У следующего перекрестка не случилось ничего, мужики стояли, разбившись на маленькие кучки, почесывали бороды, заходили в кукурузные заросли вдоль дороги и выходили оттуда, застегивая ширинки. По предложению Джадда Флойд Фултон распорядился повернуть на юг и возвращаться тем же путем. Стало уже жарко. От гравия у того места, где сбрасывали молоко, начинал исходить запах внутреннего двора маслобойни. Большинство мужиков сидели узкой цепочкой в тени росших вдоль дороги пирамидальных тополей, жевали табак, били мух.
Выжидая, они услышали отдаленный выстрел. Корреспондент «Реджистер» с ревом направил «Форд» по дороге к следующему пикету. Флойд Фултон снова стоял на переднем сиденье. Один из сыновей Марвина Онгста, тот, что с заячьей губой, подстрелил ворону, и все хохотали над чудной его речью, когда он пытался убедить Элмера Вейдлера отдать проигранные в споре десять центов. «Как же, были б у меня в хозяйстве десять центов, не было бы меня тут», весело выпалил Элмер, но только корреспондент «Аргус-лидер» записал его слова себе блокнот.
Флойд Фултон снял с себя шарф, запихнул его в карман. Стараясь отвлечь его, Джадд обратил внимание журналиста на индейские курганы, которые было видно с дороги, и удивился, когда тот проявил к ним живой интерес. Взяв с Джадда слово хранить тайну, шепотом, дабы не услышали остальные журналисты, он признался, что собирается писать роман об американских индейцах. Пока они бродили, уйдя подальше от дороги, Джадд рассказывал обо всем том, что откопал в курганах его дед, сенатор Саймон Джадд, и надежда его сбылась, когда Флойд Фултон пообещал когда-нибудь еще разок приехать в Хэйгуд. Когда журналист с мальчиком вернулись к машине, малый из «Реджистер» говорил о возвращении в Де-Мойн, а малый из «Уорлд-геральд» изучал расписание, отыскивая в нем ближайший поезд на Омаху.
Удрученный, Джадд объяснял им, как добраться обратно до Хэйгуда, посоветовав долгий кружной путь, не срезая дорогу возле здания школы, а продолжая ехать до моста через Песочный ручей, теша себя последней тоненькой, как ниточка, надеждой, что, может быть, там что-нибудь случится. Игра стоила свеч. За полмили они увидели поднявшуюся пыль, подъезжающие машины, бегущих людей. Подъехав ближе, увидели натянутую поперек моста цепь, какой лесорубы стягивают стволы поваленных деревьев.
Флойд Фултон выскочил из машины, не открывая дверцы, и, едва ноги его коснулись земли, как к нему бросились двое с револьверами. Один из них, Джейк Кипп, от которого, как и всегда, несло самогоном, убеждал Флойда катиться ко всем чертям из округа Маунд, что они сами разберутся в своих делах. Меньше всего им нужна помощь от проклятых чужаков. «Если ты, хакирубашечник, так пламенно с ума по России сходишь, то и катился бы, черт, туда обратно!»
В конце концов Джейк их пропустил. Приободрившись, журналисты свернули от Хэйгуда и провели остаток дообеденного времени, объезжая пикеты на дорогах. Увы, никаких больше происшествий им не попалось. Днем, дозвонившись по междугородней до Де-Мойна, корреспондент «Реджистер» узнал, что к северу от Сиу-Сити разворачивается большое сражение. Журналисты, все четверо, тут же уехали, не дожидаясь обеда. Зато, когда машина тронулась, Флойд Фултон выкрикнул: «Джадд, я с тобой не прощаюсь!»
Много дней это обещание было утешительной надеждой, и она уже почти исчезла, когда пришла телеграмма. Хорошо еще, что пришла она как раз перед тем, как он приехал на станцию встретить поезд, прибывавший в 5:35, так что Отто Бакк отдал послание ему, вместо того чтобы отнести в редакцию «Геральд», где оно могло попасть в руки отцу. Отправлена телеграмма была из Нью-Йорка, подписана «ФЛОЙД», а текст ее гласил: «ТВОЙ МАТЕРИАЛ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ КОЛЬЕРС ТОЧКА РЕШИЛ ЧТО ЛУЧШЕ ТВОЕ ИМЯ НЕ СТАВИТЬ ТОЧКА НАПИШИ МНЕ, КАК ВОСПРИНЯЛИ НА МЕСТЕ».
