Хочешь взять мою куртку?
Нет, обойдусь. Так мне и надо за такую одежду. Мы ведь не во Флориду ехали, ради бога.
Кэмерон усмехнулся и стукнул брата плечом о плечо. Они оба хохотнули и замолчали на несколько мгновений, пока Майло снова не заговорил.
Ты уверен, что всё в порядке, Чаудер?
Боже, я уже много лет не был тем парнем,сказал Кэмерон, но ему не удалось произнести это беззаботно.
Я серьёзно.
Да, я в порядке. Просто пытаюсь понять, что будет дальше, знаешь? Что насчёт тебя?
Я в норме, не считая того, что большинство времени трачу на ненависть к Эрику Бейтсу. Это мы уже обсудили, так что не переводи тему. Что ты будешь делать?
Кэмерон провёл рукой по своим волосам, цепляясь пальцами за спутавшийся узел, с его губ сорвалось ругательство.
Не знаю, приятель. Прямо сейчас я просто стараюсь делать это, сказал он, указывая жестом обратно на возвышающееся позади них здание.А что потом, я не знаю. Мне не особо нужны деньги Я хорошо накопил. Но, думаю, для разнообразия я могу попробовать писать песни вместо того, чтобы выступать. Работа за кулисами может подойти мне лучше.
Майло кивнул, будто это было совершенно разумно.
Ты всегда был в этом хорош. Мне бы хотелось, чтобы они использовали некоторые твои песни.
От Кэмерона не скрылся тот факт, что Майло ссылается на группу илии?на семью, говоря «они», а не «мы». Он задумался, что происходит в голове его брата.
Как и я хотел бы, чтобы мне позволили петь.
Говоришь так, будто это в прошлом. Не похоже, что этот Бейтс хороший вариант, так что, может быть, всё будет по-твоему.
Уф, я просто Не знаю, хочу ли работать на него.
Ему не нужно было уточнять, кто этот «он». Кэмерон не думал, что Майло в таких же напряжённых отношениях с отцом, как и он.
Майло, ты бы сказал мне, если бы у тебя были проблемы, верно?
Майло рассеянно кивнул.
Конечно. Я со всем справлюсь. Всё не так, как было с тобой.
Кэмерон остановился и повернулся лицом к Майло.
Послушай, малой. Я не буду врать. То, что меня выгнали, чертовски больно, и в каком-то смысле я всё ещё злюсь из-за этого. Но папа не ошибся. Он должен был заботиться о вас, ребята, а я был тонущим кораблём.
Был?
Может, и по-прежнему являюсь,сказал Кэм.Хотя я какое-то время думал, что всё налаживается.
Из-за того парня?
Кэмерон покачал головой.
Мы не должны говорить об этом. Я не хочу давать тебе ещё какой-либо повод врать им.
Но кому какое дело? Тебя уже выгнали, так что не будет ли каминг-аут для них просто гигантским средним пальцем?
Дело не только в этом, Майло. Боюсь, натурал никогда не сможет до конца это понять. Но ты прав насчёт одного. Теперь он мало что может со мной сделать. Я расскажу им, когда буду готов.
Временно удовлетворённый, Майло кивнул и пошёл дальше. Они пошли длинной дорогой вокруг двора, затем вернулись обратно к тропинке, чтобы быть впереди, когда Кеннетт придёт забрать Майло. Кэмерон практически погрузился в тишину, думая, что его брату надоело совать нос в его дела. Конечно же, он ошибался.
Он горячий?вдруг спросил Майло.
Чертовски горячий,ответил Кэмерон, прежде чем успел отфильтровать свои мысли. Боже упаси его от назойливых братьев и сестёр.
Глава 10
Туман прояснился, пыль осела, и Джона снова стал целым. Всегда казалось, будто эти первые лучи солнца прорываются сквозь катаклизм шторма. Только Джона знал, что это просто иллюзия целостности. Он всё ещё был сломан внутри, просто обратный отсчёт обнулился.
Он стоял перед домом своей материперед своим домомпытаясь заставить себя войти. Это был маленький коттедж, расположенный на одной из дорожных петель, которая спускалась по горе к городскому центру Фолли-Крик. Он всегда любил этот дом, эпохи тюдоровского возрождения примерно сороковых годов, весь побеленный штукатуркой, каркасной конструкции, с окантовкой из тёмного дерева. Но тем утром Джона был поражён его крайней неизменностью. Это было похоже на ловушку.
