждает в нем первый настоящий импульс желания. Одной рукой он держит ее за бедро, пальцами другой проводит по ее волосам, как гребнем, они густые и тяжелые, он пропускает их между пальцами снова и снова, потом зажимает их у корней и жестко запрокидывает ее голову, впиваясь в ее губы. Она напряжена как струна, изогнулась к нему в полуобороте, отвечая на поцелуй, и он чувствует, как оргазм заставляет ее влагалище сжаться, как будто его член стиснули в кулаке, он закрывает глаза, слышит, как хлопает дверца кухонного шкафа и как грохочут стаканы и фарфоровая посуда.
Потом он провожает ее к мужу в дом свекра и свекрови. Кайф из нее, вроде, весь выветрился. Они не разговаривают, молча идут рядом. Декабрьское небо темнеет над головой Стефануса, встречающего жену на пороге. Она с улыбкой кивает Ассеру.
В школе он устраивается в учительской, там стоит диван. Ассер обходит здание, закрывает ставни на всех окнах и проверяет, чтобы дизельный обогреватель работал как надо, убеждается, что бак с топливом полон. Поднялся ветер, но снег пока не пошел. Уже давно стемнело. Он идет в раздевалку, потом долго принимает душ.
На кухне Ассер мелко нарезает мясо тюленя, кладет его в кастрюлю, сверху бросает несколько полных горстей риса, три нашинкованные луковицы и как следует солит. Потом заливает мясо водой из электрического чайника и включает конфорку. Пока мясо с рисом варятся, он лежит на диване в учительской и читает. Роман датского автора. Книга хорошая, хотя, может, у него сегодня просто подходящее настроение для чтения, когда любая книга кажется хорошей. Так часто бывает перед штормом.