Отцу Джадд про телеграмму не сказал, решив, что лучше будет удивить его, когда журнал придет. В этом смысле затея его не удалась, однако, как потом оказалось, это было только к лучшему. В аптеке Рэчоу получали всего четыре экземпляра «Кольерс»: в 1932 году чтение журналов было роскошью, которую мало кто мог себе позволить, даже при цене пять центов за журнал, и когда Джадд добрался туда, сбежав из школы на переменке, журнал уже распродали.
Днем он слонялся на почте, высматривая подписные экземпляры, которые проглядывали сквозь маленькие застекленные окошечки абонентских ящиков, и дожидаясь, пока кто-нибудь не придет за одним из них. В конце концов дождался, когда на почту зашла старая миссис Толкен. Не давая ей опомниться, Джадд уговорил старую леди позволить ему поднести ей до дома сумку с продуктами. Там он и прочитал журнал, на крыльце дома Толкенов. Никогда ни до, ни после того не испытывал Джадд такого взлета ликования, такого волнения, как при чтении длинного куска текста, где говорилось, как в округе Маунд отбили наскок хакирубашечников. Написано все было точно так, как он рассказывал Флойду Фултону, слово в слово. Нет, его имени не было, но какое это имело значение: это же были его слова и в «Кольерс»!
Всю дорогу от Толкенов до дома он проделал бегом, срезая путь по задним дворам и перелезая через заборы. Обед был уже съеден, однако отец все еще сидел за столоми перед ним лежал номер «Кольерс». То был один из немногих случаев, когда Джадд видел, как отец не скрывал ярости. Округ Маунд выставили на посмешище и позор в глазах всей страны, кричал он, и ничего ему так не хотелось, как добраться до того идиота, который сообщил Флойду Фултону всю эту мерзкую ложь, которая всех в Хэйгуде выставила скопищем неотесанных деревенщин. Величайшая радость Джадда Уайлдера обратилась в черную тайну, она клокотала у него внутри, но выпустить ее наружу было невозможно.
Все в Хэйгуде отнеслись к статье Флойда Фултона так же, как и отец. Большие говоруны с Главной улицы обещали, коли Флойд Фултон еще раз заявится в Хэйгуд, облить его смолой, вывалять в перьях и вывезти вон из города на тачке. И многие месяцы, пока наконец внимание говорунов не отвлекло избрание президентом Франклина Д. Рузвельта, еще шли разговоры о том, как славно было бы отыскать мерзкого болтуна.
Исполняя просьбу в телеграмме, Джадд написал отчет о том, как «восприняли на месте»: абсолютно в соответствии с фактами (как и положено у порядочного журналиста), ничего не утаивая, в том числе и угрозу смолой полить и вывалять в перьях. Отчет он отправил в простом конверте без обратного адреса, зная, что старый Касс Пристли на почте плевать хотел на тайну почтовых отправлений в США. То ли уловка сработала, то ли старый Касс был слишком туп, чтобы видеть в нем фигуру куда поважнее, чем просто малец Гарри Уайлдера. Как бы то ни было, но письмо проскочило, а от Флойда Фултона пришел ответ, короткий, но замечательный, где говорилось, как здорово отчет Джадда его «потешил». Присланное, писал Флойд, «отличный материал», и он шлет посылку, в которой, он надеется, Джадд найдет для себя кое-что интересное. Коробка пришла семнадцатого декабря, достаточно близко к Рождеству, чтобы старый Касс не обратил на нее никакого особого внимания. Джадд шмыгнул с посылкой к себе в спальню, где обнаружил, что картонная коробкасказочный сундук с сокровищами: пять книг и дюжина журналов, которых он никогда прежде не видел. Даже сравнивать нечего: то было самое лучшее и самое знаменательное для него Рождество. Флойд Фултон прислал ему «Нью репаблик» и «Нэйшн», а мать с отцом подарили годовую подписку на «Бойз лайф».
Джадд продолжал писать Флойду, сочиняя каждое письмо, словно статью в «Кольерс», сообщал обо всем, что происходило в Хэйгуде, всякий раз надеясь, что Флойд воспользуется хотя бы одним абзацем из его описаний. Такого не случилось ни разу, зато журналист всегда отвечал. Раз шесть присылал он книги или журналы, а однажды дажегранки новой книги о русской революции, которая еще и напечатана-то не была.
Потом все это прекратилось. После того как три письма Джадда остались без ответа, он, охваченный дурными предчувствиями, которые только усиливались от того, что в «Кольерс» давненько уже не было статей Флойда Фултона, написал письмо, адресованное «Редактору журнала Кольерс», в котором попросил предоставить ему сведения на сей счет. Ответ подтвердил худшие его опасения: «Мистер Фултон больше не работает у нас в штате, и мы не располагаем адресом, куда могли бы переслать ему ваше письмо».
