Когда завыла сирена, Эльза перекладывала сэндвичи на витрине, размышляя о художнике. На долю секунды ей показалось, что барабанные перепонки сейчас лопнут. Пронзительная, оглушающая, предвещающая бедствие такого масштаба, которое затмило бы и атомный взрыв. Из кухни выскочила ошалевшая Иванна, единственный глаз в упор смотрел на Эльзу.
Что это? тщетно пытаясь перекричать сирену, завопила Эльза. Вместо ответа старуха сильно толкнула ее в направлении выхода. Впрочем, она и сама знала ответ. Из тюрьмы кто-то сбежал, объявлена тревога.
Под жуткий, душераздирающий вой женщины выбежали из булочной, даже ее не закрыв. В этом городе раньше никогда ничего не происходило, включая преступления.
Тучи, наконец собравшиеся в одном месте, кто-то неведомый выкрутил и обрушил ливнем на их головы. Эльза побежала. Споткнувшись и чуть не упав, она мысленно прокляла себя за неудачный выбор обуви. Женщины свернули с главной улицы направо, и здесь их пути разошлись: Иванна нырнула в крошечный старый переулок, а Эльза сняла туфли и бросилась бежать босиком по обтесанной миллиардами шагов мостовой. Через семь минут она была дома. Задыхаясь от страха, ужаса и пережитого стресса, она буквально взлетела по лестнице. Автоматически поцеловав в нос Патрика, как всегда лежавшего на своем месте около двери, и потрепав его за ухом, к чему он снова остался равнодушен, она прямо в прихожей сбросила с себя насквозь промокшую одежду. В этот момент сирена перестала выть. Одновременно прекратился и дождь. Наступившая тишина была оглушающей.
Эльза заметалась по крошечной квартире. Она ужасно не любила, когда хаос врывался в жизнь и сотрясал ее мироздание. Она была просто не в состоянии находиться в квартире. Единственное, что девушка могла сделать в этой ситуации и что делала всегда, это пробежка, которая помогала взять эмоции под контроль.
Через две минуты, переодевшись, она выбежала из дома, находящегося в тупике и граничащего с лесом. Нормализуя дыхание, Эльза сделала два глубоких вдоха, потянула правую, а затем левую ногу и не спеша начала размеренный бег по дороге, которую знала до мелочей и пробежать по которой могла даже с закрытыми глазами. На этом маршруте она никогда никого не встречала. Местные, которых можно было сосчитать по пальцам, обходили лес стороной. Смешно было ожидать здесь встречи с Иванной или начальником тюрьмы, совершающими вечерний моцион. От мысли о начальнике Эльза фыркнула, отчего дыхание снова сбилось, и она, рассердившись на саму себя, отвлеклась от дороги, тут же споткнулась и чуть не врезалась в человека, вынырнувшего ей навстречу из-за поворота. Эльза увидела перед собой высокого, коротко стриженного мужчину с красивым волевым лицом, и на какую-то долю секунды сердце ее остановилось. Кто он? Что здесь делает? Она шагнула в сторону, чтобы обойти мужчину, он сделал то же самое, в результате чего они столкнулись, и на какое-то мгновение их руки соприкоснулись. Эльза подняла глаза. Пожалуй, она слишком долго была одна. Мужчина смотрел с интересом.
Вы кто? без особых церемоний поинтересовался он.
Эльза пожала плечами.
А кого вы ожидали увидеть? ответила она вопросом на вопрос. Ей как воздух нужно было узнать, кто этот человек с такими бездонными глазами.
Никого. Я тут живу и никогда никого не вижу, мягко ответил мужчина. Стоявшая перед ним девушка заинтересовала его.
А, вы художник, немного нервно рассмеялась Эльза, словно внутри лопнул тонкий узелок.
Можно и так сказать, улыбнулся мужчина. А вы, кто же вы все-таки такая?
Никто, грустно улыбнулась Эльза. Извините, мне пора.
Она сделала шаг, обходя художника.
А имя у вас есть?
Есть. Она остановилась.
Но мне вы его не скажете? насмешливо предположил художник. Ладно, можете не говорить, но сейчас не лучшее время для прогулок, из тюрьмы кто-то сбежал, вы наверняка слышали сирену, предупредил ее Альберт.
Вы думаете, что преступник сразу отправится на пробежку в направлении города? рассмеялась Эльза. Знаете, я не боюсь. В этом городе слишком долго ничего не происходило, так пускай будет сбежавший каторжник. Все лучше тишины.
