Вернемся в класс.
Остальные детали ускользали от него даже теперь, на пьяцца Дуомо, пока он наблюдал, как лебедка с двумя рабочими ползет вверх по зданию ратуши. Ему было тревожно. Он не только боялся, что Маргерита его изобличит, но и мучился от унижения, что не смог довести начатое до конца. Не смог трахнуть студентку, не смог потом притвориться, что ничего не было, ни перед ректором, ни перед отцом, ни перед Маргеритой, ни перед сестрой, ни перед кем бы то ни былои только и делал, что оправдывался за то, чего по сути и не было.
Не упади она в обморок, он бы выдумал что-нибудь, чтобы ретироваться и сказать самому себе: я верный муж. Откуда он знал это? Уж откуда-то знал. Точь-в-точь как те парни с лебедкой на ратуше знали, что нужно прокручивать стальной трос, чтобы он не запутался во время подъема. Они цепляли ведро с жидким цементом на крючок, осторожно выравнивали его, а затем уже поднималибез этой предусмотрительности трос бы запутался. Он внимательно наблюдал за нимиим могло быть как двадцать, так и пятьдесят лет: обожженная солнцем кожа, бандана с модным узлом на затылке. Запустив лебедку, уставшие и увлеченные, они ждали, вперив взгляд в небо, почти как дети, играющие с бульдозерами и самосвалами в песке. Он подумает о них перед сномо бандане и обгоревшей коже, перед сном он всегда думал о вещах, которые его успокаивали. О Даниэле Букки с его прачечной, неторопливо сортировавшем белье перед стиркой, о сестре, о том, как она держит ребенка, стоя у плиты, о коллеге из редакции, который купил сервиз на фишки из супермаркета «Esserlunga». О Софии Казадеикак она потирает руки, когда нервничает, и о том, что уж она-то нашла себя в жизни, не прилагая к этому усилий. Всякий раз, когда он вспоминал о ней перед сном, он думал и о Маргерите: с благодарностью смотрел на нее, свернувшуюся калачиком в постели, темный силуэт с ровным дыханием. Он хотел любоваться Софией, а любовался женой, с горечью думая о том, чему не суждено сбыться. Ведь и этот спор можно было разрешить: «В сердце каждого мужчины и женщины таится Эдем, где нет места смерти и войнам, там дикие звери и оленята вместе резвятся в мире и согласии. Нужно только отыскать этот Рай». Теща подсунула ему томик Немировски с тканевой закладкой именно на этой странице: дикие звери и оленята вместе резвятся, нужно только отыскать этот рай.
Поднявшись со ступенек Дуомо, он посмотрел вверхМадонна казалась совсем крошечной. И тут на него снизошло понимание: весь внешний мир, с его событиями, реалиями и ходом истории, заслонило собой внутреннее времясо своими наваждениями, близкими отношениями, подлостями, словно за пределами собственной экосистемы все предметы куда-то улетучились. Он направился в сторону университета: ему было необходимо поговорить с ней в последний раз.
Засунув руки в карманы и опустив голову, он шел очень быстро. Оказавшись на месте, сквозь витрину рассмотрел парня за кассой и спину Софии среди толпы посетителей. Повертел телефон в рукахнужно было позвонить маме, чтобы обсудить обед в честь ее дня рождения, и ввести в курс дела коллегу из редакции по поводу сверстанных материалов. Отложив телефон, показался из-за витрины и стал выжидать, когда она его заметит.
Там, где он стоял, кусок брусчатки выбился из ряда, и он каблуком пытался вправить его обратно. За этим занятием его и застала София.
Я не могу оставить Халиля одного.
Я на минутку. Он уставился на ее веснушки. Мне нужно с тобой поговорить.
О чем?
Просто поговорить.
Однако она будто не слышала и без конца вертела ручку.
Он подошел ближе:
Я прочитал твой рассказ.
Зачем вы пришли? Зачем вы все сюда приходите?
Кто это все?
И потом, мне уже все равно, профессор. Хотя спасибо, что прочитали.
Может, снова перейдем на ты?
Мне нужно идти.
София, и сделал еще один шаг навстречу, я поверил каждой строчке.
Поверил?
Авария, твоя мама, твои чувства. Хочу сказать, набрав побольше воздуха, он продолжил: Ты была настоящей.
Я просто написала то, что помню.
Правда в литературеэто именно то, что ты помнишь.
Пожилая женщина лет шестидесяти что-то искала в сумке и уронила на землю кошелек. София наблюдала за тем, как, подобрав его, женщина вошла в кафе.