Прошло почти два года. И вот однажды вечером после ужина отец оторвался от чтения «Де-Мойн реджистер» и воскликнул: «Так, что ты будешь делать Как я понимаю, мистер Флойд Фултон наконец-то предстает в своем истинном свете». И вслух прочел заметку с рассказом о том, как Флойд Фултон, один из американцев, сражавшихся на стороне коммунистов во время Гражданской войны в Испании, был ранен, а после бегства через Пиренеи теперь поправляет здоровье в Американском госпитале в Париже. В ту ночьтайкомДжадд писал письмо, надеясь вопреки надежде, что письмо с одним только адресом: «Франция, Париж, Американский госпиталь» как-нибудь да дойдет.
Прошли недели, и однажды его, возвратившегося днем из школы, у дверей встретила мать с письмом, на котором стоял штемпель: «Париж, Франция». Мать отдала ему письмо, спрашивая: «Ты ведь написал Флойду Фултону, да?» И, когда сын признался, сказала: «Думаю, мы не скажем об этом твоему отцу», и ушла, отвернувшись, давая сыну возможность прочесть письмо наедине. Много времени спустя именно этот случай с матерью застрянет в памяти намного дольше, чем любой другой.
В письме Флойда Фултона из Парижа говорилось, что он наконец-то готов начать работу над своим романом об индейцах. В основу его собирается положить историю Черного Ястреба и, как только вернется в Штаты, отправится в Айову поискать кое-чего в исторической библиотеке штата. Сможет Джадд приехать в Айова-Сити повидаться с ним? Джадд написал в ответ, что сможет, а сам раздумывал, как это он сможет, не ставя в известность отца. Впрочем, задачка эта сама собой обращалась в ничто по мере того, как неделя проходила за неделей, а от Фултона не приходило ни словечка.
Потом громом среди ясного неба прозвучал однажды вечером телефонный звонок: Флойд Фултон сообщил, что вообще-то он уже в Айова-Сити. Джадд почувствовал себя в затруднении, не знал, что и сказать. Тогда он помогал мистеру Дуайту ставить спектакль для старшеклассников, начал вместе с ним работать над сценарием карнавального шествия, и случай с Флойдом Фултоном начинал уже казаться ему какой-то давней историей мальчишеских лет. Теперь-то он уже понимал, что старина Флойд довольно-таки банальный тип, стремящийся произвести впечатление зарубежного журналиста. А еще он понимал, что «Кольерс» не более как «развлекаловка», почти такая же дрянная, как и «Пост», который напичкан тем, что мистер Дуайт называл культурной жвачкой, пустышкой, совершенно непригодной тому, кого воистину интересует высокое Искусство Театра.
Решение было принято случайно. Не будькак раз в те выходныевстречи в Айова-Сити участников драматургического конкурса среди старшеклассников штата Айова, он, возможно, и не поехал бы, а уже съездив, пожалел об этом. Было бы куда лучше, если б в памяти Флойд Фултон так и остался в куртке, с шарфом в разноцветную клетку на шее, а не этим поразительно постаревшим (никак не меньше сорока пяти) мужчиной, с кем он просидел все послеобеденное время в сером, пропахшем сажей гостиничном номере.
Притворно заинтересованно говорили о романе, жалко бравируя утверждениями, что права на него, конечно же, купит какая-нибудь кинокомпания, едва он будет написан. Только Джадд быстро понял: ничего путного из этого не выйдет, так, останется лишь мечта потерпевшего поражение человека. Слава Флойда Фултона, похожая на ослепительный метеор, погасла, оставив за собой след из долгов, невыплаченных алиментов, пустых бутылок и сотни нарушенных обязательств, которые теперь, очевидно, закрыли ему двери всех редакций, куда некогда он с таким небрежным изяществом входил. Многое из этого Флойд Фултон вяло признавал, остальное же просто-таки лежало на поверхности, чтобы этого не заметить. Снова и снова он оплакивал ту неразбериху, какую сотворил из своей жизни, оправдывая жалость к себе тем, что стремился преподнести это как предостережение, умоляя Джадда не быть дураком, каким был он. Джадду такие предостережения были ни к чему: хватало и примера.
