К этому времени Сэнди Фрид уже перебрался на Территорию Аризона. Немного там поскитавшись, он взял на себя роль рекламщика и промоутера в небольшом шахтерском районе между Финиксом и Флэгстаффом. За тысячу долларов он получил по ипотеке участок земли с домом-развалюхой и установленным в доме печатным станком. И все этоза одну тысячу долларов! Хотя сам Сэнди такой суммы никогда в жизни не видел и никогда в жизни не заработал бы. Но на банковских бумагах стояла его подпись, и в рекламных брошюрах и информационных бюллетенях, напечатанных, правда, с орфографическими ошибками, значилось его имя, и весь этот рекламный хлам он с восхитительной регулярностью посылал Эммету и Норе под общим заголовком «Страж Амарго».
А потом Сэнди в очередной раз напился в стельку, и после этого его письма приобрели несколько иной, более настойчивый характер. Ах, мистер Ларк, как тут великолепно! Территория Аризонаэто голубое безоблачное небо, и чудесные зеленые поля, в самый раз под пастбища, и приятные работящие люди, не подверженные тем порочным страстям, что вызывают золотую лихорадку и прочие сумасшествия. А какие тут храбрые, самоотверженные, поистине безупречные дамы! Вот была бы чудная компания для мисс Норы!
Нора, помнится, мгновенно ощетинилась:
С какой стати мне водить компанию с тамошними храбрыми и поистине безупречными дамами? Какого черта он вообще об этом пишет?
Просто потому, что ты и сама дама весьма храбрая и поистине безупречная.
Раздражает он меня!
Эммет искоса на нее посмотрел:
А что, по-твоему, означает подобная характеристика тамошних дам?
То, что это дамы с весьма сомнительной репутацией!
Эммет покачал головой:
Вот как раз пример того, что настоящий писатель должен избегать общепринятых клише и давать людям только такие характеристики, которые порождены его собственным, интуитивным восприятием. А все эти клише можно запросто подвергнуть критике или даже в клочки разорвать. «Храбрые и поистине безупречные» в данном случае означает «доблестные, умные, хорошо воспитанные» в общем, просто потрясающие.
А Сэнди все продолжал их звать: каждый день, писал он, наш городок пополняется новыми жителями, исполненными энтузиазма. Вот, например, недавно открылся отличный португальский магазин, где торгуют мануфактурой и мужской одеждой. Ах, какие там продаются чудесные шарфы! Сэнди писал, что был бы совершенно счастлив, если бы так сильно не скучал по дорогим его сердцу Эммету и мисс Норе, которые попросту лишают себя истинной радости и Божьего благословения, не имея возможности видеть, как рождается замечательный новый город Амарго. А как было бы прекрасно, если б они смогли вновь воссоединиться и под эгидой умной и достойной газеты привести население Амарго да и всей Территории Аризона в лоно Соединенных Штатов.
Чего это он так неистовствует? с некоторым изумлением поинтересовалась Нора.
Он явно снова попал в беду.
Надеюсь, ты не собираешься немедленно броситься туда, чтобы его спасти?
Они бы почти наверняка сумели устоять перед соблазном переехать в Амарго, если бы не пожар. Их дом оказался самым последним в ряду строений, которые сентябрьской ночью вспыхнули, как сухой хворост, когда повар в «Золотом гвозде», то есть через два дома от Ларков, позволил бекону на плите не только обуглиться, но и загореться. Всего одной случайной искры, угодившей в их дом, оказалось достаточно, чтобы огонь уничтожил всекрышу, кровать, книги и записи Эммета. Нора сразу поняла, что им придется вернуться к ее родителям, хотя они в разные годы уже предпринимали подобные попытки, оказавшиеся неудачными. Но думала она именно так, стоя на противоположной стороне улицы и держа под мышками двух юных ярочек, пока пожарная команда осуществляла всякие необходимые, но совершенно бесполезные действия. Однако она буквально нутром чувствовала, что Эммет все-таки воспримет этот ужасный поворот судьбы как некий знак, сулящий новые возможности. Все остальное он явно воспринимал как некий поворот назад, а это, конечно же, никак не могло бы удержать его здесь. И Нора поняла, что для нее это последняя осень в Шайенн.