Последние слова донеслись до Альберта уже издали. Эльза решила продолжить пробежку. Необъяснимое внутреннее упрямство толкало ее вперед, хотя она прекрасно понимала, что разумнее всего было бы остаться дома и никуда не высовываться. Именно это ей подсказывала интуиция, а она ее всегда слушалась, что нужно было сделать и сейчас, тогда всего того, что произошло далее, можно было бы избежать.
Прохожий вырос из-под земли неожиданно. Точнее, вначале она увидела ламу. Затем вторую, третью и не успела сообразить, откуда в местном лесу, в котором давным-давно вымерло все живое, взялись ламы, как на дороге показался человек. В руках он держал мощную палку и выглядел так, словно не спал и не мылся очень давно. Мужчина пристально разглядывал Эльзу, а та, остановившись, уставилась на него. Ну какая же она дура! Зачем ее понесло на эту пробежку? Она сделала шаг назад. Незнакомец пристально смотрел на невысокую хрупкую девушку, стоявшую у него на пути.
Послушайте, хрипло начал он.
Не приближайтесь, предупредила его Эльза. Или я закричу.
По идее, художник не должен был уйти далеко.
Зачем кричать? Мои ламы не любят шума. Мужчина ухмыльнулся. Во рту у него не хватало нескольких зубов. Она ощутила запах давно не мытого тела.
Эльза снова сделала два шага назад.
Да не бойся, не обижу, заверил ее мужик, неумолимо приближаясь. Просто хочу дорогу уточнить.
Эльза отступила еще на шаг и громко закричала, не дожидаясь, пока он перейдет к активным действиям.
Заткнись, дура, чего ты орешь? попытался остановить ее мужик, но Эльза развернулась и побежала, изо всех сил отталкиваясь ногами от мокрой земли и молясь о том, чтобы не поскользнуться.
Альберт действительно был неподалеку, она пробежала не больше трехсот метров, когда снова с ним столкнулась. Задыхаясь, девушка прокричала:
Там, он там, тот, сбежавший!
Ты уверена? Альберт, всегда державший дистанцию с незнакомыми людьми, с ней как-то удивительно быстро и легко перешел на «ты». Да и в создавшейся ситуации, со сбежавшим уголовником-рецидивистом под боком, было не до обмена любезностями.
Да, кивнула Эльза и разрыдалась. Все напряжение сегодняшнего дня вылилось наружу. Он говорит, что путешествует с ламами, но это просто прикрытие, я уверена!
Альберт достал из-за пояса ключ.
Беги в направлении водопада, знаешь, где это?
Эльза кивнула.
Когда обогнешь его, увидишь мой дом. Заходи и жди меня там.
Альберт кинулся в том направлении, откуда прибежала Эльза.
А ты? беспомощно крикнула она ему вслед.
Я скоро буду.
Альберт скрылся за деревьями. Эльза почему-то поверила ему. Он был высоким, мощным молодым человеком, проводившим все время на свежем воздухе, и легко смог бы справиться с невысоким противником гораздо старше его. Но она также знала, что вернутся они не скоро. Бродягу нужно будет доставить в полицию. У нее масса времени, в лесу больше бояться некого. Путь свободен.
Движимая любопытством, уже через двадцать минут она была в доме у Альберта. Прослонявшись по мастерской и в очередной раз насладившись серыми оттенками уходящего дневного света, она взяла одну из его кистей и, обмакнув в еще свежие краски на палитре, написала на холсте: «Спасибо!» Аккуратно закрыв дом и оставив ключ на лавочке возле него, она побежала назад, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Эльза знала, что лес пуст и можно закончить свою пробежку. Успокоившись, она наконец-то вновь обрела давно покинувшую ее уверенность в том, что все будет хорошо.
Тем временем над городом появились первые военные вертолеты. Послышался собачий лайвызвали подкрепление, но служебные псы были бессильны. Грязные потоки смыли все следы.
Эльза вбежала в дом и поднялась по лестнице. Патрика не было возле двери. Она потянула ручку на себя, распахнула дверь в квартиру и задохнулась от счастья, наконец-то оказавшись в объятиях того, кто был для нее целым миром. Эльза в один момент разглядела все детали, словно старый бинокль, заменявший ей зрение все эти ужасные двести восемьдесят четыре дня его заключения, наконец-то сфокусироваличерная щетина, пробившаяся сквозь оливковую кожу, свежая рана на щекебордовая запекшаяся кровь, окруженная тончайшими алыми прожилками и нежно-розовой кожей на месте еще двух небольших порезов. Два седых волоса в черной смоли шевелюры и синие, словно крыши Санторини, глаза. Как она могла придумать такое глупое прозвище самому красивому мужчине в мире, которому сама едва доставала до плеча?