То был последний раз, когда он видел Флойда Фултона живым. В следующий раз будет только безжизненное лицо в морге Джерси-Сити, увиденное после кошмарного случая. Тогда Джадд учился на первом курсе в Колфаксе, и вот однажды ночью он проснулся: кто-то неистово барабанил в дверь его спальни, когда же он открыл дверь, то увидел декана, за спиной которого толклись полдюжины ребят, и все они уставились на него, как на призрака. Полиция Джерси-Сити, по-видимому, телеграфировала в Айову, в Хэйгуд, что Джадд Уайлдер был найден мертвым в местном отеле. Отец, разумеется, позвонил декану. Джадд сам сообщил отцу по телефону, что он жив-здоров, и его меньше поразила глубина испытанного отцом облегчения, чем его же скорое изменение отношения, ведь только что он был уверен, что Джадд ввязался в какую-то ужасную историю.
Кем бы ни был мертвый человек, но он, должно быть, знал Джадда Уайлдера, и декан, опасаясь, как бы не оказался неблагоприятно замешанным Колфаксский колледж, отправил его в Джерси-Сити помочь полиции опознать тело. Что-то подсказало Джадду, еще до того, как была отогнута простыня, кто это будет. Чувствуя себя виноватым, вспоминая, как много некогда Флойд Фултон значил для него, терзаясь от того, что, возможно, подвел его в тот день в Айова-Сити, он сделал все, чтобы помочь властям. Полиции в конце концов удалось разыскать сестру Флойда, озлобленную жизнью женщину, для которой еще одним ударом стало самоубийство брата. Джадд тоже решил, что это самоубийство, и вздохнул с облегчением, как и сестра Флойда, когда врач судебно-медицинской экспертизы сказал: «Нет, это не было самоубийством, теперь мы в этом уверены. Причиной смерти стала коронарная окклюзия с инфарктом миокарда, то, что в обиходе зовется сердечным приступом. Если бы он поехал в больницу, вместо того чтобы торчать в этом мотеле».
Но ведь он-то попал в больницу. Красная бирка. «джадд уайлдер» Он должен выбраться отсюда!
Силой прокладывая себе путь, он продирался сквозь обволакивающий туман, отыскивая лицо медсестры Где она была?
Потерявшись, он на миг подумал, что его снова уносит. Нонет, туман рассеялся, лицо обозначилось четко, другое лицо, мучительно знакомое только никак не вспомнить, пока память будто прорвало «Доктор Карр»
Должно быть, он сказал это вслух, потому что ответом стала улыбка и тихий голос спросил:
Как вы себя сейчас чувствуете?
Хорошо, выговорил он, моргая, стараясь избавить сознание от вязкой, как паутина, паники. Глянув вправо, увидел, что вся механика кислородной палатки была задвинута в угол, сестра убирала пластиковую оболочку, обматывая ее вокруг поднятой руки.
Вам это больше не нужно, пояснил доктор Карр. Вообще-то она вам и не нужна была, так, предосторожность, на которую лучше всего пойти, пока мы во всем не убедимся. Надеюсь, это вас не напугало?
А почему должно было напугать? потребовал пациент ответа, отметая вопросом то, что можно было принять за обвинение в трусости.
Иногда случается, сказал доктор Карр, не сводя с него несколько настороженного взгляда.
Сколько сейчас времени? спросил пациент и, похоже, свалял дурака, потому как доктор Карр глянул на часы, висевшие на стене, говоря:
Вы же видите, почти полдень.
Кажется, я спал, проговорил Джадд, переходя от слабого распознаваемого извинения к скорому обвинению: Вы, видно, здорово постарались усыпить меня прорвой ваших лекарств, верно?
Да, мы давали вам успокоительные препараты. Но ведь я говорил вам, что именно это мы и намеревались сделать. Помните? Врач примолк, требовательно дожидаясь кивка. Немного лишнего сна никак не вредит вам, мистер Уайлдер. Да и почему бы не поспать? Больше-то вам делать нечего.
Черта с два, нечего!
Доктор Карр улыбался, покачивая головой:
Если вы все еще волнуетесь из-за этой вашей конференции, то можете не беспокоиться о ней. Ее отложили.
Отложили? Джадд встрепенулся, мозг его оказался на взводе: автоматическое оружие, мгновенно заряженное убийственным возражением. Только когда он спустил курок, ничего не произошло. Ощущение ужасающее, такого он никогда раньше не испытывал: это чувство полной беспомощности, неспособности ответить ударом на удар.
Это мистер Крауч просил меня передать вам, пояснил доктор Карр. Он сказал, что осень подходит для конференции не меньше, а может, даже и лучше. Как бы то ни было, это то, что он решил: отложить конференцию до тех пор, пока вы снова на ноги не встанете.