Профессор, ваша жена не следила за мной.
Некоторое время они стояли, не проронив ни слова. Университетский гомон опоясал их невидимым кольцом.
А зачем ты это сказала?
Не знаю.
Прочистив горло, он спросил:
А если бы сегодня утром я начал выяснять отношения с женой?
Ну, всплыла бы старая история.
Старая история?
Профессор, мне нужно идти.
Он коснулся ее руки:
Старая история, говоришь?
Да, старая история.
В туалете ничего не было.
Да?
И это правда.
Правда то, что ты помнишь, ведь так?
А что ты помнишь? Ну, давай!
Она взглянула на него:
Знаете, в день аварии мы с мамой поехали в церковь, где они с отцом поженились. Это каменная церквушка Пьеве в Сантарканджело-ди-Романья. Место запущенное, внутри деревянный крест, солнечный свет ложится на него красивыми, почти серебряными бликами. Мама призналась, что вспоминает о Пьеве каждый раз, когда грустит. «Значит, сегодня тебе грустно?» спросила я у мамы за рулем. Она промолчала. Уже какое-то время они с отцом не разговаривали, он спал этажом ниже, в квартире, когда-то принадлежавшей бабушке, а нам досталась квартира наверху. Ее прозвали «женским царством». Однажды вечером, увидев свет, я зашла к ней в комнату, она читала что-то, что отец написал ей когда-то очень давно: одна фраза на салфетке из бара «Филон», в котором они встречались перед работой, когда им было лет по двадцать. Она дала мне ее прочитать: «A te dиg me che t ci bиla!» На диалекте это значит «Тыкрасивая, это говорю тебе я!». Знаете, что меня поразило больше всего? Восклицательный знак. Мой отец и восклицательные знакивещи несовместимые. Тогда я поняла, что они были счастливы. И в тот день, когда мы направлялись в место, где они поженились, на моих глазах мама в последний раз попыталась все вспомнить. Правдаэто то, что мы помним, а мама стала все забывать. Она устала и, откинувшись на сиденье, стала напевать песню Ванони, потом я поняла, что это была «Помада и шоколад». Это последнее, что я помню о маме. Ванони и хриплый мамин голос. Остального не помню. Не помню, как подумала, что стану такой же, не помню, как вцепилась в руль в попытке выровнять машину. Не помню, нарочно ли она не справилась с управлением и выкрутила до предела руль, чтобы покончить раз и навсегда с этой грустью. Это не моя история. Как не моя история и преподаватель, лапавший меня за задницу.
Карло пинал ногой кусок брусчатки, из университета выходили студенты и шли им навстречу. Ему захотелось присесть, он присмотрел ограждение около тротуара. Сел и уставился на концы своих «оксфордов».
Профессор, мне пора.
Он так и не поднял головы, догадавшись по звуку шагов и хлопнувшей двери, что она ушла.
Андреа провел с отцом в киоске остаток дня, мама отправилась домой пораньше на метро. Вечером Андреа попросил ключи от машины, припаркованной рядом. Когда он включил зажигание, отец забарабанил в стекло:
Ты там поаккуратнее.
Скажи маме, что запишешься на прием.
Я же сказал, хватит об этом.
Ты все-таки ей скажи, и помахал рукой на прощание. Машину верну вечером.
Контрактуры, от которых ему удалось избавить отца, все еще ощущались на кончиках пальцев. Потерев руки, Андреа не спеша вел машину: минут за двадцать пять он наверняка покроет восемь километров, отделявших его от собаки. За рулем он ни о чем не думал, представлял, как направляется к южному выезду из Милана, или в Пьяченцу, или в Парму, или в Тоскануон никогда еще не ездил дальше Флоренции.
По дороге ему не пришлось сбрасывать скорость. Кое-где туман еще стоял плотной стеной, и дом был едва виден. Припарковавшись у обочины, он открыл калитку и трижды постучал в дверь. Открывшая дверь девушка говорила по телефону, она пригласила его внутрь и сделала знак помолчать. Он очутился на кухне, из телевизора доносилась реклама, пахло сигаретами и лаком для ногтей, по коридору он прошел к двери, выходившей на задний двор. Дверь была приоткрыта, Андреа распахнул ее настежь и услышал собачий лай. Собака, становясь на задние лапы, так и норовила сорваться с цепи.
Эй, Цезарь, тихо, не балуй!
Но дог не унимался.
Тихо, я сказал!