Но он преодолел её, так ведь? Выбрался из очередного эпизода живым. Хандра снова вернулась, устраиваясь для очередной перезимовкипотому что она никогда не уходила полностью, всегда ждала на окраине, наблюдая. Вытаскивая ключи, Джона закатил глаза от собственной мелодраматичности. И всё же, он не мог не задуматься, почему ощущал это, когда в прошлом после эпизода с удовольствием принимал волшебную панацею от сумасшествия, которую ему вручали. Странное ощущение казалось предсказанием, каким-то скрытым предзнаменованием чего-то жестокого.
Джона подавил дрожь, бросая один последний взгляд на двор. Он продолжал растить дикие, заросшие сады Онор. Со стороны могло показаться, что нет никакого смысла, всё это были джунгли. Однако, Джона чувствовал скрытый приказ, в этих зарослях пряталась математическая точность, которая его успокаивала. Сады были хаосом Джона в спокойствии.
Он наконец закрепил своё мужество против чёрт знает чего и вошёл в забитый досками коттедж. Конечно же, всё было так, как всегда. Он заметил, что его соседка, мисс Шелби Луэллинради бога, не забывайте приставку «мисс»приходила проветривать помещение. Она открыла занавески, включила отопление и
Мяяяу!
вернула кошку. Аидаопять, в честь оперы, а не мюзиклабыла неряшливой сиамской кошкой, которую Джона тоже получил в наследство от матери. Кошка одинаково любила и ненавидела его, как и он её, так что когда она вилась у его ног, Джона никогда не знал, должен ли её погладить или замереть на месте. Казалось, Аида была такой же нервной, как и Джона, хотя она носила это с большей грацией, и он был довольно уверен, что это существо несокрушимо.
Внутри декор коттеджа был дешёвым, в стиле потёртого шика, который Онор каким-то образом превратила в элиту. Джона никогда не хватало сил что-то изменить; мебель казалась такой же домашней, как и само здание. Он прошёл через захламлённое логово, думая, чем именно заняться.
В одном углу комнаты, рядом с аркой, которая вела на кухню, у него стоял маленький письменный стол из вишнёвого дерева, где стоял его командный центрультрасовременный компьютер со всеми наворотами. Это было его единственное роскошество. Он нажал на кнопку питания и слушал знакомые звуки оживающей машины. «И вот мы снова здесь, старый друг».
Рядом с клавиатурой лежал его маленький чёрный блокнот с эластичной лентой и любимая шариковая ручкадве вещи, которых ему всегда не хватало в Ривербенде. Джона слегка провёл пальцами по кожаной обложке блокнота, а затем пошёл дальше, на кухню. Мисс Шелби оставила ему тарелку овсяного печенья и записку со словами, что она надеется, что его «отпуск» прошёл хорошоэто она поставила кавычкии что Аида чуть больше обычного страдала от комков шерсти. Джона подумал, что это наверняка было специально; кошка не была фанаткой мисс Шелби. К сожалению для Аиды, Джона не мог планировать свою жизнь вокруг прихотей одной наглой и грозной особы.
Джона вернулся в логово, ввёл своё логин на компьютере и сел на диван, ожидая, пока его мощный, наполненный программами зверь придёт к жизни. Ему было уютно в крайней тишине, чего он испытывал уже больше месяца. Его сердце сбивалось с ритма от тяжёлого, почти удушающего чувства. Серьёзно, что он должен был теперь делать? Раньше после эпизода он нырял прямиком в писательствокак говорится, креативность часто сопровождается безумиемно его лобно-височная сеть была пустой, безмолвной бездной. Отчасти как тот подвал.
Нет,сказал вслух Джона. Эпизод закончился. Закончился.
Ему вдруг вспомнилось лицо Кэмерона. Смех Кэмерона, улыбка Кэмерона, голос Кэмерона. Джона редко думал о ком-то вне своего герметичного мира. Время от времени он видел мисс Шелби. Иногда он был вынужден взаимодействовать с людьми в магазине и вёл себя вежливо по отношению к бариста в кофейне. Это скорее напоминало переговоры об освобождении заложников; он должен был получать своей кофеин.
Джона от природы был замкнутым. Он никогда не искал компанию другого человека просто для компании. Товары или услуги? Конечно. Предметы первой необходимости? Конечно. Секс? И снова, конечно жевремя от времени. Но было неслыханно, чтобы он желал конкретного человека не только из-за того, чем его могли обеспечить для выживания.
Он начал осознавать, что чувствует, этот парадокс внешней слабости и апатичной, неистовой энергии, которая жужжала внутри него. Джона было одиноко. Джона скучал по Кэму. Джона больше не устраивало текущее положение вещей. Могло ли быть такое, что Кэмерон показал ему другую сторону существования, на которую он не смел надеяться больше, чем просто на выживание?
Джона закрыл голову руками, проводя ими по лицу и голой головеона больше не был такой уж лысой, верно? Она была покрыта здоровыми, тёмными волосками, придавая ему вид солдата после нескольких недель Тихоокеанского театра военных действий. В этот момент ему больше всего хотелось позвонить Кэмерону, просто услышать его голос, чтобы знать, что этот мужчина существует за пределами Ривербенда, что он не какой-то фрагмент его воображения. Но Джона ведь так и не узнал его номер.
«Узнал бы, если бы сказал ему, что выписываешься»,ругал он сам себя. Он хотел бы сказать, но Кэмерон был таким человеком, который захотел бы большего. Он захочет свиданий, ужинов и секса, который длится до утравсего того, что Джона никогда не мог предложить. Но он думал о том факте, что, может быть, он отказывал себе в возможности попробовать, слишком боялся, что болезнь возьмёт верх и разрушит ещё одну жизнь, а не только его собственную.
Да, Кэмерон захотел бы многого, и Джона должен был подождать, пока не убедится, что достаточно силён для этого. Он не разрушит Кэмерона так, как был разрушен сам. Он поправится. Он постарается.
***
Писательство. Джона просто напечатал слово «конец» на уродливом первом черновике своего нового триллера «Божий дар». Несмотря на возможный религиозный оттенок в названии, на самом деле это был постапокалиптический рассказ, сосредоточенный на клонировании людей и футуристической генной инженерии, приправленный лёгкой межвидовой романтикой? Страстью? Он пока не был уверен. Обычно он писал криминальные триллеры, но по какой-то причине научная фантастика уже какое-то время стучалась в его дверь. Это всё ещё был черновик, и отчасти Джона ненавидел его, как и всегда. Он читал, думал, перечитывал, затем всё заново, пока не признавал достойным отправить черновик своему редактору, одному из безликих людей в его маленьком углу киберпространства, с которым он никогда не общался лицом к лицу.
Джона быстро написал электронное письмо, оповещая вышеупомянутого редактора о новостях, а затем щёлкнул по очередному файлу в своей папке с проектами. Его текстовый редактор открылся снова, и появился документ, с которым Джона игрался под своим псевдонимом Эммерсона Лайонса. Роман. До сих пор названием было «Ветер перемен», так как вдохновение пришло от одного из его стихотворений с таким же названием; этот стих он написал будучи подавленным подростком, который справлялся не только со своей гомосексуальностью, но и с воспоминаниями о
Он понял, что даже сам с собой не говорил о том случае. Когда бы его мысли ни пытались устремиться в ту сторону, разум захлопывался, как стальная ловушка. Возможно, ему нужно было это изучить. Позже.
Роман, о котором он мечтал, пока писал меланхоличную поэзию в своей захламлённой комнате в полуразвалившемся доме, был двусмысленным. Главными героями были Роб и Даллас, и Даллас всегда предполагалась как женщина. Однако, в нескольких сценах, которые он уже написал, Джона избегал местоимений и вообще каких-либо отсылок на гендер. У него не было сил превратить Далласа в женщину, потому что в его голове это был мужчина. С другой стороны, Джона не знал, обладает ли смелостью выдержать критику, которая нахлынет, когда такой известный автор мейнстримных романов, как Эммерсон, внезапно переключится на гомосексуальный жанр. Чёрт, большинство его читателей даже не знали, кто он сам мужчина или женщина.
Он смотрел на страницу, где с издёвкой моргал курсор. Ничего не шло в голову, пальцы не двигались. Джона никогда особо не испытывал творческого кризиса. Когда у него были проблемы с писательством, это скорее касалось попыток выяснить, как изложить идеи из его головы на страницах, а не появления самих идей в принципе. В данном случае у него были проблемы и с тем, и с другим. Стихотворение было таким личным, а появившаяся из этого идея истории была такой яркой и настойчивой, но как только он решил её написать, слова иссохли. У Джона было предчувствие, что это во многом связано со страхом.
Возможно, ещё это имело немалое отношение к тому факту, что Джона никогда не испытывал любовь. Единственным человеком, который когда-либо его любил, была его мать, но даже она не знала, что с ним делать. Это была тихая, осторожная любовь, будто она всегда решала, как прикоснуться и что сказать, чтобы не сломать его.
«Мне стоит просто оставить тебя в покое. Я продолжаю тебя ломать!»
И внезапно появился Кэм.
Джона почувствовал дрожь, так что оттолкнулся от стола с большей силой, чем было необходимо, из-за чего разлетелась стопка бумаг. Разве всем остальным было так же тяжело? Всем обычным людям? Если таковы были настоящие эмоции, Джона не был уверен, что может с ними справиться. Но отчасти ему хотелось научиться. Ему хотелось снова увидеть Кэмерона. Хотелось.
***
У Джона закончилась еда. После того, как он пробыл дома несколько недель, упрямо избегая выходов за покупками, его шкафчики были буквально пустымии холодильник с морозилкой тоже. Одно осознание этого заставило его тревожность вырасти и затвердеть, укладываясь у него внутри, готовясь штормом опуститься на пляжи. Отсутствие еды означало поездку в город. Это было неизбежно, если он не хотел умереть от голода, конечно же. Не удивительно, что на мгновение он об этом задумался.
Затем он принялся укутываться в зимнюю одежду, так как снова пошёл снег. Он надел свои штаны для сноубординга поверх длинных подштанников, натянул свитер на нижнюю майку. Затем перчатки и парка, и наконец мешковатая вязаная шапка, ошеломительно уродливая, но также самая удобная вещь, которая была у Джона. Её связала для него одна из медсестёр Ривербенда. Он чуть не расплакался от этого жеста, не в силах вспомнить, когда последний раз кто-то дарил ему подарок без повода.
Ох, как сентиментально,вслух пробормотал он, закатывая глаза от собственной глупости.
Он схватил свой бумажник и ключи, быстро попрощался с Аидой, которая это проигнорировала, и запер дом. Его Субару Аутбэк стояла под навесом, заправленная и вымытая, со свежими зимними шинамивсё это он сделал до Ривербенда, зная, что по возвращению у него не будет энергии. Он был прав. Тяжело вздохнув, он сел в низкую машину и завёл двигатель, который издал еле слышный звук.
Дороги снова были чистыми; их недавно посыпали солью, и снега было совсем мало, но за ночь Фолли-Крик должен был покрыться несколькими дюймами. Джона хотелось разобраться с покупками до этого. Дорога, которая тянулась в гору, была узкой и наполненной несколькими пугающими поворотами с серпантином, к которым за годы Джона привык. Но, по крайней мере, она была заасфальтирована и вполне ухожена.
Спускаться вниз по горе Уистлер в центр Фолли-Крик для Джона было равносильно спуску в ад. Он знал, что это нелепомаленький городок был совершенно милым и чудаковатымно там были люди. Когда он находился в окружении людей, ему приходилось притворяться нормальным, чтобы его не видели и не задумывались о нём. Это было утомительнее, чем можно было представить.
В Фолли-Крик не было никаких торговых сетей или франшизоб этом городе индустрия забыла, или никогда не знала в принципеза исключением одного одинокого «Старбакса», и даже тот конкурировал с местной семейной кофейней. Бизнесом владели местные, и местные же его поддерживали. Фолли-Крик заботился о своих людях.
Для покупки продуктов Джона мог выбрать два места: «Корпоративный овощной магазин Хэла» на углу Мейн и Поплар, владельцем которого был Гарольд Нокс, седовласый холостяк неопределённого возраста, и общественный фермерский рынок Фолли-Крик. Фермерский рынок также являлся тем местом, где люди, живущие вокруг горы, могли собраться и пообщаться, чего Джона избегал любой ценой. В магазине Хэла была атмосфера как в супермаркете, с достаточно большими тележками и достаточно маленькими стеллажами, чтобы отбить желание остановиться и поболтать.