Итак, стадо овец, пожар и письма златоуста Сэнди Фридавот тот клубок переплетающихся нитей, который в 1876 году привел их на Территорию Аризона вместе со всем уцелевшим скарбом. Лишь по прибытии они обнаружили, что «город» Амаргоэто всего лишь несколько рядов палаток, выстроившихся вдоль речки Биг-Форк-Крик, более известной как Большой Раздвоенный Ручей. А Сэнди Фрид между тем уже строил мечты о новой жизни в штате Монтана, не успев толком начать знакомить Эммета с достоинствами и недугами вашингтонской прессыи Эммет не без волнения со всем этим знакомился, однако северные газеты и журналы уже практически устарели и не стоили ни гроша, хоть Сэнди и заплатил за них изрядную сумму. Но Сэнди был прежним: все такой же очаровательный и полный добрых намерений, но абсолютно безнадежный и как автор статей, и как издатель газеты. К сожалению, он по-прежнему частенько посещал игорный дом и к ноябрю имел такую отчаянную задолженность, что Эммет был просто вынужден в качестве поручителя поставить на его банковских бумагах свою подпись. Вскоре после этого Сэнди верхом выехал во Флэгстафф за новыми материалами для газеты, и лишь шесть лет спустя Ларки получили от него письмоэто было его последнее письмо к нимс почтовым штемпелем Онтарио. Об этих местах Нора знала лишь то, что там очень холодный климат и малое количество жителей, а сама провинция отличается изолированностью от прочего мира; кроме того, по слухам, там водилось немыслимое количество всяких злодеев, так что человеку ничего не стоило «случайно» утонуть, замерзнуть или упасть в глубокое ущелье; его также могли избить до полусмерти, если он кого-то обманул чересчур радостными посулами.
Мама, раздался голосок Ивлин, и Нора поняла, что накатала уже около двадцати страниц, ты снова подменяешь одно другим. Тебе же совсем не об этом нужно писать.
Ты права, вслух сказала Нора. Нужно писать по существу.
Почему бы тебе не написать о нашем доме? У каждого ведь есть дом.
Их дом. Эммет тогда настоял, что их первый дом он будет строить сам. Но после того, как тот первый дом августовские муссоны буквально смыли с лица земли, этот, второй, они строили уже вместе и без конца спорили, как лучше обустроить его внутри. Эммет тосковал по белым колышкам ограды в палисаднике и бархатным обоям своего детства. Ему хотелось, чтобы у Норы было хотя бы это. Но она ничего не могла с собой поделать: подобные мелкие «роскошества» она воспринимала как верный путь к постепенному разорению. Должна же быть причина, по которой каждый poblador в радиусе ста миль строил себе не дом, а скромную хижину с земляными стенами, из-за чего эти убогие домишки выглядели крепкими, приземистыми, замкнутыми, скрывая то впечатление, что их хозяевами являются уязвимые невежды. И если они с Эмметом тоже намерены во всех отношениях стать невежественной деревенщиной, то им, наверное, стоит быть практичнее, когда речь идет о строительстве собственного жилья, не так ли? И потом, они ведь наверняка надолго здесь не задержатсяснова снимутся с места уже в течение ближайшего года.
Но Эммет твердо стоял на своем. Так что они тащили с гор бревна; вырубали заросли похожего на мимозу мескитового дерева и манзаниты; с утра до ночи стучали молотками; отмеряли и засыпали нужное количество песка, пока не построили нечто вроде весьма симпатичной, хотя и кривоватой дорожки для бега трусцой. Норе казалось, ничего лучше она в жизни не видела. Затем они построили курятник, но любая предприимчивая лисица, обитавшая в радиусе десяти миль от их дома, запросто в него проникала, пока они не поумнели и не начали подкладывать в курятник стрихнинв результате одна за другой отравились и погибли несколько их собак. К концу года они расчистили и распахали тридцать акров земли и посеяли свою первую озимую пшеницуа когда весь урожай пшеницы к чертям собачьим погиб, они принялись выращивать на продажу зелень и овощи, тоже, разумеется, обреченные на гибель, пока над ними не сжалилась Десма Руис и не подарила им семена тыквы и турнепса, а такжечто было куда ценнеедала массу полезных советов насчет того, как можно «задобрить» эту насквозь прожаренную землю и «упросить» ее оставить посаженным растениям жизнь. В заявке на владение земельным участком Ларки написали, что собираются «выращивать пшеницу и овец». Эммет теперь мог бы посмеяться над этим, словно эта пасторальная фантазия пришла в голову не ему, а какому-то неведомому незнакомцу из далекого прошлогоно факт остается фактом: они тогда еще не один год продолжали заниматься овцами, продавая животных, разбирая мили перепачканной навозом шерсти и принимая во время окота бесчисленных ягнят, покрытых еще дымящейся кровью. Каждый год осенью они приводили свое стадо с пропеченных летним зноем пастбищ на холмах, надеясь хоть чуть-чуть сдвинуться с мертвой точкивыплатить наконец долг за печатный станок и получше обеспечить своих троих сыновей, которые до сих пор спали на соломенных тюфяках прямо на полу у очага, хотя бы купив им книги и карандаши; а еще они мечтали собрать достаточно денег, чтобы превратить старую веранду в две комнаты, а затем и в три, а потом и второй этаж надстроить, чтобы у каждого мальчика была собственная комната, где он мог бы спокойно расти, взрослеть и становиться настоящим мужчиной.