Он весь день не в себе. Девушка вышла на порог с сигаретой в руках, ее ногти алели свежим маникюром.
Это из-за тумана.
Подойди к нему.
Не стоит.
Андреа присел на корточки, пес успокоился и подошел. Тот его погладил.
Кажется, ему занесли инфекцию, сказала девушка и зашла в дом.
Андреа осмотрел лапу дога: след от укуса еще не затянулся. Однако его больше встревожила припухлость на левом боку. Он провел по ней рукой, затем положил ладонь и слегка надавил:
Тихо, Цезарь, тихо.
Пес его послушался, и Андреа смог обследовать его мышцы и кости. Он знал, что животные прячут свои хвори лучше, чем люди. Тихое поведениевот что его настораживало. Рассказывая о том, как прошел его день, полдня, проведенных с отцом, который прогулял прием к врачу, чтобы сходить в парк, совсем как Цезарь, он внимательно осмотрел лапы пса. Ты в парк хочешь, Цезарь? Хочешь, а? Завтра сходим. А сейчас будь хорошим мальчиком и лежи смирно, он погладил его до самого хвостаобрубленной запятой, коснулся брюха, и тут пес отскочил, Андреа подозвал его и продолжил аккуратно ощупывать. Поднял больную лапу, затем поставил ее на землюона плохо держала вес. Возможно, все кончено, и от Цезаря отстанут. Перед тем как еще раз осмотреть лапу, он поднял голову и увидел, что туман окутал их со всех сторон.
Не бойся, иди сюда.
Пес беспокойно завертелсядвор наполнялся людьми.
Как он? спросили у Андреа.
Не глядя на них, Андреа ответил:
Он не готов. Цезарь не сможет больше драться.
Что значит не готов?
У него тендинит, воспаление.
А что значит «не сможет больше драться»?
Проблемы с лапой.
Вы слышали, что сказал господин врач?
Джулио, перестань, девушка обернулась к своему брату, тридцатилетнему типу с гладковыбритыми щеками и зализанными волосами, под клетчатой рубашкой которого виднелись покатые плечи.
Андреа все это время гладил пса.
Вы же говорили, что сегодня привезете другую собаку.
Да есть однатам, в машине. Овчарка, но такстремная.
«Стремная» для них означало, что собака, скорее всего, трусовата. Даже Андреа научился это определять: растопыренные лапы, умоляющий взгляд, визг после первого укуса, попытки накинуться на хозяина по дороге на ринг.
В общем, так вели себя животные, подпорченные безоблачным прошлым.
Сейчас проверим, брат девушки зашел в дом, вышел с деревянной палкой и помахал перед догом. Вцепившись в палку, пес принялся ее вырывать, ему мешала цепь, но он и не думал ослаблять хватку.
Эй, эй! Спокойно, спокойно!
Да готов он, готов, отозвались остальные.
Уставившись на девушку, Андреа поднялся на ноги. Он узнал о собачьих боях год назад, когда она попросила у брата разрешения привести и его: так майским вечером он впервые попал в Кьяравалле. Дог против дога, один из хозяев прервал бойего псу сильно повредили лапу, собак растащили, деньги потерял не только хозяин, но и кое-кто из зрителей. На ринге остались три кровавые дорожки. Андреа почувствовал изнеможение. Израненная плоть, насилиевернувшись домой, он лег в кровать и так и не смог уснуть.
Цезарь не будет драться. Его нужно лечить, так он скорее придет в форму.
Андреа повернулся к девушке.
После боя, ответили ему.
Когда они познакомилисьна вечеринке «Prozac+» в «Магнолии», у нее уже был Цезарь. Дога принес домой ее брат.
Он был послушным щенком, потом все внезапно изменилось: его стало опасно держать не только дома, но и во дворе. На девушку Цезарь бросился только раз, злобно зарычав, когда та сделала резкое движение, повернувшись перед его мордой; к счастью, он был на цепи. Бросался Цезарь и на брата. Они держали его в старом доме, кормили по очереди; когда получалось, за ним присматривал и Андреа. Он догадался, что пес так реагирует на резкие движения и занесенную над мордой палку. Девушка говорила, что любит Цезаря и таким; кстати, таким она любила и Андреа. Это только все осложняло.
Андреа подошел к Цезарю и схватился за конец палки, торчавшей из собачьей пасти.
Ну же, брось ее. И вытащил палку. Не трогайте его.
Пусть попробует в последний раз, сказала девушка. Слышишь, Андреа, в последний.
