Она кладет лопату на плечо. Люси следует за Сэм, перепрыгивающей через препятствия, разглядывает белые глыбы. Несмотря на жару, кожа Люси покрывается пупырышками. Этот здешний ритм хорошо ей знаком. Рытьё. Жара. Даже грохот, похожий на смех зрелого мужчины. Люси поднимает глаза и видит, что Сэм оглядывается на нее.
Это почти так же прекрасно, как золото, соглашается Сэм. Жаль, что он не видит.
* * *
Соль, рассыпанная по телу ба, похожа на пепел. Мухи разлетаются, спасаясь от неминуемой смерти, но личинки не могу сбежать. В своих предсмертных конвульсиях они очень похожи на маленькие белые язычки, свернувшиеся в крике.
Ба потребовалось четыре обжигающих дня, чтобы превратиться во что-то иное. Нелли получает достаточно времени, чтобы отдохнуть и наесться от пуза травы. Сэм с помощью лопаты переворачивает отдельные части тела, чтобы равномерно покрыть их солью. Время от времени Сэм разрубает сустав, хрящ. С расстояния кажется, что в руках у Сэм огромная ложка.
«Похороныэто всего лишь еще один рецепт», говорила ма.
* * *
Ба усыхает, становится меньше Люси, меньше Сэм. Они засовывают его в пустой заплечный мешок: пугающий цветок его ребер, бабочку его таза, улыбку, прилипшую к его черепу. А также отрезки и комки, которые они не в состоянии идентифицировать, затвердевшие тайны, возможно, хранящие ответы на вопросы, которые Люси никогда не решалась задать. Почему он пил? Почему иногда казалось, что он плачет? Где он похоронил ма?
Они оставляют изгвазданный сундук. Когда-то ма пересекла с ним океан. Теперь это подарок мухам. Люси неожиданно испытывает укол сочувствия к этим мухам, которые преданно следовали за ними несколько недель, жужжали и спаривались, рожали молодняк. Бессчетное число жизней обитало в теле ба, щедрость такого рода он никогда не демонстрировал при жизни. Будь у Люси горсть серебра, она бы бросила ее в их рой.
Череп
Учитель Ли говорил, что Нелли самая быстрая из лошадей на территории в сотни миль, что она из той породы лошадей, которая гораздо старше, чем Западные территории. Он никогда не участвовал с ней в скачках. Говорил, что это было бы несправедливо по отношению к ковбойским пони.
Теперь они проверяют истинность этих слов. Первой садится Сэм, за нейЛюси. Они вдвоем и заплечный мешок с ба весят меньше, чем весил сундук. Нелли бьет копытами по земле, она рвется пуститься вскачь, несмотря на скудную травяную диету. Люси предполагает ответное нетерпение в Сэм.
Но Сэм вместо этого подается вперед и шепчет. Серые уши кобылы вывертываются назад, чуткие, как речь.
И тогда Сэм гикает.
Нелли вся вытягивается в длинуноги ее мелькают над травой, и они летят, визжит ветер, из горла Сэм вырывается звук, саднящий и восторженный одновременно, в нем и гордость ба, и хрипловатая досада ма, и что-то, принадлежащее самой Сэм, дикой, как зверь и тут Люси понимает, что звук этот издает не одно горло. Ее горлотоже.
Если этот звук наводит ужас, тем лучше.
* * *
Путешественник в фургоне мог бы пересечь западную территорию за месяц. Основная тропа, с которой они свернули, начинается у океана на западе и упирается во внутриматериковые горы на востоке. Там тропа поворачивает на север, обходя гряду, пока та не сходит на нет. Дальше на восток тропа петляет по пологим долинам следующей территории. Четкая тропа, наезженная. Потеряв, ее легко найти, было бы желание. Но Сэм тем вечером чертит на земле, у нее другие планы.
Так идут большинство людей, говорит Сэм, чертя палкой на земле первый отрезок фургонной тропы. Сэм изображает горы так, как это делала ма: три пика вместе.
А потом, говорит Люси, тоже подбирая палку, большинство людей идут дальше.
Она чертит следующий отрезок тропы, пересекающий соседнюю территорию.
Сэм хмурится. Отводит палку Люси в сторону.
Но сюда никто не идет. Она берет палочку потоньше и рисует новую линию, которая отходит от фургонной тропы. И сюда тоже. Линия тянется прямо через горный перевал. И сюда. Теперь линия резко уходит в сторону, словно ее оттолкнули. И сюда.
