Как-то поздно ночью Лейла лежала без сна с открытыми глазами и совершенно неподвижно, вслушиваясь в каждый скрип, всматриваясь в каждую пролетевшую тень. Судя по гудению комаров, они наверняка просочились сквозь дырки в сетке. Комары сгрудились у нее над головой и зудели прямо в ушах. Они ждали, пока тьма не сгустится, и пробрались в комнату одновременнокомары и дядя.
Ты спишь? спросил он, когда впервые вошел и уселся на край ее кровати.
Он говорил тихо, чуть громче, чем обычно шепчут, стараясь не разбудить малышей.
Да нет, не совсем.
Жарко, правда? Я тоже не могу заснуть.
Лейле показалось странным, что он не пошел на кухню, где мог бы выпить стакан холодной воды. В холодильнике стояла миска с нарезанным арбузом, им можно было бы прекрасно перекусить среди ночи. И освежиться. Лейла знала, что некоторые арбузы вырастают такими огромными, что, если положить в них младенца, там все равно еще останется место. Но этой информацией она предпочла не делиться.
Дядя кивнул, словно прочитал ее мысли.
Я ненадолго, всего на минутку, если ваше высочество позволит, конечно.
Лейла попыталась улыбнуться, но ничего не получилось.
Э-э-э хорошо.
Он быстро откинул простыню и лег рядом с ней. Она услышала, как бьется его сердцегромко и часто.
Ты пришел проведать Толгу? спросила Лейла после минуты неловкого молчания.
Толгой звали младшего сына дядион спал в кроватке возле окна.
Я хотел проверить, все ли у всех хорошо. Только давай не будем говорить. Не нужно их будить.
Лейла кивнула. Правильно.
Из живота дяди раздалось урчание. Он смущенно улыбнулся:
Ох, видимо, я слишком много съел.
Я тоже, ответила Лейла, хотя ела она мало.
Неужели? Можно я пощупаю, какой у тебя животик? Он приподнял ее ночную рубашку. Можно я положу руку сюда?
Лейла ничего не ответила.
Он стал рисовать круги вокруг ее пупка.
Мм Ты боишься щекотки?
Лейла покачала головой. Большинству людей щекотно, когда дотрагиваются до их ступней или подмышек. Ей было щекотно, когда прикасались к ее шее, но этого она ему не скажет. Ей казалось, стоит только сообщить людям о своем слабом месте, они непременно дотронутся до него. Она молчала.
Поначалу круги были маленькие и едва заметные, но потом они стали расти, достигая интимных мест. Лейла смущенно отстранилась. Дядя придвинулся чуть ближе. От него пахло тем, что ей не нравилось, жевательным табаком, алкоголем и жареным баклажаном.
Ты всегда была моей любимицей, сказал он. Уверен, что ты знаешь об этом.
Его любимицей? Он сделал ее менеджером футбольной командыи что? Заметив ее смущение, дядя другой рукой погладил ее по щеке.
Хочешь знать, почему я люблю тебя больше всех?
Лейла ждалаей было интересно услышать ответ.
Потому что ты не такая эгоистка, как другие. Умная, милая девочка. Никогда не меняйся. Пообещай мне, что не изменишься.
Лейла кивнула, представляя, какое раздражение этот комплимент вызвал бы у ее старших кузенов и кузин. Жаль, что их тут нет.
Ты доверяешь мне?
В темноте его глаза казались прозрачными топазами.
И вот она снова кивнула. Спустя многие годы Лейла станет ненавидеть этот свой жестбезоговорочное послушание возрасту и авторитету.
Когда ты станешь старше, я буду защищать тебя от мальчиков, продолжал дядя. Ты даже не представляешь, какие они. Я не позволю им к тебе приближаться.
Он поцеловал ее в лоб, как это бывало каждый Курбан-байрам, когда они всей семьей приезжали в гости и дядя дарил ей леденцы и карманные деньги. Он поцеловал ее точно так же. А потом ушел. Так было в ту первую ночь.
На следующий вечер он не пришел, и Лейла уже готова была забыть всю эту историю. Однако на третью ночь он вернулся. На этот раз он улыбался куда шире. В воздухе повис аромат каких-то специй. Неужели он намазался средством после бритья? Увидев, что он идет, Лейла тут же закрыла глаза, прикидываясь спящей.
Дядя тихо приподнял простыню и устроился рядом. Он снова положил руку ей на живот, и на этот раз круги были больше и настойчивее. Он искал и требовал того, что, как он считал, уже принадлежит ему.
Вчера я не смог прийти, твоя йенге плохо себя чувствовала, сообщил он, словно извиняясь за пропущенное свидание.
Лейла слышала, как чуть дальше по коридору храпела мама. Тете и баба́ отвели просторную комнату на втором этаже, неподалеку от ванной. Лейла слышала разговоры, что тетя продолжает то и дело просыпаться по ночам и что лучше, если она будет спать отдельно. Значит ли это, что она больше не сражается со своими демонами? А возможно, это означает, что демоны в итоге выиграли войну.
Толга писается в кровать, открыв глаза, ляпнула Лейла.
Она и сама не знала, зачем сказала это. Она никогда не видела, что мальчик делает такое.
Если дядя и удивился, то не показал этого.
Знаю, дорогая. Я позабочусь об этом, не стоит волноваться.
Его дыхание согревало ей шею. У него отросла щетина, которая колола ей кожу. Лейла вспомнила наждачную бумагу, которую баба́ использовал для полировки люльки малыша, который вот-вот должен был родиться.
Дядя
Тсс! Нам нельзя разбудить остальных.
Нам. Они, значит, команда.
Держи, сказал он и прижал ее руку к передней части своих шортов, где-то между ног; Лейла поморщилась и отняла руку. Схватив ее за запястье, он снова притянул ее руку вниз и сказал раздраженно и зло:Я сказал, держи!