Все это они сделали, но, если теперь место в Законодательном собрании округа перейдет к Эш-Ривер, их усилия окажутся напрасными. Напрасными будут все полученные ими раны, увечья и солнечные удары. Как и все те мелочи, что составляли их жизнь. Как и все их попытки спастись от смерти.
А ваши заслуги, мама, напомнила Ивлин. А достоинства вашей здешней жизни.
Заслуги, достоинства Что ж, если верить тому, что Эммет написал на опорном столбе у них в спальне, заслуги и достоинства их жизни достаточно просты. Они довольно долго здесь прожили. И жили, может быть, не слишком счастливо, но все же счастливее многих. Эммет, Нора, мальчики и, конечно же, Ивлин. Она, правда, провела среди живых всего несколько месяцев, но и потом оставалась с Норой, с каждым днем становясь взрослее, проявляясь в каждой паутинке, в каждой пылинке, в каждом солнечном зайчике на полу. Когда Нора представляла себе их пустой дом, она видела, как Ивлин пробирается среди потолочных балок, перелезает через перила на крыльце, трогает пальцем наплывы на бревнах и непобедимые пятна на оконных стеклах, ковыряет ноготком жирные кляксы, оставленные мальчишками на кухонном столе. Ее дочь была в той же степени частью их дома, как и любой живой член семьи, даже больше, наверное, потому именно с Ивлин было связано само его основание, закладка фундамента, начало строительства, да и похоронена она была совсем рядом, в той земле, на которой стоит их общий дом. Она, конечно, давно стала взрослой, превратившись в тонкую, умную, прагматичную и, может быть, несколько резковатую девушку, и уж она-то наверняка будет против, если Эммет все-таки вздумает покинуть этот дом.
Но писать об этом было невозможно. Так что же тогда осталось ей сказать?
«Для многих из нас сады и огородыэто кладбища наших сердец, нашей души. Так неужели же, когда Амарго окончательно разорится, мы попросту бросим здесь наших мертвых?»
Нет, мама, об этом ты лучше не пиши, тут же вмешалась Ивлин. Это лишь привлечет излишнее внимание ко мне.
Наверное, ей лучше вообще ничего не писать. Нору вдруг охватил ужас при мысли о том, что подумают люди, если все эти чепуховые мысли и соображения, которые она столько времени изливает на бумаге, действительно будут кем-то прочитаны. Даже написанное подвергнуть строжайшей цензуре, все равно ее излияния только разожгут сплетни, которые, похоже, в настоящий момент являются единственным связующим звеном между Амарго и Эш-Ривер. Она не хотела писать об Ивлин, но без Ивлин ее история выглядела столь же обыденной и начисто лишенной фантазии, как и у любого из здешних жителейесли, конечно, не думать о том, что у других дочери живы, а ее Ивлин больше нет.
И все написанное ею полетело в огонь.
Но стремление как-то воплотить в жизнь задуманное уже горело в ее крови. Только б удалось найти нужные слова! Отыскать ту отправную точку, с которой только и можно обращаться к жителям Амарго!
А еще лучше, если б Десма согласилась что-то написать. Но Десма в данный момент была неприступна. А ведь она куда раньше всех остальныхну, почти всех, черт побери! поселилась в этих местах, и это было задолго до того, как возникли хоть какие-то надежды на возможное процветание этой местности. Пожалуй, ни одному человеку в этой долине не удалось встать на ноги без помощи и поддержки Десмыи она всегда была готова помочь, дать хотя бы небольшой толчок, хоть это и шло вразрез с ее собственными фундаментальными убеждениями, а также с вечным требованием оставить ее в покое. Но Десма со всем сумела справиться и вот теперь после двадцати четырех лет нелегкой жизни была «вознаграждена» смертью самого дорогого и любимого человека, ее истинного друга, и на нее тут же набросились безжалостные рейдеры, инспекторы, агенты и прочие хищники, желающие оспорить законность ее владений. Вот уж что точно переходило границы всякого терпения.