Когда Сэм заканчивает, на карте остается извивающаяся змея тропы, которая петляет, описывает круги, прорезает горы, направляется на юг, спускается на север, склоняется к дальнему западному побережью.
Люси прищуривается. Новая линия Сэм, кажется, заканчивается там же, где начинается, столько петель делает она на своем пути.
Никто не пойдет такой дорогой. Это лишено всякого смысла.
Вот именно. Никто не пойдет. Тут повсюду совершенно дикие места. Сэм изучающе смотрит на Люси. Ба говорил, здесь можно встретить бизонов.
Это все сказки, Сэм. Бизоны вымерли.
Ты читала об этом. Ты этого не знаешь.
Никто не встречал бизонов в этих краях много лет.
Ты сама сказала, мы можем еще поискать.
Но не вечность же.
Линия Сэм подразумевает путешествие по самым гористым, нетронутым местам, путешествие, на которое уйдет не один месяц. А может быть, не один год.
Ты обещала.
Сэм отворачивается. Красная ткань на ее спине выцвела, натянулась сильнее, чем когда они отправлялись в путь. Голый живот виден из-под полы рубашкиСэм выросла. Необъяснимым образом в углу земляной карты образуется темное пятно, хотя палочка Сэм не двигается. Пятно расползается, плечи Сэм сотрясаются. Темное пятно пропитано влагой. Сэм неужели Сэм плачет?
Обещала, повторяет Сэм, на этот раз тише.
Слова, которые она произносит до и после, не слышны. Слышно только хлюпанье. А потом Люси слышит: «Он обещал, что не умрет».
Люси уже три года знала, что ба умирает. Только день, в который это случится, не был ей известен. Хотя ему и двадцати не стукнуло, когда он встретил ма, ее смерть состарила его. Он отказывался от еды и пил виски как воду. Его губы вросли в дубленое лицо, зубы расшатались, пошли пятнами, а глаза покраснели, потом пожелтели, потом эти цвета смешались в них, как в жирной говядине. Люси не очень удивилась, когда нашла его тело. Она к тому времени уже давно не горевала из-за того, что ба не выполнил своих обещаний.
Но Сэм видела это в ином свете. Ту малость нежности, что еще оставалась в нем, ба отдавал Сэм.
Люси знает: ничего они не найдут. Ни одного бизона. Истина об этих диких местах записана в книгах. Но Сэм верит всего двум источникам: ба и своим собственным глазам. Одного из этих источников больше нет. Другой очень скоро увидит пустые горы. Может быть, на это уйдет еще несколько недель, но Люси надеется, что еще немногои Сэм согласится опустить ба в землю.
* * *
Со спины скачущей Нелли кажется, что холмы накатывают один на другой, как волны. Океан, о котором говорила ма, воплотившийся в желтой траве. Далекие горы приближаются, и в один прекрасный день Люси видит: да они же вовсе не голубые. Зеленые кустарники и серые скалы, фиолетовые тени в глубинах хребтов.
Земля тоже обретает цвет. Ручьи расширяются. Рогоз, клайтония, пучки дикого чеснока и моркови. На холмах растительность не такая густая, как в долинах. Время от времени в тени рощ трава загорается сочной зеленью.
Не подобное ли дикое место искал ба? Ощущение, что они могут исчезнуть в этой земле, удовлетворить стремление своих тел к чему-то вроде невидимости и прощения? Пустота внутри Люси сжимается по мере того, как сжимается она сама, становится такой ничтожной в сравнении с горами, с золотистым цветом, проникающим сквозь кроны зеленящих его несгибаемых дубов. Даже Сэм смягчается на ветру, у которого вкус не только жизни, но и смерти.
Как-то утром Люси просыпается под птичий щебет, и это не сон о прошлом, которое не отпускает ее. Это новое видение будущего, прилипчивое, как роса.
Были среди шахтерских жен такие, которые смотрели на восток и вздыхали: «Цивилизация». Эти жены происходили из тех плодородных долин, что по другую сторону гор, их выманили на запад письма от мужей-шахтеров. В письмах ничего не говорилось об угольной пыли. Жены приезжали в цветастых платьях, которые вскоре, как и их надежды, выцветали на жарком солнце.
«Нежные, сетовал ба. Кань кань, они быстро поумирают». Он был прав. У них начинался кашель, и они сморщивались как цветки, брошенные в огонь. Вдовцы брали себе в жены крепких женщин, которые следили за делами и никогда не смотрели на восток.
Но Люси нравилось слушать и про соседнюю территорию, и ту, что за ней, и даже еще дальше на восток. Про эти равнины, где вода в изобилии, а зелень тянется во всех направлениях. В городах там тень деревьев и мощеные дороги, дома из дерева и стекла. Где вместо засушливого и влажного сезоновсезоны с именами, похожими на песню: «осень», «зима», «весна», «лето». В магазинах там одежда всяких цветов, конфеты всех видов. Корень слова «цивилизация» «цивил», и он означает «воспитанный, культурный», и Люси воображает детишек, которые хорошо одеты, а говорят еще лучше, она воображает владельцев магазинов, которые улыбаются тебе, придерживают дверь, чтобы не хлопала, где всёносовые платки, полы, словачистое. Новое место, где две девушки могут быть совершенно незаметными.
В самых сладких снах Люси, от которых она не хочет пробуждаться, она не бросает вызовов ни драконам, ни тиграм. Не находит золота. Она видит чудеса издалека, ее лицо незаметно в толпе. Когда она идет по длинной улице, ведущей к ее дому, никто не обращает на нее ни малейшего внимания.
* * *
Неделю спустя они почти добрались до подножий гор, край неба к тому времени сгустился. Волчья луна, самая редкая. И после того, как заходит солнце и загораются звезды, света достаточно, потому что всходит луна. Серебряный свет не дает закрыться их глазам. Стебли травы, щетина кобыльей гривы, складки их одеждывсе освещено.
Там, где кончается трава, свечение еще более яркое.
Они как две сомнамбулы поднимаются со своих одеял и идут. Задевают друг друга руками. Неужели Сэм потянулась к ней? Или они шагают теперь в ногу, потому что Сэм стала выше ростом?
Свет исходит из тигриного черепа.
Череп прекрасно сохранился. Скалится, как и при жизни. Этот череп попал сюда не случайно. Зверь умер в другом месте. Других костей рядом нет. Пустые глазницы обращены одна на восток, другая на север. Проследив направление взгляда черепа, Люси видит самый конец гор, где фургонная тропа сворачивает в равнины.
Это говорит Люси, чувствуя, как участилось сердцебиение.
Знак, говорит Сэм.
По большей части Люси не понимает выражения темных глаз Сэм. Той ночью лунный свет насквозь пронзил Сэм, сделал ее мысли ясными, как лезвия травы. Они стоят вместе, словно на пороге, вспоминая тигра, которого ма рисовала у дверей каждого их нового жилища. Тигр ма был не похож ни на одного другого тигра, каких видела Люси. Ряд из восьми линий, которые обретали очертания зверя, только если прищуриться. Шифр. Ма рисовала своего тигра для защиты от того, что может прийти к их дверям. И пела при этом Лао ху, лао ху.
Ма рисовала своего тигра в каждом новом доме.
Песня дрожит в голове Люси, когда она прикасается к цельным зубам черепа. Угроза, а может быть, ухмылка. Каким словом кончалась эта песня? Обращением к тигру: Лай.
Что делает дом домом? говорит Люси.
Сэм смотрит на горы и рычит.
Ветер
Ветер скатывается по склонам, в воздухе новый запах. В ярком свете луны Сэм готовит место для похорон.
Она обкладывает тигра камнями по кругу. «Дом», нарекает это место Сэм. С одной стороны круга находятся их кастрюля, сковородка, половник, нож и ложки. «Кухня», нарекает это место Сэм. С другой стороныих одеяла. «Спальня», нарекает это место Сэм. По кромке втыкаются ветки. «Стены», нарекает их Сэм. На веткахплетеные коврики из травы. «Крыша», нарекает их Сэм.
Сэм оставляет центр напоследок.
Когда она заканчивает, рассвет уже близко. Травяная крыша неровная и с дырами, в сковородке остались комья овсянки. Сэм плохая хозяйка, потому что у нее нет опыта. И тем не менее Сэм отвергает предложение помощи от Люси. Теперь Сэм подходит к тигриному черепу, она держит лопату наготове. Дрожит ли ее рука, когда она вонзает лопату в землю?
Сэм останавливается. Дрожь продолжается. Может быть, от недосыпания. Может, от чего-то другого. У Сэм высохшее лицо. Сэм смотрит на череп, словно ждет ответа.
Люси подходит к ней и берет за руку. Сегодня она не встречает возражений, когда укладывает Сэм, подтыкает под ее дрожащий подбородок одеяло. Торопиться теперь некуда. Они похоронят его днем. А до этого времени, говорит Люси, она может посидеть рядом с Сэм, покараулить сестру.
* * *
И остальную часть ночи ветер задувает с какой-то особой яростью. Он сдувает дом Сэм, проникает под изодранное платье и одеяло Люси, через ее горлов ее пустоты, отчего внутри у нее становится холодно. Ветер, раздающий пощечины. Порывы один за другим хлещут ее по щекам. Это означает, что приходит сезон дождей.
Впрочем, «приходит» слишком сильно сказано, если это слово не имеет того значения, которое вкладывал в него ба, когда говорил «я приду сегодня вечером», а имел в виду следующее утро, следующий вечер, следующий понедельник, когда он приходил с отекшими глазами, распространяя запах виски. Дожди приходят так же, как приходил и не приходил ба, далекая, бродячая туча. Пока Сэм спит, ветер свистит так громко, что Люси может не тревожитьсяуснуть он ей не даст. Ветер, не похожий на дневной ветер, ветер, как голос, низкий и ревущий в траве. Ааааа, говорит ветер. А иногда Уууууу. И иногда ииииии, иногда бен бэньдааааань. Люси не может поспорить с ветром или попросить его замолчать, а потому она делает то, что умеет: помалкивает. Она позволяет ветру молотить по ней, жалить ее глаза. Она позволяет ветру приносить дары из далеких краев. Увядшие листья приносит он, длиннопалые, как руки. Измельченную землю, которая желтит ее волосы. Дары или предупреждения? Запах влаги и разложения. Скорлупу цикад, которую она на первый взгляд принимает за пальцы ног и рук, а на третий, четвертый и пятыйза призраки пальцев рук и ног. Призраки преследуют ее так же, как ветер, дующий ей в горло с мстительной силой, наполняющий ее уши словами, которые она не отважится вспомнить днем. Ааааа, вскрикивает ветер, притязая на нее своим холодом. Ээээр, вскрикивает ветер. Нюй ээээр. Ветер устремляется вверх по склону, и, пока Сэм спит, Люси сидит и слушает. Слушает. Слушает.
* * *
А потом наступает день.
В руках у Сэм лопата.
У Люсиполовник.
«Еще один рецептпохоронный чжи ши», сказала ма.
Готова? спрашивает Сэм.
Труууднооо, говорит ветер.
А Люси говорит себе: «Помнишь? Как он учил нас искать золото. Помнишь? Как у него на запястьях были ожоги от масла. Помнишь? Его рассказы. Помнишь? Его ногти, обкусанные до самой кожи. Помнишь? Как он храпел, пьяный. Помнишь? Его седые волосы. Помнишь? Его хвастовство. Помнишь? Как он любил свинину с перцем. Помнишь? Его запах».
Они выкапывают ямку. Размером с пистолет. Они копают. Размером с мертвого младенца. Они копают. Размером с собаку. Они копают. Размером с девочку, которая хочет лечь и отдохнуть. Они копают, хотя есть уже место для заплечных мешков, двух, четырех. Они копают, и могила принимает форму той могилы, что внутри Люси, пустоты, наполненной запахом суглинка и утреннего дыхания. Они копают, пока солнце не начинает сползать по невидимым им сторонам холмов, пока оно не бросает тень на край могилы.
Труусиииха, печально завывает ветер.
Люси не собирается отвечать.
Сэм открывает мешок.
Ба выпадает кучей своих отдельных частей. Уложить их в каком-нибудь порядке невозможно. Почва, такая сухая и страждущая, сразу же начинает поглощать его. Он погружается. Куда он попадет? Упокоится ли во всеобщем мраке с костями ма, в могиле, которую Люси никогда не видела?
Сэм лезет в карман. На мгновение выпуклость кулака вызывает в памяти Люси выпуклость револьвера, который Сэм вытащила в банке. Они столько отдали за два эти кусочка серебраона надеется, что это могила стоила воровства.
«Помнишь? Как он учил тебя ездить на лошади? Помнишь? Его ботинки, которые сохраняли форму его ноги. Помнишь? Его запах, не когда он перестал мыться и не когда выпивал, а его прежний запах».
Но Люси все еще молчит. А Сэм не двигается. Сэм держит эти два кусочка серебра, и наконец Люси понимает: Сэм хочет, чтобы она ушла.
Как это случалось не раз, Люси оставляет Сэм и ба вдвоем и уходит. Она не видит, что происходит в самом конце между отцом и дочерью, отцом и лже-сыном.