Что это еще за новости? Какой последний раз? встрял ее брат.
В последний раз, повторила она. Если он ни на что не годится, сам же будешь ныть, что выбросил деньги на ветер.
Ладно, согласился брат и дал знак спустить пса с цепи. Сегодня увидим.
Андреа выпустил палку из рук, отошел в сторону и стал ждать, пока брат девушки наденет на собаку поводок, однако у него ничего не вышло. Девушка присела на корточки и попыталась успокоить пса.
Андреа, позвала она, попробуй ты.
Но он лишь отошел на несколько шагов.
Ну, шевели задницей, прикрикнул брат. Давай уже.
Андреа зашел в дом, прошел на кухню и сел на диван. Потертые подушки, запах старья, продавленный диванздесь он признался девушке, что ему довольно и ласки, на большее он не способен ни с ней, ни с другой. Уткнулся затылком в углубление спинки.
Когда она вошла, Андреа уставился в потолок.
Цезарь там с ума сходит. Можешь подойти?
Он покачал головой, и девушка застыла как вкопаннаяфигура, сотканная из нитей, с распущенными по плечам волосами.
Мой брат, конечно, сволочь, но он хорошо к тебе относится.
Он опять его избил, у него весь бок вспух.
Это было давно.
Он опять его избил, он взглянул на нее, затем прикрыл глаза. Как же он устал.
Девушка присела рядом и провела рукой по его ноге, затем ущипнула и улыбнулась:
Получим деньги и съездим на море дня на три. Только ты и я.
На что?
На море! Это же классно.
Значит, будем продолжать? Андреа встал с дивана, прошел по коридору и открыл дверь на задний двор. Увидел, что остальные, сбившись в кучу, курят в углу. Подошел к собаке, цепь позвякивала, как колокольчик. Цезарь, иди сюда.
Дог залаял и не сдвинулся с места, залаял снова и, как только Андреа приблизился, резко дернулся.
Спокойно, это же я.
Он просто взбесился, прокомментировал брат.
Иди сюда, Цезарь, это же я. Присев на корточки, Андреа протянул к нему руку, дождался, пока пес подойдет и обнюхает его, затем потрепал дога сначала по шее, потом по голове. Эй, дружище!
Когда, произнеся это, он убрал руку, дог вцепился в нее зубами. Девушка закричала, и остальные кинулись в сторону дома с палками в руках.
Андре́, Андре́!
Все в порядке, Андреа посмотрел на ладонь: на месте укуса между большим и указательным пальцем зияла дыра, из которой хлестала кровь. Не трогайте его, все в порядке.
Андреа оттащили подальше, девушка сбегала в дом за тряпками и перекисью.
Не шевелись, дай посмотрю.
Она промыла и перевязала рану.
Моя работа пробормотал он.
Не волнуйся.
Моя работа Что теперь будет?
Пошевелил большим пальцем, затем указательнымболь была терпимой.
Что теперь будет?
Сейчас отвезем тебя в больницу.
Однако он, сжав тряпки, заторопился внутрь; футболка и штаны были в крови и грязи. Войдя в туалет, Андреа открыл кран с холодной водой. Подставил рану под струюсобака прокусила руку в двух местах, осторожно ощупал место укуса: сухожилия и фаланги в порядке, а вот приводящая мышца большого пальцанет. Пока кровь капля за каплей стекала, образовывая черную лужицу, Андреа шевелил пальцами, сначала каждым по отдельности, затем всеми вместе.
Поехали в больницу, сказала девушка. Не упрямься!
Делай, как тебе велят, отозвался брат с порога туалета. Вот долбаная собака! Весь вечер угробила.
Ты избил его. Андреа убрал руку из-под крана и двинулся на него: У него весь бок раздуло.
Эй ты, защитничек животных, ты ж первый
Ты избил его.
Ты ж первый кайфуешь от этого. Что, не так?
Оттолкнув его, Андреа прошел к холодильнику, нашел в морозилке мясо для Цезаря, обернул в тряпку и приложил к ране. Присел на стол и попросил девушку:
Прогони их!
Они отвезут тебя в Сан-Донато.
Пожалуйста, прогони их, и поднял руку над головой; кровь почти остановилась. Прогони их!
Послушавшись, она попросила всех уйти. Никто не проронил ни звука, затем брат сказал, что сегодня они выставят на ринг овчарку, сидевшую в багажнике. Когда компания прошествовала мимо, Андреа, смотревший в сторону, услышал: