Приглушили свет, и бормотание в зале затихло. Взметнулся занавес. На сцене стоял Линдеман.
Это был полноватый, лысый человечек, и лысина его лишь сильнее бросалась в глаза оттого, что была прикрыта парой редких прядей; на нем были очки в черной роговой оправе и серый костюм, из кармана торчал кончик зеленого платка. Не поклонившись, не поприветствовав публику, он сразу заговорил тихим голосом.
Гипноз, сообщил Линдеман, не является сномв гораздо большей степени это состояние бодрствования, обращенного внутрь, не безволия, а, наоборот, овладения собой. Сегодня нам будут явлены удивительные вещи, но публике не следует беспокоитьсякак известно, никто не может быть подвергнут гипнозу вопреки его воле, и никого еще не удалось посредством гипноза заставить пойти на поступок, совершить который он в глубине души не был бы готов. Минуту помолчав, Линдеман улыбнулся, словно только что неудачно пошутил, и никто его шутки не понял.
Вниз с подмостков вела узкая лесенка. Гипнотизер спустился в зал, поправил очки, огляделся и направился вперед по проходу. По всей видимости, он раздумывал, кого бы пригласить вместе с ним на сцену. Ивейн, Эрик и Мартин втянули головы в плечи.
Не волнуйтесь, сказал Артур. Он выбирает только взрослых.
Тогда, может, это будешь ты?
На меня гипноз не действует.
Впереди, провозгласил Линдеман, нас ожидают грандиозные события! Тем, кто не желает участвовать, не о чем тревожитьсяон не перейдет границы, обойдет их стороной. Артист добрался до последнего ряда, неожиданно прытко вернулся назад и вскочил на сцену. Для начала, объявил он, сотворим что-нибудь простенькое, так, шутку, пустяк. Первый ряд, выйдите, пожалуйста, все вместе на сцену!
По залу пронесся шепот.
Да, да, все! Вы не ослышались. И поскорее!
А что он будет делать, если кто-нибудь откажется? прошептал Мартин. Если кто-то просто возьмет и останется сидеть, что тогда?
Все сидевшие в первом ряду поднялись. Тихо переговариваясь между собой, они недовольно поглядывали по сторонам, но все же повиновались и перешагнули через рампу.
Встаньте в ряд! командовал Линдеман. Возьмитесь за руки!
Поколебавшись, они подчинились.
Прохаживаясь мимо них, Линдеман внушал им, что теперь они не смогут отпустить друг друга. Не смогут, потому что не захотят, а если не захотят, то и не станут этого делать, а раз не смогут, то можно предположить, что все они держатся друг друга. Произнося эти слова, он касался стоявших, трогал их за руки. Держитесь крепче, говорил он, как можно крепче, еще крепче, чтобы никто не выпал из строя, вот так, никто не сможет отпустить другого, все держатся крепко, неразрывно. Кто хочет попробовать разорвать строй, пускай сделает это сейчас!
Никто не разжал хватки. Линдеман обернулся к залу, который ответил ему неуверенными аплодисментами. Ивейн наклонился вперед, чтобы получше разглядеть лица стоящих на сцене. Все они казались нерешительными, отсутствующими и словно застывшими в оцепенении воли. Невысокий мужчина крепко сжимал зубы, у дамы с пучком на голове тряслись ладони, как будто она и хотела вырваться, но руки соседей и ее собственные руки были слишком сильны.
Гипнотизер сообщил, что сосчитает до трех, после чего они разомкнут строй.
Итак, один Два Он медленно поднял руку. И Три!
Раздался щелчок пальцев. Нерешительно, словно против своей воли, испытуемые отпустили друг друга и озадаченно уставились на свои ладони.
Теперь быстро возвращайтесь на свои места, поторопил их артист, хлопая в ладоши. Скорее, скорее!
Дама с пучком была бледна и шла, пошатываясь. Линдеман осторожно взял ее под локоть и проводил до лестницы, нашептывая что-то ей на ухо. Когда он отпустил ее, ее движения стали увереннее, она смогла спуститься и усесться обратно в кресло.
Это был небольшой эксперимент, произнес гипнотизер. Просто пустячок, чтобы с чего-то начать. Перейдем же к более серьезным вещам. Он приблизился к рампе, снял очки и, сощурившись, принялся всматриваться в зал.
Вот вы, господин в свитере передо мной, и вы, господин сразу за ним, и вы, юная госпожа, прошу подняться ко мне!
С вымученными улыбками все трое взгромоздились на сцену. Девушка стала махать кому-то рукой. Линдеман неодобрительно покачал головой, и она тут же прекратила. Он встал рядом с первым зрителем, высоченным бородатым мужчиной, и прикрыл ему ладонью глаза. Некоторое время он что-то шептал ему на ухо и вдруг крикнул: «Усни!» Мужчина тут же опрокинулся назад, гипнотизер успел подхватить его и уложить на пол. Затем он подошел к стоявшей рядом девушке, и произошло то же самое. Та же участь ждала и третьего. Все они лежали на сцене, не шевелясь.
А теперь будьте счастливы!
Тут необходимо кое-что пояснить, сообщил Линдеман, повернувшись к залу, снял свои очки в роговой оправе, вытащил из нагрудного кармана зеленый платочек и принялся протирать стекла. Те глупые внушения, которые столь охотно навязывают своим подопытным посредственные гипнотизерыбесталанные халтурщики, строящие из себя невесть кого: как и во всякой профессии, здесь их хватает, всем хорошо известны: жар или леденящий холод, остолбенение, воображаемые падения или полеты, не говоря уж о всеми любимом фокусе с забыванием своего имени Тут он запнулся и задумчиво огляделсяжарковато здесь, не правда ли? Душно невероятно. С чего бы? Линдеман промокнул лоб платком. Ну так вот, таких нелепостей все уже навидались, и на них он задерживаться не будет. Бог мой, какая духота!
Ивейн отвел со лба мокрую прядь. Казалось, от пола волнами поднимается жар; воздух был влажен. Лицо Эрика тоже блестело. Повсюду обмахивались программками.
Однако, сказал Линдеман, с духотой наверняка можно что-то сделать. Не стоит переживать: наверняка этим уже занимаются, в театре ведь есть умелые техники. Скоро уже включат систему климат-контроля, наверняка это вот-вот произойдет. Здесь, на сцене, уже слышно, как жужжат кондиционеры. Чувствуется, что подул ветер. Он запахнул воротник. А теперь и вовсе сквозит, и неслабо! Удивительно, какие мощные нынче кондиционеры. Подув на руки, Линдеман принялся переминаться с ноги на ногу. Как же холодно стало, просто жуть, мороз!
Что он такое несет? спросил Артур.
Ты не чувствуешь? подал голос Ивейн. У него изо рта вырывались клубы пара, ноги онемели, дышал он с трудом. У Мартина стучали зубы. Эрик высморкался.
Нет, ответил Артур.
Как, вообще ничего?
Я же сказал, на меня эти штуки не действуют.
Но довольно, продолжил Линдеман. Буде. Довольно. Как он уже говорил, ему не хотелось бы тратить время на баловство. Он намерен тут же, без промедления, приступить к кое-чему действительно интересномуа именно к непосредственной манипуляции силой духа. Господа, лежащие на полу, уже некоторое время послушно следуют его указаниям. Они счастливы. Здесь и сейчас, под взглядом достопочтенной публики, они переживают самые выдающиеся мгновения своего бытия.
Подымитесь!
Трое испытуемых неловко зашевелились и, приподнявшись, сели.
Теперь смотри! велел он женщине посередине.
Та открыла глаза. Ее грудь вздымалась и опускалась. В том, как она дышала и поводила глазами, было что-то странное. Ивейн не мог понять, что, но чувствовал, что это нечто сложное и труднодоступное. Он заметил, как дама в ряду перед ним отвела взгляд от сцены. Сидевший рядом с нею мужчина возмущенно качал головой.
Закрой глаза! приказал гипнотизер.
Веки девушки тут же опустились. Рот ее был приоткрыт, по подбородку тонкой струйкой стекала слюна. Ее щеки блестели в ярком свете софитов.
Увы! Ничто не вечно, возвестил Линдеман, и прекрасное проходит стремительней всего. Только что жизнь казалась непостижимо прекрасной, но ведь на самом деле все преходяще, все дряхлеет и умирает, не зная никаких различий. Почти все время мы стараемся об этом забыть. Но не сейчас, нет! Не в эту минуту.
Теперь вы знаете, каково все по-настоящему.
Бородач застонал. Женщина медленно отклонилась назад и закрыла глаза руками. Второй мужчина принялся тихонько всхлипывать.
И тем не менее, продолжал гипнотизер, в жизни есть место и радости. Жизньлишь краткий день, который предваряет и завершает бесконечная ночь. Именно поэтому стоит как можно сильнее радоваться светлым минутам и плясать, покуда светит солнце! Он захлопал в ладоши.
Лежавшие покорно встали. Линдеман отбивал такт, сначала медленно, затем все быстрее. Троица подскакивала, поворачивая головы и дергая конечностями, словно марионетки. В зале стояла мертвая тишина, никто не мог даже кашлянуть или прочистить горлоказалось, всех охватил ужас. Лишь со сцены доносились покряхтывание, топот и скрип половиц.
Теперь ложитесь обратно, произнес Линдеман, и видьте сны!
Двое тут же шлепнулись на пол, и только мужчина слева остался стоять, шаря перед собой руками, словно слепой. Но вскоре и у него подкосились колени, и он больше не шелохнулся. Склонившись, Линдеман внимательно его осмотрел, потом повернулся к зрителям.
Теперь он намерен провести куда более сложный эксперимент. Это высший пилотаж; на такое способны немногие.
Спите крепко. Еще крепче. Крепче, чем когда бы то ни было. Вам снится ваша новая жизнь. Сначала вы дети, потом вы учитесь, взрослеете, боретесь, надеетесь и страдаете, побеждаете и проигрываете, любите и теряете, старитесь, слабеете, дряхлеете и умираете, все это стремительно проносится перед вашим взором, а когда я скажу, вы откроете глазаи всего этого как не бывало.
Он скрестил руки, повернулся к залу и несколько мгновений стоял, ничего не говоря.
Этот эксперимент, произнес он наконец, удается не всегда. Бывает, что испытуемый просыпаетсяи выясняется, что он так ничего и не пережил. Другие, наоборот, просят помочь им забыть сон, потому что переживание чересчур их смутило и они больше не могут верить тому времени и тем обстоятельствам, в которых живут. Он взглянул на часы. Но пока что, дабы скоротать ожидание, проделаем несколько простых трюков. Есть ли в зале дети? Он привстал на цыпочки. Вот вы, в пятом ряду, вы, барышня с краю, и вы, молодой человек, как две капли воды похожий на своего соседа, прошу ко мне!
Ивейн посмотрел сначала направо, потом налево, потом оглянулся назад и вопросительно ткнул себя в грудь пальцем.
Да, ты, ответил Линдеман.
Ты же сказал, что он выбирает только взрослых, прошептал Ивейн.
Значит, я был неправ.
Мальчик почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Сердце застучало. Двое других детей уже пробирались к подмосткам. Линдеман глядел на него, не отрываясь.
Хочешь, сиди, бросил Артур. Приказать тебе он не может.
Ивейн медленно встал и огляделся по сторонам. Взгляд каждого зрителя в этом зале, во всем этом театре, был направлен на него. Нет, Артур и тут неправ: отказываться неуместно. В конце концов, это сеанс гипноза, и если уж ты на него пришел, то придется поучаствовать. Он слышал, что отец бормочет ему что-то еще, но разобрать, что, он не мог, так громко колотилось его сердце, да и ноги уже несли его вперед. Он протиснулся мимо коленей соседей по ряду и направился по проходу к сцене.
До чего же там, наверху, было светло! Софиты оказались ярче, чем он думал, а очертания людей в зале казались условными. Трое взрослых лежали без движения, никто не шелохнулся, и создавалось впечатление, будто они даже и не дышали. Ивейн обратил взор в темноту, но отца с братьями не разглядел. Очутившись перед ним, Линдеман опустился на колени, осторожно, словно тот был хрупким предметом мебели, отодвинул его на шаг назад и взглянул ему прямо в лицо.
Мы справимся, негромко произнес гипнотизер.
Вблизи он выглядел старше. В уголках глаз и губ Линдемана проглядывали морщины, грим был наложен небрежно. Если бы кто-то рисовал его портрет, то его внимание в основном сосредоточилось бы на глубоко посаженных глазахглазах беспокойных, трудноразличимых за стеклами очков; по всей вероятности, то, что гипнотизеры пристально смотрят подопытным в глаза, заставляя раствориться в их взгляде, было всего лишь мифом. Кроме того, от него пахло мятой.
Как тебя зовут? спросил артист уже несколько громче.
Сглотнув, мальчик ответил.
Расслабься, Ивейн, произнес Линдеман, повысив голос так, чтобы его услышали зрители в первых рядах. Сложи руки. Скрести пальцы.
Ивейн повиновался, думая, как это вообще возможнорасслабиться, стоя на сцене перед такой толпой народа. Наверняка гипнотизер говорил не всерьез, а просто пытался сбить его с толку, чтобы он не мог сосредоточиться.
Вот так, хорошо, обратился Линдеман уже ко всем троим стоящим на сцене детям, так, чтобы его слышали все зрители. Успокойтесь, расслабьтесь! Вот только расцепить руки вы уже не можете. Ваши руки словно приросли друг к дружке, у вас ничего не выйдет!
Это была неправда. Ивейну не составило бы никакого труда расцепить руки, он не чувствовал никакой преграды, никакого сопротивления. Вот только портить номер не было резона. Ему хотелось одногочтобы все это закончилось.
Гипнотизер продолжал вещать. В его речах то и дело проскальзывало слово «Расслабьтесь!», он все повторял, чтобы ребята внимательно его слушали и повиновались. Может быть, на тех двоих это и действовало, но Ивейн ни малейшего воздействия не ощущал. Он чувствовал себя так же, как несколько минут назад, никаким трансом и не пахло. А еще ему хотелось в туалет.
Попробуй, обратился Линдеман к мальчишке, стоявшему рядом с ним. Расцепи руки! У тебя ничего не получится. Попытайся, но у тебя не выйдет!
Раздался глубокий, грохочущий звук; лишь спустя пару мгновений Ивейн понял, что это смех. Публика смеялась над ними. Но со мной это не пройдет, подумал он. Наверняка гипнотизер заметил, что с ним этот фокус не работает, потому и не обращается к нему.
Поднимите правую ногу, приказал артист. Все трое. Сейчас же!
Ивейн увидел, что мальчик с девочкой подчинились приказу, и ощутил, как все взгляды обратились на него. На лбу у него выступил пот. Что ему оставалось делать? Он задрал ногу. Теперь все подумают, что он тоже находится во власти гипноза.
Забудь свое имя, произнес Линдеман, обращаясь у нему.
Ивейн почувствовал, как внутри у него вскипает гнев. Происходящее постепенно переходило все грани разумного. Если тот еще раз к нему обратится, он не сможет смолчать и будет вынужден опозорить его перед всеми.
Скажи, как тебя зовут?
Ивейн кашлянул, прочистив горло.
Ты не можешь! Ты забыл свое имя, у тебя не получится ответить. Как тебя зовут?
Наверное, дело было в неловкости его положения, в том, как ярко бил в глаза свет, в том, что стоять на одной ноге перед толпой было совсем не простопришлось полностью сосредоточиться на удержании равновесия. Нет, ему изменила вовсе не память, а голос. Он застрял у него в глотке и отказывался звучать. Что бы у него сейчас ни спросили, ему пришлось бы хранить молчание.
Сколько тебе лет?
Тринадцать, услышал он свои слова. Значит, каким-то усилием воли немоту можно было преодолеть.
Как зовут твою мать?
Катарина.
Как зовут твоего отца?
Артур.
Это вон тот господин в зале?
Да.
А как зовут тебя?
Он молчал.
Ты не знаешь?
Разумеется, он знал. Он чувствовал очертания своего имени у себя на языке, знал, где именно оно хранится в памяти, ощущал его, но ему казалось, что тот, кому оно принадлежит, и тот, кого спрашивал Линдеман, это два разных человека. Все перемешалось, да все это было не важно по сравнению с тем, что он стоял на сцене, сцепив руки и задрав ногу, у него чесался нос и ему хотелось в туалет. И вот уже имя само всплыло у него в голове: Ивейн, ну конечно же, его зовут Ивейн, он набрал воздуха в легкие, раскрыл рот и
Ну, а ты? обратился Линдеман к стоявшему рядом мальчишке. Ты помнишь, как тебя зовут?
Но теперь-то я вспомнил, хотел было крикнуть Ивейн, теперь-то я могу ответить! Но так ничего и не произнес. Его охватило чувство облегчения от того, что гипнотизер занялся кем-то другим. Он слышал, как тот задает детям какие-то вопросы, они что-то говорят в ответ, а зрители смеются и аплодируют. Чувствовал, как по лбу стекают капли пота, но стереть их не решалсястыдно шевелить руками, раз все считают, что ты в трансе.
Ну вот, все и позади, раздался голос Линдемана. Было совсем не страшно, правда? Расцепите руки, встаньте на обе ноги. Вы уже помните, как вас зовут. Все позади. Просыпайтесь, все позади.
Ивейн опустил ногу, что, разумеется, далось ему без трудаон уже давно мог бы это сделать.
Все хорошо, тихо произнес гипнотизер и положил ладонь ему на плечо. Все позади.