Они все уснули? мягко промурлыкала она, впитывая в себя запах пота и мускуса, всегда сводивший ее с ума.
Пробежав пальцами по его спине, она почувствовала сквозь ткань робы тугую повязку. Эти сволочи сломали ему ребра и серьезно его порезали. Об этом они не договаривались.
Конечно, кивнул Коротышка. Как убитые. Что ты им дала?
Эльза молча улыбнулась, и Коротышка сам рассмеялся от глупости своего вопроса.
Я никого не встретил в лесувсе, как ты сказала. Откуда ты знала? Он никогда не уставал восхищаться умом Эльзы.
Интуиция, она пожала плечами.
Сюда никто не придет?
Может, и придет, но дальше порога не пройдет, начала заверять любимого Эльза, но ее прервал стук в дверь.
Коротышка дернулся. На какую-то долю секунды, он даже сам этого толком не осознал, в глазах мелькнула мысль о предательстве, но тут же исчезла. Это же Эльза. Они никогда не предадут друг друга, ведь они с самого роддома, где познакомились их матери, всегда были вместе. Эльза в отличие от него смогла окончить химический факультет. Эти два года разлуки, после того как его вышвырнули из общежития, были единственным временем, когда они не проводили вместе двадцать четыре часа в сутки. Невыносимые два года.
В ванную, тихо скомандовала девушка. Коротышка, как всегда, подчинился.
Она осторожно подкралась к двери и посмотрела в глазок. Иванна.
Открывай, проскрипела старуха. Ты там.
Ошарашенная Эльза открыла дверь, и Иванна протянула ей маленькую бутылочку с белым порошком. Эльза пошатнулась, вынужденная схватиться рукой за косяк.
Выпала.
Одного грамма белого порошка было достаточно, чтобы свалить с ног даже такого огромного буйвола, как начальник тюрьмы. А она еще и торт им посыпала. Неудивительно, что подмогу ему удалось вызвать только час спустя. На вопросы он не сможет толково отвечать еще около суток. Этого должно было хватить. Эльза взглянула в упор на Иванну.
Почему? тихо спросила она.
Потому что мой оттуда так и не вышел, пояснила старуха и, шаркая, начала спускаться по лестнице.
Эльза захлопнула дверь и крепко сжала бутылочку в руках. Она с трудом преодолела пять шагов, отделявших ее от ванной.
Кто это? спросил Коротышка, успевший скинуть всю одежду и стоящий обнаженным под душем.
Никто, прошептала Эльза, убирая бутылочку в карман куртки, висевшей на двери, и присоединяясь к нему.
Когда они перестанут меня здесь искать?
Через двадцать четыре часа. Этого хватит, чтобы они все прочесали и всех проверили.
Всех? не понял Коротышка. Античному богу всегда требовалось несколько минут на осмысление происходящего.
Я отправила им двоих подозреваемых. Пускай проверят на возможность причастности к побегу.
А потом мы уедем?
Мы уедем раньше. Ты и я. И Патрик, усмехнулась Эльза и уставилась в стеклянные глаза чучела собаки. Их собаки.
Все «их» она была готова сохранить любой ценой.
Иванна
Бог создал Иванну в праздник. Это признавали абсолютно все. Прозвище Конфета закрепилось за ней с самого детства. Придумал его папочка. Он обожал свою девочку, которая нежданно-негаданно, непонятно за какие благие деяния, была ему дарована Провидением ближе к концу жизни.
Папина Конфета была абсолютным совершенством. Пудровые щеки, сахарные губы, очи голубой глазури, темные тяжелые локоны, как лучшие итальянские шелка, отражавшие солнце. Иванна всегда была в хорошем настроении. Она не останавливалась ни на секунду, ведь в мире было столько интересногоцветные бабочки, которых она ловила яркими сачками. Огромный сад, где она знала все цветы. Многочисленные комнаты старого дома (некогда фамильного зам-ка, который папочка купил для своей девочки).
Иванна просыпалась с первыми лучами солнца и бежала во двор, чтобы поздороваться с деревьями. Каждое она знала по имени, для всех находилось доброе слово. Она поливала цветы из маленькой лейки и насыпала крошек в птичьи кормушки, после чего возвращалась в дом, где начинался день, полный шалостей.
Она обожала прятаться в огромном, сделанном из цельного дубового массива шкафу, который располагался рядом с комнатами прислуги, и с озорством через тоненькую щелку наблюдать за няньками, всполошенно бегающими по дому в поисках своей воспитанницы. Их пестрые юбки забавно шуршали, а сами они кричали не своими голосами:
Конфета-а-а! Конфеточка, ну где же ты? Пора завтракать, давай, милая, вылезай!
И никто, никто даже не догадывался, что Иванна была здесь, прямо у них под носом. Няньки удалялись в другое крыло, до Иванны доносились лишь обрывки их криков, и сама себе она казалась крошечным миленьким цыпленком, за которым бегает толпа всполошенных наседок.
Как к настоящей конфете, к Иванне липло все. Учителя в школе так и норовили погладить по голове, одноклассницы не упускали возможности пощупать новые платьица, старушки на улицах не могли устоять перед желанием потрепать за щечку. Но самым прилипчивым был Драган, сын пекаря, который каждое утро привозил им свежие булочки.
Драган был всегда. Сколько Иванна себя помнила. Молчаливый, покорный, следующий по пятам, словно грязь, прилипшая к сладкой поверхности. Она уже и не представляла себя без Драгана. Лучший друг, товарищ, соучастник мелких преступлений и исполнитель коварных шалостей.
С утра пораньше он приходил в дом к Иванне и покидал его, когда начинало смеркаться. Драган все время был рядом. К нему настолько привыкли, что стали считать кем-то вроде члена семьи. Прогнать мальчишку удавалось только на время священного ритуалапринятия ванной.
Каждый полдень Иванна принимала ванну. С огромным количеством пены. Она обожала радужные пузыри, в которых все причудливо искажалось и можно было придумать целые миры, в которых жили чопорные бутылочки с шампунем, шланг от душа становился огромным удавом, а старая ванна на львиных ножках была чудо-островом, и всем этим правила принцесса Иванна.
Папочка делал все, чтобы его Конфета как можно дольше жила в мире иллюзией, ведь она вступит во взрослую жизнь, где такого счастья и безусловного обожания наверняка не будет.
Но он ошибся. В театральный институт Иванну взяли после первого же конкурса. Дело было вовсе не в председателе приемной комиссии, друге детства папочки, а в том, что Иванна настолько хорошо пела и танцевала, что ее можно было сделать четвертым элементом, на который люди готовы смотреть вечно. Пожалуй, она могла бы даже затмить огонь, воду, а уж работающего человека и подавно.
Первым ее поздравил Драганподарил торт, рецепт которого ему передал отец. Они взяли два велосипеда и сбежали на край города, где съели торт одной ложкой на двоих.
Первая же роль в сериале словно поезд-экспресс перенесла Иванну из статуса всеобщей деревенской любимицы в королевы экрана. Страна сошла с ума. Предложения сыпались одно за другим, Иванна даже стала их перебирать. Папочка раздувался от гордости и подарил своей Конфете настоящий автомобиль. Такой же прекрасный, как она сама, полыхающий, блестящий, вызывающий завистливые взгляды. Само собой, такая машина не могла долго оставаться без водителя.
Его звали Иваном. Иван тоже был звездой, из тех, чьи подъезды украшают надписи и признания в вечной любви.
Черноволосый, чернобородый, со взглядом, который мог растопить даже самую жесткую карамель. Иван и Иванна. Даже имена у них были настоящим подарком для прессы. Где бы пара ни появлялась, она всегда привлекала внимание. Оба были настолько прекрасны, что даже ненавидеть их было невозможно. Между съемками Иванна звонила Драгану и рассказывала о своем счастье. Драган был намного лучше подружек, он всегда был готов выслушать, никогда не перебивал и обходился без банальной чуши в стиле «все актеры бабники» или «с таким красавчиком счастья не построишь».
Месяц спустя Иван и Иванна купили квартиру. Абсолютно белую. Они были безусловно счастливы. Папочка плакал, отпуская свою Конфету во взрослую жизнь, но, глядя в ее глаза, у него просто не хватило духу перечить. Лишь заметил, что полностью белое пространствоэто нерационально, быстро испачкается.
Проблемы грянули в первый же полдень. Когда Иванна решила принять традиционную ванну с пеной, а Иван ждал ее, чтобы пообедатьприем пищи в полдень всей семьей был святым для него. Сын вольного художника, с молоком матери он впитал только один принципмир может рушиться, но в двенадцать часов вся семья садится за стол.