Ладонью Лейла ощущала отвердение. Он извивался, стонал и сжимал зубы. Он двигался вперед-назад, его дыхание участилось. Лейла лежала неподвижно, ни жива ни мертва. Она даже уже не касалась его, но, видимо, он этого не замечал. Он простонал последний раз и перестал двигаться. Дышал он тяжело. В воздухе повис какой-то резкий запах, и простыня была влажной.
Смотри, что ты сделала со мной, сказал он, когда снова обрел дар речи.
Лейла была смущена и обескуражена. Инстинктивно она ощущала, что все это неправильно и не должно было случиться. Она во всем виновата.
Ты дурная девчонка, сказал дядя; он казался серьезным, почти грустным. Ты казалась такой милой и невинной, но это ведь просто маска. Глубоко внутри ты такая же гадкая, как и все остальные. Невоспитанная. Как же ты меня провела!
Лейлу пронзило чувство вины, такое сильное, что она не могла пошевельнуться. В глазах стояли слезы. Она старалась не заплакать, но не смогла. Она зарыдала.
Некоторое время дядя смотрел на нее.
Ладно, хорошо. Я не могу смотреть, как ты плачешь.
Почти сразу же Лейла стала плакать тише, хотя чувствовала она себя вовсе не лучше, скорее хуже.
Я по-прежнему люблю тебя. Он прижался губами к ее рту.
Никто еще не целовал ее в губы. Все ее тело словно бы онемело.
Не волнуйся, я никому не скажу, шепнул он, принимая ее молчание за согласие. Но ты должна доказать свою благонадежность.
Какое же длинное слово! Благонадежность. Лейла понятия не имела, что это значит.
Это означает, что ты не должна никому ничего рассказывать, проговорил дядя, опережая ее мысли. Это означает, что это наша тайна. Об этом должны знать только два человекаты и я. Третьего быть не должно. А теперь скажи: ты умеешь хранить секреты?
Разумеется, она умела. Она и без того хранила в своем сердце слишком много тайн, этаочередная.
Спустя время, становясь старше, Лейла снова и снова задавалась вопросом, почему он выбрал именно ее. У них была большая семья. Были и другие девочки. Самой красивой она не была. Да и самой умной тоже. Она продолжала размышлять об этом, пока однажды не поняла, насколько ужасен этот вопрос. Задаваясь вопросом: «Почему я?», она словно спрашивала: «Почему не кто-то другой?», а за этот вопрос она сама себя ненавидела.
Загородный дом со ставнями, зелеными ото мха, и невысокой деревянной оградой, которая заканчивалась там, где начинался галечный пляж. Женщины готовили еду, мели полы, мыли посуду, мужчины играли в карты, триктрак, домино, а дети бегали поблизости и кидались друг в друга репейником, который приставал ко всему, к чему они прикасались. Землю усеивали раздавленные тутовые ягоды, а на обивке мебели виднелись пятна от арбуза.
Загородный дом у моря.
Лейле было шесть лет, а ее дядесорок три.
В тот же день, когда они вернулись в Ван, Лейла слегла с лихорадкой. Во рту у нее появился металлический привкус, болезненный узел залег глубоко в животе. У нее была такая высокая температура, что Бинназ и Сюзан подхватили ее на руки и отнесли в ванную, где опустили в холодную воду, но это не помогло. Ее держали в лежачем положении с пропитанным уксусом полотенцем на лбу, на груди у нее был горячий луковый компресс, на спинелисты вареной капусты, а на животеломтики картошки. Каждые несколько минут в ее ступни втирали яичные белки. Весь дом провонял так, словно это был рыбный базар под конец дня. Но ничего не помогало. Девочка бормотала что-то бессвязное, скрежетала зубами, вспышки света плясали перед ее глазами, она то приходила в сознание, то снова теряла его.
Харун хотел позвать местного цирюльникачеловека, который, помимо своих основных обязанностей, также производил обрезание, вырывал зубы и делал клизмы, но оказалось, что он уехал по срочному делу. Пришлось Харуну вызвать Даму Фармацевта, для него это было тяжелое решение, так как не только он не любил ее, но и она его недолюбливала.
Никто точно не знал ее настоящего имени. Для всех она была Дама Фармацевт, женщина странная во всех смыслах, но не лишенная авторитета. Полная вдова с ясными глазами, носившая пучок, такой же тугой и натянутый, как ее улыбка, одевалась она в сшитые на заказ костюмы и дерзкие шляпки и говорила с уверенностью человека, к которому всегда прислушиваются. Она пропагандировала светское образование и все современное, пришедшее с Запада. Непоколебимый враг полигамии, она не прятала свою неприязнь к человеку, имеющему две жены, ее коробило от одной мысли об этом. В ее глазах Харун и все его семейство с их суевериями и упорным отказом принять новые научные открытия были полной противоположностью будущему этой раздираемой противоречиями страныбудущему, на которое она искренне надеялась.
Но тем не менее Дама Фармацевт пришла на помощь. Она явилась со своим сыном Синаном. Мальчик был примерно того же возраста, что и Лейла. Единственный ребенок, воспитанный одинокой работающей матерью, настоящая дикость. Люди из города часто сплетничали о них, порой с презрением, порой с насмешкой, но делали это осторожно. Несмотря на все эти шепоты, к Даме Фармацевту все равно относились с большим уважением и в самые трудные моменты обращались за помощью. В итоге мать и сын жили на задворках общества, их терпели, но по-настоящему не принимали.
Примечания
1
Имена эти соответственно означают: «смелый и сильный», «боевой шлем», «потоп, наводнение» и «путь к Богу». Примеч. автора.