И в итоге примерно месяц назад Нора остановилась на следующем тексте:
Увы, отныне, похоже, даже само слово «Амарго» не может появиться на страницах газеты «Горн Эш-Ривер» без того, чтобы это название не было незамедлительно соотнесено с постоянными нарушениями закона, грабежами и катастрофической нехваткой воды. Мы, жители Амарго, только из этой газеты с удивлением узнали, сколь ужасны наши перспективы. А предложенная властями Эш-Ривер мераэто не что иное, как завершающий удар в долгой кампании злостной клеветы и на сам город, и на его жителей; удар, ставящий под угрозу развитие Амарго и его безопасность. Сам же Эш-Ривер в такой ситуации только выигрывает. Хотя издателям «Горна» не грех было бы вспомнить, как достойно Амарго исполнял свои обязанности в качестве главного города округа, представительствуя в Законодательном собрании, чем наш город был в значительной степени обязан усилиям таких доблестных людей, как Десма Руис, дважды вдова, поселившаяся здесь двадцать лет назад и никогда отсюда не уезжавшая; ей довелось неоднократно переживать и засуху, и голод, и кражу скота, и порчу имущества, организованную членами Ассоциации скотоводов, много раз пытавшихся отнять у нее землю, но она сумела доказать всем, что это ее земля. Разве это не яркое доказательство возможности существования между нашими городами добрососедских отношений, благодаря которым мы вместе будем стремиться к достижению благородных целей и всеобщему процветанию? Все мы в долгу перед Десмой Руис, все мы глубоко ее уважаем, все мы восхищаемся ее преданностьюно что станется с ее домом, с дорогими ее сердцу воспоминаниями, с ее безупречным хозяйством, в которое она вложила все свои силы, всю свою жизнь, если наш город будет сознательно подведен к полному разорению? Амарго не должен сдаваться без боя, сколько бы еще лживых заявлений ни напечатали в «Горне Эш-Ривер», сколько бы еще драконьих зубов ни посеяли на своих полях мистер Меррион Крейс и его Ассоциация скотоводов!
Когда Нора показала Эммету свою заметку, он озадаченно на нее посмотрел и спросил:
А почему ты решила использовать здесь слово «безупречное»?
Потому что теперь я знаю его значение.
А что, если другие люди его не знают? Они могут на нем споткнуться и ошибочно его истолковатьв точности как и ты раньше. Это слово не подсказано тебе твоей интуицией. Оно не от души.
Не больно-то ты веришь в своих читателей.
Эммет промолчал; он все еще внимательно изучал листок с «письмом в газету».
И вот еще здесь что ты имеешь в виду под зубами дракона?
Эллины считали, что, если посеять зубы дракона, то пожнешь готовую к сражению армию. Страшно довольная собой, Нора посмотрела мужу прямо в глаза, но он снова углубился в текст, и она спросила: Когда ты это напечатаешь?
Напечатаю? Он глянул на нее с неподдельным удивлением. Дорогая, но я предложил это тебе исключительно для поднятия твоего духа. Так сказать, в качестве умственного упражнения.
Для поднятия ее духа? Да ее дух кипит уже несколько дней! Но еще хуже было то, что Эммет оказался не в состоянии понять, почему она вдруг так замкнулась, почему отвечает отрывисто и односложно.
Но, мамочка, разве тебе не стало легче, когда ты все это написала?
Нет, никакого облегчения она не почувствовала. Потрачено столько времени, столько усилий. Исписано и переписано бесчисленное множество страниц. Весь первоначальный текст перестроен и перекроен, однако и сама она теперь уже не уверена в собственной логике. А Эммет Эммет по-прежнему тянет с обещанным опровержением; утверждает, что пишет, но, похоже, только зря тратит время, царапая пером по бумаге и пытаясь собрать вместе какие-то обрывки неискренних мыслей, которые он даже показать Норе отказывается. Куда же девался пресловутый «рыцарь пера», который так яростно протестовал против войн с индейцами, отмечая каждый несправедливый захват их земель, каждое несправедливое тюремное заключение, каждую казнь через повешение, совершавшуюся без суда и следствия?
Итак, в настоящий момент Эммет, взяв повозку, укатил в Кумберленд, надеясь разыскать этого Пола Григгса, черт бы его побрал, и выяснить насчет доставки воды, а Роб и Долан остались хозяйничать в типографии. И вот через день-два после отъезда мужа Нора, слегка пошатываясь после бессонной ночи и исполненная решимости, сунула свою заметку Долану и сказала: